Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Когда вас кто-то любит

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Джонсон Сьюзен / Когда вас кто-то любит - Чтение (стр. 11)
Автор: Джонсон Сьюзен
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


      Его родители сказали то же самое, хотя в более вежливых выражениях. Нет, она очень хотела помочь Даффу поскорее встать на ноги. Больше всего на свете. А вот до какой степени она готова посвятить себя Даффу… над этим стоило подумать. В любом случае никогда не следует строить далеко идущие планы: жизнь ненадежна. Этот урок она усвоила в тринадцать лет, когда впервые заболел отец.
      Но секунду спустя, коснувшись руки Даффа и осторожно сжав его пальцы, она отчего-то ощутила, что пришла домой после долгого отсутствия. До этой минуты она никогда не испытывала подобных эмоций: отчасти сострадание и нежность, но в основном – чистое, яркое, незамутненное наслаждение, настолько шокирующее, что пело в крови торжествующим гимном.
      – Останься со мной, – попросил он, впившись в нее знакомым дерзким, высокомерным взглядом.
      Аннабел не ответила. Да и что ответить, когда всеми фибрами своего существа она сознавала, до чего же невозможно согласиться на его требование.
      – Только скажи «да».
      Нет, нет, нет…
      – Да, – прошептала она. Сердце взяло верх над разумом.
      Его улыбка согрела не только ее душу, но и всю комнату. И словно волшебной кистью каким-то образом стерла и ее прошлое.
      – Теперь я очень быстро поправлюсь, – весело объявил Дафф.
      В улыбке Аннабел отразилась вся глубина ее чувств.
      – И сделаешь меня очень счастливой, – просто ответила она.
      – Я слышал, ты приехала вместе со всеми домочадцами, – деловито начал он, точно собираясь что-то предложить. – Пригласи их перебраться к нам.
      – Да ты с ума сошел! – Аннабел словно сбросили с небес на землю. Нахмурившись, она упрямо пожала плечами: – Представляю, что будут болтать все злые языки в городе!
      Но маркиз не привык, чтобы его желаниям перечили.
      – Я попрошу матушку их пригласить, – спокойно пояснил он, ничем не уступая ей в упрямстве. – Так что все правила приличия будут соблюдены.
      – Ни в коем случае! Дафф, не усложняй мне жизнь! Мать почти ничего не знает о моей прошлой жизни, и я предпочитаю, чтобы так и оставалось. Если мы станем жить в нашем доме, где я отдаю приказы и не принимаю визитеров, она вряд ли услышит сплетни, которые в изобилии ходят про меня.
      – Визитеров-мужчин, полагаю? – пробурчал он.
      – Нет. Говорю же, все в прошлом. У меня нет приятелей-мужчин.
      «Если не считать меня», – едва не выпалил он. Но не собирался делать сравнений: ведь то, что он испытывал к ней, было так далеко от ее прошлого образа жизни, да и его тоже… невыразимо далеко…
      – Я тоже стал другим. У тебя нет друзей-мужчин, а у меня – друзей-женщин. Поэтому останься.
      – Тебе нет нужды ничего менять ради меня, Дафф, – отмахнулась она. – Честно говоря, я не питаю никаких надежд.
      – Тем не менее я изменился.
      – Когда ты встанешь с постели, все покажется другим, – улыбнулась она. – Просто ты ослабел от потери крови.
      – Считаешь, что в голове у меня одна пустота и ранение повлияло на мой разум?
      – Я просто хочу подчеркнуть, что не нуждаюсь в лести. Я рада быть с тобой, и больше ничего не требуется говорить.
      – Это не лесть, – проворчал он. – Я вполне серьезен. И действительно хочу, чтобы ты оставалась со мной.
      – Дафф, в самом деле, можно подумать, мы с тобой не знакомы с нравами общества. Подобная новость за несколько часов облетит город.
      – Значит, ты просто водила меня за нос, когда обещала остаться, – резко бросил он.
      – Я осталась бы, будь это возможно, – мягко пояснила она. – Но так нельзя. Да и твои родители вряд ли одобрят подобное поведение.
