-Ну вот еще! Это меня тоже нисколько не затрудняет. Я скажу ему, что, увидав письмо королевы Маргариты, бросился в погоню за нею и вернулся в Лувр, ничего не достигнув, умирающим от усталости, голода и жажды.
      -Ну а бумаги?
      -С ними надо подождать, Пибрак. В данный момент королевы-матери еще нет в Лувре, и гнев короля Карла направится в пустое пространство. Вы ведь знаете, что король легко вспыхивает и легко остывает. Мы должны приберечь эти бумаги до более благоприятного времени. Ну, а теперь до свидания, милейший Пибрак, я умираю от усталости.
      Генрих ушел к себе, а Пибрак тщательно запер опустевшую камеру, отдал необходимые распоряжения часовому и тоже ушел в свои комнаты. Но, в то время как Генрих Наваррский спал крепчайшим сном, забыв о всех своих горестях, Пибрак нетерпеливо ворочался с боку на бок, одолеваемый тревожными мыслями. Он успокоился только под самое утро. Однако едва он стал засыпать, как в дверь постучались, и вошедший паж позвал его к королю.
      -Здравствуйте, Пибрак,- сумрачно встретил его Карл, когда капитан гвардии вошел в королевскую спальню,- знаешь ли, ведь я глаз не сомкнул всю ночь! Я думал, что моя бедная мать, быть может, томится теперь узницей лотарингских принцев, а мы-то пользуемся здесь всеми удобствами. Поэтому я решил, что если королеву Екатерину похитил действительно герцог Гиз с целью получить крепость Дьелуар, то бог с нею, с этой крепостью!
      "О, изменчивый монарх!" - подумал Пибрак.
      Между тем король продолжал:
      -Вообще, какое это бесчестье для моего царствования, что у меня во дворце незаметно похищают родную мать, а я... Король не договорил и мрачно задумался.
      -Но ведь это бесчестье легко смыть, ваше величество,ответил Пибрак,- стоит только объявить войну лотарингским принцам...
      -Это невозможно! - ответил король.- Ведь у меня нет других союзников, кроме них. Я окружен гугенотами, еретиками, а лотарднгские принцы - твердая опора католицизма. Неужели мне собственноручно разрушить эту опору? Кстати, что ты сделал с этим... как его... ну, словом, агентом герцога Гиза, которого ты вчера приводил ко мне?
      -С Лашенеем? Согласно приказанию вашего величества я запер его в При-Дье.
      -Ну, так его надо отпустить... Распорядись сейчас же, и, кстати, пошли ко мне наваррского короля. Пибрак отправился к Генриху и, разбудив его, сказал:
      -Государь, все-таки напрасно вы не скрылись в Наварру. Король только что объяснил мне, что лотарингские принцы - его вернейшие союзники и опора католицизма. Теперь король зовет вас к себе и, судя по всему, хочет говорить с вами о своей ненависти к еретикам-гугенотам!
      Генрих поспешно оделся и отправился в королевские апартаменты. В тот момент, когда он входил в переднюю, другая дверь тоже открылась, и через нее в прихожую вошел человек, которого Генрих никак не ожидал встретить здесь. Это был Рене Флорентинец, покрытый пылью и кровью.
      Х
      Мы уже знаем, каким присутствием духа, находчивостью и способностью к притворству обладал Генрих Наваррский, а потому не будем удивляться, если увидев Рене, наваррский король с удивлением воскликнул:
      -Боже мой, господин Рене, в каком вы виде!
      Если Генрих не ожидал встретить здесь Рене, то и Рене не ожидал встретить Генриха; более того, присутствие наваррского короля в прихожей короля Карла казалось ему совершенно необъяснимым, странным, невозможным после всего того, что только произошло. Поэтому он с трудом смог выговорить:
      -Как?.. Вы здесь, ваше величество?
      -Где же мне быть, как не здесь? - флегматично ответил Генрих.
      -Но... я не знаю...- пролепетал Флорентинец, теряясь все больше в догадках.
      -Да и вообще с вами что-то неладное! - продолжал Генрих.Вы говорите несуразные вещи, а про вид и говорить нечего.
