Глава 4

Берту разбудило ее же собственное чиханье. В носу щекотало, но вампирша лишь смахнула с лица волосы Харриэт – по-видимому, склоняться над спящими входило в ее служебные обязанности – и с головой накрылась одеялом. Оттоманка, и без того узкая, была набита конским волосом, который немилосердно кололся даже через несколько слоев ткани. Но все лучше, чем спать в гробу. Пусть там чудовища спят. Кроме того, гостевые гробы всегда сколочены на скорую руку, гвозди во все стороны торчат, да и пахнут они предыдущими постояльцами.

Под ухом раздался демонический хохот. Не высовываясь из-под одеяла, Берта нашарила на полу свой турнюр, раскрутила его за завязки, как пращу, и метнула наугад. Судя по обиженному воплю Фетча, все таки попала. Однако радости столь меткий бросок ей не принес.

Мало-помалу утренние процедуры становились рутиной, а это настораживало. Нечего привыкать к поместью, раз уже сегодня они с Гизелой съезжают. Оставалось лишь раздобыть эликсир и плеснуть им в лицо миледи… то-есть в глаза закапать, но первоначальный вариант был Берте куда милее. После нужно подсунуть ей подходящую кандидатуру – хоть того же Фетча – и сматываться из Англии, по дороге заскочив к Эвике и захватив два мешка подарков для графа.

Что может быть проще?

Но именно простота и настораживала. Уж слишком изящным и сбалансированным казался план, ни дать – ни взять карточный домик. Оставалось дождаться сквозняка, который его разрушит.

Скулеж гоблина прекратился, в спальне снова стало тихо. Даже слишком. Не слышно было ни плеска воды, ни звона упавших шпилек вперемешку с обиженным сопением Гизелы, – снова не удается сложная прическа, – ни шороха платьев в шкафу, которых, по ее словам, там вообще нет, так что и надеть нечего («И хорошо, что нечего», – говорила в таких случаях Берта, подкрадываясь к ней сзади). Но сейчас в комнатах не было даже намека на Гизелу.

Не теряя ни секунды, Берта вскочила с дивана. Прежде чем она выбежала в коридор полуголой – т. е. одетой лишь в панталоны, фланелевую сорочку под горло, и пеньюар, впопыхах схваченный со спинки кресла – ее остановила Харриэт.

– Мисс Берта, мэм, вам мисс Гизи изволила оставить письмо! – протараторила она, протягивая вампирше смятую бумажку.

Хотя девочка тщательно отрепетировала свою речь, до настоящей горничной ей было еще расти и расти. Потому, например, что она забыла положить послание на поднос. Прежде чем прочесть, Берте пришлось его отжать, а разобрать расплывшиеся строчки мог лишь криптограф со стажем. Общий смысл записки сводился к тому, что Гизела после заката умчалась к Эвике, прежде чем Берта и Маргарет ее хватятся.

– А как ты вообще стала привидением? – поинтересовалась Берта, но тут же обругала себя за черствость.

Собственная смерть не самое приятное воспоминание, уж ей ли об этом не знать. Пусть ее кончина и была относительно безболезненной, зато когда она проснулась на полу гостиной, уже в новом статусе, пудель Тамино вылизывал ей лицо с таким рвением, словно хотел поскорее содрать кожу и добраться до чего-нибудь повкуснее. А в кресле-качалке сидела Лючия Граццини и, вооружившись немецким словарем, переводила ее дневник…

Но Харриэт встрепенулась, будто йоркширский фермер, которого спросили, какими картофельными очистками он кормит свою призовую свинью.

– О, это очень печальная история! – начала она, но из-за ее расхлябанного акцента Берта понимала с пятого на десятое. Слова как будто будто взрывались у девочки во рту и вылетали по кускам. – От нее кровь в венах прям вот так и створаживается! Ну, значится, была я наследницей древнего рода. Может, и не принцессой, но уж познатнее герцогини. Так вот, мой дядя, прохиндей каких мало, однажды взял меня за руку и повел гулять на вересковую пустошь. В метель, мисс! Ветер аж завывал…

В дверь дробно постучали.

– Вы в приличном виде? – послышался голос Фанни.

– Разве я когда-нибудь в нем бываю?

– Одеты?

– Более или менее.

Фанни счел ее ответ приглашением войти. Поверх сюртука он повязал фартук, белые перчатки тоже не забыл. Перед собой вампир толкал тележку, уставленную разной снедью, причем на его унылой физиономии так и читалось: «Меня заставили».