      – Ты не знаешь моих родителей. Их роман был настолько далек от обычного, что люди до сих пор вспоминают тот скандал.
      – Но ведь нужно подумать и о моей матери. Если ты согласен, я готова целыми днями просиживать у твоей постели и только на ночь буду уезжать домой.
      Дафф надулся. Аннабел улыбнулась:
      – Надеешься, что это заставит меня передумать?
      – А вот на мою мать это всегда действовало, – усмехнулся он.
      – Судя по высказываниям твоей матери, ты – само совершенство.
      – И всегда им был, – подтвердил Дафф с ангельским взглядом. Она рассмеялась и порывисто стиснула его пальцы.
      Он охнул.
      – Прости меня, прости, – прошептала она, отдернув руку. – Где болит?
      Он попытался рассмеяться, но лишь горестно скривился.
      – Легче сказать, где не болит. Я срочно нуждаюсь в поцелуе, чтобы облегчить страдания.
      – Ты неисправим, – пожурила она, невольно улыбаясь.
      – Но я все равно тебе нравлюсь и таким, – парировал он.
      «Больше чем нравишься», – подумала она, уже почти влюбленная, хотя всячески старалась этого избежать.
      – Хорошо. Только один поцелуй, пока ты не окрепнешь.
      – Как скажешь.
      Аннабел рассмеялась.
      – Вижу, что ты стал очень сговорчивым в своем неподвижном состоянии.
      – Не рассчитывай, что это долго продлится. Теперь у меня есть все причины как можно скорее подняться с одра болезни.
      – Чтобы затащить меня в постель?
      – Чтобы снова тебя обнять. Остальное зависит от тебя.
      Вот так всегда! Даффу ни к чему просить и умолять. Достаточно улыбнуться, поманить пальцем, и все женщины – у его ног.
      – Поцелуй меня, пожалуйста, – едва слышно попросил он. – Я истосковался по тебе.
      Не знай она репутации Даффа и всех тех историй, которые про него ходили, могла бы, пожалуй, принять его слова близко к сердцу. А может, и приняла… по крайней мере в этот момент.
      – Я тоже тосковала по тебе, – пробормотала она, нагибаясь и касаясь его губ в легчайшей из ласк. И несмотря на краткость прикосновения, почувствовала, как неумолимо влечет ее к нему.
      – Еще, – прошептал он, и это слово прозвучало песней сирены.
      Один поцелуй вел к другому, а третий разжег такое пламя слепого желания, что Аннабел, обретя наконец подобие рассудка, оторвалась от Даффа и отскочила.
      – Это безумие, – прошептала она.
      – Но такое великолепное безумие, – парировал он, ощущая, как бурлит кровь, как вливаются в него новые силы. Поцелуй Белл – лучшее лекарство. – Ты, моя милая, превзошла всех докторов, – пробормотал он, подмигивая. – И я хочу есть. Никаких бульонов и каш. Мне нужна настоящая еда.
      Такая внезапная перемена рассмешила ее.
      – Скоро мне придется отбиваться от тебя, – покачала она головой и потянулась к сонетке.
      – Сомневаюсь, – протянул он.
      – Самоуверенный мальчишка! – бросила она, дернув за вышитую ленту. – Я могу преподнести тебе сюрприз.
      После столь страстных поцелуев он будет крайне удивлен, если Аннабел даст ему время полностью оправиться. Но Дафф, как всегда, был тактичен.
      – Если ты намерена отбиваться от меня, могу только посоветовать копить силы. Потому что через несколько дней я либо поборю, либо соблазню тебя. Выбирай, что предпочитаешь.
      Поразительно, как простые слова могли возбудить ее до такой степени, что его шутливые угрозы расплавили сердце кипящей лавой желания.
      – Позже я дам тебе знать, что именно предпочитаю, – кокетливо откликнулась она.
      Невозможно было не услышать отголосков страсти в ее голосе, понятных человеку с его опытом.