      -Мне пришлось выдержать ожесточенный бой.
      -Вот как? Верно, вы хотели по привычке ткнуть когонибудь сзади, а это было замечено и вас отделали как следует? Эх, милейший господин Рене, пора бы вам оставить свою манеру! и с этими словами Генрих, отдернув портьеру, спокойно вошел к королю.
      Здесь он с первых же слов стал жаловаться королю, что Маргарита жестоко поступила с ним, покинув его из-за пустой шалости. Король, бывший в отвратительном настроении духа, стал иронизировать над супружеским несчастьем зятя и уверять, что на Маргариту вообще никогда нельзя было положиться, потому что еще до брака...
      Не успел король кинуть эти ядовитые слова, заставившие Генриха вспыхнуть, как в комнату вошел Пибрак. Бросив украдкой многозначительный взгляд на Генриха, он доложил:
      -Ваше величество, Рене Флорентинец просит быть допущенным к вашему величеству. Он в ужасном виде, но уверяет, что явился с поручением от королевы-матери.
      -Впустить его! - крикнул король, радуясь, что наконец- то он может узнать что-либо об исчезновении матери.
      Рене, войдя, поклонился чуть ли не до земли. Король сказал ему:
      -У тебя письмо? Дай его!
      -Ее величество дала мне словесное поручение к вашему величеству,- ответил Рене.
      -Это почему? Что она писать разучилась, что ли?
      -Ее величество опасно ранена... . - Ранена? Кем?
      -Наглыми похитителями, государь!
      Карл вскрикнул и вскочил со стула. Генрих и Пибрак тоже вскрикнули, и на этот раз совершенно искренне: они ничего не знали о покушении Гектора, который почему-то не сказал о нем никому ни слова.
      -Ранена? - с рычанием в голосе повторил король Карл. Негодяи! Они осмелились!.. Да я прикажу сжечь дотла все Нанси вместе с герцогом Гизом!
      -Простите, ваше величество, но герцог Гиз совершенно не при чем в этом деле.
      -Так кто же осмелился?
      -Четыре неизвестных замаскированных всадника похитили королеву-мать; двое из них бежали после сражения, когда я напал на них с рейтарами, причем один из бежавших нанес королеве опасную рану. Двое других взяты нами в плен и связаны.
      -Кто это такие?
      -Два гасконца: одного зовут Лагир, другого - граф Амориде Ноэ.
      Последнее имя опять вызвало крик у короля, Генриха и Пибрака.
      Последние двое негодующе запротестовали:
      -Это неправда! Этого не может быть!
      -Но ведь граф де Ноэ - ваш друг! - с угрозой сказал король Карл, обращаясь к Генриху.
      -Ваше величество,- ответил тот,- разве можно верить таком; человеку, как Рене? Я не допускаю мысли, чтобы мой друг Ноэ решился на подобную дерзость. Да и к чему ему это? Поэтому мне кажется существенно необходимым сначала узнать все подробно из уст ее величества, а потом уже составлять себе окончательное мнение.
      -Вы правы! - сухо сказал король Карл.- Где ее величество? - опросил он у Рене.
      -Ее величество, изнемогая от полученной раны, была принуждена остановиться вблизи Парижа, в маленьком домике, расположенном в Медонском лесу... Ее величество заклинает его величество сейчас же отправиться к ней.
      -И я поеду, клянусь небом! - крикнул король, а затем, обращаясь к Пибраку, сказал: - Оседлать мою лошадь и собрать гвардию! Скорее, Пибрак, я хочу выехать сейчас же. А вы,обратился он к Генриху Наваррскому,- вы последуете за мною, и там, на месте, мы разберемся, где правда, где ложь... Но берегитесь! Виновным нечего ждать пощады от меня!
      -Мое искреннейшее желание, чтобы виновные в этом преступлении понесли должное возмездие! - ответил Генрих.
      -Там увидим! - мрачно сказал король Карл, нетерпеливо расхаживая по комнате.
      В скором времени он уже мчался по дороге в Медон, не подозревая даже, что едет к герцогу Гизу, так как медонский домик, о котором говорил Рене, был известным уже читателю местопребыванием герцогини Монпансье.
