Глава 5

Уже полчаса мистер Стивенс обретался у колонны Нельсона, которая, как сострил некий французский турист, напоминала крысу, насаженную на палку. С этим замечанием Уолтер был в корне не согласен, но за столько времени ему приелся и Нельсон, всматривавшийся в Биг Бен, словно хотел узнать, который час, и львы у постамента, и Портретная Галерея.

Уолтер расхаживал взад-вперед, повыше подняв воротник. Напоминал он пастора в публичном доме, который боится, что его застукает здесь кто-нибудь из прихожан. Но даже коренной лондонец вряд ли разобрал бы его черты в сегодняшнем тумане – густом и грязном-желтом, от которого чесалось в носу и перехватывало горло, пока он пробирался все глубже и глубже в легкие.

Вампиры опаздывали.

На то они и нечисть, чтоб не держать свое слово, так что и обижаться на них глупо. Кто их знает, может и вовсе не придут. Это не только сберегло бы Уолтеру нервы, но вдобавок избавило бы его от неприятных объяснений.

Не с Эвике.

Та благожелательно относилась и к своей названой сестре, и к Берте, кем бы она там Гизеле ни приходилось. Как будто они были всего-навсего эксцентричными особами, вроде сомнамбул, что посреди ночи спускаются на кухню и выстраивают пирамиду из чайных чашек, при этом таращась на стену пустыми глазами. Как будто они не были убийцами…

Но ведь не были!

Помотав головой, Уолтер стряхнул наваждение, и его внутренний голос зазвучал по-прежнему – мямлил, запинался и подбадривал его: «Ну что, не дрейфь, приятель». Исчезла уверенность, которая, впрочем никогда и не принадлежала Уолтеру. Он взял ее напрокат.

У мистера Томпсона, который сейчас гостит у него дома.

Именно с ним молодому человеку и предстояло объясниться. Будь Уолтер сообразительнее, то использовал бы эти лишние полчаса, чтобы выдумать подходящее алиби на вечер. Но увы! Со стороны Пэлл-Мэлл уже показались две фигуры, мужская и женская, которые уверенно двинулись к нему.

Лишь когда они приблизились, Уолтер разглядел Берту, в угрюмом бомбазиновом платье, которое не блестело в свете фонарей, но как будто впитывало их сияние, преобразуя его в темноту. На этот раз вампирша не забыла закутаться в каракулевую накидку, на голову нахлобучила темно-синий чепчик и нервно теребила бант на шее. Хотя фроляйн Штайнберг утверждала, что ей плевать на тряпки, она убивала столько же времени, отпарывая кружева с чепчиков, которые дарила ей Гизела в надежде привить хороший вкус, сколько редкая модница тратит на обратный процесс.

В двух метрах от Берты шел невысокий худощавый вампир, разряженный по последней моде и с тростью подмышкой. От него так разило самоуверенностью, что Уолтеру тотчас захотелось дать ему в зубы.

Хотя вампиры шагали в ногу, расстояние между ними не уменьшалось, как если бы они несли прозрачную стеклянную раму и каждый придерживал ее одним плечом. Всем своим видом они давали понять окружающему миру, что даже не представлены друг другу, а движутся в одном направлении по чистой случайности.

– Привет, Уолтер, – не замедляя шаг, бросила Берта. – Нам на Флит-стрит, оттуда в какие-то закоулки. Кстати, познакомься – это Фанни Блейк, который вообще-то должен идти позади меня, потому как он слуга…

– Ау, Берта? Если я шел позади, ты б нас к Парламенту завела и в Темзе утопила.

– …и не заговаривать, не будучи спрошенным, – подытожила она тоном экономки, объясняющей новой горничной ее обязанности. Причем горничной, взятой из тюрьмы на испытательный срок.

Фанни закатил глаза и пошлепал губами, передразнивая девушку. Та прошипела какое-то слово на венгерском, которое Уолтер слышал лишь однажды – от трактирщика Габора, когда пьянчуга, задолжавший ему за полгода, выклянчивал кружку пива в долг.

