— Ас чего начинается физика? — заинтересовался Зиновий
      — Хочешь, я тебе слово в слово скажу?! — предложил веселый семиклассник. — Он скажет: "Здравствуйте, будущие Ломоносовы и Жуковские, Фарадеи, Паскали и Складовские-Кюри…" А потом он еще очень любит говорить о могуществе техники. "Смотрите. Я поворачиваю выключатель. Раз. И чудо! Загорелся огонь. Тьма расступилась. Я поворачиваю кран — новое чудо…" В Зиновии вдруг проснулось озорство. Родился дерзкий план. Он поделился с Сашей и Женей. Саша расхохоталась. А осторожный Женя предупредил:
      — Смотри, Зинка. Как бы не влетело тебе, если узнают. Углов и сам понимал, что затевает не то. Но какой-то бесенок шептал в ухо: "Сделай! Сделай!" Зиновий отгонял его, но он стыдил: "Трус! Трус! Испугался?! И Зиновий сделал. А подбежав к кабинету, уже ничего изменить не мог. Из-за угла коридора показалась приземистая фигура физика…
      Класс с готовностью поднялся навстречу. Несколько секунд разглядывали друг друга. Владимир Демидович пришел на урок, на праздник. На черном, тщательно отутюженном костюме — ни пылинки. Ворот рубашки и манжеты, чуть видные из рукавов, безукоризненно белы. На чисто выбритом лице — легкий румянец. На губах затаенная до поры улыбка. А в глазах — доброжелательность и тепло.
      Мальчишки невольно подтянулись, спешно заправляли выбившиеся из штанов рубашки.
      Оглядев лица и оставшись чем-то довольным, учитель поздоровался.
      — Здрав-ствуй-те! — старательно гаркнули ребята.
      Он улыбнулся. Сделав вид, будто оглох от крика, помотал голов с седым ежиком коротко остриженных волос и сказал:
      — Здравствуйте, будущие Михаилы Ломоносовы и Жуковские, Фарадеи, Паскали и Складовские-Кюри!..
      Саша уткнула голову в руки. Женя отвернулся. Зиновий сидел напряженный. Испуганно ждал: что же будет?
      А было почти так, как предсказал семиклассник. Владимир Демидович заговорил о технике:
      — Наш пращур, человек каменного века, окажись он сейчас тут, умер бы от страха, в священном ужасе распростерся бы ниц перед вами, сочтя вас великими, всемогущими богами. А разве мы не всемогущи?!. Смотрите. Я поворачиваю выключатель. И вспыхивает огонь. Пращур падает ниц. Чудо! Тьма расступилась! Ни один лютый зверь… — Сухо щелкнул выключатель. Свет не загорелся. Владимир Демидович удивленно посмотрел на стенку. Щелкнул еще. Света и было.
      В классе зашумели. Плечи Саши вздрагивали от смеха.
      Что-то с пробками, — пробормотал физик. — Ну бог с ними. Вот рядом. Тоже чудо. Я поворачиваю вентиль, и льется вода, без которой нет жизни, — он крутнул вентиль. Но из крана не упала даже капли: Класс смеялся. Шея физика покраснела. Он чуть склонил голову, будто прислушиваясь, и вдруг, хохотнув, спросил:
      —А ну-ка, Ньютоны! Кто придумал это чудо?!
      Класс замер. А Зиновия будто пружиной вытолкнуло вверх:
      — Я… Владимир Демидович. Углов моя фамилия… Я не хотел, вы не думайте. Я думал — весело будет. Ребята из седьмого…
      Физик испытующе посмотрел на растерянное лицо Углова, подергал себя за ухо и себе же сказал назидательно:
      — Вот видишь, Владимир Демидович… Все некогда, некогда. Вот шельмецы и подметили… — и вдруг неожиданно рассмеялся. Заулыбались мальчишки. А физик поманил пальцем Углова: — Ну ты, Джордано Бруно! Ниспровергатель основ! Беги да включи свет и воду. Чудо-то для пращура должно состояться.
      Через минуту вода и свет появились. И первый, такой непохожий на другие урок физики покатил, как по рельсам…
      Звонок прозвучал неожиданно, будто выстрел. Ребята окружили стол Владимира Демидовича и спрашивали, спрашивали, не хотели уходить на перемену из кабинета.
