Дафф удивил свою семью, появившись к ужину.
      – Входи, дорогой! – радостно воскликнула мать, когда он остановился на пороге. – Как мило ты выглядишь!
      – Эдди убедил меня, что давно пора начать переодеваться к ужину, – пояснил Дафф, входя в столовую. В последнее время он не был склонен соблюдать светские формальности. В тех редких случаях, когда он выходил к общему столу, одежда его была самой простой. – Ты, должно быть, позаботилась о смене моих вечерних костюмов, – заметил он, улыбаясь матери в желтоватом свете закатного солнца. – Прекрасно сидят.
      – Уэстон прислал одного из своих людей. Он всегда так услужлив! Ты так элегантен, дорогой. Садись сюда, рядом со мной, – попросила герцогиня, делая знак лакею поставить еще один прибор. – Представляешь, какая у нас радость: малышка Лайза прекрасно сидит на пони. Впервые села в седло, и все мы ее подбадривали. А ты чем занимался?
      – Мы с Эдди добрались до развалин монастыря в Бедлоу. Вид, как всегда, был изумителен.
      Никто не подал виду, что все уже слышали о прогулке. Но, подходя к столу, он заметил общие улыбки и, зная, как быстро разносятся сплетни слуг, добавил: – Как вы уже, несомненно, слышали, мисс Фостер согласилась меня сопровождать.
      – В самом деле? – спокойно заметила мать. – Весьма учтиво с ее стороны. Джулиус, ты слышал? – Она обращалась к мужу, сидевшему на другом конце стола. – Сегодня Дафф был в приятном обществе.
      Герцог Уэстерленд улыбнулся:
      – Ты права. Общество действительно приятное, и очень. Что делает мисс Фостер в деревне в это время года?
      Сезон был в полном разгаре, и Аннабел, дружившую со всеми знатными светскими львицами, часто приглашали на вечера и балы.
      Не сразу сообразив, что ответить, Дафф сжал спинку стула из красного дерева и на миг задумался.
      – Мисс Фостер проводит лето с родными, – избрал он наконец самую нейтральную форму ответа. – Может, она выберет время поехать со мной завтра на скачки. – Все равно они узнают: сейчас самое время рассказать правду. – Я лишь однажды испугал ее, когда впал в транс, но в остальном все прошло прекрасно.
      – Что же, тебя можно только поздравить, – с улыбкой ответила мать. – А может, похвалить мисс Фостер за тактичность. Садись, дорогой. – В этот момент она играла роль идеальной хозяйки, не собиравшейся допрашивать сына. – Выпей бокал вина. Твой папа велел принести из подвала несколько бутылок лучших сортов.
      Значит, они все знают. И знали, что он придет к ужину. Неужели им уже сообщили, что случилось в семье Аннабел? Нет, спрашивать он не собирается. Он дал Аннабел слово, что не станет это обсуждать.
      Все родные сильно тревожились за Даффа со времени его возвращения с войны. Новости о его сегодняшней прогулке стали для них большой радостью.
      Собственно говоря, его родители, братья и сестры под тем или иным неубедительным предлогом предпочли покинуть столицу и провести лето в Уэстерленд-Парк, чтобы быть рядом с ним. Поэтому сегодня здесь собрались две его замужние сестры с детьми, а также младший брат. Джайлз, со своей стороны, был рад сбежать от расчетливых лондонских мамаш, мечтающих поймать завидного жениха в свои сети. Но Джорджина и Лидия жертвовали своей любовью к столичным развлечениям. Кроме того, они скучали по мужьям, которые не могли надолго покидать свои поместья.
      – Ты прекрасно выглядишь, Дафф. Клянусь! – с улыбкой воскликнула Джорджина. Самая младшая из детей, он унаследовала от матери светлые волосы и голубые глаза. – Как приятно видеть тебя прежним!
      Что же, черт возьми, сказал им Эдди? Или «прежний» относится к тому рассеянному образу жизни, который он вел?
