— Куда уж мне, все забываю… — жалостно потупилась старушка.
      — Нотариальную контору, где два раза были, хоть помните? — без всякой надежды на положительный ответ спросил Шевелев.
      — Помню, помню, как же! — обрадовался вдруг колобок женского пола. — На Профсоюзной!
      — Тогда собирайтесь, Маргарита Егоровна, поедем на Профсоюзную, — устало и облегченно вздохнул Лепилов.
      У нотариуса дело пошло полегче, но тоже не без завихрений. Эффектная дама, строго постукивая указательным пальцем по столешнице модернового стола, холодно сказала:
      — Но существуют этические нормы, определяющие наши взаимоотношения с клиентами. Мне как юристу крайне неудобно…
      — И нам как юристам крайне неудобно выступать перед вами в качестве просителей, мадам! — Лепилов был на пределе. — Один из ваших клиентов обоснованно подозревается в организации тягчайшего преступления, а вы нам про этические нормы!
      — Вас не затруднит быть хотя бы элементарно вежливым? — произнесла крайне воспитанная мадам-нотариус тоном завзятого ментора.
      — Постараюсь, — Лепилов заставил себя улыбнуться. — А вас не затруднит дать нам необходимые сведения?
      — Только под полную вашу ответственность, — частично сдалась мадам. Развернувшись на вращающемся стуле, она оказалась лицом к картотеке и — о чудеса техники! — безошибочно извлекла нужную папку. Крутанулась обратно к столу, раскрыла папку и извлекла из нее копию доверенности. — Здесь все данные: фамилия, имя, отчество.
      Лепилов торопливо прочел вслух:
      — Самойлов Лев Константинович. Садово-Черногрязская… Какой, к черту, Самойлов?!
      — Миша, может, вторые документы? — подсказал-напомнил Шевелев, сидевший здесь же рядом с Маргаритой Егоровной.
      — Господи, совсем от этих баб ошизел! — Лепилов потряс головой и, осознав, что сказал, поспешно извинился: — пардон, мадам! — Потом быстренько достал из кармана фотографию и положил на стол. — Это он?
      Брезгливо, одним пальцем развернув фотографию к себе, мадам засомневалась:
      — Вы должны понять, наша клиентура настолько велика, что лица мелькают, как в калейдоскопе… Может быть, и он…
      Забытая всеми Маргарита Егоровна прорвалась наконец к столу. Мгновенно схватила фотку и, отведя ее от дальнозорких глаз, закричала:
      — Он, точно он! Лев Константинович!..
 
      — Ох, и жох твой цыганский барон! — войдя к Никольскому, сказал Беляков.
      — Все уладили, Виталий Петрович? — с приятной улыбкой подчиненного спросил Никольский.
      — Не уладил, а совершил должностной проступок, — важно поправил его Беляков и тут же успокоил сам себя: — Ну, да ладно, все равно увольняюсь, — и опять вспомнил цыгана: — Ну, прохиндей цыганский, ну, ловчила!
      — Ему по рангу положено, — ухмыльнулся Сергей. — Барон все же.
      — Так-то оно, конечно, так! — согласился Беляков. — Но ты думал, что его до донышка выскреб, а он до самого конца, пока эти бабы на волю не вышли, кое-что при себе держал.
      — Но вы-то доскребли? — Никольский продолжал улыбаться.
      — Сам отдал. И действительно важное для тебя, — заявил Беляков теперь уже совершенно серьезно.
      — Что, если не секрет? — сразу напрягся майор.
      Подполковник опять повеселел.
      — У меня секретов нет, слушайте, детишки! Папы этого ответ помещаю в книжке, — радостно процитировал Беляков. — У хитрована этого цыганский номер «Борза» был записан. А цыганский этот номерок полностью совпал с номером автомата, из которого застрелили сутенера.
      — Вы официально запротоколировали, Виталий Петрович? — заволновался Сергей.
      — Будь уверен, запротоколировал, — успокоил его Беляков. — При свидетелях, все чин чинарем. Теперь ты должен взять Авилу!
      — Его сначала обнаружить надо…
      Но обнаружить Авилу удалось довольно быстро. Не знал бандит о показаниях цыгана, потому и жил легально, не скрываясь. Вычислить его оказалось делом несложным даже в таком большом городе, как Москва.