 
      Через несколько дней Елизавета Серафимовна остановила физика в коридоре:
      — Владимир Демидович, что же вы молчали?
      —А о чем я должен был вам сказать? — удивленно вскинув брови, спросил он.
      —Как? Ведь во вторник, я только об этом узнала, у вас этот… Углов чуть не сорвал урок физики!
      Владимир Демидович внимательно посмотрел на возбужденное лицо Елизаветы Серафимовны и нехотя ответил:
      —Никто ничего не срывал… Вас неверно информировали…
      —Но мне же рассказали девочки. Это ужасно! К старому заслуженному учителю и вдруг так… Этот Углов… Помилуйте, но что же это такое, как не попытка сорвать урок?
      —Вот что, голубушка, — поморщился Владимир Демидович, — если вам непременно хочется знать, что это было, отвечу… Урок. Мне урок. Критическое замечание в этакой остроумной форме… Очень, знаете, эффектно и доходчиво: помни, что ты советский учитель, а не дьячок в бурсе! Вот так-то… Извините, я спешу.
      Едва Владимир Демидович отошел, к нему, будто крупицы металла к магниту, со всех сторон устремились ребята. И, окруженный ими, оживленно жестикулируя, споря, старый учитель медленно продвигался к гостеприимным дверям физического кабинета.
 
                                                    ЖЕНЯ КАРПЕНКО
      Женя Карпенко снова удивил всю школу. Он сделал КИБа. Толпы мальчишек осаждали двери шестого "б", чтобы посмотреть на Женю, разузнать, как ему удалось сделать такое чудо…
      Первый раз школа услышала о Жене два года назад. Участники общешкольного шахматного турнира удивились, увидев маленького худенького мальчишку в коричневой вельветовой курточке с большущими очками, оседлавшими острый нос. Очки все время съезжали, и мальчишка поминутно возвращал их на место пальцем.
      — Тут не детсад, пацан, — пошутил десятиклассник Борис Копытин.
      Мальчишка залился краской до ушей и топтался у дверей.
      — Жалко, что ли? Пусть посмотрит, — заступились другие.
      —Женя Карпенко не гость, — объявил главный судья турнира Владимир Демидович. — Он полноправный участник турнира. И скажу по секрету: этому хлопцу пальцы в рот не клади!
      —А когда же ты играть начал, "гроссмейстер"?.. Сколько тебе лет?.. В каком классе? — посыпались вопросы.
      — Играть начал пять лет назад. А сейчас учусь в четвертом классе, — скромно ответил Женя.
      — Берегись, десятиклассники! — смеялись участники турнира.
      Первый урок игры в шахматы Женя получил от отца. В семье играли и дедушка, и мама. Но, конечно, лучше всех играл папа. Ом уже тогда был перворазрядником.
      По вечерам в дом частенько заглядывали папины сослуживцы. Говорили о новостях в стране и за рубежом, о проектах, книгах, кино фильмах. Но всегда разговор кончался одним:
      — А что, Михаил Павлович, не сгонять ли нам партийку?
      — Не откажусь, — откликался папа. И стихал в комнате шум. Двое садились за шахматный столик, а остальные окружали их.
      Маленького Женю никакими силами нельзя было оторвать от этого зрелища. Лет с пяти он начал приставать к отцу:
      —Папа, научи играть в шахматы.
      —Рано тебе. Ты еще ребенок. Вот когда читать научишься…
      — Так я уже умею! — не отставал Женя. — Хочешь, я тебе всю "Муху Цокотуху" прочитаю? Или "Мойдодыра"?
      —Э-э, хитрец! Ты же их наизусть выучил.
      —Так я тебе по книжке прочитаю! А ты пальцем води.
      Папа все не соглашался. Но однажды, придя с работы раньше обычного, нигде не нашел сына. Потом увидел ногу, торчащую из-под стола, и приподнял скатерть. На полу перед расставленными на шахматной доске фигурами сидел Женя. И плакал.
      —Ты что, сынок?
      —А чего ж они?.. Пишут на заграничном языке, — пожаловался Женя, тыча пальцем в раскрытую книжку "Шахматные этюды". Папа улыбнулся. Женя знал лишь русские буквы, а клетки в книге обозначены латинскими. Где ж тут разобраться!
