– Еще не известно.
– Полиция всегда больше внимания уделяет образованным пострадавшим или тем, кто имеет влияние в обществе.
– Циничный взгляд.
– Зато реалистичный.
– Может быть, – вздыхаю я. – Условия всегда диктуют власть и деньги.
– И не говори.
Лейла садится на своего любимого конька, реорганизацию НСЗ – Национальной системы здравоохранения страны, и несколько минут мы рассуждаем о том, что бы изменили, будь у нас власть. Потом возвращаемся к Тесс.
– Только ты не очень-то надейся на эту зацепку. – Она дотрагивается до моей руки. – Не исключено, что никакой зацепки и нет.
– Не может такого быть, чтобы совсем никакой.
– Эти подростки вообще странные существа, Лив, ты не замечала? Может, она просто влюбилась в него и пришла к тебе хоть что-нибудь разузнать.
– А вдруг она подмешала наркотик? Может, Робби ненароком задел ее чувства, она разозлилась и решила ему отплатить, а теперь винит себя. – Я отправляю в рот еще порцию салата. – Интересно посмотреть, что у нее в моче.
– Что ты уплетаешь? – спрашивает Лейла, уставившись на мою вилку и сморщив носик. Она заглядывает в мой пластиковый контейнер. – Господи, Лив, это же есть невозможно! – На ее лице написано отвращение.
– С чего ты взяла? Конечно, свеклы многовато, а так очень даже вкусно.
– Попробуй вот это. – Она протягивает самсу, но я качаю головой.
– После ланча иду покупать платье. А на полный желудок этого делать нельзя.
– К вечеру готовишься? – (Я киваю и отправляю в рот салат.) – И ты молчала? И чего тогда сидишь? У тебя же не будет времени выбрать!
– Ты права, надо бежать. – Я закрываю контейнер, встаю. – Я обещала сегодня забрать детей из школы. Не хочу опаздывать.
– А где будешь покупать?
– Начну, пожалуй, с Джордж-стрит, а потом наведаюсь в «Джон Льюис». – Снимаю с вешалки куртку. – В крайнем случае в «Харви Никс», у них всегда найдется что-нибудь потрясающее… Правда, влетит в копеечку.
– Главное, найди платье под цвет глаз и чтобы подчеркивало твои… достоинства. – Лейла смотрит на часы. – Я бы с тобой пошла, но у меня в два семинар по астме.
– Ничего, думаю, справлюсь сама.
– Главное, не трусь, – говорит она, расправляя мне воротник на куртке. – Выбери что-нибудь эффектное.
– Ну, держись теперь, господин инспектор! – Хватаю сумочку и открываю дверь.
– Вот и я про то, Лив.
– Твои слова греют мне душу! – кричу я на бегу.
В кои-то веки везет с парковкой. Сразу нахожу местечко. И подходящее платье попадается довольно быстро. Уже во втором магазине продавщица буквально на ле ту ловит мою мысль и тащит в примерочную сразу четыре платья разного фасона. В конце концов покупаю шелковое, темно-серое, на бретельках.
– В этом сезоне самый модный цвет. И очень идет к вашей коже, – щебечет продавщица. – И эта лента под бюстом очень вам к лицу.
– А не слишком оно открытое? – спрашиваю я, поддергивая вырез и пытаясь спрятать ложбинку меж грудей. – Как вы считаете?
– Вовсе нет. – Она отступает на шаг и оценивающе оглядывает меня с головы до ног. – Походка у вас твердая, уверенная. Мужчины все с ума сойдут.
Выбирать больше нет времени, плачу, беру еще болеро в тон платью, эффектные туфельки и мчусь в школу. Приезжаю как раз вовремя, чтобы забрать Лорен и Робби. Лорен так и сияет от возбуждения.
– Поскорей бы примерить платье, – говорит она, забираясь в машину. – Умираю от нетерпения. Как долго я ждала этого дня! Неужели он настал? Мам, а ты себе платье нашла?