      XI
      Когда Генрих Наваррский и Гектор бросились бежать с поля сражения, герцог Гиз яростно кинулся вдогонку за ними. Но Генрих хорошо знал эти края и, быстро свернув на малозаметную лепную тропинку, вместе с Гектором скрылся по ней. Между тем геэцог со своими людьми направился по ложному следу, и потоку погоня не имела никакого успеха.
      В то время как Гиз преследовал беглецов, Рене кинулся к экипажу и отдернул завесу. В этот момент луна выплыла из-за тучи, кинула в экипаж один из своих лучей, и перед глазами Рене предстала окровавленная, недвижимая королева Екатерина. Рене отчаянно зарычал и крикнул рейтаров, оставленных для охраны пленных. С их помощью он вынес королеву и, положив на траву, принялся осматривать рану. Хотя кровь лилась ручьем, рана была неопасна, и Рене понял, что беспамятство королевы следует отнести лишь за счет пережитых ею волнений.
      Действительно, вскоре Екатерина Медичи застонала и открыла глаза. Увидав Рене, она с облегчением перевела дух и сказала:
      -Это ты, милый Рене? Где же они?
      -Кто "они", государыня?
      -Похитители...
      -Двое спаслись бегством, а двое захвачены живыми.
      -Кто это такие?
      -Одного из них зовут граф Амори де Ноэ!
      Глаза королевы зажглись огнем мрачного торжества.
      -Теперь я все понимаю,- сказала она,- теперь я знаю, кто дерзнул поднять на меня руку! Ну берегись же, Генрих!.. теперь мы сведем с тобою счеты!
      Тем временем Лагир и Ноэ лежали связанными на траве и разговаривали между собой по-беарнски.
      -Да, милый Ноэ, мы с тобой пропали,- сказал Лагир,- но зато король спасся.
      -Спасся ли? - печально ответил Ноэ.- Я очень боюсь, что его погубит благородство и что ради попытки спасти нас, он вернется в Лувр, а не скроется на родину.
      -Во всяком случае, если ему удастся скрыться от преследователей, то ведь никто не может доказать, что одним из скрывшихся был именно он.
      -По крайней мере я и под пыткой буду утверждать, что его среди нас не было.
      -Я тоже... Лишь бы он сам не признался! Пленные помолчали; затем Ноэ сказал:
      -Нас, конечно, будут допрашивать, так ты предоставь говорить мне, а я уж сочиню какую-нибудь сказочку.
      -Ладно! - согласился Лагир.
      Вскоре их взвалили на лошадей, и кортеж двинулся обратно к Парижу. Через сутки они уже въезжали в Медонский лес.
      В домике они не застали никого, кроме пажа Амори, так как сама герцогиня Монпансье была в Париже. Герцог Гиз проводил королеву-мать в комнату своей сестры, и тут Рене принялся перевязывать раненую. Между тем сам герцог отправился к своим людям, чтобы приказать запереть пленных в какое-нибудь верное место. Это было поручено Гастону де Люкс и Льву д'Арнембургу, причем последний с особенным рвением взялся за исполнение этой приятной для него обязанности: ведь у него были еще не погашенные счеты с Лагиром.
      -Господа! - насмешливо сказал он, вводя пленников в тесный погреб.- Здесь, быть может, и не очень уютно - в Лувре у вас были комнаты получше, но что же делать? У нас нет лучшего помещения для таких почетных гостей, как вы.
      Ноэ хотел оборвать люксембуржца, но Лагир остановил его,сказав:
      -Оставь, милый мой! Ведь этот субъект просто ревнует. Он знает, что я имел здесь когда-то более удобное помещение.
      Арнембург вышел, с силой захлопнув дверь, после чего приставил к выходу из погреба двух рейтаров.
      -Теперь мы можем поговорить,- сказал товарищу Лагир.Знаешь ли ты, где мы находимся? Неужели нет? Да ведь мы в медонском домике герцогини Монпансье!
      -А, так это здесь она удостоила тебя...
