Через пять минут должна была состояться его встреча с Винни. Денег у него, конечно, не было, но он хотел проверить, появится ли Винни. Он нырнул в один из банкоматов Кассандры возле Бельвю, как это теперь называлось, как раз в тот момент, когда возле пожарного крана замедлил ход, а затем остановился до блеска отполированный черный «кадиллак». Солнце ярко светило прямо в стекло, и, значит, хоть он и находился всего в нескольких метрах, из машины его не увидят. Винни сидел на заднем сиденье машины и ел, черпая что-то ложкой. Как он и сказал, он набрал вес – лицу его, казалось, недоставало подбородка, а голова через бесформенные мясистые складки сразу же переходила в грудь. Ел он методично, время от времени поворачивая голову в сторону бывшего отеля поглядеть, не пришел ли Питер. Так прошло несколько минут. Пластмассовая ложка полетела за окно. Винни что-то говорил своему шоферу, постукивая жирными пальцами за окном машины. Бумажный лоток из-под пирожного полетел вслед за ложкой. Винни глядел прямо на Питера. Может быть, он видел его? Оконное стекло поднялось плавным электрическим скольжением, и с ним вместе поднялось и искаженное отражение города. Машина отъехала и направилась вдоль Брод-стрит. Питер проводил взглядом машину, зная, что в конце концов Винни его отыщет.

Миссис Бэнкс сказала Питеру, что они с мужем много лет назад приехали в Филадельфию из Таполо, штат Миссисипи. Из ее предыдущей попытки отыскать миссис Бэнкс Черил Игер уже знала, какую церковь та посещает в Филадельфии, и сейчас в свойственной ей негромкой методичной манере она принялась обзванивать секретарей церковных общин в обоих городах – в Филадельфии и Таполо, чтобы узнать, где может находиться миссис Бэнкс. Действовала она с неизменной вежливостью, и ее голос, мягкий и умиротворяющий негритянский голос, никак не выказывал того, что результатов ее поисков ожидал, нетерпеливо меряя шагами свой кабинет, очень встревоженный и беспокойный мужчина. Время от времени Питер заглядывал к ней, видел, как она записывает в блокнот очередные телефонные номера, слышал, как она говорила: «Да, это очень ценная информация, большое спасибо за вашу готовность нам помочь».

Он поглядывал на часы, чувствуя себя бегуном на соревновании, где он бежит вслепую, не зная, ни какую дистанцию надо пройти, ни кто его соперники. Раньше или позже, но Винни обязательно вступит с ним в контакт. Прикрыв дверь, он выпил еще кофе, но усталость не проходила. Он думал о Дженис и о том, как любила она такие снежные утра. Если полиция станет разыскивать его, разыскивая машину, она может обнаружить пистолет. Отыскать машину Винни, безусловно, может – недаром же он с такой быстротой разыскал Дженис, Питер же оставил машину на парковке в центре – худшего места для того, чтобы прятать машину, не придумаешь. Он позвонил в больницу, но сестра сказала ему, что его мать спит. Мысли обгоняли друг друга, бежали, толкались, не давали покоя. То, что пережила Дженис в прошлую субботу, наверняка еще теснее свяжет ее с Джоном Эпплом. Такова натура человеческая. Стайн тоже вскоре позвонит, захочет узнать, как дела. Да и Карен Доннел позвонит, уже почувствовав его уязвимость.

А потом, постучав в дверь, вошла Черил.

– Я отыскала ее в Миссисипи, – сказала она, – но она заявила, что разговаривать с вами не будет.

– Она у вас на проводе? – спросил Питер.

– Да.

– Скажите ей, что я знаю, кто убил ее внучку, – на случай, если ей это интересно.

Черил во все глаза уставилась на него.

– Скажите это ей, а больше никому.

Минуту спустя его телефон зазвонил.

– Вы меня слышите, миссис Бэнкс?

– Да, слышу.

– Доброе утро.

– Они просто брали меня на испуг, вот и все.

– Тайлера они не тронули?

– Нет, он в порядке. Он здесь, со мной, в церкви поет.

– Кто-нибудь еще рядом есть, кто вас слышит?

– Нет. Я на кухне у моей кузины Селин, посуду после завтрака мою.