      …Беляков подошел к окну, глянул на дневной мир, спросил:
      — Как там твои?
      — Обложили и пока наблюдают, — доложил Никольский.
      Не оборачиваясь, Беляков устало покряхтел.
      — Эхе-хе, — потом помолчал и признался: — Тоска, брат, тоска. Нет, я все правильно решил, но здесь-то второй дом. Да и эти меня разве за боевые заслуги берут, за сыщицкий талант? Из-за связей моих они меня пригласили. Скучная у мена там будет жизнь…
      Его перебил телефонный звонок.
      — Да, — сказал в трубку Никольский и нажал кнопку громкой связи, чтобы Беляков слышал разговор. — Докладывай, Лепилов.
      — В квартире двое, Сергей Васильевич, — раздался в кабинете чуть искаженный динамиком голос Миши.
      — Авила там? — мгновенно напрягся Никольский.
      — Один вроде похож… — засомневался Лепилов. — Но с уверенностью сказать не можем. Точка наблюдения в двух метрах от их окон. Бинокль — он, конечно, бинокль, но вот если бы фээсбэшную оптику нам…
      — Без лирики, Миша! — посоветовал Сергей. — Что они делают?
      — Судя по всему, водку пьют.
      Беляков слушал внимательно и с какой-то тоской во взгляде. Понимал подполковник: возможно, сегодняшняя операция — его последняя операция по задержанию преступников. Уходит он из сыска… А ведь сыск — это вся его жизнь. И расстаться с ним для настоящего сыскаря — почти то же самое, что потерять руку или ногу…
      — Теперь про квартиру, — продолжал допытываться Никольский. — Двери, планировка, подходы.
      — Дверь деревянная, старая, с обычными замками. Пообщались с соседкой, она говорит, что все осталось, как при старых хозяевах. В общем, дверь на один хороший удар молотком. Квартира трехкомнатная. Две комнаты слева по коридору, сортир и ванная — справа. Большая комната, где они сейчас выпивают, прямо напротив входа. Весьма удобно, шеф.
      — Ждите, я буду через двадцать минут. — Никольский положил трубку.
      — Дело твое, Сережа, но я бы взял их сейчас, — не приказал, а именно посоветовал Беляков. — Расслабились они после водочки. Днем все-таки безопаснее.
      — Вот и я так думаю, — Никольский поднялся, взял пистолет из ящика стола, сунул его в наплечную кобуру под пиджак. — Виталий Петрович, а что, если и вы с нами? Последняя гастроль, а?
      — Стар я для гастролей, — отмахнулся подполковник. — Ни пуха, ни пера!
      — К черту! — Никольский выскочил из кабинета.
 
      Деревянная входная дверь с оглушительным грохотом саданулась о стену коридора, и трое в камуфляже с автоматами на изготовку ринулись в комнату напротив. Ворвавшись туда, они застыли на пороге, наводя стволы внутрь помещения. Старший из камуфляжников рявкнул страшным голосом:
      — На пол! Руки за голову!
      Успевшие вскочить на ноги из-за журнального столика двое здоровенных парней покорно улеглись ничком. Двое не менее здоровенных омоновцев уселись на хребты задержанных и защелкнули наручники на их запястьях.
      В комнату не торопясь вошел Никольский, вежливо попросил:
      — Переверните их, пожалуйста.
      — Мы и сами перевернемся! — прохрипел один из парней и перекатился на спину. — Мы перевернемся, а вы со своих мест опрокинетесь — за беззаконие!
      — Нету Авилы, — грустно констатировал Никольский, разглядев выразительные фейсы задержанных. — А вот этот, крикун, действительно на него похож. Брат, что ли?
      — Какой еще брат? — нахально ответил крикун. — Я кругом сирота!
      Он уже не интересовал Никольского, который сказал стоявшим за его спиной ребятам из своей команды:
      — Вам полчаса на обыск. А я пока свежим воздухом подышу.
      — За полчаса не управимся, — возразил Лепилов.
      — Управитесь, потому как, скорее всего, ни хрена здесь нет! — Сергей был расстроен. Надо искать Авилу. Где?..