      – Не торопись, – пробормотал он, слабо улыбаясь. – Я скорее всего встану с постели только через день-другой. Хотя полагаю, что для этого вовсе не обязательно вставать с постели. Полагаю, если я очень тебя попрошу, ты поможешь больному калеке… например… возьмешь на себя большую часть самой бурной деятельности. Буду более чем счастлив позже возместить тебе все неудобства. Ты даже можешь уговорить меня подчиняться всем твоим приказам.
      – Как ни соблазнительно ваше предложение, милорд, позвольте мне отказаться, – сухо объявила Аннабел, уже успевшая накинуть узду на свои желания. – И к твоему сведению, я не люблю играть роль госпожи в постели. Надеюсь, это не уменьшит твоего интереса ко мне.
      – Ведьма! Так играть с глубоко влюбленным человеком!
      – Тебя попросту одолела похоть. Прошу не путать эти понятия.
      – Ни в коем случае.
      Она вспыхнула под его неотступным взглядом и, чтобы не признаваться в собственных чувствах, отделалась ехидной репликой:
      – Думаю, твое отношение ко мне изменится, как только ты кончишь.
      – Будь я в силах двигаться, швырнул бы тебе что-нибудь в голову за такую грубость, – усмехнулся он, приняв тот же тон. Кто лучше его поймет боязнь говорить о любви?
      Аннабел отступила.
      – Тогда мне повезло не оказаться на линии огня.
      – Ненадолго, дорогая, – пробормотал он. – Ненадолго.

Глава 26

      Верный своему обещанию, Дафф заставил себя сесть в постели уже на следующий день, а еще через два дня уже был на ногах. Правда, ходил он, покачиваясь, но без посторонней помощи. Правда, стискивал зубы от боли, на лбу выступали крупные капли пота, и вскоре снова приходилось ложиться в постель.
      Но он не сдавался и к концу недели почти восстановил силы. А вместе с силами вернулся и аппетит, и кухарка то и дело готовила ему подкрепляющие блюда. Короче говоря, выздоровление шло огромными шагами. Даже доктор Стюарт считал его феноменальным.
      Родители Даффа так часто благодарили Аннабел, что она действительно ощущала себя ангелом милосердия, – роль, которую приняла с полным сознанием того, что ее вмешательство было ничтожным по сравнению с геркулесовыми усилиями Даффа.
      Она постоянно была рядом с ним, потому что так желал Дафф и потому что скорее могла остановить солнце, чем отказать любовнику. Да она и не хотела этого. Как, впрочем, мама и Молли с их недвусмысленными замечаниями о Золушке, принце и тому подобными фантазиями.
      Но Аннабел считала свои обязанности сиделки чем-то вроде роли в очередном спектакле, возможно, очень длинном, но не бесконечном. Она прекрасно понимала, что в реальной жизни золушек не бывает и, даже если в редких случаях актрисы и выходили замуж за аристократов, их супружескую жизнь вряд ли можно было назвать идеальной.
      Однако эти ее обязанности были приятными. Более чем приятными, и она каждый день с нетерпением ждала поездки в дом Уэстерлендов.
      В первое время она спрашивала, не хочет ли Дафф, чтобы ему почитали.
      – Нет, спасибо, – отказался он. – Лучше поговори со мной.
      Она и подумать не могла, что у них найдется столько тем для беседы: слишком мало они знали друг друга. И по правде говоря, ее отношения с другими мужчинами не оставляли времени для разговоров по душам.
      Как, впрочем, и у Даффа – с женщинами.
      Оба словно оказались в неизведанной ранее стране, но находили эти переживания невероятно интересными и даже восхитительными. Они много говорили о своем детстве. Его – было идиллическим, другого слова не подберешь. Ее – достаточно приятным, во всяком случае, в ранние годы, когда дело ее отца процветало, а семья жила в комфорте. Да и образование ей дали превосходное. Наставниками девочки были питомцы Кембриджа. И до четырнадцати лет жизнь Аннабел была безмятежной и безоблачной.
      Но по мере того как болезнь отца прогрессировала, все менялось. Она очень неохотно говорила о том, что случилось потом, и ни с кем не делилась правдой.