      Но он предпочел не понять намека.
      – Эдди считает, что новая кобылка, которую я купил, стала залогом моего выздоровления. Возможно, он прав. Богу известно, он достаточно долго мирился с моими мрачными настроениями, чтобы распознать некоторое улучшение.
      – Собираешься снова выставлять своих лошадей на скачках?
      Его сестра Лидия была с детства помешана на лошадях. Ее породистые животные постоянно выигрывали призы.
      – Всем недоставало твоих великолепных лошадок на скаковом кругу, – добавила она, вскинув темные брови. – На твоего жокея Гарри всегда можно было рассчитывать.
      – Я действительно собираюсь выставить своих лучших коней. Эдди потолкует с Гарри и, может, уговорит его снова работать на меня.
      – Сейчас он служит у Армитиджа. Ты наживешь себя врага, – предупредила сестра.
      – Как решит Гарри, – пожал плечами Дафф. – Что же до Армитиджа… старому скряге следовало бы платить своим жокеям лучше, и тогда они не сбегали бы.
      – Он хорошо платит, и ты это знаешь, – буркнул Джайлз, глядя на брата поверх бокала.
      – Но не так, как я, – ухмыльнулся Дафф.
      – И Гарри преданно тебя любит, – заметила герцогиня, улыбаясь сыну. – Не представляешь, сколько раз он заезжал к нам перед началом сезона скачек в надежде, что ты захочешь с ним увидеться. Он придет к тебе, можешь даже не волноваться.
      – Спасибо за доверие, – кивнул Дафф. – Полагаю, все вы уже успели выставить лошадей на завтрашние скачки.
      – Ну конечно, дорогой, – кивнула мать. – В этом году отец выиграл три скачки, да и моя кобылка тоже в прекрасной форме. У Джайлза – настоящее чудовище, которое еще нужно объезжать. А вот Джорджина и Лидия… – Она глянула на дочерей: – Расскажите Даффу о своих победах.
      Тут разговор пошел о скачках и лошадях – привычная тема за столом Уэстерлендов. И впервые после возвращения в Англию Дафф чувствовал себя в своей тарелке. Нормальным человеком. Не то чтобы его прежняя жизнь считалась нормальной более консервативными членами общества. Зато она была типичной для богатого молодого аристократа.
      Игра, скачки и женщины поглощали его дни и ночи. Само его имя было синонимом игры по большим ставкам, лучших в стране лошадей и плотских наслаждений. И хотя имена его любовниц вызывали бешеную зависть у приятелей, сам он принимал женское обожание с небрежной невозмутимостью, только добавлявшей ему привлекательности. Его репутация любовника была весьма высока. Из уст в уста передавались легенды о его искусстве в постели и внимании к мельчайшим деталям любовных игр, не говоря уже о физической силе и выносливости.
      Правда, в последнее время выносливость в постели была ему ни к чему…
      Однако если все пойдет, как сегодня…
      Мысль об этом шла вразрез с горячей дискуссией о лошадях и жокеях, происходившей в этот момент в столовой.
      Гораздо позже, за десертом, когда зажгли свечи и превосходное вино герцога развязало языки, Джорджина вдруг заявила:
      – Ты должен завтра привести мисс Фостер в нашу ложу. Я сто лет ее не видела. Она так давно исчезла из общества!
      – Она может предпочесть уединение, – сдержанно ответил Дафф. – Я передам твое приглашение, но ничего не обещаю.
      – Какой таинственный у тебя голос… впрочем, она пропала так же таинственно, – лукаво улыбнулась Джорджина. – Ты знаешь, Уоллингейм переворачивает всю страну в поисках мисс Фостер.
      – Знаю.
      – Аннабел месяцами никто не видел.
      – Я увидел ее на ярмарке лошадей, где она ни от кого не скрывалась, – подчеркнул Дафф.