      -Вот-вот!
      -Ну, так она, наверное, сделает что-нибудь для тебя!
      -Я тоже так думаю. Например, она пришлет нам отравленную еду, чтобы я не проговорился о своем знакомстве с нею.
      -Не думаю, чтобы она сделала это. Да наконец, если даже и так, то не все ли равно, как умирать? Лишь бы не от голода. А ведь мы уже давно не ели, друг Лагир.
      -Ты прав, и я сам голоден как волк!
      Сказав это, Лагир кое-как подобрался к двери и принялся стучать в нее.
      На этот стук к двери подошел один из рейтаров, и заключенные передали ему о своем желании.
      Прошло около получаса. Наконец заскрипел ключ, дверь открылась, и на пороге показался паж Амори, сопровождаемый рейтаром.
      -Ба, да ведь это вы, мой юный друг! - сказал Лагир.
      -Я самый,- весело ответил паж.- Что вы наделали, господин Лагир?
      -Я замешался в политику, милый мой!
      -О, это очень плохо для вас! Ведь это хуже, чем убивать и грабить...
      -Вы просто пугаете меня, господин Амори! - ответил Лагир улыбаясь.
      -Я принес вам еду, которую посылает вам герцог с собственного стола, ну, а так как я узнал, что одним из заключенных являетесь вы, господин Лагир, то я прихватил и парочку бутылок старого вина.
      -Вы - воплощенная любезность, господин Амори. Но как же нам есть, если у нас связаны руки?
      -А вот мы их сейчас развяжем! - и с этими словами паж, достав кинжал, разрезал путы, связывавшие руки Лагиру и Ноэ.
      -Вы - истинное Провидение!
      -Я просто по христианскому учению воздаю добром за зло. Еще недавно вы сыграли со мной злую шутку, но я не злопамятен.
      -Докажите это и поужинайте с нами!
      -Охотно!
      Амори принялся распаковывать принесенную корзину и достал оттуда кусок дичи, паштеты и много другой снеди, равно как две бутылки старого вина. Увидев всю эту благодать, Ноэ сказал:
      -Право, я готов выпить за здоровье герцога!
      -Ну, и за здоровье хозяйки этого дома тоже! - сказал паж, бросая лукавый взор на Лагира.- Герцогини в данное время нет дома; но, как только она приедет, я не премину сообщить ей о постигшей вас злой судьбе.
      Паж и оба узника сытно поужинали, а затем Амори ушел, забыв, к слову сказать, свой кинжал. Однако пленники не обратили на это внимания; стоило ли делать какие-нибудь попытки к бегству, когда было видно по всему, что всякие попытки окажутся бесполезными? Да и чем помог бы один кинжал? К тому же усталость давала себя знать, и вскоре наши узники мирно храпели на своем неудобном ложе.
      Прошла значительная часть ночи. Вдруг шум в замке разбудил Лагира. Пленник вскочил, и сейчас же его ослепил свет, хлынувший из открытой двери. Перед ним была герцогиня Монпансье в сопровождении Льва д'Арнембурга.
      Герцогиня только что вернулась из Парижа, где от Гертруды, прибежавшей к ней, узнала, что Лашеней арестован. Герцогиня была очень взволнована этим известием, а когда, примчавшись в медонский домик, узнала от Амори, что Лагир привезен связанным, почувствовала такой укол в сердце, перед которым совершенно отступили все политические тревоги. Она поняла, что, несмотря ни на что, страстно любит Лагира и не может дать ему погибнуть. Но как спасти его? Ведь Амори сказал ей, что Лев сам сторожит пленников и поклялся не снимать вооружения до тех пор, пока они не сложат голов на плахе!
      Герцогиня в отчаянии ломала руки, но видела, что помимо Арнембурга освободить Лагира невозможно. Конечно, будь этим узником кто-нибудь другой, Лев охотно исполнил бы требование герцогини и выпустил бы пленного; но здесь помимо всяких других соображений фигурировали еще ревность, ненависть, несведенные счеты... Хватит ли обаяния и власти ее герцогини - на то, чтобы заставить влюбленного люксембуржца пойти наперекор чувству долга и личной склонности?