– Лежит в сумке, завернуто в папиросную бумагу, так что лучше не трогай, пока не приедем. – Бросаю косой взгляд на Робби, который сидит рядом. – Надо еще забрать твой костюм, Робби. Остановлю на желтой разметке возле магазина, а ты одна нога здесь, другая там. Я уже заплатила.
– А это обязательно?
– Хватит! Понимаю, тебе не хочется надевать костюм, но в грязной футболке и джинсах ты будешь там как белая ворона.
– Господи, мамочка! – пищит Лорен. – Просто потрясно!
Гляжу в зеркало заднего вида: дочь успела проковырять дырочку в бумаге и теперь гладит пальцем темно-серый шелк.
– Только не запачкай, милая.
– Нет-нет, мамочка, что ты! Ни в коем случае. – Она откидывается на спинку и закрывает глаза. – В жизни не было дня счастливее. И вечер будет просто чудесный. Я чувствую. – Лорен кладет руку на сердце. – Даже не верится, что за нами пришлют машину, – вздыхает она так, будто переступает порог рая. – Эмбер говорит, что, скорее всего, приедет длинный лимузин с ди-ви-ди-плеером и баром. А ты как думаешь?
– Сомневаюсь, Лорен. Муниципальный бюджет не резиновый.
Робби закатывает глаза.
– Не надо, – шепчу я ему. – Не порть ей вечер.
Меня подмывает спросить про Тесс Уильямсон, но при Лорен этого делать нельзя. Последние две недели она совсем потеряла сон и почти каждую ночь прибегает и забирается ко мне в постель. Она очень переживает, что Робби чуть не умер, гораздо больше его самого, и никакие уверения, что все в порядке, не помогают – главным образом потому, что до сих пор не ясно, как все произошло. Робби просто пожимает плечами и принимает все философски, Лорен же всегда тщится понять причины того или иного явления, неважно, пустяк это, как, например, ревность, которая разрушает крепкую дружбу, или сложнейшие перипетии судьбы, в результате которых родители разводятся. Меня лично церемония награждения мало волнует (моя короткая речь, наверное, уже прожгла в сумке дырку), но я понимаю, что всем нам будет приятно хоть на время отвлечься от забот. И мероприятие подбодрит Лорен, а уж она в этом очень сейчас нуждается.
Подъезжаем к дому, и она пулей выскакивает из машины.
– Чур я первая в душ!
Бежит наверх, а я, пользуясь моментом, увлекаю Робби на кухню.
– Послушай, Робби, ты знаешь одну девочку, Тесс Уильямсон?
Прежде чем ответить, он наливает стакан молока и, не торопясь, выпивает.
– Не помню, кажется, нет, а что?
– У вас в школе нет такой?
– В нашем классе точно нет. И в параллельных тоже. – Достает пакет с хлопьями, грязной рукой берет пригоршню, сует в рот и принимается быстро жевать. – А как она выглядит?
– Невысокая. Пухленькая. Каштановые волосы, тусклые синие глазки. Лицо невыразительное, даже сказать нечего.
– Значит, я ее вряд ли заметил бы?
– Может, ты чем-то обидел ее, нагрубил или еще что?
– Интересно как, если я ее не знаю?
– Она приходила ко мне на прием. Прикинулась больной. – (Он перестал жевать.) – Все это очень подозрительно, – хмурюсь я. – Мне кажется, она что-то знает.
– А-а-а! Понял! – Он тычет в меня пальцем. – Думаешь, ты мисс Марпл!
Эта мысль забавляет его, он громко смеется, и изо рта на пол летят хлопья.
– Робби!
– Осталось раздобыть такую же сиреневую кофту! И коричневые туфли со шнурками. И дело в шляпе!
Гляжу, как Бенсон подбирает с пола хлопья.
– Очень смешно, ха-ха-ха. – Достаю из сумки мобильник, проверяю, нет ли сообщений. От О’Рейли все еще ничего. – Я просто хочу, чтобы дело поскорей закрыли. Надеюсь, ты тоже.
– Возможно, его никогда не закроют, – пожимает он плечами.
Смотрит на меня так, что мелькает мысль: а быть матерью не так уж и плохо. У него такой добрый, такой снисходительный взгляд, сразу видно, он меня очень любит.
