американским и английским путешественникам. Если стать
      на лужайке в нижнем конце сада и посмотреть на вершину,
      линия горизонта совпадет с каменной балюстрадой
      выложенной плитняком террасы на фоне бесконечного
      пространства. Между нами и этой террасой будет тогда
      находиться цветник с фонтаном в центре, вокруг которого
      в строгом порядке размещены геометрически правильные
      клумбы, дорожки, посыпанные гравием, и аккуратно
      подстриженные тисовые деревья. Цветник расположен выше
      нашей лужайки; туда ведет несколько ступеней в середине
      уступа. Терраса, в свою очередь, выше цветника, и нужно
      подняться еще на несколько ступеней, чтобы, облокотясь
      на балюстраду, полюбоваться прекрасным зрелищем города в
      долине и холмов, уходящих вдаль, где они вырастают в
      горы. Вилла тогда будет слева от нас, и к ней тоже ведут
      ступени, расположенные в левой части цветника.
      Возвращаясь с террасы через цветник на нашу лужайку
      (причем вилла тогда оказывается уже справа от нас), мы
      узнаем, что обитатели виллы отличаются литературными
      склонностями; нигде не заметно ни сетки для тенниса, ни
      крокетных дужек, а небольшой садовый стол, слева от нас,
      завален книгами, большей частью в желтых обложках. На
      стуле справа тоже лежит несколько раскрытых книг. Газеты
      не видно ни одной,и это обстоятельство, наряду с
      отсутствием спортивного инвентаря, может привести
      вдумчивого наблюдателя к самым многозначительным выводам
      относительно обитателей виллы. Впрочем, в этот ясный
      весенний день подобным размышлениям помешало бы
      появление у боковой калитки Генри Стрэйкера в его
      шоферском наряде. Он пропускает в сад неизвестного
      пожилого джентльмена и сам проходит следом за ним.
      Пожилой джентльмен, наперекор испанскому солнцу, облачен
      в черный сюртук и брюки весьма респектабельного оттенка,
      получающегося из сочетания темно-серых и фиолетовых
      полос; на голове у него цилиндр, черный галстук бабочкой
      оттеняет безукоризненную белизну манишки. Очевидно, он
      из тех людей, которых социальное положение обязывает к
      постоянному и настойчивому самоутверждению, невзирая на
      климат, они и в сердце Сахары и на вершине Монблана
      одевались бы одинаково. А поскольку в нем не
      чувствуется представителя класса, привыкшего видеть свое
      жизненное назначение в том, чтобы рекламировать и
      содержать первоклассных портных и модисток, его
      изысканный костюм придает ему вульгарный вид, тогда как
      в любой рабочей одежде он выглядел бы вполне пристойно.
      У него красное лицо, волосы, напоминающие щетину,
      узенькие глазки, поджатый рот и упрямый подбородок. Кожа
      на шее и у подбородка уже тронута старческой
      дряблостью, но щеки еще упруги и крепки, как яблоко, и
      от этого верхняя часть лица кажется моложе нижней. Он
      самоуверен как человек, который сам составил себе
      состояние, и несколько агрессивен, как тот, кому оно
      досталось в звериной борьбе; за его вежливостью ясно
      ощущается угроза в случае необходимости пустить в ход
      другие методы. Но вообще это человек, способный внушить
      жалость тогда, когда он не внушает страха; временами в
      нем проглядывает нечто трогательное как будто огромная
      коммерческая машина, втиснувшая его в этот сюртук,
      оставила ему очень мало личной свободы и сурово
      отказывает в удовлетворении всех его склонностей и
      желаний. С первого же произнесенного им слова становится
      ясно, что он - ирландец, сохранивший свою природную
      интонацию, несмотря на многочисленные перемены
      местожительства и общественного положения. Можно
      догадаться, что первоначальную основу его речи составлял
      грубоватый говор южных ирландцев; но этот говор так
      долго подвергался искажающим влияниям городского
      жаргона, неизбежным в Лондоне, Глазго, Дублине, да и в
      других больших городах, что теперь разве только заядлому
      кокни придет в голову назвать его ирландским певучесть
      его исчезла совершенно, осталась только грубоватость. К
      Стрэйкеру, чья речь - ярко выраженный кокни, он
      относится с неудержимым презрением, как к безмозглому
      англичанину, который даже на своем языке не умеет
      говорить как следует. В свою очередь Стрэйкер склонен
      рассматривать его манеру говорить как шутку провидения,
      специально задуманную для потехи истых британцев, и
      проявляет к нему терпеливую снисходительность, как к
      представителю низшей и обделенной судьбою расы; впрочем,
      эта снисходительность сменяется возмущением всякий раз,
      когда пожилой джентльмен выказывает претензию на то,
      чтоб его ирландские штучки принимались всерьез.