      – По-моему, ее дела нас совершенно не касаются, – вмешалась герцогиня, бросив на дочь предостерегающий взгляд. – Мисс Фостер получила свою долю славы. Возможно, она устала и хочет отдохнуть в деревне.
      – Мне тоже показалось, что она наслаждается тишиной и покоем, – согласился Дафф.
      – Я считаю, что сейчас самое время поговорить о чем-то другом, – вставил герцог, кладя конец беседе. – И совершенно не важно, увидим мы завтра мисс Фостер или нет. Навестим ее в другой раз.
      Последнее было неудивительно: Аннабел пользовалась большим уважением в обществе, учитывая популярность ее пьес.
      – Почему бы не пригласить ее на ужин? – предложил Джайлз. – Мы здесь ведем достаточно уединенную жизнь.
      – Джайлз! – возмутился герцог.
      – Ничего, папа, – улыбнулся Дафф. – Нельзя винить Джайлза за попытку. Мисс Фостер очаровательна. Если она захочет приехать к ужину, я дам тебе знать, Джайлз.
      – Можно подумать, ты один имеешь право общаться с ней, – пробормотал брат.
      – Мы всего лишь едем на скачки. Вряд ли это можно назвать чересчур близким общением.
      – Мальчики, ради Бога! Джулиус, прикажи им замолчать! – возмутилась герцогиня, умоляюще глядя на мужа.
      – Вы слышали, что говорит мать? Тема закрыта. Думаю, сейчас самое время для портвейна. – Герцог кивнул лакею и поднялся. – Будем пить чай и портвейн в гостиной.
      Он обошел стол и приблизился к жене. Элспет в свои пятьдесят четыре года выглядела все такой же красавицей. Аквамариновый прозрачный шелк очень шел ей, подчеркивая голубизну глаз.
      Герцог, хоть и старше жены, был по-прежнему строен и элегантен, хотя волосы немного поседели на висках. Возможно, это любовь сохранила им молодость. Этот брак был исполнен радости, а их преданность друг другу неизменно оставалась глубокой и истинной.
      Герцог взял руку Элспет, помог ей подняться и, обернувшись к детям, намеренно вернулся к теме скачек:
      – Почему бы не сделать наш день на ипподроме немного интереснее? Что скажете, если я поставлю на своего вороного пять к одному? Хотя он и без того выиграет, так что, возможно, я зря предлагаю.
      – С чего это ты взял, папа? – поспешно парировала Лидия. – Мой гнедой имеет все шансы прийти первым. На пробной скачке сегодня утром он пришел на секунду позже твоего вороного.
      – Не говоря уже о том, что завтра бежит жеребец лорда Грейсона, – вставил Джайлз, тоже поднимаясь. – Так что твой вороной может остаться ни с чем. Говорят, он будущий фаворит скачек.
      Герцог зловеще прищурился.
      – Откуда ты знаешь, что он фаворит?
      – Судя по слухам, так оно и есть. Вернее, мне лично сказал надежный букмекер.
      Герцог тихо выругался, но тут же дернул уголком рта в легкой усмешке.
      – Нужно непременно выяснить правду до завтрашних скачек, как по-вашему?
      – Превосходная идея, дорогой, – кивнула Элспет. – Ты знаешь, как я ненавижу проигрывать.
      За портвейном с весьма небольшим количеством чаю программа завтрашних скачек разбиралась во всех подробностях. Тут же решали, на кого завтра ставить.
      Было уже поздно, когда Дафф наконец поднялся и пожелал родным спокойной ночи.
      Вздумай он подслушивать у дверей, сразу понял бы, как рада семья его дружбе с мисс Фостер. Все единогласно посчитали это самым лучшим, что случилось с ним после возвращения с войны, и если все пойдет и дальше таким же образом, мисс Фостер действительно следует пригласить к ужину.
      – Только приглашать буду я, – твердо заявила герцогиня. – И, Джайлз, строго-настрого приказываю тебе вести себя прилично! Мы не желаем, чтобы состояние твоего брата вновь ухудшилось.