Сначала мистер Стивенс никак не мог взять в толк, с какой стати вампиры, знакомые всего-то несколько дней, перешли на ты. Но судя по всему, произошло это не от избытка любви. Скорее наоборот.

Втроем они они поплелись по Стрэнду. Несмотря на поздний час, улицы были запружены. Из театров долетали обрывки арий. Магазинные витрины сверкали, словно огромные фонари, старавшиеся завлечь как можно больше мошкары. Высились горы фруктов и конфет, ворохи белых перчаток и воротничков лежали сугробами, начищенные медные сковородки блеском своим соперничали со столовым серебром, лупоглазые куклы с надеждой смотрели на прохожих, ожидая, когда же их вызволят из стеклянного плена. Даже гробовщик прицепил омелу к своей шестиугольной вывеске, обмотал гирляндой образцово-показательный гроб и набросал бумажных снежинок на саваны, сложенные в аккуратные стопки.

Уроженец провинциального городка, Уолтер не переставал удивляться тому, как близко престижные районы в Лондоне соседствуют с трущобами. Город напоминал сэндвич, собранный из белого хлеба и увядшего салата, черной икры и дешевого вонючего сыра. Стоило Стрэнду слиться с Флит-стрит, как они оказались в другом мире.

Сразу пахнуло горячей выпечкой. Вампиры, конечно, и носом не повели. Гораздо больше их заинтересовала сама краснощекая торговка, а не металлический поддон, полный пирогов с угрем или с требухой. Зато Уолтер залился слюной, наблюдая, как ловко она поддевает пироги ножом и бросает прямо в руки своим неказистым покупателям. И хотя в таком пирожке можно обнаружить в лучшем случае носок, в худшем – тот же самый носок, но уже со ступней, мистер Стивенс едва удержался, чтобы не встать в очередь. Палатки, торговавшие кофе, в основном из цикория с примесью сушеной моркови, тоже его манили.

Эх, надо было поужинать перед уходом! Тем более что Эвике сварила свой фирменный гуляш, после которого вся английская еда казалась пресной, точно картофельное пюре (С другой стороны, после ее гуляша пресной показалась бы и мексиканская кухня. Если Эвике слишком долго мешала ложкой в кастрюле, то вытаскивала один черенок). Но Уолтер спешил на встречу, а Эвике не только не обиделась, но даже повязала супругу шарф и выпроводила за дверь. С чего бы это?

– Ты что, к мостовой примерз? – раздался окрик Берты.

Пока он глазел на пироги, даже не заметил, как далеко ушли неутомимые вурдалаки. Сейчас за ними увивался мальчуган, в латанной женской кофте, коротких штанах, едва прикрывавших его острые колени, и разбитых башмаках, подвязанных бечевкой.

– Пенни, сэр!

Поначалу они решили его игнорировать. Подай одному – и слетится целая стая попрошаек, которая вцепится в сердобольного дарителя, как грифы в еще живого буйвола. Но мальчишка не отставал.

– Для моей ма! Она сильно хворает!

– Прочь! – Фанни замахнулся на него тростью, но Берта перехватила ее в воздухе, выдернула из рук, сломала о фонарь, швырнула обломки на дорогу и все это не меняя невозмутимого выражения лица.

А мальчишка так и плелся вслед за ними.

Мистер Стивенс был наслышан о трюках лондонских нищих. Какие только типы среди не попадались! И калеки всех мастей в лучших традициях Брейгеля, и ветераны Крымской кампании, причем настолько молодые, что в армию они записались не иначе как в три года, и моряки, потерпевшие кораблекрушение – судя по запаху, в чане с ромом, – и попрошайки, едва ползущие от голода, но резво спешащие в паб, как только насобирают достаточно медяков.