      Стрэйкер. Сейчас я позову молодую леди. Она говорила, что вы, верно,
      захотите подождать ее здесь. (Поднимается по ступеням, которые ведут к
      цветнику.) Ирландец (с живым любопытством оглядываясь по сторонам). Это мисс Вайолет,
      что ли? Стрэйкер (останавливается, вдруг заподозрив неладное). А вы разве сами не
      знаете? Ирландец. Это я-то? Стрэйкер (начиная сердиться). Вы-то, вы-то. Так что же, знаете вы или нет? Ирландец. А вам какое дело?
      Стрэйкер уже вне себя от злости поворачивается назад и
      подходит к гостю.
      Стрэйкер. Вот я вам сейчас скажу, какое мне дело. Мисс Робинсон... Ирландец. Ага, значит ее фамилия Робинсон? Ну, спасибо, спасибо. Стрэйкер. Вы что же, не знаете даже ее фамилии? Ирландец. Нет, теперь знаю - когда вы мне сказали. Стрэйкер (на мгновение
      сбитый с толку быстрым ответом старика). Послушайте, с какой же это
      стати вы влезли в машину и прикатили сюда, если вы не тот, кому я вез
      записку? Ирландец. А кому же вы ее везли, если не мне? Стрэйкер. Я вез ее мистеру Гектору Мэлоуну, как меня просила мисс Робинсон,
      понятно? Мисс Робинсон мне не хозяйка; просто я взялся за это из
      любезности. А мистера Мэлоуна я знаю, и это вовсе не вы, даже ничего
      похожего. Только почему ж мне в отеле-то сказали, что вас зовут ГектОр
      Мэлоун? Мэлоун. ГЕктор Мэлоун. Стрэйкер (свысока). У вас там, в Ирландии или Америке, может и ГЕктор;
      мало ли чего выдумают в провинции. А здесь вы ГектОр; если до сих пор
      не знали, так скоро узнаете.
      Разговор грозит принять напряженный оборот, но этому
      мешает появление Вайолет, которая вышла из дома и
      спустилась по ступеням цветника как раз вовремя, чтобы
      встать между Стрэйкером и Мэлоуном.
      Вайолет (Стрэйкеру). Вы отвезли мое письмо? Стрэйкер. Да, мисс. Я его свез в отель и послал с горничной наверх, а сам
      стал дожидаться мистера Мэлоуна. Но тут вдруг выходит вот этот тип и
      говорит, что все, мол, в порядке и едем. В отеле сказали, что это и
      есть мистер Гектор Мэлоун,- ну, я его и прихватил. Так вы посмотрите на
      него: если это не тот, который вам нужен, можно его сейчас же отвезти
      обратно. Мэлоун. Мэдэм, вы мне окажете большую честь, если согласитесь со мной
      побеседовать. Я - отец Гектора; вероятно, не прошло бы и часу, как этот
      сообразительный англичанин догадался бы о том. Стрэйкер (с вызывающим хладнокровием). Хоть бы целый год прошел, и то едва
      ли. Вот просидите у нас столько, сколько он сидел, пока мы его
      отшлифовали как следует, тогда, может, и станете чуть на него похожи. А
      теперь вам до него далеко. (К Вайолет, любезно.) Пожалуйста, мисс, если
      вам охота с ним разговаривать, я мешать не стану. (Снисходительно
      кивает Мэлоуну и выходит в боковую калитку.) Вайолет (с изысканной вежливостью). Мне очень жаль, мистер Мэлоун, если этот
      человек нагрубил вам. Но что поделаешь? Это наш водитель. Мэлоун. Кто? Вайолет. Шофер нашего автомобиля. Он умеет вести машину со скоростью
      семьдесят миль в час и чинить ее, если бывают поломки. Мы зависим от
      наших машин; а наши машины зависят от него; так что в конечном счете мы
      зависим от него. Мэлоун. Я заметил, мэдэм, что у англичанина каждая лишняя тысяча долларов