Берта присвистнула – с каких это пор ей подают завтрак в постель, будто она знатная дама? Но стоило вспомнить совместный завтрак с Марсденами, как едва проклюнувшаяся благодарность сразу увяла.

Вчера она совершенно случайно опрокинула графин с кровью на подол леди Маргарет, а та по неосторожности чуть не всадила вилку ей в колено. Несмотря на эти маленькие недоразумения, дамы продолжали вежливо беседовать. «Ах, какая я неловкая!» – «Пустяки, мисс, эти манжеты и так пора выбрасывать». «А что за порошок вы насыпали мне в чашку?» – «Сахар». «А почему он разъел фарфор?» – «Не иначе как с сульфатом свинца попался. Ах, пищевые добавки – это бич нашего времени!»

Больше в столовую ее не пригласят никогда, невесело подумала фроляйн Штайнберг.

Пока юный вампир расставлял тарелки на столе, она махнула Харриэт – давай дальше. Но от вдохновения девочки не осталось и следа. Запинаясь и то и дело зыркая в сторону Фанни, она продолжила скороговоркой:

– В общем, дядя оставил меня помирать на морозе, а наутро крестьяне нашли за валуном мое скрючившееся тело…

– …и прозвали тебя Гилслендским Мальчиком, – договорил за нее вампир. – Это призрак из деревушки Гилсленд, что возле Адрианова вала. Приходит ко всем потомкам дядюшки-злодея, прикасается к ним окоченевшей ручонкой и говорит: «Ах как холодно мне было, но и ты замерзнешь навеки». Да-да, так и говорит. Нужен настоящий талант, чтобы придумать такую фразу – красиво, емко и по делу.

– Должно быть, Хариэтт что-то напутала, – подбодрила вампирша девочку, готовую расплакаться. Уж если в своем обычном состоянии она разводит плесень прямо таки в промышленных масштабах, то что случится, если она заплачет? Ноев потоп покажется опрокинутым корытом с мыльной водой.

– Ну да. На самом деле, я жила еще в чумные времена. И вот однажды мать увидела у меня на теле болячки…

– Бубоны, – поправил Фанни. – Кровь или мясной сок?

– Кровь. И не влезай в наш разговор.

Берта уселась за стол и тоскливо посмотрела в тарелку, полную зобных желез, слывших деликатесом как среди живых англичан, так и среди мертвых (среди последних, конечно же, в сыром виде). И крови совсем на донышке. Лучше б овсянку дали.

– …тогда мать заколотила дверь в мою комнату, намалевала красный крест на дверях, чтоб соседи не входили, а сама уехала. И я еще долго помирала от болезни, и голода, но пуще всего от одиночества, мисс!

– А вот это уже Скребущая Девочка из Йорка, – проговорил Фанни. – Тоже, между прочим, дипломированный призрак. Собирает толпы туристов. У нее с местными гидам все схвачено – те раздают листовки, она появляется у окна секунды на две, скребется о стекло и voila – зарабатывает шиллинг за ночь! Не то, что наша Харриэт. Давай, расскажи, как тебя угораздило.

– На самом деле, – Берта заколебалась, – произошло что-то… совсем ужасное?

Девочка вскарабкалась на оттоманку, атласная обивка которой, розовая и лоснящаяся, сразу же начала чернеть.

– Нет, мисс, но это как раз хуже всего! Я просто утонула. Меня мама из школы забрала, потому что учитель дрался, и потому что нам нужны были деньги, раз у Бобби началась корь, а Нэнси рассчитали без рекомендаций, и она все ревела, и говорила, что щелок выпьет, а Уилли – его отправили в исправительную школу, но мама сказала, что так даже лучше, одним ртом меньше. А я начала торговать крест-салатом…

– Кресс-салатом, – вклинился Фанни. В его сторону полетело блюдце.

– …его можно у зеленщика взять и по домам разносить – может, кухарка купит – или самой собрать на реке, так больше денег останется. Ну вот, пошла я на реку спозаранку, забралась в воду поглубже, чтоб, значится, больше салатов собрать. А я тогда платье Нэнси надела, потому что мое мама старьевщику отнесла, чтоб было чем за гроб для Бобби заплатить. А платье было такое длинное, зараза! Такое длинное! Ну, споткнулась я, зацепилась юбкой за корягу – и захлебнулась. Вот и все, мисс, даже рассказать нечего. Такое ж каждый день случается. А у призрака должна быть трагическая история.