 
      …Повертев в руках яркие томики детективов в книжном магазине, Никольский неспешно вернулся во двор громадного дома сталинской постройки. Осмотрел свою «Оку», подергал ручки дверец и, удовлетворенный, направился к подъезду, где уже активно гужевалась компактная толпа. Местный народец, заметив служебные милицейские автомобили, кучковался в ожидании представления.
      Первыми вышли из подъезда Лепилов с Климовым.
      — Что-нибудь нашли? — из вежливости спросил Никольский.
      — Да ничего особенного, — начал было Лепилов, но Климов перебил:
      — А это? А это что? — Он показывал нечто, завернутое в промасленную тряпку. — Ничего особенного, да?
      — Все-таки что же это? — Никольский с улыбкой смотрел на Климова.
      — Как что? — несказанно удивился Климов невежеству начальника и тут же торопливо развернул тряпицу. — Запасной магазин к автомату «Борз»!
      — Он его за унитазом в сортире нашел и чрезвычайно этим гордится, — с улыбкой сказал Лепилов.
      — Запротоколировали? — для порядка поинтересовался Никольский.
      — Все как положено. При двух понятых, — с чувством исполненного долга доложил Климов, явно огорченный вялой реакцией шефа.
      Вывели, наконец, стреноженных парней. Спокойно шли парни. Увидев толпу, предполагаемый брат Авилы вдруг растворил пасть и заорал рыдающе:
      — Люди! Граждане! Менты беззаконие совершают! В квартиры врываются, безвинных хватают! Магазин от автомата подкинули, чтобы нам убийство пришить! Магазин от какого-то автомата!
      Никольский, наблюдавший за толпой, позвал полушепотом:
      — Лепилов! — глянул на Лепилова и передумал. — Нет, ты слишком приметный. Где Шевелев и Вешняков?
      — Здесь мы. — Из-за спин омоновцев вышли Шевелев с Вешняковым.
      — Видите человечка, который к арке направляется? — И кивком указал на неприметного гражданина, который лениво шел со двора. — Хвостами за ним! Упустите, засветитесь, я не знаю, что с вами сделаю! Живей, живей! Вас на моей машине Лепилов страховать будет!
      Все понявший Лепилов принял ключи, а Шевелев с Вешняковым вслед за гражданином направились к арке. Хорошо шли, бездельно, беззаботно.
      Братан продолжал громогласно жаловаться общественности:
      — Не менты, а шайка беспредельщиков! Хватают без санкции на арест, творят, что хотят! Нас в квартире ногами били! А в черном «воронке» до смерти забьют! Убивают! Убивают!
      — Кто тебя убивает, скот? — тихо спросил приблизившийся к задержанному Никольский.
      — Ты, милицейская падла, ты!
      И он яростно лягнул Сергея. Точнее попытался лягнуть. На этот раз Никольский не отпрянул, как в случае с Вовчиком, а ушел в сторону и, сделав шаг вперед, ударил бандита в открытую челюсть. Не то братан хрюкнул, не то челюсть хрустнула. Громогласный борец за законность мягко приземлился на тротуар.
 
      Сильно взопревшие Эдип и Антигона кланялись и кланялись. Великодушный премьерный зрительный зал вызывал античную пару бессчетно. Не старый еще господин в седых кудрях и бороде, аплодируя, снисходительно поведал в ухо стоявшего рядом с ним Никольского:
      — Милая и даже обаятельная, но, я бы сказал, малоубедительная трактовка мифа. Противоестественная модернизация — болезнь нынешнего театра. Вы не находите?
      — Позвольте вам возразить. Даже такой знаток Эллады, как Юрий Кук, излагал в своей популярной книге историю Эдипа по трагедии Эсхила, потому что других источников просто не существует. А вы можете дать гарантию, что Эсхил не модернизировал мифы? — продолжая аплодировать, вальяжно ответил Никольский. Был он на премьере хорош: в ладном вечернем костюме, на крахмальном пластроне — галстук-бабочка.
      — Оригинально. Весьма оригинально, — оценил ответ волосатый господин. — Вы эллинист?
      — Скорее криминалист.
      Волосатый посмеялся, отдавая должное забавной шутке.