      прибавляет единицу к числу людей, от которых он зависит. Но вы напрасно
      извиняетесь за своего человека; я его нарочно заставил болтать. И
      теперь я знаю, что вы тут, в Гренаде, проездом, с целой компанией
      англичан, и в том числе с моим сыном Гектором. Вайолет (в тоне непринужденной беседы). Совершенно верно. Мы, собственно,
      собирались в Ниццу, но один из членов нашей компании, несколько
      эксцентричный джентльмен, выехал первым и отправился сюда, так что нам
      пришлось следовать за ним. Садитесь, пожалуйста. (Освобождает от книг
      стоящий рядом стул.) Мэлоун (тронутый этим вниманием). Спасибо. (Садится и с любопытством
      смотрит, как она перекладывает книги на садовый стол. Когда она снова
      поворачивается к нему, он говорит.) Мисс Робинсон - так, кажется? Вайолет (садясь). Совершенно верно. Мэлоун (вынимая из кармана письмо). Вы, значит, пишете Гектору.
      Вайолет невольно вздрагивает.
      Он не спеша достает и надевает очки в золотой оправе.
      "Милый! Все наши до вечера ушли в Альгамбру. Я выдумала, что у меня
      болит голова, и теперь я одна в саду. Немедленно прыгай в машину Джека;
      Стрэйкер вмиг примчит тебя сюда. Ну, скоренько, скоренько. Любящая тебя
      Вайолет". (Поворачивается к ней; но она уже успела овладеть собой и с
      полным спокойствием встречает его взгляд. Он продолжает с
      расстановкой.) Я, конечно, не знаю, как принято относиться друг к другу
      у молодых людей в английском обществе, но у нас, в Америке, такая
      записка свидетельствовала бы о весьма значительной степени интимности
      между заинтересованными сторонами. Вайолет. Да, я очень хорошо знакома с вашим сыном, мистер Мэлоун. Вам это
      неприятно? Мэлоун (захваченный несколько врасплох). Ну, не то чтобы неприятно. Но, я
      надеюсь, при этом учитывается, что мой сын полностью зависит от меня и
      что, если он захочет сделать какой-нибудь серьезный шаг, придется
      спросить моего совета. Вайолет. Я уверена, мистер Мэлоун, что вы не захотите поступить неразумно по
      отношению к вашему сыну. Мэлоун. Конечно, конечно, мисс Робинсон. Но в вашем возрасте вам могут
      казаться неразумными некоторые вещи, на которые я смотрю иначе. Вайолет (слегка пожав плечами). Мистер Мэлоун, я думаю, что нам с вами не
      стоит играть в жмурки. Ваш сын Гектор хочет на мне жениться. Мэлоун. Да, если судить по вашей записке, похоже на то. Ну что ж, мисс
      Робинсон, он сам себе хозяин; но если он женится на вас, он ни пенни не
      увидит от меня. (Снимает очки и вместе с письмом засовывает в карман.) Вайолет (со строгой ноткой в голосе). Это не слишком любезно по отношению ко
      мне, мистер Мэлоун. Мэлоун. Я про вас ничего не говорю, мисс Робинсон; вы, на мой взгляд, очень
      обходительная и достойная молодая леди. Но у меня насчет Гектора другие
      планы. Вайолет. А если у Гектора насчет себя нет других планов, мистер Мэлоун? Мэлоун. Может быть, может быть. Но уж тогда придется ему обойтись без меня.
      Вот и все. Да вас, наверно, это не волнует. Когда молодая девица пишет
      молодому человеку, чтобы он ехал к ней скоренько, скоренько, ей
      кажется, что деньги - ничто, а любовь - все. Вайолет (резко). Простите, мистер Мэлоун, я подобных глупостей не думаю.