      – Я просто шутил, мама, – запротестовал Джайлз.
      – Твоя матушка слишком хорошо знает, насколько ты неравнодушен к красивым женщинам, а особенно к неотразимой мисс Фостер, – заметил герцог. – Она – само совершенство и просто ослепительна, так что не забывай о хороших манерах.
      – Ослепительна? – весело переспросила герцогиня. – Хочешь сказать, что ты заметил?
      – Я не замечаю никого, кроме тебя, дорогая, – ухмыльнулся он. – Но это еще не значит, что я слеп.
      – Понимаю, милый, – мягко ответила герцогиня. – Мы все считаем мисс Фостер бриллиантом чистой воды. Только бы она была добра к нашему милому Даффу.
      Но в коттедже Фостеров этим вечером вопрос доброты к маркизу не обсуждался. Мать Аннабел и Молли наперебой возносили похвалы маркизу. И хотя сама Аннабел не была преисполнена энтузиазма, все же неохотно соглашалась, что Дафф действительно человек обаятельный.
      – Ты во что бы то ни стало должна поехать на скачки с этим славным молодым человеком, – настаивала мать. – Мы с Молли прекрасно обойдемся без тебя. За Крикет можешь не беспокоиться.
      – Мама, пожалуйста, не стоит усматривать в отношении ко мне Дарли что-то, кроме обычной вежливости, – предупредила Аннабел, не желая, чтобы мать питала ложные надежды относительно их дружбы. – Ты не хуже меня знаешь, что аристократы предпочитают общаться с людьми своего круга. Мы по положению стоим куда ниже их.
      – Но никому еще не повредило хорошо проведенное на скачках время, – возразила миссис Фостер. Правда, Молли? – добавила мать, подмигнув кормилице. В отсутствие Аннабел они долго перемывали косточки маркизу.
      – Нисколечко не повредило, – жизнерадостно согласилась Молли. – Неплохо бы вам немного развлечься, мисс Аннабел.
      – Ты должна надеть что-нибудь модное, дорогая, – объявила мать. Как не похоже ее сегодняшнее настроение на обычное мрачное отчаяние. – Может, то прелестное платье из розового узорчатого муслина с оборкой на подоле и кружевным воротничком?
      Белл поморщилась и покачала головой:
      – Не уверена, что стоит так ярко одеваться. Ведь мы в трауре! И Хлоя совсем недавно ушла от нас.
      – Вздор. Даже если ты всю жизнь станешь носить только черное, Хлою не вернешь, – спокойно заверила миссис Фостер. – И твоя дорогая сестра желала тебе только счастья. С тех пор как умер твой отец, нам крайне недоставало всего, что хоть отдаленно напоминало это состояние. Знаешь, маркиз сумел рассмешить меня сегодня, а я уже и забыла, что такое смех. И мне было так хорошо, дорогая. Так что будь хорошей девочкой и надень что-нибудь красивое. Для меня.
      Как Белл могла отказать, если мать месяцами была затеряна в мире несчастий и бед? Тем более отказать в столь простой просьбе?
      – Если хочешь, чтобы я надела розовый муслин, мама, – улыбнулась она, – значит, так и будет.
      – Вот и умница, – обрадовалась мать. – Кроме того, тебе понадобится шляпка от солнца, ведь на ипподроме нет навесов. У нас есть что-нибудь хорошенькое?
      – Да, тот маленький капор, мама.
      Капор был случайно забыт во время одного из предыдущих визитов.
      – Да-да! – захлопала в ладоши мать. – Соломенный, с розовыми лентами и шелковыми розами. Идеально. Только приготовься заранее, чтобы не заставлять маркиза ждать.
      Если поездка на скачки и розовое платье доставят удовольствие матери, она с радостью согласится.
      – Не волнуйся, мама. Я все сделаю.
      И, говоря по правде, она с некоторым нетерпением ждет завтрашнего праздничного дня и скачек в обществе очаровательного маркиза.