Ее всхлипы нарастали крещендо, а пятна плесени на злополучном диване постепенно превращались в зияющие дыры, из которых, расталкивая лапками мокрый конский волос, поползли хвостатые твари. Тритоны, судя по всему. Один из них забрался на колени Харриэт, и она, не прекращая хлюпать носом, почесала ему спинку.

– А почему ты не…? – Берта пошевелила пальцами, вероятно, изображая трепетание ангельских крыл. Хотя представить, как Харриэт шпарит на своем кокни, сидя на перламутровом облачке и болтая ногами – задачка не из легких.

– Потому что мое тело не было предано христианскому погребению, – отрапортовала девочка, цитируя чьи-то слова. – Мама решила, что я отправилась к бабушке Прю, та – что я у миссис Слагзби, я у ней по субботам крыльцо драила, а та – что я сбежала с цыганами. Так что никто меня не хватился. А потом милорд подал объявление, что хочет нанять призрака, и меня устроили сюда.

– Не устроили, а сослали, – как бы невзначай добавил Фанни, который забавлялся тем, что переставлял статуэтки на каминной полке.

Удивленная, Берта перевела взгляд на девочку, смущенно теребившую саван. Ее щеки, обычно бледно-синие, окрасились в благородный оттенок индиго.

– Ну да, – призналась она, – потому что я срезалась на экзамене. Разным там большим шишкам – ну, вроде нашей леди Анны – его сдавать не надобно, они и так нарасхват, а кто попроще должен сначала сдать «полтергейст», «ихтоплазму», «столоверчение», «медиумизм», «грамматику» и «появление-из-ниоткуда-в-сопровождении-заупокойных-стонов-и-прочих-звуковых-эффектов». Иначе не видать им места в хорошем доме. А я вот засыпалась.

Берте почудилось, что в лицо ей швырнули кусочки мозаики, которые никак не складывались в общую картину. Что-то не сходилось. Она посмотрела в тарелку с сосредоточенностью авгура, только что распотрошившего гуся, но зобные железы сотрудничать отказались. Пришлось заново прокрутить в голове речь Харриэт.

Хотя бы подлежащее и сказуемое в ее словах отыскать, не говоря уже о смысле.

– Грамматику? Тебе нужно было сдавать грамматику?

– Ну еще бы! – встрял юный вампир. – С неграмотным привидением весь сеанс насмарку. Стоит призраку ошибиться в правописании, как гости сразу же задумаются, а в чем еще он может заблуждаться. Может, он и будущее предсказывает тяп-ляп абы как. А наша Харриэт даже слов «сеанс» умудрилась написать как «сийянзз». Неудивительно, что ее медиум так обиделся…

– … и вовсе не тогда он обиделся, а когда леди Снусберри сломала доску Уиджа о его голову. Просто она меня спрашивает, мол, а как там себя чувствует Чарли. А я вот напрочь забыла, кто такой этот Чарли. Ведь и домашку сделала, изучила, у кого из гостей кто помер, а тут ррраз – и вылетело из головы! Думала, это ее муж. Ну и отвечаю, что хорошо поживает, передает ей привет, вспоминает все ее объятия и поцелуи и их первую ночь вместе. А она как схватится за сердце! Оказывается, Чарли – это ее кузен, а муж вообще рядышком сидел. Он, кстати, тоже хотел медиуму тумака отвесить, но увяз в ихтоплазме. Ее там по пояс было. А хорошая у меня тогда ихтоплазма получилась, качественная, – довольно улыбнулась девочка. – Мне за нее зачет поставили.

– Единственный твой зачет, – скривился вампир. – А его сиятельству подсунули этот подарочек, потому что леди Анна – это директриса их агентства – до сих пор на него дуется. Он однажды поставил бокал ей на голову, когда леди Анна оставила ее на столе, а сама вышла на балкон прохладиться. Вот и удружила нам. Более никчемного привидения во всей империи не сыщешь…

Харриэт печально хлюпнула носом, а Берта почувствовала, что чаша ее терпения не просто переполнена, но вот-вот каскадом обрушится на чью-то дерзкую голову. Вспомнились и злоключения на таможне, и те распутные взгляды, которые мальчишка ронял на Гизелу. Прежде чем вампир успел договорить, она в один прыжок оказалась у камина, впечатала его в стену и, сдавив ему горло локтем, проскрежетала:

– Долго еще будешь над ней измываться? Лучше сразу брось. Знаю я твою породу – лебезишь перед сильными да знатными, а перед слабыми куражишься. Да уж, среди мальков и карась крупная рыба. Ну так вот, запомни хорошенько – я сильная. Очень сильная и очень злая. Хоть доброты во мне нет никапли – откуда ей взяться, раз я нежить? – но и слабых изводить тоже не позволю. И чтобы упредить дальнейшие возражения – быть может, ты и старше моего отца, но я выше тебя на пол-головы, и клыки у меня длиннее, – на всякий случай Берта поклацала. – Все понял или ухо тебе отгрызть?