      Гектор должен иметь деньги. Мэлоун (оторопев). Ну что ж, отлично, отлично. Он, верно, сумеет их
      заработать. Вайолет. Что за радость иметь деньги, если их нужно зaрабатывать?
      (Нетерпеливо встает со стула.) Все это вздор, мистер Мэлоун; вы должны
      дать своему сыну возможность жить так, как требует его положение. Это
      его право. Мэлоун (зловеще). Я бы не советовал вам, мисс Робинсон, выходить за него
      замуж в расчете на это право.
      Вайолет большим усилием подавляет готовый прорваться
      гнев, разжимает пальцы и садится на прежнее место с
      хорошо рассчитанным спокойствием.
      Вайолет. А что, собственно, вам во мне не нравится? По своему положению в
      обществе я не уступаю Гектору, чтобы не сказать больше. Он сам это
      признает. Мэлоун (проницательно). Вы ему, видно, время от времени об этом напоминаете.
      В английском обществе, мисс Робинсон, Гектор будет занимать то
      положение, которое я захочу купить для него. Я ему предлагал
      по-хорошему: пусть подыщет самое историческое поместье, замок или там
      аббатство, какое только найдется в Англии. И как только он мне скажет,
      что имеет на примете жену, достойную быть там хозяйкой, - в тот самый
      день я его покупаю и обеспечиваю Гектору средства для его содержания. Вайолет. Что это значит - жена, достойная быть там хозяйкой? Как будто любая
      хорошо воспитанная женщина не может вести такой дом! Мэлоун. Нет. Она должна быть рождена для этого. Вайолет. Как, например, сам Гектор, не правда ли? Мэлоун. Бабушка Гектора была босоногая ирландская девчонка и баюкала меня у
      очага, в котором горел торф. Пусть он женится на такой же, и я не
      поскуплюсь на приданое. Я хочу, чтобы на мои деньги он или сам
      продвинулся в обществе, или помог продвинуться другому, если хоть
      кому-нибудь будет от этого дела выгода, я сочту свои расходы
      оправданными. Но если он женится на вас, он ничего не выиграет и не
      проиграет. Вайолет. Многие из моих родственников, мистер Мэлоун, безусловно будут
      против того, чтоб я вышла замуж за внука простой крестьянки. Вы можете
      считать это предрассудком, но ведь ваше желание непременно взять сыну
      титулованную жену - тоже предрассудок. Мэлоун (встав со своего места, разглядывает ее с пытливостью, к которой
      примешивается невольное уважение). Удивительно вы, знаете ли,
      откровенная молодая леди. Вайолет. Не понимаю, почему я должна жить в нищете только из-за того, что не
      могу принести вам выгоду. Вы просто хотите сделать Гектора несчастным. Мэлоун. Ничего, он с этим справится. Любовные неудачи не то, что денежные,
      они даже на пользу идут человеку. Вам это, поди, и слушать противно, но
      я знаю, что говорю. Отца моего заморили голодом в Ирландии в черный
      восемьсот сорок седьмой год. Может, слышали про такой? Вайолет. Это когда был недород? Мэлоун (с затаенным жаром). Какой там недород! Если страна завалена хлебом и
      даже вывозит его за границу, нечего толковать о недороде. А все-таки
      отец мой умер с голоду, и голод заставил мать с грудным ребенком на
      руках уехать в Америку. Английское владычество выжило меня и моих из
      Ирландии. Ну что ж, пусть Ирландия остается вам. Но мы теперь
      возвращаемся, чтобы купить Англию; и мы покупаем все, что в ней есть
      лучшего. Буржуазные достатки и буржуазные невестки меня не
      устраивают. Вот это откровенность за откровенность, а? Вайолет (с ледяным спокойствием к его сентиментальности). Право, мистер
      Мэлоун, мне странно слышать такие романтические речи от здравомыслящего
      человека ваших лет. Что ж, вы думаете, английская знать станет по
      первому требованию продавать вам свои поместья? Мэлоун. У меня имеются адреса двух древнейших родовых замков в Англии.