      Дафф так отличался от других знакомых ей мужчин.
      И он сказал, что готов быть ее другом.
      Что же, время покажет.
      По ее опыту, дружбы между мужчиной и женщиной не существовало.

      Наутро Эдди вошел в спальню Даффа с кофе и маленькой кожаной коробочкой, присланной отцом.
      – Это привез управитель герцога, – пояснил Эдди, ставя коробочку на прикроватный столик вместе с чашкой кофе. – Должно быть, пришлось силой вытолкать старика Нортона из дома: сам бы он ни за что не отважился отправиться так далеко.
      – А записка прилагается? – спросил Дафф, распознав фирменный красный футляр от Грея.
      Эдди сунул руку в карман жилета и вытащил сложенную карточку.
      Взяв карточку, Дафф щелчком развернул ее и одним глотком выпил кофе.
      – Иисусе, – пробормотал он, минуту спустя, отбросив карточку, сунув чашку Эдди и открывая красный футляр. – Очевидно, я чертовски долго играл роль монаха.
      Внутри оказалась маленькая усыпанная драгоценными камнями брошка в форме розы, покоившаяся на белом атласе.
      – Розовые бриллианты для мисс Фостер, – протянул он. – Мой отец считает, что у меня не хватит мозгов, чтобы ухаживать за ней по всем правилам.
      – Внизу лежат еще подарки, сэр, – смиренно кивнул Эдди. – Не знаю, а вдруг…
      – Я спущу тебя с лестницы, если ты принесешь все сразу.
      – Да, сэр, – пробормотал денщик, на всякий случай держась подальше.
      – Хорошая мысль, – буркнул Дафф.
      – Они желают вам добра, сэр.
      – Знаю, – вздохнул Дафф. – Итак, какого дьявола там еще приготовлено для мисс Фостер?
      – Точно не знаю, сэр. Но все ваши родные что-то прислали.
      – Все?!
      – Включая вдовствующую герцогиню, сэр.
      Маркиз в изумлении открыл рот.
      – Похоже, даже бабушка строит планы в отношении меня, – покачал он головой. – Что же, тащи чертовы подарки наверх, посмотрим, что там есть.
      Он откинул одеяло и встал.
      – Нет, пожалуй, я сам спущусь. На плите стоит горячая вода?
      – Да, сэр.
      – Помоги мне умыться во дворе. Сегодня тепло, и, если я верно понимаю опасения семьи, все желают меня видеть вымытым до блеска, безупречно одетым и обращающимся с мисс Фостер как с фарфоровой вазой. Господи, как же я, должно быть, их тревожил все это время, – заметил он, подходя к окну и опираясь о подоконник. – Похоже, в последнее время солнце на редкость ярко светит. Будь я проклят, если это не так.
      – Счастлив это слышать, сэр. Наденете сегодня что-то новое?
      Дафф круто развернулся.
      – А что, матушка велела сшить мне полный гардероб?
      – По крайней мере большую его часть, поскольку вы сильно похудели, так что у Уэстона было много работы.
      – Сам выбери что-нибудь, – велел Дафф. – Мне все равно. Хотя учти, что гнев моей семейки падет на твою голову, если я не буду самим совершенством.
      – Сделаю все возможное, сэр.
      Пока маркиз одевался, Молли и миссис Фостер хлопотали над Аннабел с тем же усердием. Молли выгладила каждую складочку на розовом муслине и ленты капора. Миссис Фостер настояла на том, чтобы помочь Аннабел сделать прическу, и даже Крикет и маленькую Бетти усадили и подперли подушками, чтобы они тоже могли наблюдать, как одевается Аннабел. Когда та покрутилась, чтобы показать свой костюм, малышки одобрительно заворковали и заулыбались, словно понимая важность происходящего.
      – Это всего лишь скачки, мама, – напомнила Аннабел, чувствуя необходимость указать на очевидное, несмотря на радостные ожидания присутствующих.