      В последний раз поклонившаяся Антигона отыскала взглядом в третьем ряду Никольского, встретилась с ним глазами и лихо подмигнула ему. Вовсе не по-древнегречески.
      По фойе в броуновском движении бездумно перемещалась сотня избранных, приглашенных на банкет. Звучали тихий говор, тихий смех, журчание и переливы интеллигентных голосов.
      — Здравствуйте, Сергей Васильевич! — раздалось за спиной Никольского. Он обернулся и увидел высокого стройного элегантного господина.
      — Здравствуйте, Борис Николаевич, — сдержанно ответил Сергей.
      — Я-то не знал, с какого бока и подойти к вам, — улыбался приветливо Китаин. — А вы, оказывается, меня знаете.
      — Кто же не знает господина Китаина? Китаин и в телевизоре, Китаин и в газетах, Китаин и на магазинных вывесках. Правда, на вывесках закамуфлированный Китаин.
      Сергей ерничал, но ерничал совсем слегка, дабы, не дай Бог, не оскорбить влиятельного бизнесмена-преступника. А впрочем, кто из крупных бизнесменов не преступник? Нет таких — что у нас, что за океаном…
      — А неплохо придумано, правда? — Китаин открыто радовался своей выдумке. — Китаин Борис. Сокращенно Кибо. Покупатель видит такое на вывеске и задумывается. Кибо — кто он? Француз или японец? И для разрешения этого вопроса в магазинчик-то и зайдет.
      — Вы психолог, Борис Николаевич, — саркастически польстил дельцу Никольский.
      — Я бизнесмен! — с достоинством парировал тот. — Кем только не должен быть бизнесмен… Экономистом, педагогом, философом, лингвистом, графологом, криминалистом…
      — Криминалистом? — удивился Никольский, услышав недавно произнесенное им слово.
      Китаин — веселый человек — опять рассмеялся.
      — Я случайно слышал ваш разговор с профессором Уваровым, который принял вас за серьезного эллиниста. Значит, вам иногда необходимо быть эллинистом. Вы эллинист, а я криминалист. Только между нами огорчительная разница: вы серьезный эллинист, а я плохой криминалист.
      — И как вас понять? — спросил Никольский.
      Неспроста предприниматель говорит это, ой, неспроста, решил Сергей. Покупать будет? Вряд ли, не так он глуп. Тогда что?..
      — Судьба, стечение обстоятельств, счастливая случайность — не знаю, но получилось так, что все мои основные интересы на вашей территории, Сергей Васильевич, — Китаин слегка поклонился. — И вы, и я, пожалуй, более всех заинтересованы в строжайшем соблюдении порядка на нашей земле…
      — На вашей? — удивился Никольский.
      — На вашей, на вашей! — поспешно поправился Китаин. И тут под пиджаком у Никольского зазвенело. — Неужто свершилось, и нашу милицию наконец-то оснастили сотовыми телефонами? — искренне удивился Китаин.
      — К сожалению, нет, Борис Николаевич. Это вещдок, которым я незаконно пользуюсь. Извините, — Никольский извлек из внутреннего кармана пиджака трубку и, развернувшись, направился к выходу.
      — Надеюсь, мы еще потолкуем? — крикнул вслед Китаин.
      — Обязательно! — вполоборота уверил его Никольский.
      Он шел, все быстрее и быстрее, а говорил в трубку только одно:
      — Да. Да. Да.
      Пожилая, изысканно театральная дама, мимо которой он промчался, горестно поведала своему столь же театральному спутнику:
      — Телефон в театре! Ох уж эти новые русские! В голове только деньги, деньги, деньги!
      — Куда едем? — спросил Никольский у Климова, который был за баранкой «газона».
      — В Левшинский. Там гостиница частная, — быстро ответил оперативник.
      — А… знаю, — припомнил Сергей. — Где остановимся?
      — В Плотниковом… — полувопросительно предложил Климов.
      — Из гостиницы не будем просматриваться? — насторожился майор.
      — Вы меня за неумного держите, Сергей Васильевич, — возмутился — впрочем, совсем чуть-чуть — Климов.