Да и дети не отставали от взрослых. Любимым трюком маленьких мошенников было уронить коробок спичек в лужу и, давясь рыданиями, рассказывать прохожим, какую трепку им зададут дома. Кто-нибудь обязательно возместит горе-продавцу потерю товара, причем втрое против его стоимости. А хитрое дитя соберет спички и пойдет ловить простаков в другом переулке.

Но хотя мистер Стивенс и вознамерился проявить силу духа, мальчишку было жалко. Просто по-человечески. Уж слишком печально он моргал белесыми ресницами и тер золотушные щеки. Может, и правда не врет?

– Подожди, я сейчас, – и Уолтер зашарил по карманам, вспоминая, куда сунул кошелек.

– Все-таки поощряете тунеядство, – неодобрительно вздохнул вампир. – Ну ладно, посмотрим, что тут у вас.

Уолтер едва не запнулся, когда он вытащил из рукава два кошелька – из черного бархата в форме ракушки и потертый кожаный, хорошо Уолтеру знакомый. Судя по тому, как затрепетали ноздри Берты, владелица первого кошелька тоже нашлась. Невозмутимо улыбаясь, Фанни открыл его кошелек и осторожно, двумя пальцами, будто из вороха раскаленных углей, вытащил несколько бронзовых монет. Бросил их мальчишке, а кошельки запихнул обратно в рукав.

– Лови, малыш, на опиум хватит.

– Моя ма взаправду больна, сэр, – попрошайка посмотрел на него с укором.

– Угу, а я архиепископ Кентерберийский.

Уолтер и Берта переглянулись.

– Давай так – сначала ты подержишь его за руки, а я надаю ему оплеух. Потом поменяемся местами, – предложила вампирша.

– Отличная мысль!

– Не торопитесь, – наглая усмешка как пристала к лицу вампира, так до сих пор и не отклеилась. – Вон, видите того господина, который смотрит с такой неприязнью, словно вы обесчестили его сестру? Все потому, что не доискался вашего кошелька.

Упомянутый господин в непримечательном костюме действительно казался разочарованным донельзя. Но как только Уолтер встретился с ним глазами, он тотчас развернулся и начал изучать витрину бакалеи.

– Про бертин кошелек я вообще молчу, там сплошь золото и ассигнации. Карманники это чуют, как кошки валерьянку.

– Ну, а что мне делать, если все полезные монеты сплошь из серебра?

– Да никто тебя не винит. Такая уж у нас судьба. В восемнадцатом веке, кстати, еще хуже было. Пытаешься расплатиться с извозчиком золотой монетой, а тот цап тебя за рукав и ну орать: «Фальшивомонетчика поймал!» Щедрость-то всегда кажется подозрительной.

– Такими темпами мы никогда до этой вашей мисс Маллинз не доберемся, – буркнул Уолтер, который все еще дулся из-за кошелька. И когда только вампир успел его вытащить?

– Да ладно, у мисс Маллинз допоздна открыто. Если только она не возится с архивом. Тогда ее точно не дозовешься.

– А я-то думал, что у нее своя аптека. Ну, или какой там у вас эквивалент аптеки.

Уолтеру представились круглые коробочки, полные выколотых глаз вместо пилюль. И ступка из человеческого черепа. И три шекспировские ведьмы, которые помешивают зелье в подсобном помещении.

Фанни расхохотался.

– Неужели вы решили, будто мисс Маллинз вампир? Она ведь ирландка! Наш Мастер никогда не потерпит ирландского вампира поблизости, сразу решит, что тот шпионить приехал. У нас с этим делом строго, – великодержавная гордость засияла на его челе. – Пусть сидят на своем островке и не рыпаются. А мисс Маллинз в наши дела не лезет, так что пусть себе живет. Хотя ее попробуй выгони. А снадобья – это ее хобби, в придачу к основной профессии.

– Так она архивариус? – разочаровалась Берта. От одной мысли о пыльных документах у нее клыки ныли.