      – Когда положение моей семьи потребовало решительных мер, – коротко объяснила она, избегая слов «нищета» и «отчаяние», – я отправилась в Лондон искать счастья.
      И счастье ей улыбнулось. Вся последующая ее жизнь была цепью триумфальных побед, которые так часто описывались в газетах того времени.
      – Тогда я и увидел тебя в «Друри-Лейн», – вздохнул Дафф.
      – Да, – кивнула она, умолчав, что перед этим целый год проработала гувернанткой за жалованье, которого хватало только на то, чтобы семья не голодала, не говоря уже о постоянных преследованиях хозяина дома, считавшего, что вся женская прислуга – его законная добыча, так что приходилось всеми способами избегать встреч с ним. Впрочем, она коротко упомянула о карьере гувернантки, добавив, что нашла ее чересчур изнурительной.
      – Вне всякого сомнения, – сухо заметил Дафф. – Да ты с твоей внешностью не протянула бы и двух недель.
      – По правде говоря, я протянула год.
      – Поразительно. Твой наниматель предпочитал мальчиков, или жена приковывала его к своей ноге?
      – Просто в этой семье кошелек был у баронессы. Богатая наследница, которая вышла замуж за нищего, но титулованного аристократа. Сразу понятно, кто в доме главный.
      – Деньги, разумеется, взяли верх. Этим по крайней мере объясняется, почему ты продержалась так долго.
      – Но ситуация в конце концов стала невыносимой.
      – Вполне понятно. Бедняга к тому времени должен был окончательно спятить. И это комплимент, дорогая. Ты необыкновенная… хотя, должно быть, уже не раз это слышала. Итак, как звали это животное?
      – Предпочла бы умолчать.
      – Я не вызову его на дуэль, – заверил Дафф, хотя в голосе отчетливо прозвенело раздражение. И, чтобы умиротворить его, она поспешно заверила:
      – По-моему, семья уехала за границу.
      – Врушка, – попрекнул он.
      – Ты только начал выздоравливать. Будь благоразумен. И учти, если бы этот человек, который останется безымянным, не довел меня до решения стать актрисой, мы никогда бы не встретились.
      – По крайней мере до ярмарки лошадей.
      – Если тебе угодно спорить… – надулась Аннабел.
      – О нет, честное слово, я не хотел. – Он осторожно хлопнул по краю постели. – Посиди со мной.
      Поскольку в последнее время Дафф мог без остановки пройтись по коридору верхнего этажа и обратно, она не собиралась принимать приглашение.
      – Твои родители могут войти, – отговорилась она.
      – Не войдут.
      – Почему ты так уверен? – с подозрением осведомилась она.
      – Я попросил не беспокоить меня, пока не позову.
      Ну зачем она спросила?!
      – Тем не менее я не стану сидеть с тобой, – твердо объявила она.
      – Боишься? – поддразнил он.
      – Вот именно. Боюсь, что буду опозорена, если кто-то войдет, как бы горячо ты ни уверял, что этого не будет. Как насчет слуг?
      – Им тоже приказано не совать сюда носа.
      – Вижу, всем успели отдать приказы.
      – Ну, если бы и ты склонилась перед моей волей, – пробормотал он с мальчишеской усмешкой, – я был бы вполне доволен.
      – И где бы я была, если бы имела глупость склониться перед твоей волей? – надменно пробормотала она, совсем как героиня на сцене.
      – Предпочтительно подо мной, – улыбнулся он. – Знаешь, снобизм и все такое.
      – Очень забавно! Но боюсь, у меня отсутствуют порывы плоти, – отговорилась Аннабел, хотя при виде Даффа, сидящего на постели, красивого, как смертный грех, в лосинах, рубашке с открытым воротом и босого, в глубине души сознавала, что не вполне искренна.
      – Позволь мне не согласиться, – едва заметно усмехнулся он. – После нашей встречи в моем охотничьем домике я сказал бы, что наши плотские порывы идеально совпадают.