      —Ладно, сынок. Раз ты такой настойчивый, я научу тебя… Так, еще не умея читать, Женя начал играть в шахматы.
      —Время! — объявил главный судья. И турнир начался.
      Тут уже было не до смеха. Нужно думать, играть. Первым противником Жени как раз и оказался десятиклассник Копытин. Уже через три минуты он забыл о возрасте противника. Белые, которыми играл Женя, стремительно наступали. На шестнадцатом ходу остроносый мальчишка, отдав пешку, взял слона. А на двадцать третьем, осторожно сняв ферзя, застенчиво объявил: — Шах королю…
      Копытин с отчаянием глядел на доску.
      — Да-а, — сказал судья. — Как ни крути — все равно мат.
      Копытин вскочил и смешал на доске фигуры…
      На четвертый день выяснилось, что чемпионом по шахматам стал ученик четвертого "б" Женя Карпенко. Когда об этом объявил радиоузел, ликовали все начальные классы. Мальчишки третьих и четвертых классов прибегали на второй этаж к старшеклассникам, плясали, корчили рожи, показывали им "носы", а потом с визгом летели по лестнице к себе на первый этаж.
      Увлечение техникой пришло к Жене позже. И тоже передалось от папы. Дома всегда много говорили о технике. Сам инженер-проектировщик, папа любил всякие новинки. Радиоприемники и магнитофоны, озонаторы, водосмесители, лампы дневного света и десятки всевозможных устройств бытовой техники населяли их квартиру. Но задерживались недолго. Едва в магазинах Ростова, Ленинграда, Москвы или Киева появлялось что-то новенькое, оно тотчас попадало к Карпенко, вытесняя устаревшие образцы.
      Многое папа усовершенствовал и придумывал сам. Например, кто может обойтись без ключей?.. А ключей к дверям не было.
      Прибежит Женя из школы, проведет по двери ручкой портфеля, в которую папа врезал магнит, — и готово! Дверь сама бесшумно откроется перед Женей. Как в сказке!
      А какой "лентяйчик" придумал папа! Стоит в прихожей обыкновенный ящик. Только в крышке — дыра, напоминающая подошву. Ставишь туда ногу. Нажал кнопку. Зажужжит в ящике, будто сто майских жуков туда забрались. Прошло полминуты — щелк! Глядишь, а ботинок сияет, как новый.
      Женя любил читать папин журнал "Техника — молодежи". Но в нем много непонятного. И папа стал приносить "Юный техник":
      — Глянь. Может, есть что стоящее? Случайно купил в киоске. "Стоящее" находилось. Да еще сколько! Глаза разбегались.
      —Вот бы такую модельку сделать! Шик!.. Но где делать? Да и не из чего, — пожаловался как-то Женя.
      —Голова! А станция юных техников на что? — сказал папа.
      —А меня разве возьмут?
      —А для чего ж она? Там таких огольцов ждут не дождутся. А вы тут, скучая, штаны на диване протираете…
 
      —Как я сделал КИБа? — смущенно переспрашивал Жени. Так не я один. И ничего не сделал бы, если бы не Серфед.
      —Какой еще Серфед? — вытаращили глаза мальчишки.
      —Мы так инструктора по кибернетике Сергея Федоровича называем. Вот голова! А руки!.. Все сделать может!..
      — Так он же на станции. Может, если директор попросит… Мальчишки гурьбой побежали к Алевтине Васильевне…
      В воскресенье вдоль стен зала выстроилось больше сотни зрителей. Женя открыл чемодан. Все подались вперед. Посреди зала стоял игрушечный пес. Женя объяснил:
      —КИБ — это чтоб было смешней. Кибернетический Бобик.
      —А чего ж твой Бобик стоит?.. Пусть бегает!.. Гавкает!
      — Сейчас, сейчас! — Женя взял длинный тонкий проводок, прикрепленный одним концом к ошейнику КИБа, а другим — к маленькому ящичку с крошечными кнопками. Что-то сделал.
      — Живой!.. Как живой!.. Идет! — закричали мальчишки.