      Одному именитому владельцу не по средствам содержать все комнаты в
      чистоте, другой не в состоянии уплатить налог на наследство. Что вы на
      это скажете? Вайолет. Конечно, это позорно; но вы отлично понимаете, что рано или поздно
      правительство прекратит все эти социалистические посягательства на
      собственность. Мэлоун (ухмыляясь). Как по-вашему - успеет оно это сделать до того, как я
      куплю замок, или, верней сказать, аббатство? Они оба - аббатства. Вайолет (нетерпеливо отмахиваясь от этой темы). Ах, мистер Мэлоун, давайте
      говорить по существу. Вы ведь сами знаете, что до сих пор мы с вами
      говорили не по существу. Мэлоун. Я бы этого не сказал. Я говорю то, что думаю. Вайолет. В таком случае вы не знаете Гектора так, как я его знаю. Он склонен
      к романтике и фантазиям - очевидно, это у него от вас, - и ему нужна
      такая жена, которая могла бы о нем заботиться. Без всяких фантазий, вы
      меня понимаете? Мэлоун. Одним словом, похожая на вас. Вайолет (спокойно). Именно. Но вы же не можете требовать, чтобы я взяла это
      на себя, не имея средств к тому, чтобы жить сообразно его положению. Мэлоун (встревоженно). Погодите, погодите. Этак мы до чего ж договоримся? Я
      и не думал требовать, чтоб вы на себя брали что-нибудь в этом роде. Вайолет. Конечно, мистер Мэлоун, если вы собираетесь сознательно искажать
      смысл моих слов, нам очень трудно будет сговориться. Мэлоун (несколько смущенный). Я вовсе не хотел придираться к словам; это
      как-то само собой вышло, что мы свернули с прямой дорожки.
      Стрэйкер с видом человека, который торопился изо всех
      сил, открывает боковую калитку и пропускает Гектора; тот
      вбегает в сад, задыхаясь от негодования, и сразу
      устремляется к отцу; но Вайолет, в крайней досаде
      вскочившая со стула, загораживает ему дорогу. Стрэйкер
      тем временем успел исчезнуть, - во всяком случае его уже
      не видно.
      Вайолет. Ох, как некстати! Я вас прошу, Гектор: пожалуйста, ни слова.
      Уходите и дайте мне закончить разговор с вашим отцом. Гектор (непреклонно). Нет, Вайолет! Я сейчас же, не сходя с места, должен
      выяснить все до конца. (Отстраняет ее, делает шаг вперед и
      останавливается лицом к лицу с Мэлоуном, у которого щеки постепенно
      багровеют, по мере того как закипает его ирландская кровь.) Отец! Вы
      сделали нечестный ход! Мэлоун. То есть как это? Гектор. Вы вскрыли письмо, адресованное мне. Вы себя выдали за меня и
      хитростью проникли к этой даме. Так порядочные люди не поступают. Мэлоун (с угрозой). Эй, Гектор, думай о том, что говоришь. Думай хорошенько,
      слышишь? Гектор. Я и так думаю. Я все время думаю. Я думаю о своей чести и о своем
      положении в английском обществе. Мэлоун (горячо). Твое положение куплено моими деньгами. Ты об этом не
      забывай. Гектор. Да, но вы же его и погубили, вскрыв это письмо. Письмо от дамы,
      англичанки, не вам адресованное, - личное письмо! интимное письмо!
      чужое письмо! - и мой отец вскрыл его! В Англии таких вещей не прощают.
      Чем скорее мы уедем домой, тем лучше. (Без слов обращается к небесам,
      как бы призывая их в свидетели позора и мук двух отверженных.) Вайолет (одергивая его с инстинктивным отвращением к патетическим сценам).
      Перестаньте, Гектор. Совершенно естественно, что мистер Мэлоун
      распечатал письмо: ведь на конверте стояло его имя. Мэлоун. Вот! Ни капли здравого смысла у тебя нет, Гектор. Благодарю вас,
      мисс Робинсон. Гектор. И я тоже. Вы очень добры. Мой отец этих вещей не понимает. Мэлоун (в ярости сжимая кулаки). Гектор!.. Гектор (с непоколебимым моральным убеждением). Можете сердиться сколько
      угодно. Чужое письмо, папа, есть чужое письмо; от этого не спрячешься. Мэлоун (возвышая голос). Не смей отвечать мне, слышишь? Вайолет. Тсс! Тише, ради бога. Сюда идут.