– Ну, мам, я серьезно, хватит уже беспокоиться. Подумай о своем здоровье.
– Спасибо, милый, мудрые слова, но любой тебе скажет: как только у тебя родится ребенок, со спокойной жизнью можешь распрощаться.
Дай волю Лорен, она бы из машины не вылезала.
– Фантастика! – то и дело повторяет дочь громким шепотом.
Ди-ви-ди здесь, конечно, нет, мини-бара тоже, зато сиденья из натуральной кожи, тонированные стекла, и вообще автомобиль классный, ее мамочке, да и папочке тоже, такой и не снился.
– Нас никто не видит, а мы видим всех!
Она расправляет платье на коленях. Оно из светло-малинового шифона с блестками по подолу.
– У меня никогда не было такого наряда! Эмбер тоже говорит, что такой красоты в жизни не видела. – Лорен смотрит на Робби и улыбается. – И ты, Робби, такой у меня красивый сегодня. Даже на брата совсем не похож. Не узнаю. – Он хочет стукнуть ее по голове, но она уворачивается. – Не тронь прическу!
Церемония идет в городском Зале собраний, и когда мы вылезаем из машины, приходится позировать фотографу из «Эдинбургского курьера».
– Ну надо же, мы теперь знаменитости! – пищит Лорен.
Ее энтузиазм столь заразителен, что мы все трое смотрим в объектив камеры с улыбками до ушей.
В большом танцевальном зале, метров пятьдесят в длину, с высокими, выходящими на улицу окнами, собралось не менее трех сотен гостей. Помещение покрашено в два оттенка синего, двери и балясины галереи белые с золотым карнизом. С потолка свисают три массивные люстры, зеркала с обеих сторон до бесконечности множат их отражения.
– Прямо дворец какой-то, скажи, мам?! – восклицает Лорен.
– Настоящий праздник, – отзываюсь я.
Подбегает глава нашего центра Мартин Тримбл.
– Ну, наконец-то! Приветствую всех вас! Прекрасно, прекрасно выглядите. – Он заглядывает мне в глаза. – Лив, надо поработать с гостями. Я только что видел Уильяма Нэша, он вошел в гостиную в другом конце зала. – Мартин часто дышит, явно возбужден, вокруг столько богачей, самое время обеспечить центр финансированием. – Слушай, возьми на себя Нэша, а я пойду поищу Элизабет Аптон, хорошо? Мне говорили, она спит и видит, как бы вложить деньги в какой-нибудь благотворительный фонд.
– Будет сделано, – отвечаю я.
Уильям Нэш – владелец нескольких загородных складов с пиломатериалами и, по слухам, тоже мечтает поучаствовать в каком-нибудь добром деле. Гляжу на Робби, потом на Лорен.
– Значит, так, – стараюсь я говорить как можно громче, чтобы слышно было в этом гаме, – слушайте оба. Мне надо кое с кем пообщаться. Пригласительные читали? Там написано, что тут где-то кормят и поят, в отдельных помещениях по обе стороны зала. Двигайте туда, ешьте, пейте и обязательно держитесь вместе. – Я многозначительно гляжу на Робби. – А ты ни в коем случае не оставляй свои напитки без присмотра.
– Мам, да здесь-то что со мной сделается?
– Береженого Бог бережет. – Я целую его в щеку. – И присматривай за сестренкой.
Провожаю их взглядом, Лорен скачет чуть не вприпрыжку, Робби идет неторопливо, словно прогуливается по пляжу. На глаза наворачиваются слезы. Как все-таки я их люблю!
Уильям Нэш оказывается человеком более чем сговорчивым, он охотно переходит на тему пожертвований на деятельность нашего центра, я кратенько рассказываю, чем мы занимаемся, какие отделы больше всего нуждаются в финансировании.
– Я работаю в клинике два раза в неделю, – сообщаю я ему. – Много времени у меня уходит на то, чтобы определить, к какому специалисту направить пациента. Можно было бы нанять оплачиваемых врачей на неполную рабочую неделю и обеспечить диспансерное обслуживание, ведь клиенты частенько пропадают – уходят, и все, ни слуху ни духу.