– Тогда слушайте меня внимательно, миссис Бэнкс. Я задам вам пару вопросов, на которые хочу получить прямой и честный ответ. Вы в Миссисипи в добром здравии и безопасности, а у меня тут возникли сложности. Я все еще пытаюсь выяснить, что же именно случилось с Джонеттой. Вам важно это знать?

– Разумеется.

– Кто были те двое мужчин возле витрины кафе, которые показали вам Тайлера?

– Знаете, мистер Скаттерблад…

– Скаттергуд, миссис Бэнкс. И не пытайтесь вывернуться.

– Те двое-то как раз и не хотели, чтобы я с вами разговаривала.

– Это я, конечно, понимаю.

– Вот я и не могу говорить.

– Им известно, с кем вы тогда говорили?

– Нет.

– Вы в этом уверены?

– Они все допытывались, с кем это я была, но я так ничего им не сказала.

– Вам они знакомы, не правда ли?

Последовала пауза.

– Один из них – это Чарли.

– А мужчина со шрамом на подбородке, это кто?

– Это и есть Чарли.

– Кто он такой?

– Ну… – Она запнулась.

– Миссис Бэнкс, по-моему, вашу внучку убил именно он.

– Господи!

– Скажите мне, миссис Бэнкс. Скажите то, что уже не может сказать Джонетта.

– О-о…

– Миссис Бэнкс, выслушайте меня, пожалуйста. Я видел то, что вы не видели, – видел то, что сделал этот Чарли с Джонеттой. Рассказать вам, что он с ней сделал? – Пусть миссис Бэнкс представит себе самое худшее. – Так скажите…

– Его зовут Чарли Геллер, и все, что мне известно, это то, что он работает у мэра. Может быть, шофером, точно не помню.

– Это все?

– Все, что я знаю, это что он работает на мэра.

– Он сейчас там, с вами?

– Нет, он остался в Филли.

– Вы уверены, что ему неизвестно, с кем именно вы разговаривали?

– Они знают, что я говорила с кем-то. Но он глядел на вас с другой стороны, и это точно.

– Что вы имеете в виду?

– Тот, второй, спросил Чарли, не разглядел ли мужчина в ресторане, вы то есть, его лицо, и Чарли ответил, что стекло сильно запотело, так что разглядеть сквозь него его лицо никто бы не сумел. Он сказал, что не разглядел вас, и значит, вы его тоже не разглядели.

– Кто отец Тайлера, миссис Бэнкс?

– Я уже говорила вам, что не знаю.

– Я считал, что насчет мальчика вы знаете все.

– Все другое знаю. Уж конечно.

– Все, абсолютно? Вы помните операцию на сердце, которую, вы говорили, мальчику делали?

– Конечно, помню.

– Какая у него группа крови?

Наступило молчание, в тишине слышалось лишь потрескивание помех.

– Не такая, как у матери, – осторожно сказала миссис Бэнкс после серьезных раздумий. – Помнится, это было вроде как… ему несколько раз переливание делали, и надо было даже к прихожанам обратиться, просить дать кровь, если есть у них…

– Кровь определенной группы, правильно?

– Да, и знаете, я вот что вспомнила. Я говорила: «Для бэби, кровь для бэби», – припоминала миссис Бэнкс. – Да, точно, группа А-Бэ для Бэ-би. У Тайлера кровь группы АБ.

– Вы уверены?

– Да, я так и говорила: «Группа А-Бэ для Бэ-би».

Питер пролистал заключение эксперта, делавшего вскрытие, и нашел нужную страницу.

– Группа крови Джонетты – ББ?

– Вот уж не скажу, не знаю. А сейчас мне пора, сюда идут.

Она повесила трубку, а он все держал трубку и думал. Перезвонил Черил и попросил ее немедленно разыскать Чарли Геллера. Он сказал ей, что живет этот человек в Филадельфии и, по-видимому, работает у мэра. Зная это, найти его будет гораздо проще. Потом он позвонил в Аризону, где время отставало на два часа. Ответил брат.

– Бобби, извини, ради бога, за беспокойство. Мне надо задать твоей жене один вопрос.

К телефону подошла жена Бобби.

– Кэрол, пожалуйста, выслушай меня. Буду краток. Прости, что в такую рань. Ты единственный акушер, у которого я могу быстро проконсультироваться.

– Нет, мы уже собирались уезжать, Питер. В чем дело?

– Если у ребенка кровь группы АБ, а у его матери – группы ББ, то какой группы кровь у отца?

Кэрол только рассмеялась – веселый смех ее походил на мурлыканье.