Уже под конец гневной тирады в голову постучалась мысль, что если Блейк, в отличие от нее самой, не брезгует человеческой кровью, то за такие проделки он ей руки оторвет. Просто чтобы доказать, кто сильнее на самом деле. Причем оторвет в буквальном смысле, прямо с плечевыми суставами. Но тут же набежали другие мысли, об отмщении, и затолкали бедняжку, как туриста на рыночной площади.

Тем более что вампир и не думал сопротивляться. Одной рукой она по-прежнему держала его за плечо, но локоть отодвинула, дав Фанни возможность если не вздохнуть, то хотя бы пошевелить голосовыми связками.

– Я понял, мисс Штайнберг, – просипел он.

– А дальше? – она мотнула головой в сторону Харриэт, которая сама была не рада, что дело приняло такой оборот.

– Прости, Харриэт, я не хотел тебя обидеть.

– Враки.

– Прости, Харриэт, я хотел тебя обидеть. Довольны?

Его зрачки были маленькими и острыми, словно гвозди, и губы кривились. Лицо казалось злым, как у мраморного сфинкса над камином, в нескольких дюймах от его головы. Берта с отвращением оттолкнула мальчишку и вернулась к столу, на ходу потрепав Харриэт по голове. Та проговорила серьезно:

– Только вы его больше не бейте, мисс. Он не так уж плох, честно-пречестно. Это все понарошку.

– Что – понарошку? – не поняла Берта, которая отодвинула тарелку с недоеденным завтраком и теперь раздумывала, что бы такое надеть – черное платье или черное платье, но немного другого фасона? С воротником-стойкой на полдюйма выше?

– Ну, все, – девочка взмахнула голой рукой, как будто собиралась объять целое поместье, – все здесь. Все вообще.

Но вампирше было не до ее болтовни. Она шагнула за ширму и оттуда скомандовала Фанни, чтобы он убирался ко всем серафимам. Что и было исполнено.

– Его сиятельство одолжит вам свой выезд, – крикнул присмиревший вампир уже в дверях.

– Дай угадаю – восьмерка лошадей с черными плюмажами и бархатными попонами?

– Точно так, мисс Штайнберг.

– А карета – она и не карета вовсе?

– В проницательности вам не откажешь.

От одной мысли, что придется разъезжать по городу в катафалке, как на торжественном параде в гильдии гробовщиков, Берте стало не по себе.

– Спасибо, конечно, но лучше кэб поймаем.

За Бертой и Фанни закрылась наконец парадная дверь, которая спустя несколько минут хлопнула вторично. Леди Маргарет, мурлыкая романс о пурпурных лепестках и белых павлинах, отправилась на поиски сбежавшей пассии. Судя по ее уверенной походке, она знала, в каком направлении нужно двигаться.

Лорд Марсден пронаблюдал за ней из окна, прислушиваясь к шелесту ее юбок, лихо сметавших снег с мостовой. Отлично. Теперь можно усесться с газетой у камина и закурить сигару. Сегодня же ночью дело будет обстряпано. Эликсир вновь попадет в глаза миледи, а ее влюбленный взор отыщет подходящую мишень. То есть, его. На этот раз он от гроба ее не отойдет.

Хотя, как говорят в народе, верь приданому после свадьбы.

Верховный вампир поморщился, потому что столь некстати всплывшая в памяти поговорка имела в его случае прямое а, следовательно, и куда более неприятное значение. Стоило ему вспомнить о своей свадьбе, как его охватывал озноб, которому позавидует и холерный пациент. Да, страшное было времечко.

Но как только он устроился в кресле, дверь на первом этаже снова заскрипела. Кто на этот раз? Еще на рассвете мясник оставил на крыльце бутылки с кровью и тяжелый сверток с различными деликатесами, обернутый плотной, но каждый раз подмокавшей бумагой. Лишних вопросов он не задавал, а уж в дом сунуться никогда бы не посмел. Почтальон тоже сломя голову несся прочь, как только опускал в щель письма и прессу. Лишь однажды он обернулся, но вид зубастой дверной щели, которая почавкала письмами и состроила ему рожу, припорошил сединой его виски.