Он соглашается – это, пожалуй, правильный и эффективный способ потратить деньги. Мы говорим еще немного, потом я перехожу к другому спонсору и еще к одному, так пролетает час, и я понимаю, что самое время перекусить. Повсюду снуют официанты с шампанским, но от него уже в животе булькает. Гляжу по сторонам, вижу Робби и Лорен, они и еще парочка подростков радостно направляются к буфету. Я оказываюсь на другом конце длинного стола, выбираю пару пирожков и блинчик с копченой семгой, кладу себе на тарелку. Последний год я редко и неохотно выбираюсь на сборища, на которых остро чувствую отсутствие рядом Фила, такое ощущение, будто я за рулем машины, у которой отвалилось колесо, а без него далеко не уедешь. Но сегодня я совсем не замечаю, что Фила нет. Какой прогресс! Не могу сдержать довольную улыбку.
– О чем улыбаемся, может, поделитесь? – слышу за спиной знакомый голос.
Оглядываюсь и открываю рот. Передо мной О’Рейли.
– Простите, если напугал. – Он протягивает мне очередной бокал шампанского. – Моя бывшая жена тоже претендует на награду. Она уже пять лет работает в социальной сфере, руководит программой помощи детям в Уэстер-Хейлс.
– Фантастика!
Сжимаю кулачок и дружелюбно тычу ему в плечо, и настает его очередь уставиться на меня с раскрытым ртом.
– Простите! – говорю я и кладу в рот волован. – Это все шампанское на голодный желудок. – (Волован оказался с грибами. Вкусно.) – И нервы, – добавляю я, пытаясь справиться со слоеным тестом. – Извините, что говорю с набитым ртом. Впрочем, неважно… Фантастика, что вы с женой сохранили добрые отношения и она пригласила вас сюда.
– Думаю, тут не обошлось без дочурок… Скорее всего, они заставили пригласить.
Беру еще один волован и на этот раз стараюсь жевать как-нибудь поизящнее. Алкоголь будит во мне буйную фантазию, и я стараюсь представить себе жену О’Рейли. Палитра самая широкая, от маленькой и гибкой красавицы с загадочной улыбкой до высокой и статной спортсменки, любительницы сальных анекдотов.
– Кажется, второго доктора по фамилии Сомерс здесь нет? – спрашивает О’Рейли, обозревая выставленные на фуршетном столе яства.
– Ему пришлось бы тащить с собой новую подружку. – Глаза мои сами собой закатываются в чрезвычайном неодобрении. – Всюду за ним таскается, куда он, туда и она.
– Ну, точно как моя со своей новой подружкой.
Раскрываю рот и наклоняюсь поближе: правильно ли я расслышала, тем более рядом кто-то громко смеется, заглушая конец фразы?
– С подружкой?
– Ну да.
– А-а… – делаю я печальное лицо. – Что ж, уверена, вы ничуть не виноваты…
– Увы, в наши дни это становится нормой. – Он кладет в рот устрицу. – Бабе за сорок, а она вдруг решила заделаться лесбиянкой.
– Правда? А я грешным делом думала, что разделение полов – это абсолют.
– Уже нет. Позиция современного человека – «как хочу, так и ворочу – и крышка».
– Кстати, по поводу «хочу». Я вот хочу спросить, есть что-нибудь интересное про Тесс Уильямсон?
– Буллуоркс разговаривал с девочкой сегодня, – кивает он. – Вообще-то, он с ней и раньше беседовал, она ведь тоже в тот вечер была в пабе, в том самом.
– Да что вы!
Человек рядом со мной беспрерывно гогочет, и, чтобы лучше слышать, подвигаюсь ближе к О’Рейли.
– Ну и что она?
– Говорит, сидела с ребятами за соседним столиком. Свидетели и камеры наблюдения подтверждают. Никто из ее друзей лично Робби не знал, но когда они уходили из паба, видели, что он лежит на тротуаре и врачи «скорой» оказывают ему помощь. Она сказала, что очень расстроилась и захотела узнать, как он теперь.