– Ну, это не такой простой вопрос.

– Я знаю, что группы крови теперь как-то усложнились.

– Правильно. Во-первых, существуют разные системы определения – АБО и МН, – сказала Кэрол. – Обычно отец должен быть группы АБ или АА. Но это очень грубые выкладки, Питер. Группу можно описывать и цепочками, букв примерно в двадцать.

Это он знал. Капитан Догерти во время процесса Робинсона говорил нечто подобное.

– А может отец иметь группу О?

– Абсолютно исключено.

– Точно?

В ответ она зевнула.

– Ты абсолютно уверена? – нервно допытывался он.

– Прости меня, Питер, но я знаю, что говорю, – отвечала Кэрол. – И помни, что опровергнуть отцовство легче, чем доказать его наличие.

– Ты определенно это утверждаешь?

– У меня есть основания говорить определенно. Мне эти анализы крови новорожденных каждый день приносят.

– Спасибо, Кэрол.

Попрощавшись, он повесил трубку. Теперь он знал с достаточной долей научно подкрепленной уверенности, как любил говорить капитан Догерти, что Вэйман Каротерс не был отцом Тайлера Генри.

Тут в дверь постучали, и вошедшая Мелисса принесла Питеру приказ. Он гласил:

Единственное, что он мог предположить, это что перед Хоскинсом предстали неопровержимые доказательства насчет употребления Берджером кокаина, в результате чего он и заявил ему, что тот уволен.

Питер оглядел комнату и свой стол, гадая, не рыскал ли здесь Хоскинс. Кабинет Берджера, вероятно, уже очистили. Встревожил его не сам факт, что Берджера уволили; было совершенно ясно, что к этому идет. Встревожило, как это было сделано – без предварительных бесед, не дав Берджеру возможности исправиться, не дав ему даже срока, за время которого он мог бы подыскать себе другую работу. Нет – Хоскинс настолько не симпатизировал Берджеру как человеку, что его не смутила даже перспектива потерять столь опытного юриста. Он обошелся и без обычной процедуры передачи дел. Берджера изгнали со стремительностью, говорившей о большом давлении на Хоскинса. Что же до убийств Уитлока и Генри, то Питер теперь оставался с этим делом один на один.

Поэтому, с трудом подавив в себе паранойю, он занялся бумагами. Солнце бросало косой отсвет на пресс-папье, и в этом отсвете кожа его безымянного пальца левой руки показалась ему светлее и мягче, и он разглядел даже вмятинку от кольца, все еще остававшуюся там, несмотря на то, что самого кольца там уже не было. Эта же рука помнила прикосновение к шее Кассандры, когда он обнимал ее, а она, приподняв подбородок, с гримасой похоти сверкала глазами, наслаждаясь их суровым поединком. Но он знал, как трудно мужчине, не только ему, всякому мужчине, одновременно размышлять о своем будущем близком и будущем далеком, и потому, позабыв о Дженис с Кассандрой, он делал каждодневные звонки, намечал свидетелей, заказывал заключения экспертов, усваивал информацию, поступавшую к нему со всех сторон. Хоскинс еще не появлялся, и это его тревожило. Он вышел в приемную, к столу, где Мелисса записывала сообщения и сортировала телефонные звонки в их отдел.

– Где шеф? – осведомился Питер.

– Он позвонил и сказал, что будет позже, – отвечала Мелисса.

– Вам известно точное его местонахождение?

– Нет, Питер.

В том, что это правда, он не был уверен.

– Он не оставил номера, чтобы с ним связаться?

– Связаться с ним нельзя, – твердо ответила Мелисса.

На последний свой доллар он купил себе стейк с сыром и с жадностью проглотил его, после чего проверил машину и револьвер. Не желая возвращаться на работу, он медлил возле здания Ратуши, изнемогая от усталости и беспокойства – высокий мужчина, кутаясь в теплое пальто, на холоде обдумывал создавшееся положение. Возможно, в этот самый момент Хоскинса затребовали к мэру и он разрабатывает там план, как прикончить еще одного проштрафившегося заместителя окружного прокурора. Отвернувшись от здания Ратуши, он обратил взгляд на запад: над старыми постройками там вознесся скелетоподобный контур очередного небоскреба административного назначения; еще через поколение он станет стариком, помнящим город, который к тому времени перестанет существовать, город прошлого века. Для него не оставалось сомнений в том, что они с Дженис тогда будут вместе, возможно, уедут из города, а может, продолжая жить на Деланси-стрит в уже выкупленном доме, с детьми-студентами и дряхлыми родителями. Такое банальное будущее, о котором теперь он так мечтал. Соберись, негодник, приказал он себе, вернись к тому, о чем надо думать. И он, изготовившись, направился обратно в офис, и только он там очутился, как в дверь проскользнула Черил, сообщившая, что отыскала Чарли Геллера и что Чарли выразил желание зайти для беседы с ним.

