Раз боги с охоты

вернулись с добычей,

затеяли пир,

чтобы всласть насытиться;

прутья кидали,[251]

глядели на кровь[252] —

узнали, что вдоволь

котлов у Эгира.[253]

Сидел житель гор,[254]

как ребенок веселый,

похожий на сына

Мискорблинди,[255]

грозно сын Игга

глядел на него:

«Пир асам обильный

ты должен устроить!»

Дал турсу задира

заботу немалую;

турс отомстить

порешил всем асам:

мужа Сив[256] он котел

достать попросил,

«в котором я смог бы

сварить вам пиво».

Не ведали долго

боги великие,

где им найти

котел подходящий,

пока Тюр[257] по дружбе

Тору не подал —

ему одному —

добрый совет.

«Живет на восток

от реки Эливагар[258]

Хюмир премудрый

у края небес,

хранит мой отец

огромный котел,

котлище великий

с версту глубиной».

Тор сказал:

«Добудем ли мы

тот влаговаритель?»

«Если дело хитро,

друг, поведем».

День целый быстро

из Асгарда ехали,

пока не достигли

Эгиля[259] дома;

он в стойла козлов

круторогих поставил;

в палаты вошли,

во владенья Хюмира.

Ненавистную бабку

юноша встретил,

было у ней

девять сотен голов;

другая ж хозяйка

вся в золоте вышла,

светлобровая пиво

вынесла сыну.

«ртуна родич!

Укрыть под котлом

хочу я обоих

вас, храбрецов;

злобен супруг мой

часто бывает

и скуп на еду,

принимая гостей».

Но поздно вернулся

распрей зачинщик,

Хюмир суровый,

домой с охоты;

в дом он вошел,

зазвенели льдины,

обмерз у вошедшего

лес на щеках.[260]

«Будь, Хюмир, здоров

и духом весел!

Сын появился

в палатах твоих,

ждали его мы

из дальнего странствия.

Приехал с ним вместе

Хродра противник,[261]

людям он друг;

прозывается Веор.[262]

Видишь, сидят

у торцовой стены,

спрятались оба,

их столб заслоняет».

Typc посмотрел,

и надвое треснул

столб, но прежде

балка сломалась.

Восемь котлов

с перекладины рухнуло,

один не разбился,

он крепко был выкован.

Вышли они,

а древний ётун

врагов провожал

пристальным взором;

добра он не ждал,

в палате увидев

того, кто принес

великаншам горе.[263]

Три были взяты

быка из стада,

ётун велел

к столу их готовить;

все три на голову

стали короче,

в яму сложили

печься их туши.[264]

Прежде чем лечь,

муж Сив один

съел двух быков

Хюмира ётуна;

показался седому

приятелю Хрунгнира

Хлорриди[265] ужин

очень хорошим.

Хюмир сказал:

«Вечером завтра

нам всем троим

придется уловом

нашим питаться».

Веор сказал,

что готов выйти в море,

если приманку

даст ему ётун.

Хюмир сказал:

«В стадо иди,

если смелости хватит,

приманки там есть,

турсов губитель!

Сдается мне так,

что в стаде быков

приманку для рыбы

легко ты добудешь».

Юноша быстро

в рощу пошел,

увидел он черного

в роще быка;

у быка оторвал

турсов губитель

высокую башню

крепких рогов.[266]

. . .

«Стало не лучше

лодки хозяину,

чем если бы дома

мирно сидел ты».

Хозяин козлов[267]

обезьяны родича[268]

подальше просил

направить ладью;

но ётун сказал,

что не станет далеко

в открытое море

в ладье отплывать.

Вытащил храбрый

Хюмир китов, —

двух сразу взял

на одно удилище;

а на корме

Одина родич

Веор искусно

вил себе леску.

Насадил на крючок

защитник людей,

убийца змея,[269]

голову бычью;

пасть разинул,

наживку увидя,

враждебный богам

пояс земли.[270]

Тор-победитель

к борту ладьи

вытащил смело

пестрого змея,

молотом бить

стал он по мерзкой

вершине волос[271]

родича Волка.[272]

Взревели чудовища,

стали гудеть

подводные скалы,

земля содрогнулась,

канула снова

на дно эта рыба.

. . .

Невесел был турс,

когда плыли назад;

Хюмир, гребя,

угрюмо молчал,

руль повернул он

в обратную сторону.

«Исполни работу

со мной пополам!

Китов донеси

до двора моего

или волн козла[273]

привяжи покрепче!»

Хлорриди струг

ухватил за нос,

втащил коня моря,

воду не вычерпав;

с веслами вместе

снес он черпак

и вепрей прибоя[274]

двух приволок

меж склонов лесистых

через долину.

И все-таки турс,

упорный во всем,

спор продолжал

о силе Тора:

молвил, что в море

может грести он,

но кубок разбить

будет не в силах.