      – Пожалуйста, Дафф, остановись. – Аннабел подняла руку и откинулась на спинку стула, словно отгораживаясь от искушения. – Даже не напоминай мне о таких вещах, когда я пытаюсь собраться с силами и держаться в рамках приличий. Должна же я вести себя скромно в доме твоих родителей. – Она набрала в грудь воздуха, и решительно добавила: – В этом отношении я абсолютно тверда.
      Он тихо застонал и окинул ее насмешливым взглядом.
      – А как насчет садового домика во дворе?
      – Следовало бы дать тебе пощечину за наглость, – фыркнула она.
      – Кто тебе препятствует? Подойди и дай, – вкрадчиво предложил он.
      – Дафф, ради всего святого, не надо… – прошептала она. – Через час нам нужно спуститься вниз, к чаю…
      Она убеждала его, чувствуя, как кружится голова, как слабеет воля и все сильнее становится желание броситься в его объятия.
      – И моя мать собирается впервые приехать с визитом, – в панике прибавила она, – Я и без того нервничаю! Хочешь, чтобы я совсем растерялась?
      – Прости, дорогая, – немедленно раскаялся он. – Я слишком эгоистичен. Дело в том, что я попросту схожу с ума. Но не волнуйся. – На этот раз именно он поднял руку. – Я переживу. И ты, конечно, права. Нельзя, чтобы мы спустились вниз помятыми и взъерошенными, тем более что к чаю ждут твою матушку.
      – Даже не говори ничего подобного! – ужаснулась Аннабел. – Я и без того живу в постоянном страхе, что матушка услышит обо мне какую-нибудь скандальную сплетню.
      В отличие от нее Дафф мало обращал внимания на скандалы.
      – Дорогая, ты слишком тревожишься о подобных вещах, – небрежно бросил он. – Все, кого я знаю, рано или поздно обязательно были замешаны в ту или иную неприятную историю.
      Аннабел поджала губы.
      – Подобное поведение может быть приемлемым для аристократии. К сожалению, к простым людям применимы другие стандарты.
      – Вздор и глупости. Я могу защитить тебя от любого скандала.
      – Но мама тем не менее расстроится. И что тогда? – парировала она.
      В этом она, вероятно, права. Хотя все, что он успел узнать о миссис Фостер, указывало на то, что она – женщина светская и вовсе не помешана на приличиях. Но Аннабел, очевидно, страшно боится каким-то образом опозорить мать.
      – Не волнуйся, дорогая, – нежно попросил он. – Я буду очень осмотрительным. Честное слово, я буду так же чопорен, как викарий за чаем. Может, мне лучше обсуждать цитаты из молитвенника?
      Аннабел улыбнулась и вздохнула.
      – Пожалуй, не стоит. Ты вряд ли сумеешь правдоподобно сыграть свою роль. И по правде сказать, наш викарий много пил и держал скаковую конюшню, предоставив младшему священнику выполнять все обязанности. По воскресеньям мы все вместе охотились или ездили на скачки.
      Служение Богу было в то время зачастую последним прибежищем младших сыновей, не желавших идти в армию или на флот и считавших, что призвание юриста не соответствует их положению. При этом никакого религиозного образования не требовалось.
      – Теперь я вижу, что нашей дружбе самой судьбой предназначено быть долгой и счастливой, – рассмеялся Дафф. – Моя семья тоже проводила воскресенье на скачках или на охоте. Значит, сегодня днем нас ждет огромный успех: вот подожди и увидишь. Мы с твоей матерью поговорим о лошадях.

Глава 27

      И действительно, за чаем речь зашла о лошадях, но только после того, как присутствующие долго восхищались Крикет, охали и ахали, передавая ее из рук в руки. Малышка успела перебывать на коленях у всех сидевших за столом и наконец оказалась в объятиях герцогини, где и задремала, как настоящий маленький ангелочек.
      Герцогиня взглянула на мужа и улыбнулась.
      – Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как в этом доме появлялся младенец.
      – Я помню день, когда родился Дафф, – кивнул герцог.
      Между ними вдруг протянулась ниточка такой близости и любви, что в комнате воцарилось смущенное молчание.