      – Ну разумеется, милая. Мы знаем это, не так ли, Молли?
      При этом обе женщины захихикали, а дурные предчувствия Аннабел возрастали в прямой пропорции с легкомысленным настроением матери и служанки. Но объяснять все это бесполезно: ни мать, ни Молли не склонны считаться с реальностью. А видеть мать такой счастливой – настоящее чудо.
      Поэтому она сдержалась и позволила матери и Молли хлопотать в полное свое удовольствие. То одна, то другая поправляла локоны или оборки, и обе хором уговаривали Аннабел быть повежливее и побольше улыбаться.
      Можно подумать, она не знает, как вести себя с джентльменами!
      Можно подумать, не она считалась на редкость занимательной собеседницей!
      Вопрос в том, хотела ли она ею быть?
      И до какой степени желала угодить маркизу?
      Хотя Аннабел невольно улыбнулась, когда Дафф с шиком остановил свой модный черный фаэтон у ее ворот, закрепил поводья, спрыгнул и, насвистывая, направился по садовой дорожке.
      Почему при взгляде на Дарли всем хочется улыбаться? Словно он легко может поделиться с вами хорошим настроением. Она не знала, что и думать. Вряд ли ее можно назвать легко увлекающейся или легкомысленной натурой. Просто возможности не представлялось.
      Отец перед смертью несколько лет болел, и в детстве она помогала ему создавать прекрасные изделия из серебра. По мере того как болезнь прогрессировала, она все больше и больше принимала на себя бремя его бизнеса.
      Аннабел покачала головой. Захоти она, даже сейчас смогла бы отлить красивую чашу или подсвечник. И если бы кредиторы не одолели мать после кончины отца, она вполне могла бы продолжать его дело. Но у них не осталось ничего, кроме маленькой лавки, совершенно пустой и к тому же заложенной.
      Стоило Даффу постучаться, она стряхнула меланхолические воспоминания, изобразила улыбку – недаром же была актрисой – и пошла открывать дверь.
      Но мать опередила ее и сама распахнула дверь, приветствуя маркиза как давнего друга.
      – Прошу, заходите, лорд Дарли. Какой чудесный сегодня день, не считаете? Просто идеальный для скачек.
      Пока мать и Дафф обменивались любезностями, Аннабел стояла в коридоре, слушая и наблюдая, совсем как на представлении одной из ее пьес.
      Правда, Дарли куда красивее любого ведущего актера, да и манеры были естественными и незаученными, словно у обычного человека, решившего заехать в гости к соседям.
      – Вот и ты, дорогая! – воскликнула мать, заметив в тени силуэт Аннабел. – Ты захватила ридикюль? Она всегда его забывает… еще с детства. Не сердись на меня, милая. Я уверена, что маркиз не осудит тебя за забывчивость. – Она тепло улыбнулась. – Видите ли, у нее всегда столько важных дел! Ее пьесы, политика и тому подобное. Она каждый день читает присланные из Лондона газеты и книги… Господи, столько книг…
      – Мама, маркизу, должно быть, совершенно безразличны мои книги, – вмешалась Аннабел. – И я вполне готова. Ридикюль и все такое.
      – Думаю, вы чудесно проведете время! – воскликнула миссис Фостер. – И поставьте за меня несколько шиллингов на любую серую кобылку. Для меня это всегда счастливая масть. – Она протянула Даффу стопку монет.
      – Считайте, что все уже сделано, миссис Фостер, – кивнул он, предлагая руку Аннабел.
      Пока они шли к фаэтону, женщины стояли в дверях и махали им вслед.
      – Он в нее влюблен, – прошептала Молли. – Это ясно как день.
      – Ты совершенно права, но и Белл права, не следует ждать от него ничего, кроме дружбы. Зато сегодня она хотя бы повеселится, и за это мы должны быть благодарны.
      – Аминь, – кивнула Молли. – Мы все будем рады за мисс Белл.
      И действительно, день получился по-настоящему праздничным.