      Действительно, кибернетический Бобик вдруг приподнял коричневые плюшевые ушки и, смешно переваливаясь, пошел по кругу. Стасик Филиппов выскочил вперед и на пути его положил перевернутый стул. Пес замер, сделал два шага назад и, презрительно помахивая хвостом, обошел препятствие.
      —Вот хитрюга!.. Все понимает!.. Ну и Бобик! Но некоторым этого показалось мало:
      —А чего ж он не гавкает?.. Подай голос!
      —Ни фига не выйдет! — крикнул Ваня Савченко. — Он не умеет!
      —Нет, умеет! — гордо сказал Женя. — Вот сейчас мы поставим перед ним изображение кошки…
      —Не надо изображения! — закричал Костик Симочкин, — Пусть на живую гавкает! — распахнул курточку и выпустил маленького серого котенка, которого только что подобрал на улице.
      Все, затаив дыхание, ждали. Сначала котенок прижался к ногам Костика. Но потом расхрабрился и пошел навстречу Бобику.
      КИБ дрогнул и тоже пошел навстречу. Вдруг открылась маленькая красная пасть, и раздался звонкий щенячий лай: "Гав!.. Гав-гав-гав!" Перепуганный живой котенок, под восторженные крики мальчишек, пустился наутек…
 
                                              СТРАННЫЕ СЛУЧАИ
      Началось с КИБа. Женя с Зиновием и Сашей по очереди носили драгоценный чемодан. Громада Театральной площади безлюдна. Стемнело, но фонари еще не зажглись. Холодные дождинки, как градом, секли лицо. Мальчишки надвинули кепки на глаза. Саша отворачивалась от ветра, шла то боком, то спиной вперед.
      —Быстрей, — торопил длинноногий Зиновий. — Тащимся тут.
      —Иди, Зинка, иди. Не останавливайся. Я что-то увидела.
      —Ну что там? — заинтересовался Женя.
      —Ре-бя-та, — таинственно сказала Саша. — За нами следят!
      —Где?.. Никого же нет! Выдумываешь, — обернулся Зиновий.
      — Буду я выдумывать! Вон памятник погибшим, видишь?.. Так он за обелиск спрятался. Понял? Теперь ты иди вперед пятками.
      Зиновий послушался. Только они пошли, темный силуэт выскользнул из-за обелиска и двинулся за ними. Они стали, и он тотчас скрылся за столбом. Зиновий сказал тихо:
      — Женька! Может, он за твоим КИБом охотится?
      — Ой! Если что, мне голову оторвут! Скорей до станции! Миновав огромное здание управления СКЖД., они вошли втемную аллею Парка пионеров. Черные силуэты деревьев обступили со всех сторон. Сквозь шум дождя слышались неясные стоны, шлепки, скрежет. Казалось, тысячи живых существ затаились, перешептываются, смотрят невидимыми злобными глазами. Им стало не по себе. Саша обернулась: у входа в парк снова мелькнула тень. Зиновий на ходу подобрал колючую ветку акации:
      — Пусть только сунется. Как трахну по башке.
      Впереди показались освещенные окна детской технической станции. Они побежали и с облегчением перешагнули порог,
      —Сергей Федорович! За КИБом охотятся! — закричал Женя.
      —Кто? Это вам показалось, ребята, — успокоил инструктор.
      — Вон! Вон! — бросился вперед Женя. — В окно смотрит! Сергей Федорович щелкнул выключателем. Они прильнули к стеклам и увидели, как чья-то фигура мелькнула и исчезла за кустами;
      — Странно, — сказал Сергей Федорович. — Но вы, ребята, не бойтесь. Ничего у нас не возьмут. Я включу сигнализацию… Подождите минутку. Я сейчас оденусь и провожу вас.
      —Пошли со мной. Дело есть, — сказал на перемене Женя.
      В актовом зале, убедившись, что никого нет, он сообщил:
      —Третий день подряд… Просто не знаю, что делать!
      —Да что подряд? Говори толком!
       —Вот это, — смущенный Женя вынул из портфеля три конфеты: "Мишки", "Чио-Чио-сан" и трюфель. — Эту позавчера в портфеле нашел. Эту вчера. А вот трюфель — сегодня.
      —Ой, Женька! Я и не знала, что ты так чудить умеешь! — засмеялась Саша. — Чур моя "Мишки"! Аж слюнки потекли.