– Как считаете, это похоже на правду?
– Подозревать ее с приятелями в злом умысле повода нет. Все явились в полицию дать показания сами, без особого приглашения. – Он цепляет шпажкой тигровую креветку. – А вы сами-то спрашивали Робби, знает он ее или нет?
– Говорит, что не знает. – Я делаю глоток шампанского… Ну нет, уже хватит. Ставлю бокал на стол. – И все-таки непонятно, почему она наврала, что учится с ним в одной школе.
– Врачам ведь всегда врут.
– Насчет сигарет и алкоголя может быть, но про школу я ее за язык не тянула. – Я замечаю официанта, беру у него с подноса бокал с водой. – Мне все-таки кажется, она что-то знает. Выскочила из кабинета как ошпаренная.
Пожимает плечами, мол, да, загадка.
– Согласен, поведение странное. Что-то с ней не так, но, вполне возможно, к нашему делу это отношения не имеет.
Гляжу через стол: Робби и Лорен все еще разговаривают с двумя ребятами.
– Ладно… Я рада, что вы пришли, – говорю я, поднимая бокал. – Сразу чувствую себя в безопасности. – (Он слегка кивает, принимая комплимент.) – Простите меня за некоторую фамильярность, – добавляю я.
– Что вы, я успел соскучиться по нашим ежедневным беседам.
– Наверное, всем так говорите.
Он бросает на меня странный, несколько загадочный взгляд, сразу почему-то очень хочется его разгадать. А Лейла права… В нем на самом деле есть некая грубая привлекательность, а пара бокалов шампанского только усиливает это чувство.
– Моя подруга Лейла, вы ее знаете, говорит, что вы чем-то похожи на молодого Шона Коннери, – вдруг срывается у меня с языка.
– Раньше был похож.
– Не думаю, что это сравнение вам не льстит.
Он делает шаг назад, смотрит вниз, на мои ноги, потом медленно скользит по мне взглядом, и глаза наши встречаются.
– Между прочим, красивое платье… Вам идет, – говорит он и глотает устрицу. – Грешно прятать такую фигуру под медицинским халатом.
– Я не ношу халатов.
Он улыбается одними глазами… Господи, что такое? Внизу живота у меня, кажется, разгорается маленький пожар. Ага, значит, не все еще там омертвело, ниже пояса. Лейла бы мной гордилась. Подумав об этом, я рассмеялась.
– Послушайте, инспектор, – щурюсь я на него, – мы с вами, кажется, флиртуем?
– Боже упаси, куда мне! Вы для меня слишком умная. Представить не могу, что вы станете делать со старым, огрубевшим на службе копом.
От шампанского я совсем смелею, гляжу О’Рейли прямо в глаза, прекрасно понимая, что с копом делать. Только для этих дел понадобится отдельное помещение, где его горячие руки смогут проявить особое внимание к тем частям моего тела, которые при свете дня обычно скрываются под одеждой.
– У икры какой-то странный вкус, – раздается над ухом голос Лорен.
Откуда она взялась… Щеки горят, глаза так и бегают, так и сверкают.
– У нее специфический вкус, – поясняет О’Рейли, с видимым усилием отрывая от меня взгляд.
– Все так говорят, но что это значит?
– А это значит, если такую еду будешь есть почаще, научишься ценить ее достоинства.
– Леди и джентльмены! – прерывает нашу беседу ведущий. – Прошу всех занять свои места. Пора начинать церемонию награждения наших почетных гостей.
– Удачи, – говорит О’Рейли.
Благодарно улыбаюсь в ответ, и мы идем к своим местам в первом ряду.