И Хлорриди взял

кубок в ладони,

с силой метнул его

в каменный столб;

раздроблен был камень

кубком на части,

но без трещины кубок

вернулся к Хюмиру.

Тору подруга

прекрасная турса

добрый совет

подала, ей ведомый:

«В голову Хюмира

кубок метни!

ртуна череп

крепче, чем кубок!»

Встал, колени согнув,

хозяин козлов,

всю силу аса

собрал и напряг он;

невредимой осталась

шлема основа,[275]

а пива податель[276]

разбился на части.

«С немалым сокровищем

я распростился,

кубок мой ценный

разбит на куски, —

ётун промолвил, —

как прежде бывало,

сказать не смогу:

ты сварено, пиво!

Я ставлю условием,

чтоб вы унесли

без чьей-либо помощи

пива корабль[277]».

Дважды попробовал

Тюр его сдвинуть;

даже не дрогнул

ни разу котел.

Моди отец[278]

взялся за край

и к двери пошел

через палату;

вскинул на голову

муж Сив котел:

забренчали о пятки

котельные кольца.

Недалеко отъехали.

Одина сын

оглянулся и видит?

из каменных груд

с Хюмиром вместе

с востока идет

войско могучее

многоголовых.

Сбросив тогда

тяжкий котел, —

поднял он Мьёлльнир,

смерть приносящий,

и лавы китов[279]

всех перебил.

Недалеко отъехали,

вдруг полумертвый

упал на дорогу

Тора козел:

постромок скакун[281]

охромел неожиданно;

Локи зловредный

в том был повинен.

Но, как вы слышали, —

каждый, кто знает

слова о богах,

об этом поведает, —

Тор получил

от жителя лавы[282]

обоих детей,

чтоб утрату восполнить.

К асам на тинг

Тор возвратился,

котел он принес

Хюмира турса,

и асы теперь

каждую зиму

досыта пили

пиво у Эгира.

«Эльдир, ответь,

прежде чем ты

с места сойдешь:

о чем на пиру

за пивом хмельным

беседуют боги?»

«Об оружье своем,

о смелости в битвах

беседуют боги;

но никто из них другом

тебя не зовет —

ни асы, ни альвы».

«К Эгиру в дом —

войти я решил

и на пир посмотреть;

раздор и вражду

я им принесу,

разбавлю мед злобой».

«Если в палаты

войти ты решил,

на пир посмотреть

и асов забрызгать

грязной бранью —

об тебя ж оботрут ее».

«Знаешь ли, Эльдир,

если начнем мы

обидно браниться,

я ответами буду

богаче тебя,

если ты не замолкнешь».

«Я, Лофт,[295] издалека,

жаждой томимый,

в палату пришел,

асов прошу я,

чтоб кто-нибудь подал

мне доброго меда.

Что ж вы молчите,

могучие боги,

что слова не скажете?

Пустите меня

на пиршество ваше

иль прочь прогоните!»

«Не пустят тебя

на пиршество наше

боги могучие;

ибо ведомо им,

кого надлежит

на пир приглашать». —

«Один, когда-то —

помнишь ли? – кровь

мы смешали с тобою,[296] —

сказал ты, что пива

пить не начнешь,

если мне не нальют».

«Видар, ты встань,

пусть Волка отец[297]

сядет за стол наш,

чтоб Локи не начал

бранить нечестиво

гостей в доме Эгира».

«Славьтесь, асы,

и асиньи, славьтесь,

могучие боги!

Одного я не стану

приветствовать – Браги,

что сел в середине».

«Меч и коня

тебе я вручу,

и кольцом откуплюсь я;

не начал бы только

ты ссор затевать;

бойся гнева богов!»

«Не дашь ты коня

и кольца ты не дашь:

посул твой напрасен;

из асов и альвов,

что здесь собрались,

ты самый трусливый

и схваток страшишься[298]».

«Когда бы не здесь,

не у Эгира в доме

с тобою сошлись мы,

своею рукой

твою голову снял бы

в отплату за ложь».

«Сидя ты храбр —

украшенье скамьи, —

но в битве беспомощен!

Смелость свою

покажи в сраженье!

Кто смел, тот не медлит».

«Браги, не надо

У Эгира в доме

ссориться с Локи;

уместны ли распри

среди сыновей

родных и приемных![299]»

«Ты, Идун, молчи!

До мужчин ты всех боле

из женщин жадна,

ведь руки твои

того обнимали,

кем брат твой убит[300]».

«Локи я словом

не оскорбляла

у Эгира в доме:

я Браги смирить

хмельного старалась

и распрю пресечь».

«Зря вы, два аса,

друг друга язвите

речами бранчливыми:

ведает Лофт,

что слывет шутником

и любимцем богов».