      —Стой! — крикнул Женя. — Я правду говорю! Их мне кто-то подбросил. Может, отравлены? Фашисты в концлагерях так делали…
      — Глупости! — рассердился Зиновий. — Откуда тут фашисты?!
      — А вот я сейчас попробую, — Саша откусила половину "Мишки" и закрыла глаза от удовольствия. — Лопайте, дурачки! Жалко, что мало подбросили. Ешьте же, а то скоро звонок будет…
      После уроков они всю дорогу строили предположения: кто мог подбрасывать Женьке конфеты. Но так ничего и не придумали.
      — Кто не выполнил домашнего задания? — спросила Елизавета Серафимовна.
      Никто не отозвался. Тогда она приказала открыть тетради и пола по рядам.
      Зиновий перерыл все. Домашней тетради нигде не было.
      — Ну что ты вертишься, Углов? Показывай.
      — Да я дома положил ее в портфель… — смущенно начал он.
      —А теперь ее, конечно, нет. Украли? — насмешливо спросила учительница. — Надеялся, что я не проверю?.. Тогда получай, что заработал, — и поставила в журнал двойку.
      —Зачем ты, Зинка, так? — волнуясь, сказала Саша на перемене, — Сказал бы честно… А так стыдно. Понимаешь, мне стыдно!
      —И ты не веришь?! — вспыхнул Зиновий. — Никто не верит! Ну идите вы! Друзья называются… — и ушел на чужой этаж.
      А через минуту к Саше подбежал возмущенный Женька:
      — Пос-смотри! Это ж Зинкина тетрадь. И упражнения эти дурацкие сделал. За что ему двойка?
      — Где взял?!
      — Мне в парту сунули… Я знаю. Я ему так и скажу, что жулик! Сундук сейчас все около парты крутился.
      — Дай! Я пойду! — решила Саша и побежала к учительской.
      — Что? Милого дружка выручать пришла? — спросила Елизавета Серафимовна. — Небось, и упражнения уже выполнены?..
      Саша молча, с удивлением, смотрела в глаза учительницы, Потом губы ее задрожали. Она повернулась и бросилась к двери…
 
                                                   НАШЕСТВИЕ
      Школа работала, как громадный, хорошо отлаженный механизм, Летели дни и месяцы, гремели звонки, менялись смены. Проходили линейки, утренники, занятия кружков, сборы отрядов и дружины. Все организовано, учтено, предусмотрено планом.
      Казалось бы, живи да радуйся!.. А мальчишки скучали, В кружках: — доклады, на сборах — построения и доклады… А им хотелось такого дела, чтоб дух захватывало! Чтоб нужно было бежать, прыгать, бороться… И чтобы обязательно была тайна. Разве может быть что-либо интересное без тайны?!.
      Перед началом уроков мальчишки стояли кучкой в вестибюле. — Везет же людям! — с завистью говорил Стасик, причесывая пятерней совершенно белые волосы, за которые мальчишки называли Сметаной. — Вон в двадцатой школе. И кружок по радиотехнике и электронные гитары сами делают. А тир какой! Пацаны каждый день стреляют из воздушных винтовок!
      — И у нас можно! — сказал Сережка. — Вон какой подвал большущий! Повыбрасывать ломаные стулья — вот и тир!
      — Ни фига не выйдет! — как всегда, возразил Ваня. — А винтовки? А кто стрелять научит? Алла? Или Мария Павловна?.. Учителя же все женщины. А кругом командуют девчонки…
      — Точно, как в песне. Слыхали? — и Женя тихонько запел:
                                      Очень трудно, если в классе
                                      Командиры из девчат.
                                      Как ни бейся, ни старайся
                                      Все равно перекричат.
                                      То тебя из-за резинки
                                      Вызывают на учком,
                                      То наклеивать картинки,
                                      То раскрашивать альбом.
                                      И, конечно, в классе нашем
                                      Дел не будет никаких:
                                       Председателем — Наташа,
                                       Три девчонки — звеньевых.
      Мальчишкам песня понравилась. Они заставили Женю еще раз повторить слова и с удовольствием подхватили припев:
                                      И, конечно, в классе нашем
                                     Дел не будет никаких…
      И тут, как из-под земли, выросла Елизавета Серафимовна:
      — Что за глупая песня? Кто сочинил?