– Что? – воскликнул Питер. Казалось невероятным, что убийца Джонетты сам придет к нему в офис.

– Вы уверены, что это тот самый парень?

– Абсолютно уверена.

– Как, черт возьми, вам удалось его отыскать?

Черил взглянула на него с ласковым сарказмом.

– Телефон значился в телефонном справочнике, как и большинство других. Подошла жена и сказала, как связаться с ним.

– Хорошо, – сказал Питер. – Очень хорошо. Дайте мне его номер, я ему сам позвоню. Впрочем, погодите. Лучше будет, если позвоните вы. Посмотрим, застанете ли вы его по этому номеру.

Спустя некоторое время Черил вернулась:

– Он говорит, что у него часовой перерыв. Он хочет зайти прямо сейчас. Годится?

В отсутствие Хоскинса, хотя и непродолжительном, это был счастливый шанс. Поэтому он сказал Черил «да», все еще недоумевая, почему печальноглазый так рвется в Окружную прокуратуру. Лишь невиновный может проявлять такую готовность. Это может означать также, что Геллер желает явиться с повинной, возможно надеясь впоследствии на защиту мэра. Последнее было бы маловероятным – обычно такого рода дела проворачиваются через цепочку посредников, проникающих сквозь барьеры классовых и расовых различий. Скорее это мэр, каким-то образом узнав о планах Питера, приказал Геллеру явиться и что-нибудь наврать в ответ на возможные обвинения или же представить какую-нибудь другую ложную информацию. Может быть, Геллеру поручили разведать, что там думает Питер.

Обвинять Геллера, не имея ни положенного ордера, ни детективов, способных произвести задержание, Питер не мог. Официально Геллера никто ни в чем не подозревал. Питер начал набрасывать на листке вопросы, которые он мог бы задать Геллеру, и тут зазвонил телефон. Это был Маструд.

– Как дела? – рассеянно осведомился Питер.

– Вас это и вправду интересует? – Маструд засопел с явным удовлетворением. – Так вот, жена моя заявила, что я уже не тот, что был раньше. Много болтаю. Ха! Она говорит, что старость моя уже стучится в дверь. Это цитата – жена моя натура поэтическая. Послушайте, Питер, я мысленно возвращался к вашему предложению и пришел к выводу, что вам, может, действительно стоит попробовать повидаться с женой. Я редко меняю свои решения, но так же редко попадаются мне клиенты, столь упорно…

– Согласен, – оборвал его Питер. – Вы хорошо придумали, большое спасибо.

– Строго говоря…

– Я сейчас не могу это обсуждать. Но мне очень нужна ваша помощь, и срочно. Вы так хорошо изучили человеческую психологию. Ко мне буквально через минуту придет один тип. Я более чем уверен, что это убийца. Должно быть, он знает о наших подозрениях. И кажется, за ним стоят очень влиятельные люди. Какого черта он согласился прийти, когда его об этом попросили, и согласился сразу же?

– Убийство было совершено профессионально?

– Нет. Он до смерти забил молодую девушку.

В трубке воцарилось молчание. Питер разглядывал свои руки.

– Так он чей-то подручный, верный и безотказный?

– Да, – сказал Питер, слушая чавканье Маструда – тот что-то ел.

– Так люди, которых он представляет, видимо, взволновались?

– Да.

– В таком случае это может означать раскол внутри группировки, – предположил Маструд.

– Этому нет видимых свидетельств.

– Может быть, он хочет признаться.

– И в этом я сомневаюсь.

– Он может возненавидеть эту свою группировку, возненавидеть то, что они заставляют его делать. Такое случается даже с теми, кто считает себя вернейшим из верных. Ненависть – чувство удивительное. И учтите, что тип ваш может даже сам не понимать, что ненавидит.

– Хорошо. Но что, если это они заставляют его явиться?