      Дафф был безупречно учтив, занимателен и излучал очарование, ни разу не преступив границ дружеского общения.
      Аннабел, в свою очередь, отвечала остроумными шутками и обезоруживающе искренними репликами, хотя, возможно, иногда чуть кокетничала.
      Они согласились, что погода чудесная, собравшиеся веселятся вовсю и даже лимонад вкуснее обычного.
      Они обнаружили, что склонны ставить на одних и тех же лошадей и ценят одних и тех же жокеев. Это был день полного согласия.
      Они даже выиграли немалые деньги, когда обе скаковые лошади Уэстерленда пришли первыми.
      – Говорил я вам, – улыбнулся Дафф, когда чистокровный жеребец герцога легко обошел остальных на пять корпусов.
      – Я все равно бы поставила на него. Эта лошадь великолепна от носа до кончика хвоста. И кажется, могла бы без всякого усилия пробежать еще раз.
      – Могла бы, – подтвердил Дафф. – Пустынные кони известны своей выносливостью. Если хотите, можете когда-нибудь покататься на нем.
      – Спасибо. Ловлю вас на слове, – улыбнулась она, хотя не имела ни малейшего желания встречаться с его родными. Она уже вежливо отклонила его предложение выпить шампанского в семейной ложе на трибунах. И хотя ей очень нравилось общество Даффа, она не могла позволить себе нечто большее, чем простое развлечение. Честно говоря, ей очень нравилась платоническая природа их дружбы. Дафф обещал не переступать границ и сдержал слово.
      Хорошо, что она считает его обаятельным… и только.
      Во всяком случае, так подсказывал здравый смысл.
      Зато в душе она находила его необыкновенно привлекательным.
      Но при этом разумно подавляла чувства, в результате все шло прекрасно.
      Они пересчитали выигрыши и долго вспоминали лучшие заезды по пути домой, обсуждая события дня с непринужденностью старых приятелей.
      Однако за несколько секунд до того, как впереди показалась деревня Шорем, Дафф остановил фаэтон в маленькой рощице, окаймлявшей дорогу.
      Аннабел стало немного не по себе, что было вполне естественно, учитывая роль мужчин в ее жизни. И вот теперь придется дать ему возможно вежливый отпор.
      Обмотав поводья вокруг кнутовища, Дафф повернулся к ней и, поморщившись, вздохнул:
      – Я долго пытался найти какой-то наиболее дипломатичный способ заговорить с вами об этом, но не преуспел. Поэтому я просто брошусь вперед очертя голову и отдам все это вам.
      Он вытащил из багажного отделения маленький полотняный мешочек и положил ей на колени.
      – Это все от моей семьи. Очевидно, я показался им таким жалким, что они сочли необходимым улестить вас от моего имени. Нет, не то чтобы я собирался отступить от своего слова, – быстро поправился он, видя, как она хмурится. – Ни в малейшей степени. Сделайте мне огромное одолжение, возьмите эти скромные подарки в знак чистой, ничем не омраченной дружбы.
      Бедняга был так растерян, что Аннабел невольно ему посочувствовала.
      – Ваши родные послали это?
      – Да. Слишком долго я был в плену кошмаров и, похоже, ничего не замечал. В отличие от окружающих. И когда вы вошли в мою жизнь, они это сразу увидели. Я даже стал улыбаться больше… вернее, снова. Так что, пожалуйста, считайте это знаками благодарности от моей обеспокоенной семьи.
      До этого Аннабел не сознавала, как далеко зашла его меланхолия.
      – Вы были в этом состоянии все время после Ватерлоо?
      – Более или менее. Я и забыл, что значит быть нормальным.
      – Должно быть, вас преследуют жуткие воспоминания.
      – Всегда. И хуже всего ночи.
      – Вы хотя бы можете спать?
      – Не слишком много… Но теперь уже лучше благодаря вам, – улыбнулся он.
      – Мне?