      — И совсем не глупая, — воинственно сверкнув очками, ответил Женя. — Вчера по телевизору ее пел хор мальчиков под управлением Никольского.
      Когда она отошла, ребята фыркнули, а Стасик сказал вслед:
      — Видал… не понравилось. Назло будем петь на переменке…
      Если новое увлечение мальчишек не замечено вовремя и не приняты экстренные меры, очередная выдумка берет в плен всех. Кипучая деятельность идет от подвала до чердака.
      Школа взбудоражена появлением Фантомаса. Стонут уборщицы. Лютой Багирой мечется с этажа на этаж завхоз. Выходят из терпения учительницы. Кабинет директора — как штаб осажденной крепости. Поминутно поступают сообщения о новых ударах.
      Лимонно-желтую стену коридора кто-то изукрасил орнаментом из фиолетовых черепов с костями и надписями "Фантомас".
      На третьем этаже вдруг погас свет. Нянечка потянулась к распределительному щиту и отскочила в ужасе: при свете спички с белой бумаги на нее смотрел череп с пустыми глазницами и надпись: "Заминировано!!! Фантомас".
      В туалете на бумажке, чудом прилипшей к потолку, надпись: Сматывайся после 5-го урока! Школу посетит Фантомас".
      Завуч подошла к расписанию и вздрогнула. В глаза бросилась надпись на стекле: "Убью! Фантомас".
      На стенах, стеклах, подоконниках кричало, лезло в глаза это лезло это слово: Фантомас… Фантомас… Фантомас…
      В десятом "а" на уроке стереометрии Лидия Николаевна вдруг удивлением обнаружила, что ее не слушают. Смотрят куда-то вверх улыбаются. Она обернулась. Под потолком на листе ватмана искусной рукой художника выписан черной тушью большущий череп с костями накрест. В белых глазницах маленькие рисунки — фрагменты кинокартины. В одной глазнице — падающий со скалы человек, в другой — взлетающая ракета. И четкая надпись: "Фантомас разбушевался".
      — Витя, — сказала Лидия Николаевна, — ты у нас самый высокий. Возьми мой стул и сними, пожалуйста.
      По классу разлилась настороженная тишина.
      — Спасибо, — поблагодарила Лидия Николаевна, кладя рисунок стол. — Вы полюбовались, а теперь — я… Итак, условия задачи.
      —В шар вписана…
      Костик Симочкин выглядывал из дверей своего второго "в". Их учительница, возмущенная тем, что белые крышки парт оказались изукрашенными оттисками черепов, пошла за завучем.
      Второклассники еще не знали таинств печатного дела. Вырезать надписи на резинках — дело трудное. Они сделали проще. На бумажках нарисовали черепа и написали: "Фантомас". Когда приложили влажные печатки к партам, череп вышел, как надо. А вот надпись получилась диковинная: "самотнаФ"…
      Но не это сейчас главное. Класс волнуется: что будет?!
      — Атас, ребята! Идут! — крикнул Костик. — Обыскивать будут! В классе заметались. Куда деть печатки? Они у всех, даже у девочек. Спрятать?.. Найдут… Порвать?.. Опять найдут…
      — Ребята! — выручил Костик. — Я знаю! Один разведчик… Когда учительница с завучем вошли в класс, все вскочили. На приветствие ответили странным придушенным мычанием. Завуч удивленно посмотрела на них. Все жевали…
      — Что вы делаете?! — в тревоге вскрикнула она.
      Испуганные глаза второклассников стали совсем круглыми. Они еще быстрее задвигали челюстями и, давясь, стали что-то глотать.
      С непривычки съесть даже маленький листок бумаги с противным вкусом чернил очень трудно.
 
      Пойманных и улученных "фантомасов" поодиночке и группами и к директору. На столе Алевтины Васильевны горой громоздились улики: печатки бумажные и вырезанные на больших резинках. Рисунки и надписи. Деревянные кинжалы и пистолеты. Целая куча старых капроновых чулок, которые "фантомасы" надевали на голову, чтобы не быть узнанными… Зиновий, Сережка, Стасик и Ваня под конвоем Елизаветы Серафимовны попали в кабинет директора в числе последних.