      Отец и сын, вынужденные замолчать, молча обмениваются
      свирепыми взглядами; в боковую калитку входят Тэннер и
      Рэмсден, а за ними Октавиус и Энн.
      Вайолет. Вы уже вернулись? Тэннер. Альгамбра сегодня закрыта. Вайолет. Какая досада.
      Тэннер проходит дальше и оказывается между Гектором и
      пожилым незнакомцем, которые, по всей видимости,
      недалеки от того, чтобы вцепиться друг в друга. Он
      переводит глаза с одного на другого, ища объяснения. Они
      сумрачно избегают его взгляда, внутренне кипя от гнева.
      Рэмсден. Вайолет, разве можно с головной болью выходить на солнцепек? Тэннер. А вы, видно, тоже выздоровели Мэлоун? Вайолет. Ах, что это я! Ведь здесь не все знакомы. Мистер Мэлоун,
      представьте же вашего отца. Гектор (со стойкостью римлянина). Нет. Он больше не отец мне. Мэлоун (возмущенно). Ах, вот как! Ты отказываешься от родного отца перед
      своими английскими друзьями! Вайолет. Ради бога, только без сцен.
      Энн и Октавиус, замешкавшиеся у калитки, обмениваются
      удивленными взглядами и потихоньку поднимаются к
      цветнику, откуда они могут, оставаясь в стороне,
      наслаждаться скандалом. Проходя мимо, Энн молча строит
      сочувственную гримасу Вайолет, которая стоит спиной к
      садовому столу и с бессильной досадой слушает, как ее
      супруг уносится в заоблачные выси этики без малейшей
      оглядки на миллионы старика.
      Гектор. Мне очень жаль, мисс Робинсон, но это для меня вопрос принципа. Я
      сын, и, смею сказать, довольно почтительный сын; но прежде всего я
      Человек!!! И если папе угодно обращаться с моими письмами так, как
      будто они адресованы ему, и потом еще заявлять, что я не посмею
      жениться на вас, даже если вы удостоите и осчастливите меня согласием,
      - мне остается только одно: отвернуться и идти своей дорогой. Тэннер. Жениться на Вайолет! Рэмсден. Да в уме ли вы? Тэннер. После того что мы вам сказали? Гектор (забывшись). Мне все равно, что бы вы мне ни сказали. Рэмсден (шокированный). Что вы, что вы, сэр! Это чудовищно! (Бросается назад
      к калитке, его расставленные локти дрожат от негодования.) Тэннер. Еще один сумасшедший! Всех этих влюбленных нужно просто сажать под
      замок. (Махнув рукой на Гектора, направляется к цветнику; но Мэлоун,
      неожиданно усмотрев новый повод для обиды, бежит за ним и угрожающим
      тоном заставляет его остановиться.) Мэлоун. Постойте, постойте. Вы что же, считаете, что Гектор недостаточно
      хорош для этой молодой леди? Тэннер. Дорогой сэр, дело в том, что эта молодая леди уже замужем. Гектор
      знает, но упорствует в своем безумии. Уведите его домой и заприте. Мэлоун (язвительно). Ах, значит это и есть хороший тон, который я нарушил
      своими грубыми, неотесанными манерами! Амуры с замужней женщиной!
      (Становится между Гектором и Вайолет и рычит чуть не в самое ухо
      Гектору.) Это ты у английских аристократов набрался таких замашек? Гектор. Ничего, ничего. Вы только не беспокойтесь. Я отвечаю за
      нравственность своих поступков. Тэннер (с горящими глазами бросается к Гектору). Хорошо сказано, Мэлоун!