– В некотором роде. Она изучает родословные.

Всю оставшуюся дорогу они прошли в молчании. Мистер Стивенс хотел завести беседу с немертвой знакомой, но дальше чем: «Ну как все вообще?» не продвинулся. Спрашивать про Гизелу постеснялся. Вдруг ляпнет что-нибудь бестактное, а Берта обидится.

Не то, чтобы Уолтер был не сведущ в том виде отношений, в котором состояли две вампирши. Вернувшись в Англию, он проштудировал литературу, посвященную столь тесной женской дружбе. Другое дело, что книги на эту тему не стояли на полках, а хранились под прилавком, а букинисты неизменно подмигивали, когда протягивали их озадаченному покупателю. После «Объятий в Будуаре» Уолтер расстегнул воротник, что пришлось весьма кстати, потому что отложив «Трепет Одалисок», он вылил себе за шиворот графин воды, а на середине «Строгой Гувернантки» в кабинет ворвалась Эвике и предложила вызвать доктора. Уж слишком странно Уолтер дышал. И хотя он поспешно захлопнул книгу, жена успела разглядеть гравюру, на которой горничная и молодая госпожа активно перевоплощали классовую ненависть в классовую любовь. Покрутив картинку так и эдак, Эвике заявила, что таких извращений за всю жизнь не видывала. Это ж надо выдумать – у служанки платье выше колена и туфли на каблуках! Ну, и как прикажете в такой одежке золу из камина выметать?

После столь тонких исследований женской психологии, Уолтер вообще не представлял, о чем можно разговаривать с Бертой Штайнберг. Нет, ну правда! Не о различных же способах использования кальяна, шелковых чулок и коробки с мятными драже!

Впрочем, Берта и не набивалась ему в собеседницы. Сама она тоже была смущена. Разве что спросить про здоровье жены, про будущего ребенка? Но Уолтер заподозрит, что она не просто так спрашивает, а с умыслом. Как ни крути, слова «нечисть» и «человеческий младенец» не принадлежат к одному семантическому полю. А если и попадут туда, то воображение поневоле добавит еще кое-какие атрибуты. К примеру, черные балахоны, обагренный кровью алтарь, колюще-режущие предметы…

Лучше промолчать.

– Нам сюда! – воскликнул Фанни и указал на магазинчик, из тех, что состоят из самой лавки, крошечной гостиной в задней комнате, и спальни хозяев наверху. Вот только над дверью не болталось никакого опознавательного знака.

– А почему вывески нет? – удивился Уолтер.

Вампир захихикал.

– Тьма всемогущая, как вы это себе представляете?! Разве что повесить над дверью мертвого ирландца? А мысль! Расскажу его сиятельству, он от радости взвоет. Будет, чем заняться в новом году!

В который раз Уолтер и Берта обменялись недоуменными взглядами. Такое впечатление, что им выдали справочник, но из-за халатности наборщика отпечаталось лишь каждое третье слово. Остальную информацию приходилось додумывать самим.

– Кто бы там ни была эта ваша мисс Маллинз, – поморщилась Берта, – но ей сейчас явно не до нас. Вон, вечеринка у нее какая-то.

– Странно, – Фанни пригляделся, – впервые такое вижу. Неужели эпидемия разыгралась, а мы пропустили?

Через открытую дверь было видно, что лавка битком набита посетителями, кое-кто даже на крыльце отирался. Прежде чем наши герои разглядели гостей мисс Маллинз, они их учуяли. Причем не только вампиры, обладавшие поистине звериным нюхом, но и Уолтер. Такой смрад стоял, словно безумный парфюмер сделал духи на основе вытяжки из портянок и разбрызгал их по всему кварталу. Стоит ли упоминать, что одеты гости были по большей части в лохмотья? Те же, чьи костюмы были поприличнее, выглядели еще подозрительнее. Взять хотя бы девицу в опрятном платье, которая прислонилась к перилам и поигрывала… оторванной рукой. Когда Уолтер проглотил едва не выпрыгнувшее сердце, он заметил, что рука была из папье-маше. Не иначе как девица из тех мошенниц, что подсаживаются к вам в омнибусе и смиренно складывают ручки на коленях. Вот только одна из них искусственная, а настоящая вовсю исследует карманы попутчиков! Ну, и знакомства водит мисс Маллинз!