      Уставшая, охрипшая от целого дня разговоров, Алевтина Васильевна, узнав, что у них отобраны печатки, только махнула рукой:
      — А-а, ну вас! Идите и закрашивайте свои художества.
      — Спасибо, Алевтина Васильевна! — крикнули ребята хором и мигом вылетели из кабинета. Получив у завхоза кисти, они заняли свое место в длинной шеренге "фантомасов" и принялись старательно красить лимонно-желтую стену.
      Шагнув с экрана западного боевика, фантомасомания стала эпидемией. И тут уж было не до шуток. Неуправляемая никем уличная братия в погоне за острыми ощущениями по вечерам надевала полумаски, натягивала на головы капроновые чулки и, угрожая деревянными пистолетами, рыскала по темным улицам.
      Уже поговаривали, что где-то "фантомасы" очистили кассу магазина, где-то отняли у девушки часы, а какую-то женщину так перепугали, что ее отправили в больницу. В дело срочно включились милиция и бригадмильцы.
 
                                                  ПОЕЗДКА ОТМЕНЯЕТСЯ 
      Алевтину Васильевну все больше беспокоила судьба Сазона. С тех пора как он бросил школу, прошло полгода. Все лето не был в городе. Где был? Что делал? А недавно Сазона видели в компании взрослых пьяных парней. От встреч с директором он уклонялся всячески. С большим трудом Алевтине Васильевне удалось вызвать его в школу.
      — Ну чего вы меня звали? — грубо спросил Сазон, появляясь в дверях директорского кабинета.
      —А где твое "здравствуйте"? — напомнила директор.
      —Ну, здравствуйте, — неохотно повторил Сазон.
      —Да ты садись. Разговор у нас длинный будет.
      — Некогда мне рассиживаться, — буркнул он, но все же сел. И тотчас пожалел — мягкое сиденье опустилось, и он сразу будто стал маленьким, Над столом торчала одна голова. Сазон упрямо нагнул ее — приготовился к отпору.
      Алевтина Васильевна сразу отметила этот жест. Сазон был похож на козленка, который хочет боднуть. Она невольно улыбнулась, но тотчас согнала улыбку с лица и сказала:
      —Гриша. Надо вернуться в школу.
      —Не хочу я учиться!
      —А чего же ты хочешь?
      —Шофером хочу!
      — Ну, милый, — развела руками Алевтина Васильевна, — мало ли: что. Во-первых, тебе нет восемнадцати лет, и, во-вторых, нужно хоть восемь классов за спиной иметь.
      —Подумаешь! Я уже сам могу водить машину. — Ой ли?! Да никто тебе машину не доверит!
      —А вот Алик доверил!
      —А кто этот Алик? Познакомь меня с ним.
      Сазон съежился. Понял, что болтнул лишнее: "Нужно смываться".
      — Ты чего испугался, Гриша? — видя изменившееся вдруг лица Сазона, спросила Алевтина Васильевна.
      Сазон вскочил и начал грубить: старый испытанный способ. Директор рассердится и выгонит его из кабинета.
      —Ничего я не боюсь! И учиться не буду! Чего вы ко мне пристали? Я не ваш ученик!.. Я человек вольный!
      —Гриша, Гриша… — Алевтина Васильевна покачала головой.
      —Чего вы смотрите так?.. Это не ваше дело! — крикнул он, направляясь к двери.
      —Стой, вольный человек! — в ее голосе было что-то такое, что Сазон остановился. — Ты же не глупый. Понять должен. Ну пусть я не буду вызывать. Значит, вызовут другие…
      — Кто?! — перебил Сазон. — Чего вы меня пугаете?!
      —Я никем не пугаю, Васильченко, — грустно сказала она. — Я объясняю: хочешь ты или не хочешь, мы не дадим тебе скатиться на скользкий путь. Не справится школа, значит, за тебя возьмутся другие. У государства много сил и средств. Все равно ты будешь человеком. Настоящим. Советским!
      —А я кто? Кто?! — орал Сазон, держась за ручку двери. — Вы — человек, да? А я кто?