«Ты, Гевьон,[301] молчи!

О юнце я напомню,

тебя совратившем:

дарил он уборы

в обмен на твои

любовные ласки».

«Безумен ты, Локи,

что дерзостно вздумал

Гевьон гневить:

ведь ей, как и мне,

открыты и ясны

судьбы всех сущих».

«Ты, Один, молчи!

Ты удачи в боях

не делил справедливо:

не воинам храбрым,

но трусам победу

нередко дарил ты».

«Коль не воинам храбрым,

но трусам победу

нередко дарил я,

то ты под землей

сидел восемь зим,

доил там коров,

рожал там детей,

ты – муж женовидный[302]»,

«А ты, я слышал,

на острове Самсей[303]

бил в барабан,

средь людей колдовал,

как делают ведьмы, —

ты – муж женовидный».

«К чему говорить

о прежних делах,

о том, что свершали

вы, двое асов,

в давнее время;

что старое трогать!»

«Ты, Фригг, молчи!

Ты Фьёргюна дочь

и нравом распутна:

хоть муж тебе Видрир,[304]

ты Вили и Be[305]

обнимала обоих».

«Будь тут со мной

у Эгира в доме

Бальдру подобный,

ты б не покинул

пиршество асов

без схватки жестокой».

«Хочешь ты, Фригг,

дальше послушать

дерзкие речи:

из-за меня ведь

Бальдр не вернется

к тебе никогда».

«Безумен ты, Локи,

зачем о злодействах

рассказ ты завел:

все судьбы Фригг,

я думаю, знает,

хоть в тайне хранит их».

«Ты, Фрейя, молчи!

Тебя ль мне не знать;

ты тоже порочна:

всем ты любовь

свою отдавала —

всем асам и альвам».

«Лжив твой язык;

тебя он, я знаю,

к беде приведет:

разгневаны асы

и асиньи тоже,

понурым вернешься ты».

«Ты, Фрейя, молчи!

Ты, злобная ведьма,

погрязла в разврате: —

не тебе ли пришлось —

пойманной с братом —

визжать с перепугу!»

«Беды нет великой,

коль женщина делит

ложе с мужчиной,

хуже, что ас

женовидный, рожавший,

на пир наш пришел».

«Ты, Ньёрд, молчи!

Не ты ли богами

был послан заложником;[306]

дочери Хюмира

в рот твой мочились,

как будто в корыто».

«Пусть я далеко

заложником был,

но тем я утешен,

что сына родил я,[307] —

дорог он всем,

он – первый из асов».

«Ньёрд, перестань!

Похваляться не смей!

Не стану скрывать я:

прижил ты сына

с сестрою родной,[308] —

что может быть хуже!»

«Фрейр самый лучший

в чертоге богов

воинственный всадник;

не обижал он

дев или жен,

отпускал полоненных».

«Ты, Тюр, молчи!

Мирить не умел ты

в распре врагов:

правую руку

твою помяну я,

что Фенрир отгрыз[309]».

«Я лишился руки,

а Хродрвитнир[310] где твой!

Оба терпим потерю;

но тяжко и Волку

в цепях дожидаться

заката богов».

«Ты, Тюр, молчи!

От меня родила

жена твоя сына;[311]

за бесчестье с тобой

я не расчелся —

стерпел ты, презренный!»

«Волк должен лежать

в устье реки

до кончины богов;

если ты не замолкнешь —

тотчас же будешь

закован, злодей!»

«Ты золото отдал

за Гюмира дочь

и меч свой[312] в придачу;

чем драться ты будешь,

коль Муспелля дети[313]

сквозь Мюрквид[314]

поскачут?»

«Был бы я равен

Ингунар-Фрейру[315]

в чертоге счастливом,

я б растерзал,

разорвал бы я в клочья

ворону зловредную».

«Что там за мелочь

виляет хвостом,

пресмыкаясь пред

......... сильными?

Вечно подачек

ты просишь у Фрейра,

за жерновом[316] ноя».

«Бюггвир зовусь,

меж людей и богов

быстрым прослыл я;

почетно сидеть мне

с сынами Хрофта

на пиршестве пышном».

«Ты, Бюггвир, молчи!

Не умел никогда ты

пищу подать;

не ты ль под столами

в соломе скрывался

при каждом сраженье!»

«Ты, Локи, от пива

рассудка лишился;

замолкнешь ли, Локи?

Язык свой не в силах

тот обуздать,

кто не в меру напьется».

«Ты, Хеймдалль,[317] молчи!

От начала времен

удел твой нелегок:

с мокрой спиной

на страже богов

неустанно стоишь ты».

«Локи, ты весел,

но будешь недолго

резвиться на воле,

ибо к скале тебя

сына кишками

боги привяжут».

«Если к скале меня