Вася Кочкин оказался не пионером. Все ребята 5 «Б» класса собрались вокруг Васи и рассматривали его.
      — Разве можно быть не пионером? — спросила потрясенная Аля Соломина.
      Вася Кочкин вздохнул, утер кулаком нос. По всему было видно, как трудно живется не пионеру.
      В самый напряженный момент в класс вошла старшая пионервожатая школы Тамара Васильевна Трошина — боевая девушка лет восемнадцати. У нее были каштановые волосы, круглое лицо и широко открытые карие глаза. «Какая миловидная девушка», — говорили даже прохожие, глядя на Тамару.
      Тамару Васильевну все или почти все звали просто Томой, потому что она сама недавно училась в этой школе. Ее портрет висел на доске Почета среди лучших выпускников. Директор школы Глеб Григорьевич во всех отчетах писал, что бывшая активистка работает в родной школе вожатой. Это было достижением педколлектива.
      — Все готовы к сбору? — спросила Тамара звонким бодрым голосом (ни у кого нет таких звонких бодрых голосов, как у пионерских вожатых).
      Ей никто не ответил. Это изумило Тамару: 5 «Б» всегда отличался активностью, инициативой и крепкой дружбой.
      — Соломина, что произошло? — уже строго спросила вожатая.
      — Наш новенький, Вася Кочкин, — не пионер, — с болью произнесла командир отряда Аля Соломина.
      — Как не пионер? — вожатая подошла к Васе и тоже стала его рассматривать. «Типичный двоечник, — сделала она заключение. — Лохматый, унылый, смотрит в пол и при этом что-то бурчит. Вроде нашего Капустина».
      «Наш Капустин» всегда был у Томы на устах. Если она кому-то говорила: «Ты, как Капустин», или, того хуже: «Ты будешь, как Капустин», — это был ее последний и самый веский аргумент. Образ Капустина витал над пионерами. Никто не хотел на него походить. Он являлся живым отрицательным примером. Сам Капустин об этом не знал, потому что в школу не заглядывал с тех пор, как был выпущен после 8-го класса и направлен в строительное ПТУ № 5, с которым образцовая школа № 1 поддерживала тесную связь. За восемь лет школьной жизни одноклассник Тамары Трошиной Капустин получил известность выдающегося двоечника и лодыря. Но в свое время даже он был пионером.
      «Значит, этот Кочкин, новенький, уж совсем…» — подумала Тамара.
      — В нашей образцовой школе двоечники не в почете, — с улыбкой сказала вожатая, стараясь не обидеть мальчика.
      — Я не двоечник, — ответил Вася. — У меня даже троек мало.
      Тамара не поверила, но сделала вид, что поверила.
      — Значит, дисциплина хромает на обе ноги? — спросила она.
      — Не… — сказал Вася. — Не хромает, — и посмотрел на свои ноги.
      — Тогда почему ты не пионер?
      — Не достоин, — сказал Вася и низко опустил голову.
      — Все достойны, а ты не достоин? Может, я ослышалась?
      Тамара всегда так говорила: «Может, я ослышалась?» — когда ее что-то сильно поражало.
      Вася помотал головой. Все понимали: от волнения он не мог говорить.
      — Я очень серьезный, — наконец произнес Кочкин. — Очень строго с себя спрашиваю. Рано мне еще пионером быть.
      — Ты что, в десятом классе собираешься вступать? — съехидничала Аля Соломина. Она наконец пришла в себя и сейчас во всем хотела походить на старшую вожатую, показывая пример всем остальным. Ей и мама всегда говорит: «Ты, Аля, показывай пример!»
      Но вожатая Тамара Трошина почему-то укоризненно сказала:
      — Нельзя рубить с плеча! Мы должны бороться за каждого человека, если даже он похож на Капустина!
      Вася не знал, кто такой Капустин, но понял, что сходство с ним его не украшает.
      — А почему все столпились вокруг Кочкина? — раздался вдруг голос пионерки Наташи Малаховой. Она сидела на подоконнике в больших очках и шмыгала носом.
      — Ты что — проснулась? — спросила Аля. — У тебя всегда выдающиеся вопросы!
      У Татки Малаховой действительно имелась такая привычка — задавать вопросы в самое неподходящее время. Например, в конце урока, в последнюю минуту. Уже все держат в руках портфели, уже подпрыгивают на месте, готовые сорваться и с гиком выскочить из класса, тут поднимает руку Малахова и задает какой-нибудь простенький вопрос:
      — А почему Дантес убил Пушкина?
      Она думала, что на все вопросы есть ответы.
      Вася Кочкин произвел на Татку большое впечатление своей честностью. «Мог бы сказать, что пионер, и никто бы не узнал, — думала Татка, сидя на подоконнике. — А он правду сказал…»
      Вожатая Тома хлопнула в ладоши.
      — Действительно, что мы собрались вокруг Кочкина? — весело спросила она, делая вид, что ей уже все ясно. — Вы забыли, что у нас сегодня сбор отряда?
      Конечно, никто не забыл. О сборе забывать нельзя.