      —Сбавь тон, Васильченко! — вставая, сказала директор. — Ты хочешь знать, кто ты? Изволь. Пока что ты упрямый, как сто ослов, упрямый мальчишка, который все делает себе во вред…
      — Чего вы меня жалеете?! Я сам все знаю! Я… — и, не найдя подходящих слов, Сазон выбежал из кабинета.
      Расстроенная разговором, Алевтина Васильевна долго сидела одна. Потом вызвала классного руководителя шестого "б".
      —Прошу вас, Елизавета Серафимовна, сходить к Васильченко домой. Поговорите с Марией Тихоновной о Грише… И пригласите ее на шестнадцатое октября ко мне. В любое время.
      —Но Васильченко давно не мой ученик! Странно…
      —Да, странно! — резко сказала директор. — Странно, что вы его сбросили со счета. Поймите же: если от него откажетесь вы, он найдет себе других "учителей". Вернее, они сами его найдут. И куда они заведут парня? Это дело нашей совести…
      Предсказание Алевтины Васильевны начало сбываться гораздо быстрее, чем она сама предполагала. В середине недели к Сазону домой пришел участковый. Лейтенант милиции просидел, разговаривая с теткой, около двух часов.
      —Ну что ж, Мария Тихоновна, пойду. Видно, вашего племянника мальчишки предупредили, — усмехнулся участковый, вставая. — Скажите ему, пусть сам ко мне придет. Для него будет лучше.
      —Скажу. Как не сказать. Да ведь неслух он.
      —А не послушается, другие меры примем. Не маленький.
      —Что вы! — совсем испугалась тетка. — Неужто в тюрьму? Ох ты, господи!.. Может, он это… что-нибудь взял без спроса, а?.. Так вы не таите… Я уж как-нибудь отработаю…
      —Э, нет! Шкодил, вас не спрашивал. Пусть сам и отвечает…
 
      Едва ушел участковый, вбежал перепуганный Сазон:
      —Что мент говорил? Чего ему от меня надо?
      —Пойди к нему, Гриша. Сам пойди. Ой, плохо будет! — запричитала тетка. — Чует мое сердце.
      —Замолчи, ты! Наговорила ему, небось, с три короба?! Что говорила, ну?
      —Что ж ты кричишь, Гриша?.. Неужто не совестно… на старую? — прислонившись к комоду, Мария Тихоновна заплакала. — Чем я перед тобой виноватая?.. И на заводе… и дома ночами над корытом спины не разгибаю, чтоб рупь какой лишний заработать. Тебе ведь… А ты меня по-всякому.
      —Завела шарманку, — сбавив тон, не глядя на тетку, сказал Сазон. — Про костюм этот ничего ему не говорила?
      —Он и сам наперед все знает… Гри-шенька! Неужто краденый! — всплеснула руками тетка. — Ты ж говорил, мне что…
      —Замолчи, ведьма! — неожиданно тонким, визгливым голосом вскрикнул Сазон. — Из зависти наклепали! А мне отвечать, да?! — и заметался по комнате. Сбросил поролоновую куртку. Не расшнуровывая, содрал туфли. Обрывая пуговицы, сдернул нейлоновую рубашку В одних трусах бегал по комнате — Где штаны? Куда спрятала? Увидел их под носом на гвозде. Сорвал. Разыскал под кроватью свои полуботинки. Поспешно стал одеваться.
      —Ты б хоть спасибо сказал, — покачала головой тетка. — Полуботинки, как новые. Два восемьдесят за ремонт отвалила…
      —Заткнись! — петушиным голосом крикнул Сазон, поспешно засовывая в мешок свое прежнее роскошное одеяние. — Мент придет, скажи: на Украину, мол, поехал. Поняла?!
      — А что ты на Украине забыл? Там своей шпаны хватает! Сазон подпрыгнул на месте, будто в него выстрелили, крутнулся к выходу и обмер. В дверях стоял участковый.
      — Ну вот, — спокойно сказал лейтенант, — поездка отменяется
      —Что вещи снял — правильно. Давно пора. Только сложил по-варварски. Аккуратней надо… Вот так. Ну, а теперь пошли…
 
      Елизавета Серафимовна вызвала Карпенко и велела отнести записку тетке Васильченко.
      — Как же я пойду? — вздернув на лоб очки и глядя беззащитными растерянными глазами, сказал он Зиновию, — А Сазон?!