Вскоре он разглядел и саму хозяйку, невысокую и крепко сбитую старушку, с простым скуластым лицом и чуть приплюснутым носом. На ней было темно-коричневое платье и вдовий чепец, из-под которого выбивались седые пряди. Нашивки из черного крепа и длинные батистовые манжеты, которыми так удобно промокать слезы, указывали, что женщина носит траур, но не полный – тогда все одеяние было бы черным.

Мисс Маллинз прохаживалась перед мужчиной, которого, казалось, собрали из детских кубиков, потому что даже его голова была совершенно квадратной. Бедолага крутил в руках помятую шляпу фасона «свиной пирог».

– Стало быть, не знаешь, чьих рук дело? Кто мои снадобья прикарманил? – и старушка прищурилась. Ее глаза, блестящие и черные, притаившиеся под густыми бровями, напоминали готовых к атаке пчел.

– Да чем хотите побожусь, мисс Маллинз! Никто из моих ребят к вам ни в жисть не сунется!

Переваливаясь с ноги на ногу, старушка приковыляла к нему поближе и взяла его за лацкан сюртука, но не дернула, а заботливо стряхнула пылинку.

– У тебя, друг сердешный, кажись, сюртук замарался. Так я подсоблю.

Как Уолтер узнал впоследствии, любимой шуткой в квартале было сообщить новичку-недотепе, что по этому адресу находится дешевая прачечная. А когда он, пыхтя, приволочет баул с бельем и спросит, почем мисс Маллинз берет за стирку, всласть похихикать. Но если так шутит она сама…!

– Да у нас тут все урки наперечет! – зачастил квадратный господин, смахивая пот. – Если узнаю, кто к вам залез, такую расправу устрою, что черти затылки зачешут!

– Устроишь ты, как же. Его сначала поймать надо. Но ежели и правда кто-то из местных так мне удружил, то главное, чтоб они это не пили! А коли захотят выпить, хотя бы не смешивали. А коли смешают, то уж не совались ко мне квартал, не то я их сразу опознаю! По чешуе на носу. Или по третьему глазу на подбородке. Или по коже, светящейся в темноте. Не говоря уже о других, более очевидных приметах… А, Фанни! Проходи, дорогуша.

– Что у вас стряслось? – осведомился юноша, протискиваясь в помещение, напоминавшее аптеку, в которой вальсировало стадо бизонов.

Уолтер с Бертой последовали за своим проводником, зато разношерстные гости, довольные, что мисс Маллинз нашла новую жертву, удалились, не забыв на прощание поклониться ей или сделать книксен. А некоторые и то, и другое. Для верности, чтоб ничего не упустить.

Почтение внушал не ее возраст, хотя мисс Маллинз и была гораздо старше, чем можно было определить на глаз. Почтение внушал ее Список.

– Отлучилась я в магазин за крепом – от снега ткань сразу портится, зимой не напасешься – возвращаюсь – батюшки святы! Какой-то делинквент… ой, то есть супостат успел ко мне вломиться, все снадобья вынес подчистую, а что не забрал, то разлил. Вот и задумалась я, а кто бы это мог быть? – пожаловалась мисс Маллинз, пристально глядя на юношу.

Тот вздохнул.

– На слово поверите или сунуть руку в кипящее масло?

– Да знаю я вас, упырей. Вас хоть в котел с кипящим маслом брось, все равно выйдет оздоровительная процедура, – досадливо пробормотала она. – И так понятно, что ваши тут ни причем. Ваши бы накалялкали стихи красными чернилами на стене, чтоб, значит, красивше было. И весь запас черного пудинга смолотили. Хотя о чем я речь веду, среди бела дня все случилось!