      – Кровавые сны о массовой бойне иногда сменяются вашим прелестным образом. Только за это я с радостью скупил бы все, что есть у Грея, но почти год как не бывал в городе. За меня это сделали родные, – неловко пробормотал он. – И поскольку они ожидают, что я уговорю вас, пожалуйста, взгляните на безделушки и скажите, что вам нравится.
      – Надеюсь, от вас не ожидают письменного отчета? – пошутила Аннабел.
      – Скорее всего ожидают. Они обращаются со мной как с ребенком.
      – С вами тоже? Моя мать и Молли практически продиктовали мне, что сказать, чтобы привлечь ваше внимание.
      – О, пусть не волнуются. Я увлечен и заинтригован. Мало того, не бойся я оскорбить вас, просил бы сократить срок нашего пари. Только не отказывайтесь сразу. Скажите, что подумаете.
      – Хорошо. Я обязательно подумаю и только потом скажу «нет», – весело согласилась она.
      Прижав руки к груди, маркиз со стоном откинулся на сиденье.
      – Вы разбиваете мне сердце, – пробормотал он с улыбкой.
      – Не знала, Дафф, что у вас есть сердце. По крайней мере сплетники утверждали обратное, учитывая количество разочарованных дам, которых вы безжалостно оставили.
      – А вдруг я нашел свое непокорное сердце? – в свою очередь осведомился он.
      – Ах, милорд, я не вчера родилась.
      – Вы безжалостно ранили меня, – драматически объявил он.
      Аннабел рассмеялась.
      – Если я взгляну на эти подарки, тем самым облегчу ваши страдания?
      – Неимоверно, – отозвался он. – И успокоите моих родственников.
      Он очень хотел, чтобы она взяла драгоценности. Даже сильнее, чем его родные. Дафф был безмерно благодарен ей за дружбу и, если забыть о пари, мечтал, чтобы она чувствовала себя легко в его присутствии и без угрызений совести приняла подарки.
      В мешочке оказалось шесть футляров: от его бабушки, отца, матери, двух сестер и брата. Подношение Джайлза было решительно великолепным, и Дафф невольно задался вопросом, какая из любовниц брата окажется обделенной, пока тот не возместит ей потерю рубинового браслета.
      – Но это уж слишком, – заметила Аннабел через несколько минут, разглядывая лежавшие на ее коленях драгоценности.
      – А по-моему, слишком мало, – подхватил Дафф. – Вы привели меня назад в большой мир. И если не возьмете всего этого, я снова погону в своей безбрежной печали.
      – Вовсе нет.
      – Все возможно.
      Она оценивающе оглядела его, понимая, насколько трудно и принять, и отвергнуть дары его семейства. Она не хотела обижать Уэстерлендов. С другой стороны, будет весьма нелегко объяснить дома появление столь дорогих вещей.
      – Если я приму это, что скажет моя мать? Она не подозревает о деталях моей жизни в городе.
      – Разумеется. Но они поместятся в вашем ридикюле.
      – Не знаю, – нерешительно пробормотала Аннабел. – Конечно, ваши родные очень добры. Но мне неловко.
      – Они хотели всего лишь порадовать вас за все, что вы сделали для меня. Но они надеются, что наша дружба продолжится.
      – А зачем им это надо? – с подозрением спросила Аннабел.
      – Вы неверно меня поняли, – поспешно сказал он. – Они хотят нам обоим только добра. И вы приглашены на ужин в любое время, как только захотите прийти. Мать твердо решила послать вам приглашение в благодарность за мое выздоровление.
      – Но я по-прежнему в нерешительности. – Аннабел секунду поколебалась, прежде чем продолжить: – Собственно говоря, я не уверена, что хочу распространить свое доброе отношение… – ее ноздри гневно раздулись, – на вашу семью.
      – Но ужин будет в очень узком кругу. И никто из общества не будет приглашен. По крайней мере подумайте над этим. Можно, я скажу матушке, что ваше согласие зависит от состояния здоровья вашей матери?