      – Как и все дни, когда остальные наши дети появились на свет, – мягко заметил герцог, улыбаясь растерянным гостям. Общество не терпит столь публичных проявлений взаимной симпатии. Но семья Д'Абернонов всегда жила по собственным правилам.
      – Прекрасно вас понимаю, – кивнула миссис Фостер, которая, подобно дочери, ловила на ходу любые намеки. – Кажется, только вчера мои девочки были совсем крошками.
      Слава Богу, ее мать может спокойно упоминать имя Хлои!
      – Верно, – согласилась герцогиня. – Не успеешь оглянуться, а они уже взрослые.
      – Или, в случае Джайлза, просто стали выше ростом, – заметил герцог. Джайлз только что проигрался в карты, и отцу пришлось уплатить большую сумму. – Наш младший сын слишком беспечен и играет по непозволительно высоким ставкам.
      – Вернее, слишком невоздержан, – пробормотал Дафф.
      – Конечно, родителям тревожно, когда дети связываются с неподходящими людьми, – улыбнулась герцогиня. – Но мне кажется, все это неразрывно связано со взрослением.
      – Вероятно, – вежливо согласилась миссис Фостер. – Девушки, как правило, не играют, так что у меня не было причин волноваться по этому поводу. И обе мои дочери были очень послушны.
      Она улыбнулась Аннабел, и та вспыхнула, смущенная материнской похвалой. К тому же вряд ли понятия матери о том, какова должна быть послушная дочь, совпадали с ее собственными.
      Поняв причину ее неловкости, Дафф поспешил вмешаться:
      – Миссис Фостер, не хотите как-нибудь поехать на скачки? Мы с Аннабел собираемся туда на следующей неделе. Кажется, наша семья тоже выставляет лошадей.
      – С большим удовольствием принимаю ваше приглашение, – просияла миссис Фостер.
      Джулиус и Элспет удивленно переглянулись.
      Аннабел поразилась не менее их. На скачках всегда слишком много народа. Неужели Даффу не терпится выставить напоказ их отношения?
      – К этому времени я совершенно поправлюсь, – небрежно бросил Дафф, словно в ответ на их изумленные взгляды. – Нужно же это отпраздновать! Мама, папа, вы согласитесь присоединиться к нам?
      – Разумеется. Будем счастливы, не так ли, Джулиус?
      – Ты, как всегда, права, дорогая, – кивнул герцог и, подняв бокал с бренди, провозгласил: – За успешные скачки!
      Тут разговор перешел на лошадей. Обсуждались резвость, выносливость, тренировки и те жокеи, которые будут на них скакать. Миссис Фостер ввели в курс последних новостей скакового мира, и оказалось, что она принимает участие в беседе на равных вплоть до деталей, известных только знатокам и любителям этого спорта.
      Время за оживленной беседой летело незаметно, и только когда голодная Крикет с плачем проснулась, требуя очередного кормления, миссис Фостер распрощалась с хозяевами. Срочно позвали Молли, пившую чай со слугами, и вся троица покинула гостеприимный дом, договорившись о встрече на скачках.
      Слуги обожали сплетничать о хозяевах, а в этом случае сам факт, что на чай приглашена мать актрисы, был невероятным. Правда, Молли не отличалась словоохотливостью в присутствии посторонних, но слуг так и распирало любопытство, и они болтали без умолку, так что сегодня в кухне Уэстерлендов царило необычайное оживление.
      Осталось неясным, каким образом новость выпорхнула из герцогского дома и достигла редакции «Морнинг пост». То ли у кого-то из слуг оказался дружок в соседнем доме, то ли разносчик, заглянувший на кухню, оказался слишком любопытным, а может, у этой газеты, как у любой другой, были свои платные осведомители. Впрочем, все знали, что в Лондоне любой секрет сразу становится известен всем. Поэтому на следующий же день в «Морнинг пост» появилась следующая заметка:
      «Вчера герцог и герцогиня Уэстерленд и их наследник, маркиз Дарли, пригласили на чай прославленную актрису, мисс Фостер, ее мать, миссис Фостер, и очаровательную маленькую внучку последней. Маркиз и мисс Фостер недавно вернулись в город после длительного пребывания в провинции».