      «Газон» остановился, не доезжая до закругленного угла Левшинского переулка. Выйдя и захлопнув дверцу, Климов сообщил:
      — Я пойду.
      — Куда? — поинтересовался Никольский, тоже выбравшийся из машины.
      — У нас с Паршиковым пост во дворе гостиницы, — пояснил Климов.
      — И старика задействовали! — удивился Никольский.
      — Почитай, все отделение на ногах, — важно сказал Климов. — Я пойду?
      — Иди и помни: надо все сделать, чтобы взять Авилу живым, — сказал Сергей озабоченно.
      Оперативник удалился. Никольский постоял, послушал ночную Москву и направился в Левшинский. Он прошел мимо шикарной частной гостиницы, имевшей в своем облике что-то интимное, во дворик жилого дома Вахтанговского театра. Лепилов ждал начальника, сидя на скамейке в позе слегка выпившего бонвивана на отдыхе.
      — Подробности, — скомандовал Никольский, присаживаясь рядом.
      — «А из зала мне кричат: „Давай подробности!“ — спел Лепилов из Галича и поспешно, чтобы отец-командир не успел осудить за развязность, приступил к докладу: — Мужичок, на которого вы нам указали, таскал нас по Москве целый день, никуда, в общем-то, не заходя. Пообедал, правда, в аргентинском ресторане у Павелецкого. Дважды звонил по телефону. Эти разговоры услышать не удалось. Ну, а в восемнадцать тридцать семь зашел в гостиницу и уселся в вестибюле, где и сидит до сих пор, журнал „Совершенно секретно“ читает. В двадцать два сорок шесть в вестибюле неожиданно появился Авила. В номере его до этого не было, мы проверили. Через главный вход он пройти не мог, там дежурили Шевелев с Вешняковым.
      — Черным ходом прошел? — недовольно уточнил Никольский.
      — Совершенно верно, — виновато кивнул Лепилов. — Там я водилу с «газона» поставил, а он по неопытности Авилу не срисовал. В вестибюле Авила говорил с тем мужиком. Поговорил четыре минуты и поднялся к себе на четвертый этаж. В апартаменте живет, сучий сын, под своей настоящей фамилией. Я вызвал всех, кто в отделении был, и обложил гостиницу. Потом позвонил вам. Все. Когда будем брать?
      — На выходе, — распорядился Сергей. — В апартаментах заблудиться можно, и он наверняка успеет пушку выхватить.
      — А если он не выйдет? — осторожно поинтересовался Миша.
      — Его этот мужичок вызовет, если вы с ним убедительно поговорите, — усмехнулся майор. — И позаботься, чтобы Шевелев и Вешняков коридор четвертого этажа перекрыли.
 
      … — Интересный журнальчик? — благожелательно спросил у мужика Никольский. Тот дернулся, выскочил из кресла, но могучий Лепилов схватил его, скрутил, завалил на богатый гостиничный ковер…
 
      …Авила собирался. Он укладывал самое необходимое в спортивную сумку. Не в спальне он это делал, не в гостиной и даже не в гардеробной. В прихожей, прямо у двери в номер. Он, видимо, не успел переодеться и трудился в смокинге, в лаковых штиблетах. Трудился и прислушивался. И вдруг услышал нечто. Рывком он оказался в кабинете у телефона и поспешно набрал три цифры.
      — Администратор?! Вы же говорили, что на моем этаже никто не живет! А за стеной шум, треск слышу. Как никого?! Откуда тогда шум?! — Авила бросил трубку.
      … — Он ребят просек! — крикнул Никольский. — Где группа захвата?
      — На третьем этаже, — ответил Лепилов.
      — Да брось ты этого говнюка! — рявкнул Сергей, кивнув на мужика, прижатого Лепиловым к ковру гостиничного холла. — Придется брать в номере! Наверх!
      Никольский рванул к лестнице. Лепилов отшвырнул своего пленника и кинулся вслед за начальником.
 
      … — И долго нам еще здесь кантоваться? — спросил даже не у Паршикова, а вообще спросил Климов. Они дежурили во дворе.
      — Я думаю, скоро его возьмем. Никольский что-нибудь придумает, — не Климову — себе ответил Паршиков. Он привычно глянул на выходящую во двор стену гостиницы и вдруг зашипел яростно: — Смотри!