– Но кто посмел к вам сунуться?

– Самой интересно. Небось, новый воришка в квартале завелся, вот и решил, что я тут самогон гоню. Ну на что ему мои травы? Зелья варить – не суп укропом заправлять. Тут нужна методика и алгоритм действий… тьфу ты… я имела в виду, смекалка да сноровка.

– Зелья? – встрепенулась Берта, которой Уолтер бубнил перевод на ухо. – Скажи ей, что нам нужно приворотное зелье!

– Моей спутнице требуется приворотное зелье, – сообщил Уолтер старушке, которая, похоже, только сейчас заметила его присутствие.

– Это вы по-немецки лопотали? – добродушно переспросила она, с любопытством глядя на Берту. – Вишь ты, из самой Германии приехала за моим зельем! А на кого приворот делать будем?

– На леди Маргарет! – выпалила вампирша. – По ошибке она влюбилась в мою подругу! Ну так вот, я ее с головой окуну в этот эликсир, пусть себе другой объект для обожания найдет! Хоть своего мужа, хоть кроватный столб! Впрочем, если подумать, разница между ними и так невелика, – съязвила вампирша, а мисс Маллинз только головой покачала.

– Ну и времена настали. Бывало, девка на девку хворь наводила, чтоб парня отбить, а нынче…

– Так вы мне поможете?

– Нет, – отрезала старушка.

– Вы не можете мне отказать, – насупилась фроляйн Штайнберг, – потому хотя бы, что скоро Рождество. Самый сезон для чудес.

Старушка постучала по брошке с черной гуттаперчей вместо гагата. С виду похоже, а ценой дешевле.

– Ты была хорошей девочкой в этом году, а, дорогуша?

– Нет, потому что весь год я была вампиром. А нечисть не претендует на рождественские подарки. Но пусть ангелы просто отвернутся. И вместо того, чтобы махать на нас мечами, пусть выкапывают ими замерзающих детей из-под снега. Я не прошу ничего хорошего, просто сохранить то, что у меня уже есть.

– Я, я, я! – передразнила мисс Маллинз. – Как это похоже на вас, упырей. И слово «нет» для вас лишь колебание воздуха! Говорю же, ничем не могу помочь. Ну, нет у меня нужных ингредиентов для этого зелья, все украдено и перегонный куб разбит! И вот, пока я пытаюсь разобраться, кто бы это мог быть, и привести лабораторию в порядок, и не хлопнуться на пол в истерике, заявляетесь вы и требуете эликсир! Просто субъективный максимализм в третьей степени!

Уперев руки в бока, она посмотрела на Берту так, словно та не только пришла на праздник без приглашения, но еще и в торт плюнула.

– Вы забыли добавить «дорогуша». А последнюю фразу лучше заменить на «Какие вы жадные сволочи!». Более народно получится. – предложил Фанни, который следил за перебранкой, жонглируя аптекарскими гирьками. Отсутствие эликсира его нисколько не огорчило.

– А ты не тычь мне в лицо фольклором! Говорю, как умею, я вообще в сельской местности лет сто не бывала! – возмутилась мисс Маллинз, но ее ярость уже испарилась. Она вновь обернулась к гостям и произнесла куда более миролюбиво. – Хоть он и плут, каких мало, но все же прав. Фольклор для меня, как уютный плед, в который можно закутаться и переждать непогоду… Эх, да мы ведь толком и не познакомились! Я Кэтти Маллинз, для друзей просто Кэтти.

– Уолтер Стивенс, – поклонился Уолтер. Он готов был пожертвовать дружбой сей славной женщины, лишь бы только не называть ее Кэтти.

– Берта Штайнберг, – отозвалась вампирша и хотела вновь спросить про эликсир, но мисс Маллинз посмотрела на нее, как на королевскую особу.