      Однако медлить было нельзя, и, раз под рукой не было другого средства, следовало попытаться использовать то, которое имелось. Анна Лотарингская велела позвать к себе Льва д'Арнембурга и неожиданно спросила:
      -Лев, кому вы служите?
      -Но... его высочеству герцогу Гизу,- ответил юноша, удивленный странным вопросом.
      -У вас плохая память, сир д'Арнембург! - холодно ответила Анна.- Вы служите только мне одной; другие же лица, в том числе и брат Генрих, распоряжаются вами лишь тогда, когда я хочу этого. Однако по существу вы служите только мне, запомните это.
      -Разве между вашими высочествами произошел разрыв? испуганно спросил Лев.
      -Не говорите глупостей. Лев, и не задавайте ненужных вопросов! Никакого разрыва между нами не произошло, а просто o хочу напомнить вам о том, что вы клялись мне бе:условным повиновением. Я хочу подвергнуть испытанию вашу преданность.
      -О, герцогиня! Приказывайте только, и я...
      -Без громких слов!.. Мне нужны дела, а не слова. Итак, помните ли вы, что вы клялись мне беспрекословно повиноваться?
      -Помню и готов повторить свою клятву.
      -Отлично! В таком случае мне нужно вот что: один из узников должен быть освобожден, и вы поможете мне в этом.
      Лев смертельно побледнел и в первую минуту не мог выговорить ни слова. Наконец у него хрипло вырвалось:
      -Никогда! Лучше умереть самому...
      -Так вот каковы ваши клятвы преданности, вот каковы ваши уверения в любви! О, я вижу, что ошиблась в вас!
      -Герцогиня! - стоном вырвалось у пылкого люксембуржца.Но подумайте сами, чего вы требуете от меня!
      -Я требую от вас только того, в чем вы добровольно клялись мне, а именно - повиновения. Если же вам и трудно сделат1 то, что я хочу, то ведь я и искала таких преданных друзей, которые готовы все сделать для меня. Но на что мне друг, способный только на легкое, а не на трудное? Нет, вы не любите и никогда не любили меня!
      Бледное лицо д'Арнембурга посерело, затем налилось кровью, а после того вновь побледнело. Наконец молодой человек глухо сказал:
      -Хорошо, я готов даже и на это... Приказывайте, герцогиня!
      -Но помните, я требую, чтобы вы исполнили все, что я захочу. Если же вы и впредь намерены капризничать, словно упрямый ребенок, то лучше не будем начинать.
      -Приказывайте, герцогиня! - повторил юноша.- Раз все мое сердце принадлежит вам, не все ли равно, истечет ли оно кровью по вашему желанию или нет?
      -В таком случае, милый Лев, отпустите часовых, возьмите факел и посветите мне! - сказала герцогиня.
      Благодаря всему этому и случилось, что Лагир был разбужен появлением в его тюрьме герцогини Монпансье, явившейся в сопровождении Льва д'Арнембурга.
      XII
      Войдя в погреб, где содержались пленники, герцогиня сказала своему спутнику:
      -Воткните факел в землю и станьте за дверью; но отойдите на несколько шагов, потому что вам совершенно ни к чему слышать мои разговор.
      Д'Арнембург беспрекословно повиновался. Тогда герцогиня Анна, показывая глазами на спящего Ноэ, подошла к Лагиру, знаком приказывая соблюдать тишину.
      -О, герцогиня! - сказал Лагир, опускаясь на колени.- Вы словно ангел являетесь в темницу...
      Герцогиня остановила гасконца надменным жестом и промолвила:
      -Я пришла вовсе не для того, чтобы выслушивать ваши признанья. Я только хочу выпустить вас на свободу. К сожалению, я не могу освободить вашего друга, так как нужно посадить кого-нибудь на ваше место, а в моем распоряжении находится только один человек, но...
      -Вы пришли испытать мою порядочность, ваше высочество? перебил ее Лагир.
      -Что вы хотите сказать этим? - удивилась та.
      -Но помилуйте, герцогиня! Здесь со мной находится мой друг, а вы хотите, чтобы я бросил его на произвол судьбы?