– Тогда вам придется вычислить его потенциальную силу и проверить, не выдаст ли он себя тем или иным образом. Вы должны будете проникнуть в его сокровенные мысли. Мне случалось заниматься этим на перекрестных допросах супружеских пар. Дело малоприятное.

– Угу, – поддакнул Питер, представив себе, как Маструд допрашивает Дженис.

– К нашему разговору насчет причин трагедии, – продолжал Маструд. – Обдумав все, я решил, что сами эти причины уже заключают в себе возмездие. Люди жаждут возмездия, отправления правосудия, освобождающего их от тягостного чувства вины.

– Но этот тип может быть абсолютно аморальным психом, – возразил Питер. – Никаких признаков, что он жаждет такого рода возмездия, я не наблюдаю. Думаю, что дело тут в другом.

– Ну, не знаю, – признался в заключение Маструд. – Я этого человека в глаза не видел, а чтобы понять мотивацию, надо все-таки видеть и знать.

– А мою мотивацию вы понимаете? – позволил себе выпад Питер.

– Я ошибался в отношении вас, – отвечал Маструд, – хоть и не в том, о чем вы думаете. Однако ответ, мой друг, найден. Я твердо убежден теперь, что вам надо в скорейшем времени увидеться с женой. Думаю, что таким образом все разрешится. Повидайтесь с ней и лучше поймете себя, что вам так необходимо и…

Зазвонил другой телефон.

– Минуточку, – сказал Питер, переключаясь. Звонили из приемной мэра. – У меня тут важный звонок.

– Помните, что я говорил? – спросил Маструд.

Питер думал о том, не сидит ли в эту минуту Геллер в кабинете мэра.

– Так помните? – допытывался Маструд.

– Повидать Дженис и вернуть ее.

– Нет, – недовольно возразил Маструд, – формулировал я не совсем так…

Времени для досужей болтовни у Питера больше не было, и он просто прервал разговор с Маструдом, переключив аппарат.

– Да, сэр?

Голос мэра не заставил себя ждать.

– Питер, я звоню вам, чтобы получить сведения о том, как подвигаются дела с расследованием убийства моего племянника. Я просматривал газеты…

Это было прямое распоряжение выдать информацию, звучавшее как вежливая просьба, из которой Питер уяснил себе, что изначальная настойчивость, с какой мэр рекомендовал ему общаться только с ним, но никак не с прочими членами семьи усопшего, означала для него отсутствие всякой возможности прощупать последних на предмет убийства и, попытавшись спровоцировать у них эмоциональный взрыв, получить таким образом какую-то информацию.

– Не забывайте о Джонетте Генри, – наконец выдавил он в ответ.

– Разумеется. Вчера мы поговорили с Биллом Хоскинсом, и я сказал ему, что, помимо газетных статей, мало что знаю о ходе расследования. Мы тут, как вы легко можете себе представить, в запарке – запускаем в действие новую программу борьбы с безработицей, и не было времени позвонить вам раньше.

– Да, но… – начал было Питер.

– И Билл заверил меня, что расследование ваше для данного срока продвинулось вполне успешно и что обвинение против Вэймана Каротерса вырисовывается четко и вызревает отличным образом, – продолжал мэр, говоря о расследовании так, словно было оно каким-то диковинным тропическим фруктом, растущим в неблагоприятных условиях. – Билл говорил также, что, по его сведениям, работа ваша близка к завершению. – В тоне мэра прозвучали нотки раздражения. Возможно, стоял теперь мэр в своем дорогом костюме, стоял, теребя часы на руке, и поглядывал на Чарли Геллера. – Я так понимаю, что в деле не обнаружено ни новых подозреваемых, ни новых поворотов. Я думал, что предоставленная мною информация полностью удовлетворяет вас, вы меня понимаете? Поэтому, когда сегодня утром я нахожу в газете…

– Для меня до сих пор существуют некоторые вещи, которые…

– Простите, сейчас я говорю! Я полагаю, конечно, что эта маленькая статейка не более, чем журналистский домысел. Но должен сказать, что когда утром мы разговаривали об этом с сестрой, она…

– Господин мэр, что именно вас сейчас интересует?

В ответ на столь прямой вопрос трубка замолчала.

– Я надеялся… – теперь голос вновь обрел привычную размеренность записного оратора, – получить от вас оценку доказательств виновности Каротерса в двух жестоких убийствах.