      Аннабел успела увидеть газету раньше матери и сожгла гнусный листок, прекрасно понимая, на что намекает автор заметки. Предполагалось, что она исчезла из Лондона, чтобы родить ребенка, отцом которого был Дарли.
      За завтраком герцогиня прочла эти несколько строчек своему мужу и с улыбкой спросила:
      – Как по-твоему, что скажет на это Дафф?
      – Поскольку именно он предложил, чтобы мы все поехали на скачки, думаю, ему совершенно все равно. Очевидно, он нисколько не волнуется, что скажут люди относительно его связи с мисс Фостер. Как, впрочем, и я, – подмигнув, ответил герцог и развернул «Таймс».
      Дафф нашел газету на подносе с завтраком. Эдди уже позаботился развернуть ее на соответствующей странице. Пробежав глазами абзац, маркиз чуть приподнял бровь:
      – Пытаешься что-то сообщить?
      – Просто подумал, что вам следует знать, вот и все.
      – Сомневаюсь, чтобы свет жаждал знать, кого мы приглашаем к чаю!
      – Смеетесь?
      – Ребенок не мой, – спокойно заверил Дафф. – Так что меня все это не волнует.
      – А если бы он был вашим?
      – Да ты, похоже, заделался моралистом? – протянул Дафф.
      – Ничего, что на мисс Фостер все станут показывать пальцами? Об этом вы подумали?
      – Мисс Фостер не привыкать к чему-то подобному. И не смотри на меня так. С каких это пор тебя тревожит благополучие женщин в моей жизни?
      – Она славная женщина, ваша мисс Фостер. И нечего это отрицать.
      – Хорошо, я согласен. Мисс Фостер действительно очень славная. И я ничем ее не обижу. Можешь на это рассчитывать.
      – Пфф!
      На этом разговор закончился.
      Маркиз благодушно выслушал упрек денщика и немедленно забыл о нем.
      На следующий день, когда «Морнинг пост» с опозданием доставили в маленькую деревушку Эджелстон, находившуюся в нескольких часах пути к северу от Лондона, жена деревенского сквайра жадно прочла светскую хронику и ахнула.
      – Джеремия, только послушай! – воскликнула она, поворачиваясь к мужу, сидевшему у окна за трубкой и элем. – Эта злосчастная особа Фостер ухитрилась попасть в газеты и, вполне вероятно, способна втянуть нас в свою скандальную жизнь!
      Одутловатое лицо жены сквайра исказила негодующая гримаса.
      Выслушав содержание заметки, Джеремия Гаррисон спокойно отставил кружку с элем и вместо того чтобы оскорбиться, выдул клуб дыма и улыбнулся.
      – Герцог и герцогиня Уэстерленд и маркиз Дарли, говоришь? Интересно, сколько они заплатят, если мы избавим их от этого отродья?
      – Ты возьмешь ребенка дочери этого жалкого торговца? – в ужасе завизжала она, тряся головой так, что двойной подбородок задрожал, как желе. – Я запрещаю, Джеремия! Мой отец перевернулся бы в могиле, узнай он про такое!
      Как дочь адвоката, Миллисент всегда считала себя выше окружающих.
      – Пойми, Миллисент, это выгодное предприятие! Девчонка мертва. Ее отродье можно сплавить в сиротский приют и забыть о ней. А мы получим кругленькую сумму. И не говори, что ты не хочешь новый гардероб или модную мебель для гостиной. А я давно положил глаз на ту ферму, что рядом с нашей.
      – Но это покроет нас несмываемым позором, Джеремия, – возразила миссис Гаррисон, хотя ее негодование значительно уменьшилось при мысли о новом гардеробе и мебели.
      – Зато мы станем намного богаче. Клянусь Богом! – провозгласил ее муж, хлопнув по колену. – Пусть конюх запряжет лошадей в экипаж, а ты пошли за нашим сыном. У нас появились дела в Лондоне.