      -Да знаете ли вы, несчастный, какая участь ждет вас?
      -Знаю, герцогиня: меня ждет смертная казнь!
      -Разве вы облегчите участь друга, если отклоните сами возможность спасения?
      -Да, я облегчу ему участь, потому что умирать вдвоем гораздо приятнее, чем одному.
      -И вы думаете, что ваш друг способен принять такую жертву?
      -Нет, ваше высочество, не способен,- ответил Ноэ, который уже давно проснулся и слышал весь разговор. Затем, обращаясь к Лагиру, он сказал: - Да беги же, дурачок, раз представился удобный случай!
      -Герцогиня! - сказал Лагир.- Разрешите ли вы мне поговорить с моим другом на родном языке?
      -Говорите.
      -Если кому нужно бежать, так это тебе! - сказал Лагир по-беарнски.- Твое присутствие сильно компрометирует нашего короля, потому что никто не поверит, что его лучший друг предпринял что-нибудь без его совета и согласия.
      -Но все равно все знают, что в числе похитителей был я, и - удастся ли мне скрыться или нет - наш король уже скомпрометирован...
      -Нисколько!.. Ведь, если ты убежишь, я буду упрямо отрицать твое присутствие.
      -Но подумай сам, Лагир, ведь истина все равно может всплыть наружу, и тогда меня так или иначе казнят, и ты только неразумно погубишь себя.
      -В таком случае знаешь что? Бросим жребий! Пусть само Провидение решит наш спор.
      -Я согласен! - ответил Ноэ, подумав.
      Тогда Лагир обратился к герцогине:
      -Ваше высочество, я со своим другом решил следующее. Хотя вы предлагаете спасение мне, а не моему другу, но я нахожу, что он больше меня нуждается в спасении, так как после него останется жена, а я одинок как перст. Однако мой друг находит, что спасением должен воспользоваться я, так как вы предлагаете бегство именно мне, а не ему. Поэтому мы решили кинуть жребий: пусть сама судьба решит, кому бежать, а кому оставаться.
      -Но это невозможно! - крикнула герцогиня.- Какое мне дело до того, что решили вы?
      -Тогда не о чем и говорить, ваше высочество,- ледяным тоном перебил ее Лагир и стал укладываться на солому.- Раз вы не согласны, то дайте нам спать, потому что завтра нам понадобятся все наши силы.
      Герцогиня подумала, что счастье всегда бывает на стороне влюбленных, а потому - как знать! - может быть, хоть судьба сломит упрямство гасконца, и сказала Лагиру:
      -Хорошо, я согласна. Клянусь: если судьба укажет бежать вашему другу, я помогу ему в этом так же, как если бы это были вы. Но поклянитесь и вы мне, что в случае, если жребий укажет на вас, вы беспрекословно воспользуетесь моей помощью.
      -Клянусь! - ответил Лагир, и, достав из кармана монету, сказал другу: - Ну, Ноэ, сыграем в орлянку. Если ты выиграешь, тогда тебе бежать. Орел или решка?
      -Орел! - сказал Ноэ с тайной надеждой, что монета ляжет вверх решкой.
      Лагир подбросил пистоль на воздух. Герцогиня нетерпеливо подскочила к упавшей монете и вскрикнула, закрывая лицо руками: Ноэ выиграл, Лагиру приходилось оставаться в темнице.
      Разочарование было так жестоко, что герцогиня даже зашаталась и упала бы, если бы Лагир не подскочил к ней и не поддержал ее в своих объятиях. Видя это, Ноэ подумал:
      "Она слишком любит Лагира, чтобы не найти способа спасти и его".
      Слабость герцогини продолжалась лишь краткий миг. Она тихо отстранила от себя Лагира и сдавленным голосом сказала:
      -Ну что же! Раз я обещала, я сдержу слово! Затем, подойдя к двери, она позвала д'Арнембурга. Последний вошел бледный, угрюмый.