– Обстоятельства убийства вашего племянника мне совершенно ясны, сэр. – Нет, упоминать о необычном признании, сделанном Каротерсом на их тайной встрече, он не станет.

– Ну а убийство мисс Генри? – Первое же, не прошло и двух минут разговора, упоминание Джонетты заставило Питера ощутить силу мэра, силу, бегущую по проводам и излучаемую телефонной трубкой; сила эта уличала, загоняла его в тупик, побуждала бросить скрытые заключения и подпольные расследования, идущие вразрез с указанием градоначальника. Как далеко простирается информированность мэра?

– Ну, – промямлил Питер, – здесь свидетельства наши весьма ограниченны, сэр. Существуют даже некоторые сомнения относительно того, что в убийстве девушки повинен Каротерс.

– Очень интересно, – послышался спокойный голос. – Слова Билла давали мне основания полагать, что собранные к настоящему времени свидетельства касаются обеих жертв и исключают возможность иных подозрений. Итак, вы считаете, что автор газетной статьи, возможно, и прав и Каротерс действовал с кем-то сообща…

– Нет, последнего я не утверждаю, нет.

С еле заметным раздражением, лишь намеком дающим понять, что самообладание начинает изменять собеседнику:

– Так что же вы утверждаете, мистер Скаттергуд? И зачем нам играть в шарады? Я не поклонник подобной тактики. Крайне неприятно думать, что в результате мы с вами пришли именно к этому. Скажите точно и четко, что вы имеете в виду?

Но прежде, чем Питер мог что-либо ответить, голос в глубине помещения, видимо, с чем-то обратился к мэру.

– Простите, – сказал политик, не то умело координируя телефонные разговоры, не то хитроумно давая возможность Питеру уйти от ответа или предоставляя ему последний шанс одуматься, – у меня тут возникло еще одно неотложное дело. Мы обсудим это с вами позже. Сегодня же или завтра утром. Тут обрывают телефон. А пока надеюсь, что расследование ваше будет успешно продолжаться. Пожалуйста, держите меня в курсе всех новых соображений по поводу наличия второго убийцы. Всякая новая информация меня очень и очень интересует.

Трубка щелкнула. И прежде чем Питер успел понять, не совершил ли он ошибки, противореча мэру и официально признанной и одобренной Хоскинсом версии, в дверь осторожно постучали.

– Да, что такое? – откликнулся он.

Вошла Черил в сопровождении невысокого крепко сбитого мужчины лет тридцати с лишним с напомаженными волосами. На нем были комбинезон и плотная куртка, и двигался он с горделивой напряженностью человека, некогда получившего жестокую травму или, может быть, избитого до полусмерти. Он не хромал и не выказывал каких-либо определенных увечий, но в ответ на приглашающий жест Черил в сторону стула напротив Питера он сделал движение, исполненное готовности, но как бы скованное. Казалось, тело его, много чего испытавшее, вынужденно свыклось со своей особостью. Куртки он не снял.

– Спасибо, мисс, – хрипло произнес Геллер. На нем не было ни золотых перстней, ни часов, ни иных каких-либо признаков близости к мэру или полученных от мэра благодеяний. Подняв голову, он взглянул на Питера молча и настороженно – взгляд из глубоких дебрей души. Его немигающие глаза не были похожи на подвижные освещенные окна этой души, они скорее походили на глухую мертвенную поверхность, безучастную, как камень. Ниже спокойно сжатых губ изогнулся уродливый шрам. Это был печальноглазый, и Питер, несмотря на беспокойство и усталость, уловил абсолютную невозмутимость этого человека в своем присутствии.

– Благодарю вас за то, что вы так быстро откликнулись, мистер Геллер.

– Чего уж там, – пробормотал, пожав плечами, Геллер.

Судя по всему, Питера он не узнал, хотя, и узнав, не подал бы виду, ибо это изобличило бы его как похитителя Тайлера. Питер старался дышать медленно и сконцентрироваться, как бывало прежде во время штрафного, когда трибуны вопили, требуя мщения.

– Полагаю, вам звонила Черил.

– Да, и сказала, будто вы о чем-то хотите меня спросить. – Геллер сжал руки и ждал.

– О Джонетте Генри и Уитлоке. Да, хочу.

– Ага. Она так и сказала, – невнятно пробормотал Геллер.