      Значит, и вы понимаете, что брачный закон - это одно, а нравственность
      - другое. Я вполне согласен с вами! Жаль только, что Вайолет смотрит
      иначе. Мэлоун. Я вот не уверен в этом, сэр. (Обернувшись к Вайолет.) Позвольте вам
      сказать, миссис Робинсон, или как вас там по-настоящему зовут, что
      довольно стыдно замужней женщине посылать такие записочки молодому
      человеку. Гектор (вне себя). Ну, это последняя капля. Отец! Вы оскорбили мою жену. Мэлоун. Твою жену?! Тэннер. Так исчезнувший муж - вы? Еще один мнимый преступник против
      нравственности! (Хлопает себя рукой по лбу и валится на стул Мэлоуна.) Мэлоун. Ты женился без моего согласия! Рэмсден. Вы нас заведомо дурачили, сэр! Гектор. Слушайте! Довольно с меня, наконец, этой комедии. Мы с Вайолет - муж
      и жена, вот и все. Теперь, надеюсь, вам нечего сказать. Мэлоун. Я-то знаю, что мне сказать. Она вышла за нищего. Гектор. Неправда! Она вышла за труженика. (Его американский акцент придает
      особую вескость этому простому и мало популярному слову.) Я сегодня же
      начинаю сам зарабатывать на жизнь. Мэлоун (злобно усмехаясь). Да, да, ты очень храбр сейчас, когда только что
      получил от меня очередной чек. Подождем, пока ты эти деньги истратишь,
      тогда у тебя спеси поубавится. Гектор (вынимая из бумажника чек). Вот. (Бросает его в лицо отцу.) Берите
      свой чек, и больше вы меня не увидите. Я теперь покончил с чеками; и с
      вами тоже. Права оскорблять мою жену я не продам даже за тысячу
      долларов. Мэлоун (потрясенный и взволнованный). Смотри, Гектор! Ты не знаешь, что
      такое бедность. Гектор (пылко). Вот я и хочу узнать это. Я хочу стать Человеком. Вайолет, ты
      сейчас же переедешь ко мне, я помогу тебе собраться. Октавиус (одним прыжком оказывается внизу на лужайке и подбегает к Гектору).
      Но прежде чем вы уйдете, Гектор, я хочу пожать вам руку. Не могу
      передать, как я восхищен вами. (Пожимает ему руку, чуть не плача от
      умиления.) Вайолет (тоже чуть не плача, но от злости). Ах, не будь идиотом, Тави.
      Гектор так же годится в труженики, как и ты. Тэннер (встав и подойдя к Гектору с другой стороны). Не бойтесь, миссис
      Мэлоун, чернорабочим он не будет. (Гектору.) Вам потребуется кое-какой
      капитал для начала, но пусть это вас не беспокоит. Считайте меня своим
      другом и возьмите у меня в долг. Октавиус (поспешно). Или у меня. Мэлоун (уязвленный в самое сердце). Кому вы нужны с вашими деньгами? Зачем
      это ему брать у чужих, когда есть родной отец?
      Тэннер и Октавиус отступают; Октавиус, пожалуй, даже
      несколько огорчен, а Тэннер успокоен таким разрешением
      финансовой проблемы. Вайолет с надеждой поднимает
      голову.
      Гектор, мой мальчик, не торопись. Я сожалею о своих словах и беру их
      обратно. Я не хотел оскорблять Вайолет; она именно такая жена, как тебе
      требуется. Гектор (потрепав его по плечу). Ну-ну, ладно, папа. Не надо больше слов: мы
      уже помирились. Но только денег я ни у кого брать не буду. Мэлоун (униженно молит). Не будь так суров ко мне, Гектор. Уж лучше бы ты со
      мной поссорился и взял деньги, чем помирился и решил голодать. Ты не
      знаешь жизни, а я ее хорошо знаю. Гектор. Нет, нет и нет! Я решил и решения своего не изменю. (С непреклонным
      видом отстраняет отца и подходит к Вайолет.) Ну, миссис Мэлоун,
      придется вам поселиться со мной в отеле и открыто занять то место,
      которое вам по праву принадлежит. Вайолет. Да, милый, но раньше я должна пойти к себе и сказать Дэвис, чтобы
      она уложила мои вещи. Может быть, ты пока поедешь один и закажешь для
      меня номер с окнами в сад? Я приеду через полчаса. Гектор. Идет. Папа, вы обедаете с нами? Мэлоун (торопясь закрепить перемирие). Да, да. Гектор. До скорого свидания. (Издали машет рукой Энн и стоящим в цветнике
      вместе с ней Тэннеру, Рэмсдену и Октавиусу, затем выходит в боковую
      калитку.)