      По балконной балюстраде осторожно, как канатоходец по канату, ступал черный человек. Климов выхватил из-за пазухи пистолет и бросился к стене с криком:
      — Стоять! Ни с места!
      Человек с конца балюстрады уже тянулся к пожарной лестнице.
      …В апартаментах группа захвата, Никольский и Лепилов стояли в растерянности: Авилы нигде не было. И вдруг услышали выстрел со двора. Никольский распахнул балконную дверь и заорал вниз:
      — Не стрелять!
      Но было уже поздно: Климов выстрелил во второй раз. Он не попал, пуля щелкнула рядом с головой Авилы, но твердые брызги облицовки ударили бандита по глазам. Потеряв равновесие, Никита замахал руками и рухнул вниз.
      …Никольский в своем вечернем пиджаке, с галстуком-бабочкой стоял над распластанным на асфальте Авилой, рассматривая смокинг, пластрон, галстук-бабочку, закатившиеся глаза, разбитый затылок…
      Джентльмен склонился над джентльменом. Внезапно Никольский оглянулся и встретился взглядом с Климовым — тот не выдержал взгляда шефа, отвернулся…
 
      …В вечернем костюме, уронив голову на бабочку, Сергей спал в кресле у себя дома, перед включенным телевизором, который уже ничего не показывал. Разбудил Никольского звонок в дверь. Он моргнул, ничего не соображая, зевнул, лязгнул зубами и пошел в прихожую. Милиционер не должен бояться, он и не боялся, спросил только, открывая:
      — И кого это черти носят?
      — Меня! — звонко сообщила из-за двери Анна, а когда дверь открылась, добавила: — Но не черти, а боги. Греческих цариц боги носят.
      — Который час? — сонно поинтересовался Никольский.
      — Где-то около четырех, — ответила Анюта. — Только что банкет закончился. Для меня. А для тебя он как раз начинается.
      Она легонько отстранила Никольского и прошла в столовую-кабинет, поставила тяжелую сумку на пол, скинула на кресло легкий плащ и оказалась в вечернем платье.
      — Как ты меня нашла? — тупо спросил Никольский.
      — А еще сыщик! — Анюта уже доставала из сумки коробки с закусками, пакеты с бутербродами, бутылки. — Наш Адам Андреевич твой адрес знает, в отделении по телефону ответили, что ты домой направился. А внимательный господин Китаин меня на лимузине подвез.
      Никольский заспешил на кухню за бокалами и приборами, а Анюта подошла к книжному шкафу, за стеклом которого был женский портрет. За ее спиной зазвенели ножи-вилки. Не оборачиваясь, она спросила:
      — Дама сердца?
      — Бывшая. Даже скорей, отбывшая, — без надрыва, с привычной светлой грустью — отголоском давно отболевших душевных ран — ответил Сергей.
      — И куда она отбыла? — полюбопытствовала Анна.
      — В Париж. В ЮНЕСКО трудится, — спокойно сообщил он.
      — Ну и Бог с ней, — решила Анюта. — Давай начнем?
      … — Ты в бабочке, а я декольте. Завтрак аристократов, — девушка подняла рюмку. — За что выпьем, Сергей?
      — За здоровье присутствующих дам! — провозгласил Никольский и поднял свою. Выпили, помолчали. Анюта не выдержала:
      — О чем думаешь, сыщик неустанный?
      Никольский расплылся в улыбке:
      — О тебе, Анюта, исключительно о тебе. С премьерой! Ты была замечательна.
      Сергей взял руку девушки и галантно поцеловал. Не отпуская ее, он обнял Анюту за талию и произнес только одно слово: — Вальс!
      Никольский плавно повел свою даму в вальсе без музыки. Анюта смотрела на него с нескрываемым интересом…
      — …Кружится, вертится шар голубой,
      Кружится, вертится над головой, — полудекламировал, полунапевал Сергей, танцуя с Анютой.
      И как будто зазвучала здесь хорошо знакомая мелодия…
      — Крутится, вертится — хочет упасть,
      Кавалер барышню хочет украсть…

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ.
«ГОЛУБЫЕ ДОРОГИ».