– Та самая Берта Штайнберг?!

Вампирша смущенно улыбнулась. Слава ее опережала.

– Ну… да. Я, конечно, спасла мир, но это было раз плюнуть. Так, пара пустяков.

– Причем тут мир? Ты сестра Леонарда Штайнберга? Который опубликовал статью про инцистирование у пресноводных простейших? Никогда не читала ничего столь захватывающего!

– Да, это я, – вздохнула Берта. Если человечество и узнает о ней, так только из биографии Леонарда, опубликованной в каком-нибудь труде про усоногих раков.

– Так что ж ты сразу не сказала! Для сестры Леонарда я в лепешку разобьюсь, но эликсир достану. Ты, кстати, намекни, что если ему потребуется партнер для международного проекта, то я с радостью! Вместе мы такой эликсир сварим, что любо-дорого! А подружку твою как зовут?

– Гизела фон Лютценземмерн.

– Фон Лююютценземмерн, – протянула мисс Маллинз. – Как же, знаю эту семью, хотя они, конечно, не мои клиенты. Кажется, некий Людвиг фон Лютценземмерн даже участвовал в крестовом походе. Он еще захватил сувениры для сарацинов, потому что нехорошо это, заявляться чужой город без подарка…

– Ну, а что насчет зелья?

– И до него доберемся, только сначала чай! У меня и кровь найдется… в леднике, – на всякий случай уточнила она. – Прошу всех гостиную.

Гостиная была оклеена пожелтевшими обоями и заставлена мебелью с продавленными сидениями и без антимакассаров. И на каминной полке, возле фаянсового лепрекона с болтающейся головой, и на диване, и под диваном высились стопки книг. Даже на пианино вместо нотной тетради была открыта энциклопедия по генеалогии, на странице с ветвистым, как баобаб, семейным древом.

Не теряя ни минуты, Кэтти Маллинз поставила пузатый чайник на плиту, задвинутую в камин, достала с полки непочатую сахарную голову, разорвала синюю бумагу, в которую та была завернута, отколола кусок и растерла его в аптекарской ступке. Пока она хлопотала, Фанни принес черный пудинг, графин с кровью и кекс, судя по форме, испеченный в колбе. Чашки он тоже захватил, все как на подбор разномастные.

В той, что досталась Уолтеру, плавал чайный гриб, который при виде незнакомца испуганно забулькал и опустился на дно. Мисс Маллинз тут же засюсюкала со своим питомцем – как выяснилось, его звали Фергус – и бросила в чашку кусок сахара, который этот комочек белой слизи принялся есть, довольно урча. Гостю она отдала свою чашку, себе же налила чай в пробирку, которую придерживала щипцами, чтобы не обжечь пальцы.

– Присаживайтесь! Только чур, не откидываться в кресле, у него спинка едва держится!

Со свойственной им беспринципностью, вампиры плюхнулись на диван, оставив Уолтеру злосчастное кресло. Он присел бы на краешек, но в придачу к недочетам в конструкции, оно было обсыпано какой-то блестящей пылью. Пыль не отражала тусклый свет газового рожка, но светилась сама по себе, словно каждая частица была крохотной звездой. Причем, субстанция эта показалась Уолтеру смутно знакомой. Но первая мысль была все же о том, что Эвике устроит ему нагоняй за испорченные брюки. Однако стряхнуть пыль с сидения он тоже не смел, иначе упрекнул бы хозяйку в нечистоплотности. Разрываясь между хорошими манерами и здравым смыслом, мистер Стивенс огляделся по сторонам, надеясь отыскать хотя бы табуретку.

– Что-то не так с креслом? – спросила мисс Маллинз, опускаясь на скрипучий стул.

– Нет! Вернее, оно немного… оно не вполне…

– Мисс Маллинз, не мучайте ребенка, – послышался развязный голос Фанни. – Высыпали на кресло куль волшебной пыли и требуете, чтобы он в ней извозился, как хомяк в опилках…

Властным жестом мисс Маллинз остановила его болтовню.