Вместе со мной на награду претендуют еще трое, но жена О’Рейли мне не конкурент, она выступает в другой номинации. Перед тем как назвать имя победителя, ведущий подробно рассказывает о достижениях каждого. Когда произносят мое имя, дети и Мартин бросаются меня обнимать. Я с трудом отделываюсь от них и шагаю на сцену, сосредоточенно глядя под ноги: не хватало только споткнуться и брякнуться. Речь моя короткая и по существу, я гляжу на море лиц в зале, благодарю Мартина, вложившего в проект всю душу, всех остальных сотрудников центра, многие из которых работают в нем на добровольных началах. Награда довольно скромная – стеклянная тарелочка на ореховой подставке. Вернувшись на свое место, я передаю ее Лорен. Она проводит пальчиком по рельефной надписи золотом.
– Смотри, мама, сделано специально для тебя.
Остаток вечера проходит в водовороте разговоров, обещаний и поздравлений. Побеседовать с О’Рейли больше не удается, но я замечаю его в другом конце зала с двумя девочками лет восемнадцати, наверное дочери. Дважды мы пересекаемся взглядами, и оба раза улыбаемся. Я лелею надежду, что, когда все кончится, он пригласит меня куда-нибудь и мы узнаем друг друга поближе.
Потом вдруг мы снова оказываемся в машине, и она мгновенно доставляет нас домой.
– Да-а… – мечтательно тянет Лорен, стоя на краю тротуара и провожая горящим взглядом автомобиль. – Когда еще удастся прокатиться в лимузине.
– Думаю, прокатишься, и не раз, радость моя. – Я целую ее в голову. – Впереди у тебя много радостных дней.
Робби отпирает дверь, мы заходим в дом.
– А где Бенсон? – спрашивает он.
Действительно странно, никто не бросается нам под ноги с радостным визгом.
– Может, мы закрыли его на кухне?
Я пытаюсь вспомнить, правда, от алкоголя и усталости плохо соображаю… Да что уж греха таить, перед глазами так и маячит инспектор Шон О’Рейли, так и смотрит на меня всепонимающими глазами, так и манит грубоватым мужским обаянием.
– Когда мы уходили, Бенсон стоял на лестнице.
– А чем это пахнет? – морщит нос Лорен.
Я тоже принюхиваюсь.
– Похоже на краску, – говорю я. – Очень странно.
– Сейчас посмотрю, откуда несет. – Лорен идет вперед. – Нет, не сверху и не из кухни.
Я сбрасываю тесные туфли. О, какое блаженство! Иду за ней к двери в гостиную. Робби зовет Бенсона, проходит мимо нас на кухню, направляется в садик.
– Пахнет где-то здесь. – Лорен тянет руку к выключателю.
Как туго соображают мозги, мне даже в голову не приходит, что надо остановить ее, что запах не столь уж безобидный, что в наше отсутствие кто-то проник в дом и оставил свои пакостные следы. Но выключатель щелкает, комната озаряется ярким светом, и мы с дочерью застываем как парализованные, с разинутыми ртами: на противоположной стене прямо перед нами нагло темнеет огромная надпись: УБИЙЦА. Потрясение столь сильно, что кажется, мне с размаху врезали по лицу. Буквы не менее фута высотой, кроваво-красные, и к каждой пририсованы капельки, словно с них по стене стекает кровь.
5
Мы стоим как вкопанные, смотрим на стену, потом друг на друга. Лицо Лорен съеживается, она не выдерживает и отчаянно рыдает. Прижимаю ее к себе, она содрогается, уткнувшись лицом мне в грудь. В голове полная каша. Вижу перед собой только это слово – УБИЙЦА. Способности соображать ноль.
– Бенсон оказался в сарае! Всю дверь когтями исцарапал! – кричит Робби, возвращаясь на кухню. – Не представляю, как он туда попал. А ты, мама? – Он входит в гостиную, видит мое застывшее лицо, заплаканную Лорен. – В чем дело?
Смотрю на него, не говоря ни слова, он переводит взгляд на стену.
– Что за фигня? – Робби идет к стене. – Какой псих это сделал? – Изумленно оборачивается ко мне, потом протягивает руку и трогает первую букву. – Уже высохло. Кто-то, значит, залез сюда, как только мы уехали. – Отступает назад и ослабляет на шее бабочку. – Надо срочно звонить в полицию.
– Да, конечно.
Мозги со скрипом начинают работать.