– Несколько обычных вопросов. Строго говоря, мы думаем, что доказательств вины подозреваемого Вэймана Каротерса у нас предостаточно, – сказал Питер, наклоняясь вперед к собеседнику с улыбкой, как бы подразумевающей, что в слепом своем желании разоблачить Каротерса он совершенно игнорирует возможную вину Геллера. – Да, доказательств предостаточно, и мы просто пытаемся расспросить о Джонетте некоторых хорошо знавших ее людей. Нам нужна общая картина, так сказать, фон преступления. Ведь, прежде чем обвинить, надо досконально знать, не правда ли?

– Ага, – сказал Геллер.

– И мы очень благодарны вам за сотрудничество.

– Ага, – согласился Геллер. Голос его был спокоен, в нем не было ни сарказма, ни агрессивности.

Питер глядел на Геллера, ожидая, что вот сейчас он скажет что-нибудь наподобие того, что, дескать, не приди он, и его еще, неровен час, могли бы заподозрить. Нередко подозреваемые с настойчивостью вины начинали уверять, что пришли для того, чтобы снять с себя подозрения.

– Вы давно знакомы с мэром?

– Почти десять лет.

– Я так понимаю, что вы выполняете для него какие-то поручения во время избирательной кампании и вообще. Как и Джонетта Генри выполняла. Так?

– Ну да. Так, – бесцветным голосом отвечал Геллер.

– Поскольку вы общались с ней по работе, может быть, вы расскажете, в чем состояли ее обязанности?

Геллер глядел на него и молчал.

– Чем она занималась в офисе у мэра, вот что меня интересует.

– Звонила по телефону, отвечала на звонки, – сказал Геллер; взгляд его чуть-чуть переместился, а слова, казалось, вылетали изо рта, никак не связанного с мускулами лица.

– Да? – отозвался, выждав минуту, Питер, думая, уж не получил ли Геллер распоряжение саботировать любые вопросы. – Что-нибудь еще?

– Наверное, она, ну, как бы бухгалтерию вела, когда деньги поступали на нужды кампании – считала их и в сейф складывала.

– Она была хорошенькая, правда?

Ответа не последовало.

– Она нравилась мужчинам, да? Умненькая девушка, распоряжалась всем в офисе, бегала туда-сюда, красивая…

– Мне она не нравилась, если вы об этом.

– Понятно. – Надо как-то расшевелить Геллера. Заставить его разговориться. – Расскажите, как все это было во время избирательной кампании.

– Тому уж два года, как он на выборы пошел. Ну, старались люди, как водится.

– Ясно. Ну а дальше? Что было дальше?

Геллер взглянул ему прямо в глаза.

– А дальше ничего такого не было, что бы стоило вспоминать.

Допрашиваемый не испытывал к нему враждебности и даже не скрывал каких-либо фактов. Просто вопросы Питера оставляли его равнодушным. Необходимо было, как говорил Маструд, найти к нему подход, или же ключ.

– Вы верующий, мистер Геллер?

– Я о Господе никогда не забываю, мистер Скаттергуд.

– Добро и зло различаете?

– Да. Это уж я непременно различу. – Геллер несколько оживился.

– Можно ли сказать, что у вас есть нравственные убеждения?

– Да, – отвечал Геллер, и глаза как бы вернулись на его лицо. Убийце, размышлял Питер, может требоваться вера в возмездие. – Если я знаю, что можно поступить правильно, я так и сделаю. Очень много зла кругом, понимаете ли. Значит, надо стараться поступать правильно.

– Вы долгое время работаете на мэра. Наверное, вы верите в него, в его политику.

– Очень даже верю. – Геллер стиснул вытянутые перед ним на столе руки. – Мэр – большой, великий человек. Человек, который верует по-настоящему. Он принесет добро нашему городу, поможет людям. Он понимает, как сделать город самым лучшим, чтобы и люди лучше стали.

– Что же вы делаете для мэра все это время?

– Что этот человек считает нужным, то я и делаю, все, о чем меня просит, – шоферю, езжу по поручениям. Разное.

– Откуда такая преданность?

– Этот человек все видит, все понимает, ясно? Когда он еще в Совете был, он уже все понимал – нам это заметно было, и мы захотели работать с ним.

– Вы росли здесь, в городе?

– Ага, в Северном Филли, в разных концах жил.

– Счастливое детство у вас было?

Геллер молча глядел на него, и лицо его вновь приняло холодное выражение.