      -Милый Лев,- сказала ему герцогиня,- если не ошибаюсь, вы приняли очень решительные меры, чтобы помешать пленникам бежать. В коридоре дежурили два рейтара, у лестницы поместились вы сами, у дверей дома - Гастон де Люкс, в саду - офицер рейтаров и граф Эрик. Таким образом, одного вашего согласия освободить пленника мало, потому что бежать ему помешают другие. Но так как я твердо решила спасти одного из пленников, то это нужно сделать. Вам придется снять шлем, латы и наколенники и поменяться платьем вот с этим господином.
      -Как? - удивленно воскликнул д'Арнембург.- Разве ваше высочество желает спасти господина Ноэ?
      -Ну конечно!
      -А господин Лагир останется здесь?
      -Да, и вы разделите с ним компанию до завтрашнего утра.
      -О, я с удовольствием соглашусь на это! - радостно отозвался люксембуржец и принялся поспешно снимать с себя доспехи.- Но как я объясню все это завтра?
      -Очень просто: вы пришли проверить крепость уз пленников, они же напали на вас, скрутили, сняли ваше платье, затем метали жребий, кому бежать, а кому оставаться, и так как жребий пал на графа де Ноэ, то остался господин Лагир.
      -Великолепно! - согласился люксембуржец. Герцогиня отошла с Лагиром в один из углов камеры, а д'Арнембург немедленно приступил к обмену платья и вооружения с Ноэ и, исполнив это, уселся на соломе.
      -Пойдемте! У дверей стоит оседланная лошадь. Идите смело, садитесь на нее и скачите с богом!
      Ноэ так и сделал. Гастон де Люкс, мимо которого он прошел, приняв его за д'Арнембурга, окликнул его: "Куда ты, Лев?" - но Ноэ ничего не ответил и только махнул рукой, как бы сильно торопясь.
      У дверей он нашел оседланную лошадь, вскочил на нее и во весь опор понесся к Парижу.
      Был приблизительно третий час утра, когда он подъезжал к заставе Святого Якова, и как раз в этот момент, когда подбежал к запертым воротам, увидел какого-то пешехода, который громко выговаривал стражнику:
      -Как, негодяй? Ты отказываешься впустить меня только потому, что я иду пешком? Да разве дворяне непременно должны ездить верхом?
      Ноэ постучал эфесом шпаги в ворота и крикнул:
      -Сейчас же откройте и пропустите меня и этого господина! Ноэ был в полном вооружении, и потому стражник не посмел не исполнить приказания. Когда конный и пеший прошли за ворота, Ноэ сказал:
      -Гектор, спасся ли он?
      -Боже мой, да ведь это ты, Ноэ? - откликнулся Гектор.Значит, тебе удалось спастись? А Лагир?
      -Лагир еще не освободился, но его, несомненно спасут в ближайшем будущем.
      -Значит, все хорошо. Он спасся. В нескольких лье отсюда под ним пала лошадь, и я дал ему свою, а сам пошел пешком. Ну, куда же ты теперь решил направиться, Ноэ?
      -Придется в нашу гостиницу.
      -Ну вот еще! Завтра туда первым делом кинутся королевские стражники. Нет, нам нужно отправиться в гостиницу "Праздничный колокол", потому что там останавливаются исключительно лотарингцы и, следовательно, нас там уж никак искать не будут.
      -Ты прав,- согласился Ноэ,- недаром же эта старая крыса Лашеней живет поблизости. Садись на круп моей лошади и поедем поживее!
      Они так и сделали.
      В то время как они дожидались, пока слуга гостиницы откроет им ворота, к Ноэ подошел какой-то старикашка, еле передвигавший ноги, и сказал дрожащим голосом:
      -Это вы, сир д'Арнембург? Ах, если бы вы знали, что случилось со мной! Я просто с того света явился!
      Ноэ удивленно обернулся и узнал... Лашенея, который, как известно читателю, незадолго перед тем добровольно бросился в ублиетту.