– Робби, – пытаюсь я высвободиться из рук Лорен, – прошу тебя, забери сестру. Наденьте куртки и выходите из дома, стойте на дорожке так, чтобы я видела вас в окно.
Послушно делает, что приказано.
– Все нормально, Лорен, – успокаивает ее он. – Ну что ты, ничего страшного не случилось. Через пару месяцев будем вспоминать и смеяться.
Сомневаюсь, что и тогда это покажется смешным, но он делает все, чтоб она не плакала, и, похоже, ему удается. Я благодарна сыну. Бросаю взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж, потом смотрю через коридор на кухню: черным пятном виден выход в сад, где Робби нашел Бенсона.
«О чем я думала? Нельзя было пускать его туда одного!» – мелькает мысль.
Еще у парадной двери я почувствовала, что в доме что-то не так. А если тот, кто это сделал, все еще прятался бы где-нибудь там? Чертово шампанское. Несколько бокалов – и бдительности как не бывало. Размечталась об этом инспекторе О’Рейли, а про детей и думать забыла. Неужели я настолько глупа? Достаю из сумочки телефон и трясущимися пальцами ищу входящие от О’Рейли. Чаще всего он звонил из полицейского участка, но один раз с мобильника. Нахожу нужный номер, выделяю, нажимаю кнопку вызова.
– Алло! – отвечает он. – Доктор Сомерс! Чем могу служить?!
Рядом с ним кто-то смеется, и мне приходится повторять информацию дважды, прежде чем до него доходит.
– К нам залезли в дом, понимаете? На стене в гостиной кто-то краской написал слово «убийца»! Огромными буквами! – кричу я в трубку.
Проходит пара секунд, слышится неопределенный шум, потом хлопает дверь и наступает тишина.
– Вы все еще в доме? – спрашивает он.
– На крыльце. Робби и Лорен рядом с домом на дорожке.
– Выходите на улицу, все, и вы тоже. На всякий случай. – Голос его звучит абсолютно трезво, слышу быстрый стук каблуков, – кажется, он бежит. – Вызываю машину с нарядом, скоро буду у вас.
– Хорошо.
Выключаю мобильник, влезаю в резиновые сапоги. Бенсон вертится вокруг ног, давая понять, что к полуночной прогулке готов.
– Инспектор О’Рейли сказал, что надо выйти на тротуар и ждать полицию, – говорю я, опуская, однако, слова «на всякий случай».
Ну да, на тот случай, если на втором этаже кто-то нас поджидает… Или что-то, какой-нибудь сюрприз.
От этой мысли меня бросает в дрожь. Робби обнимает нас с Лорен. Стоим, тесно прижавшись друг к другу, сколько ждать, неизвестно. Но полиция приезжает довольно скоро. Первый полицейский идет в дом, второй просит подождать в машине, пока они не закончат с обследованием. Послушно залезаем назад и сидим там рядышком, Лорен посередине, Бенсон у нее на коленях. Она уже не плачет, но глаза широко открыты, на лице тревога.
– Поверить не могу, что кто-то залез к нам в дом.
– Ужасно, – киваю я.
– А почему Бенсон не напал на них?
– Доченька, это же не сторожевой пес. Наверняка они принесли с собой пирожное или колбасы, наша собачка сразу завиляла хвостом и радостно побежала за ними в сад.
– Хорошо еще, что ему ничего не сделали. – Лорен гладит Бенсона по головке. – Кажется, с ним все в порядке.
– Да.
Гляжу на дорожку, ведущую к дому. Парадная дверь открыта, сквозь коридор видна кухня. Полицейские по пути зажигают свет в каждой комнате, и наш дом становится единственным на всей улице, где светятся все окна. Я напряженно жду. Вот сейчас послышится крик, топот шагов, преступник, обнаруженный в шкафу или под кроватью, попробует спастись бегством.
– Краска успела высохнуть. – Робби словно читает мои мысли. – Того, кто это написал, давно там нет.
– Да, похоже, ты прав.
Поворачиваюсь к нему и пытаюсь улыбнуться, но он в ответ не улыбается, а его взгляд еще более угрюмый, чем обычно, в отличие от Лорен, испуганные глаза которой широко раскрыты.