– Каким глазом ты ее видишь? – начала она, обращаясь к Уолтеру, но тот отчаянно замотал головой. Отлично знал, куда заводит этот сказочный мотив. Ему совсем не понравилось, что мисс Маллинз ни с того, ни с сего потянулась к кочерге.

– Обоими глазами. Но пожалуйста, мэм, я даже не знаю, что это такое!

– Тебе уже объяснили, что это волшебная пыль. Катализатор для зелий, ускоряет реакцию. Другое дело, что для смертных она незрима. За исключением тех, кто обладает даром ясновидения. У тебя это с детства, Уолтер? Ты когда-нибудь видел Песочного Человечка? Домовых? Зубную Фею?

– Нет, – отозвался мистер Стивенс, особенно сожалея, что ему так и не довелось пообщаться с последней особой. А то бы честно высказал все, что думает о крылатых мерзавках, которые в обмен на отличного качества зуб оставляют даже не пенни, а открытку с религиозным стишком! Крылья пообрывать за такое! Впрочем, феи не заглядывали в дом преподобного Стивенса, так что родители-монополисты сами устанавливали цены на молочные зубы.

– Ясновидением он летом заразился, – вмешалась Берта. – Тогда я спасала мир, и произошла утечка магии. Вот его и зацепило.

В подробности она решила не вдаваться. Даже деликатный граф в одном из писем вскользь упомянул, что до сих пор находит говорящую моль, а крестьяне жалуются на бобовые стебли, которые вымахивают выше сосен.

– Если возьмешься снова спасать мир, дорогуша, будь поакктуратнее. И не дергайся так, Уолтер, я тебя не трону! Что случилось, то случилось, ничего уже не изменишь, – старушка успокоила Уолтера, подсовывая ему скамейку. – А что до эликсира, я постараюсь сварить его к Новому Году. Поищу ингредиенты по знакомым. Так что выдохни и расслабься, Берта, миледи от твоей подружки все равно не отцепится. Уж очень мощное зелье. Был случай, когда один прощелыга окропил им богатую тетушку, чтобы она в любовном порыве сделала его единственным наследником. Все утро у ее постели проторчал, но как только леди проснулась, к ней на грудь запрыгнула любимая левретка…

Уолтер умудрился не только поперхнуться чаем и, кашляя, забрызгать все в радиусе трех метров, но и опрокинуть чашку с его остатками себе на колени. Кульминационная сцена из «Тайны Загородной Виллы», со всеми выпуклыми деталями, проступила в его памяти…

– … после чего тетушка вычеркнула из завещания всю родню и оставила возлюбленной левретке три доходных дома, – закончила мисс Маллинз. – А вам, молодой человек, нужно быть осмотрительнее в выборе литературы.

И тут в гостиной появилось новое действующее лицо – молодой мужчина во фраке. Самой примечательной чертой гостя, в остальном весьма невзрачного, были холеные усы с подвитыми кончиками. Должно быть, он даже чай пьет из чашки со специальной выемкой, чтобы не замочить их ненароком.

Его ноздри затрепетали, как у испуганного коня, и гость торопливо достал надушенный платок, но, опомнившись, затолкал обратно в карман. Мелькнула черная кайма. Похоже, в трауре еще не было необходимости, но джентльмен уже предвкушал сей момент.

– Я пришел к тебе, Плакальщица! – продекламировал он с апломбом провинциального актера, который свято верит, что идею пьесы можно донести до зрителей, лишь побившись головой о колонну. – Пробил час!

– Проходи, дорогуша, – поманила его мисс Маллинз, снова переходя на фольклорную речь. – Только я вот запамятовала, кем ты мне приходишься? Аль ты мне племянник? Но такого щеголя я бы точно узнала. А коли ты мне не родня, так почему мы с тобой на ты?