      XIII
      Итак, Лашеней остался жив. Конечно, Ноэ и Гектор, не зная того, что произошло во время их отсутствия, не могли удивляться этому, но они знали, кто такой Лашеней, и в его фразе им почудилась довольно интересная тайна, в которую полезно было бы проникнуть. Лашеней, видевший д'Арнембурга слишком мало, чтобы запомнить его рост и голос, впал в эту ошибку благодаря доспехам, которые обыкновенно надевал останавливавшийся в этой самой гостинице Лев. К тому же сам он был теперь слишком взволнован, чтобы заподозрить что- нибудь неладное, а вследствие этого и случилось, что он с полным доверием отнесся к человеку, бывшему его злейшим политическим врагом.
      Конечно, Ноэ поспешил воспользоваться ошибкой Лашенея и сейчас же сказал:
      -Боже мой, что случилось с вами, дорогой Лашеней? Суконщик боязливо оглянулся по сторонам и ответил:
      -Здесь опасно говорить. Вот если бы мы могли попасть ко мне в дом...
      -Ну, так пойдемте в ваш дом!
      -Это легче сказать, чем сделать. Пожалуй, часовые все еще стоят там.
      -Часовые? - воскликнул Ноэ.- Вы заинтересовываете меня все больше и больше!
      -Ну да. Ведь меня арестовали и привели к королю. Его величество во что бы то ни стало хотел получить от меня неизвестные вам документы, но я отперся решительно от всего: знать, дескать, ничего не знаю. Тогда меня посадили в ужасающую луврскую камеру, называемую "При-Дье". Представьте себе, я просидел там до вечера, и мне не потрудились принести ни пищи, ни питья.
      -Какое варварство!
      -Да это еще что!.. Чем дальше, тем было хуже!.. Ночью ко мне в камеру явились Пибрак и наваррский король.
      -Наваррский король? Ему-то что было нужно от вас?
      -А видите ли, он с Пибраком каким-то чудом нашел мои тайные документы, из которых один - тот самый, где значатся все участники великого дня, вы знаете? - написан числовым шифром. Вот они и хотели непременно добиться от меня разгадки шифра. Когда я стал отговариваться незнанием, они подтащили меня к ублиетте и грозили бросить туда. Однако я не стал дожидаться этого и, так как предать своего господина не мог, предпочел сам добровольно броситься в ублиетту.
      Из-под опущенного забрала Ноэ бросил восхищенный взгляд на простого горожанина, у которого была такая истинно дворянская душа.
      Между тем Лашеней продолжал:
      -Я молился Богу, поручая Ему свою душу. И вот случилось чудо, которого никто не мог ожидать. Благодаря сильным дождям последнего времени Сена значительно поднялась, и уровень воды оказался настолько высоким, что железные острия и брусья, о которые обыкновенно ломается тело брошенного в ублиетту, очутились под водой. Таким образом, я не разбился при падении, а тут еще меня подхватило течение и чудесным образом пронесло сквозь отдушину. Таким образом, я отделался лишь тем, что порвал платье и разбил в кровь руки. Но это пустяки, потому что я зато жив.
      -И неужели вы не испытали ни малейшего страха? воскликнул Ноэ.
      -Знаете, что я скажу вам, дорогой сир д'Арнембург? ответил старик, покачав головой.- В тот момент, когда все это случилось со мной, я вообще ничего не чувствовал и не испытывал. Но теперь, при воспоминании о том, как я, задыхаясь и захлебываясь, протискивался сквозь отдушину... Бррр!.. Нет, мой дорогой, во второй раз я уж не мог бы проделать это.
      "Это следует намотать себе на ус",- подумал Ноэ.
      Лашеней продолжал:
      -Теперь вы понимаете сами, что мне не хотелось бы вторично попасть к ним в руки, тем более что в их руках компрометирующие меня документы, так что король, наверное, прикажет повесить меня. Ну, а это мне вовсе не улыбается: ведь, видев смерть так близко перед собой, я почувствовал, насколько дорожу жизнью.
      -Так к чему же вы пришли сюда, где вас могут опять арестовать?
      -Да не могу же я бросить золото нашего господина! Ведь оно хранится у меня в доме, и будет большим счастьем, если его не нашли и не выкрали подобно документам.
      -Так вы боитесь, нет ли в доме часовых? Хорошо, я подойду поближе и посмотрю.