– Думаешь, это как-то связано с моим случаем? – спрашивает он полушепотом через голову Лорен, и я отвечаю так же.
– Скорее всего.
– Не понимаю.
– Я тоже.
– Я все слышу, – говорит Лорен, переводя взгляд то на меня, то на брата. – И нечего от меня скрывать правду… Когда ничего не знаешь, только хуже. Если я понимаю, в чем дело, мне уже не так страшно.
– Извини, лапушка, – крепко обнимаю я ее. – Мы просто забыли, какая ты у нас умненькая.
– Скорее хитренькая, – поправляет Робби.
Он щекочет сестру, она хихикает, как четырехлетняя девчонка, но тут мы видим, что возле дома останавливается машина О’Рейли. Инспектор выходит с пассажирской стороны, коротко машет нам рукой и бежит по дорожке к дому.
– Главный начальник приехал, – произносит Робби.
– А он, вообще-то, дядечка ничего, – подхватывает Лорен, наклоняясь к окошку, чтобы видеть, как инспектор взбегает по ступенькам и скрывается в доме. – Полицейские бывают продажные или пьяницы.
– Да брось ты, Лорен! – Робби тычет ей в ребра. – Поменьше смотри телевизор.
Она со смехом вертится, Бенсон переползает ко мне на колени, лапы его тянут за собой подол моего замечательного платья.
– Да хватит вам уже! – цыкаю я и проверяю, нет ли на шелке дыр, – когти у Бенсона ого-го. – Через минуту уже выйдем.
– Мама, кажется, вы с ним нашли общий язык, – замечает Робби, забирая к себе Бенсона.
– С кем? С инспектором О’Рейли?
– А с кем же еще?
– Да, а что? – Я стараюсь говорить как можно более небрежно. – Боюсь, я надоела инспектору за эти две недели, но надо отдать ему должное, он не стал прятаться в другом конце зала и делать вид, что не заметил меня.
– Хороший получился вечер, – говорит Робби.
– Да, – соглашаюсь я.
С грустью вспоминаю, что всего два часа назад я думала, что история с наркотиком позади, и даже отважилась мечтать о новом романе, напрочь забыв про Фила. Несколько сумасшедших минут я ощущала, как бежит по жилам горячая кровь и кружится голова, словно я сбрасываю серую кожу прежней жизни, которая мешала мне после развода, и обретаю новую, атласную и упругую.
– Робби, а помнишь, я спрашивала про одну девочку, Тесс Уильямсон?
– В тот вечер она тоже была в пабе, – кивает он.
– Кто такая? – спрашивает Лорен, и я рассказываю о визите Тесс ко мне на прием.
– Но если Тесс не знакома с Робби, то при чем здесь она?
– По-моему, все очень просто, – отвечаю я. – Если она ни при чем, то наверняка знает, кто это сделал.
– Если вам будет легче, я признаюсь: лично я никого не убивал, – говорит Робби. – Да вы и так это знаете.
– Ну конечно! – вскрикиваем мы с Лорен в один голос, и она прижимается к его плечу.
– Но можно понимать слово «убийца» не буквально, – рассуждаю я. – Вдруг речь идет о фигуральном убийстве… Скажем, ты убил ее мечту или мечту ее близкой подруги… Что-нибудь в этом роде.
– Но как? – смеется он.
– А она, случайно, не хотела записаться в ваш хоккейный клуб?
Чувствую, все мои предположения строятся на песке, но отчаянно хочу докопаться до истины.
– Или, может, вы встречались где-нибудь на вечеринке, ты ненароком обидел ее, оскорбил и сам того не заметил?
– Я не слежу за тем, кто вступает в клуб, кто не вступает. Ну да, – пожимает он плечами, – может быть, и обидел. Все может быть. Не знаю. Но я обычно со всеми нормально общаюсь. Вежливо.
Примечания
1
Так называется один из семи холмов, на которых лежит Эдинбург. Высота 251 м. – Здесь и далее прим. перев.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.