      Его отец и Вайолет вдвоем остаются на лужайке.
      Мэлоун. Вы его образумите, Вайолет, я уверен, что вы его образумите. Вайолет. Никогда не думала, что в нем столько упрямства. Если он всегда
      будет таким, что мне тогда делать? Мэлоун. Не падайте духом; домашние меры действуют медленно, но зато верно.
      Вы его сломите; обещайте мне, что вы его сломите. Вайолет. Буду стараться. Конечно, по-моему, это верх нелепости - сознательно
      обречь себя на бедность. Мэлоун. Еще бы! Вайолет (после минутного размышления). Знаете что, отдайте тот чек мне.
      Чтобы расплатиться в отеле, понадобятся деньги. Попробую, может быть
      мне удастся уговорить Гектора принять их. Не сразу, разумеется, но
      постепенно. Мэлоун (поспешно). Конечно, конечно. Это самое лучшее. (Передает ей чек на
      тысячу долларов и добавляет с лукавством.) Вы понимаете, что это
      скромное месячное содержание было рассчитано на холостяка. Вайолет (холодно). Понимаю. (Берет чек.) Благодарю вас. Кстати, мистер
      Мэлоун, эти два дома, о которых вы говорили, эти аббатства... Мэлоун. Ну? Вайолет. Не решайте вопроса о покупке, пока я не посмотрю. В таких старых
      замках можно ждать самых непредвиденных сюрпризов. Мэлоун. Хорошо, хорошо. Не беспокойтесь, я ничего не предприму, не
      посоветовавшись с вами. Вайолет (вежливо, но без тени признательности). Благодарю вас, так будет
      лучше всего. (Спокойно направляется к вилле.)
      Мэлоун раболепно провожает ее до верхних ступеней.
      Тэннер (обращая внимание Рэмсдена на заискивающее выражение, с которым
      Мэлоун прощается с Вайолет). И это жалкое существо - миллиардер!
      Представитель господствующего духа эпохи! Плетется, как собачка на
      веревочке, за первой девчонкой, которая дала себе труд выказать ему
      презрение. Неужели и я когда-нибудь дойду до этого! (Спускается на
      лужайку.) Рэмсден (следуя за ним). Чем скорее, тем лучше для вас. Мэлоун (возвращается, потирая руки). Вот это жена для Гектора! Я ее на
      десять герцогинь не променяю. (Спускается на лужайку и останавливается
      между Рэмсденом и Тэннером.) Рэмсден (учтиво, миллиардеру). Какая приятная неожиданность, мистер Мэлоун,
      встретить вас в этих краях. Уж не собираетесь ли вы купить Альгамбру? Мэлоун. А хоть бы и так? Я бы ее сумел использовать лучше, чем испанское
      правительство. Но я приехал не за тем. Сказать по правде, с месяц тому
      назад я случайно услыхал разговор между двумя людьми; дело шло о пакете
      акций. Они никак не могли сойтись в цене; люди были молодые и жадные и
      не понимали, что если акции стоят того, что за них дают, значит они и
      стоят того, что за них спрашивают; разница, видите ли, почти ничего не
      составляла. Я для смеху вмешался и купил эти акции. Но до сих пор все
      никак не выясню, что за предприятие такое. Правление фирмы здесь, в
      Гренаде; называется оно Мендоса Лимитед. А что это такое Мендоса
      копи, или пароходная линия, или банк, или патентованное средство? Тэннер. Это человек. Я его знаю; его деятельность основана на чисто
      коммерческих принципах. Если вы не возражаете, мистер Мэлоун, мы можем
      прокатить вас по городу на машине и кстати завернуть к нему. Мэлоун. Охотно, если вы так любезны. А позвольте узнать, с кем... Тэннер. Мистер Роубэк Рэмсден, старинный друг вашей невестки. Мэлоун. Очень приятно, мистер Рэмсден. Рэмсден. Равно как и мне. Мистер Тэннер также принадлежит к нашему кружку. Мэлоун. Весьма рад, мистер Тэннер. Тэннер. Я тоже.