Глава 28

      В то время, когда Гаррисоны размышляли, что будут делать с внезапно обретенным богатством, бедный младший священник и его экономка в деревушке к югу от Лондона, раскинувшейся на берегу Темзы, озабоченно смотрели на мужчину, лежавшего в постели священника. Несколько дней назад матросы угольной баржи снесли на берег полумертвого незнакомца в лохмотьях, бывших когда-то дорогой одеждой, и с пустыми карманами, опустошенными его спасителями.
      – Похоже, сэр, он приходит в себя, – тихо заметила экономка, наклонившись над распростертым мужчиной. – Эти торговцы углем были правы, утверждая, что он, возможно, выживет.
      Младший священник был одним из клиентов шкипера баржи, поскольку обменивал провиант на уголь по пути баржи в Ньюкасл и обратно. На этот раз матросы оставили на его газоне неизвестного человека.
      – Он уже не так бледен, и дыхание становится глубже, – согласился священник.
      В этот момент Уоллингейм открыл глаза и уставился на них таким взглядом, что оба отскочили. После священник признавался, что увидел в этих глазах самого дьявола. Но все же сумел взять себя в руки, откашлялся и вежливо сказал, помня о богатой одежде незнакомца:
      – Добрый день, сэр. Позвольте сказать, что ваше состояние весьма улучшилось.
      – Где я, черт бы все побрал? – прохрипел Уоллингейм, и от его ледяного голоса у несчастной экономки прошел озноб по спине.
      – К югу от Лондона, – пояснил священник, не в силах решить, стоит ли посылать за помощью или нет. Ему очень не нравились дюжее сложение и мерзкая гримаса спасенного.
      – Позовите доктора, – велел граф. – И принесите бренди.
      – Боюсь, у нас нет ни того, ни другого, – пробормотал священник, стараясь, чтобы голос не дрожал.
      – Я граф Уоллингейм, – повелительно бросил больной. – Немедленно уведомите моих домашних о том, где я нахожусь. Да побыстрее, черт возьми!
      Священник и экономка дружно отпрянули, поскольку граф приподнялся на локтях, прежде чем снова упасть на постель. Запуганные и униженные, они словно приросли к месту.
      – Проваливайте! – заревел он.
      Священник и экономка вылетели из комнаты и опомнились только у подножия лестницы, пытаясь решить, что делать. В этого человека стреляли несколько раз. А вдруг в преступлении обвинят их?
      – Кто знает? – встревоженно нахмурился священник. – Судьи у нас продажны, а тот, кто лежит наверху, добродушием не отличается.
      – Не можем мы просто послать за его людьми и исчезнуть, когда они прибудут?
      – Здесь все знают, кто где живет, миссис Беннет. Боюсь, мы должны выполнить приказы графа и надеяться на лучшее.
      – Пошлите юного Гарри, – предложила экономка. – Мальчик знает, как обращаться с высокими особами. И не скажет больше, чем следует.
      Младший священник недоуменно уставился на нее.
      – Куда послать? Мы не знаем, где живет этот человек.
      – Вы могли бы спросить у него.
      – Лучше вообще не подходить к нему, – честно признался священник.
      – Кучер в деревенской гостинице наверняка слышал о нем, если он действительно граф. Пусть Гарри справится у него.
      Совет экономки показался священнику дельным. Гарри быстро сбегал в гостиницу и вернулся с нужными сведениями.
      – Кучер действительно слышал об Уоллингейме, – выдохнул он. – Старый Джон говорит, что он сам дьявол.
      – Это уж точно, – пробормотал священник, чье мнение так неожиданно подтвердилось. – Джон знает, где живет граф?
      – Нет, но велел мне идти в Мейфэр и порасспросить там. Эти аристократы все живут недалеко друг от друга.
      – Иди, – приказала экономка, не спрашивая разрешения у хозяина. Желание избавиться от воплощения сатаны перевесило обычный порядок действий. Жильцы этого дома не хотели возобновлять знакомство с временным постояльцем.
      Уж очень силен был страх перед ним.
      Кроме того, бедный священник прекрасно понимал, как опасно навлечь на себя гнев человека, подобного Уоллингейму.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15