      — Ребята, у меня прекрасная идея! — воскликнула Тамара, и глаза ее заблестели. — У нас сегодня необычный сбор, и Кочкин может принять в нем участие. Воспитывать нужно не только словами, но и делами! Кто «за»?
      Все с энтузиазмом подняли руки. Только Кочкин стал совсем унылым.
      — Не достоин, — опять пробурчал он.
      — Достоин! — закричала Татка.
      — А ты почем знаешь? — спросил Кочкин, не выражая к ней симпатии.
      Но Кочкина никто не слушал. Все решили, что он вполне заслужил право участвовать в сборе, потому что за девять дней учебы в новой школе проявил себя с положительной стороны.
      — Каждый берет метлу! — снова бодрым голосом объявила вожатая. — Метлы — во дворе. А затем дружным строем идем в городской сад имени Алексея Максимовича Горького!
      Ребята побежали вооружаться метлами. Кочкину метлы не досталось. И грабли разобрали. А что делать человеку без метлы и граблей? Идти домой. Именно так подумал Кочкин. И уже направился по дорожке, но его нагнала Аля Соломина:
      — Ты куда? Вот тебе моя метла, Вася! — и она положила ему метлу на плечо, как винтовку.
      — Строимся, весело строимся! — кричала Тамара.
      Татка встала рядом с Кочкиным. Ей очень хотелось с ним подружиться, но Вася на нее даже не смотрел. Она повертелась, попрыгала. Ноль внимания.
      — Ты почему не подстригся к первому сентября? — спросила Татка.
      Кочкин будто ее не слышал. Он бурил каблуком землю, а потом из ямки выбрасывал ее носком.
      — Это зачем? — опять спросила Татка.
      Тут Вася посмотрел на нее из-под челки, но опять ничего не сказал.
      Отряд парами двинулся в сад имени Горького. Вася шел сгорбившись.
      — Не отставать, не отставать! — слышалась команда вожатой. — Метлу и грабли — на плечо!
      Отряд твердым шагом вошел в городской сад имени Горького.
      — А я сюда каждый день хожу, — сказала Татка. — Мы рядом живем. А ты где живешь?
      — Где, где! В лесу!
      От удивления у Татки даже очки на, нос съехали.
      — Почему в лесу?
      Вася Кочкин наконец посмотрел на нее, хмыкнул, непонятно что выражая этим.
      — Ближе к природе, — сказал он. — Прямо посередине природы. Утром в одних трусиках по просеке бегаем. Побегаем и сразу — бух — в родник. Нырнули, выскочили, прибежали домой, попили чаю. У нас дружная семья.
      Татка рассмеялась. Уж не такая она глупая, чтоб верить этой чепухе.
      — Сми-ирно! — скомандовала Аля Соломина.
      Все пионеры стали смирно, и Вася тоже замер. Но тут у него зачесалась спина. Он почесал, толкнув при этом локтем стоящего рядом Костю Гвоздикова. Костя чуть не упал.
      Аля Соломина свела брови, и дисциплина восстановилась.
      — Этот сбор мы решили провести по-новому, в саду имени Алексея Максимовича Горького! — звонко сказала Аля и оглянулась на старшую вожатую.
      Тамара стояла в стороне, как бы давая полную инициативу пионерам. Она кивнула Але, и Аля продолжала:
      — Наш сбор посвящен историческим памятникам…
      В городском саду был только один исторический памятник — ротонда, построенная в 1824 году. Этой ротондой гордился весь город.
      Вожатая долго рассказывала об исторической роли ротонды, а потом все дружно взялись за метлы и грабли, чтобы сделать сад еще краше.
      Васе было жаль сгребать листья. Ему нравилось, когда они лежали под деревьями и их никто не беспокоил.
      — Что-то я устал, — сказал Костя Гвоздиков. — Давай отдохнем.
      — Ты, Гвоздиков, читаешь мои мысли, — сказал Вася.
      Они уселись под деревом.
      Костя вообще больше всего на свете любил отдыхать. Ему страшно повезло, что в этом году у них в классе появился Вася Кочкин и сел с ним за одну парту. В прошлом году Костя сидел с отличником Димой Беляковым, и тот всегда щелкал его по носу, если он смотрел в потолок или засыпал. Вася Кочкин сразу же согласился смотреть в потолок.
      Татка Малахова, увидев, что мальчики сидят, тоже было собралась присесть, но тут подбежала Соломина:
      — Гвоздиков, ты известный лентяй! А Кочкина мы пригласили на сбор не для того, чтоб под деревом валяться!
      — Это позор, — сказал Вася, вставая и отряхивая брюки.
      — Кому позор? — не поняла Аля.
      — Мне позор, — сказал Вася. — И Гвоздикову позор. Вставай, Гвоздиков!
      Аля не знала, что и ответить. Она неуверенно пошла по выметенной тропинке, не понимая, то ли воспитала она Кочкина, то ли нет.

      Была суббота. Вася пришел из школы. Мама стирала белье, папа где-то в городе «делал шабашку».
      На кухне во всю мощь гремел приемник, чтобы маме в ванной было слышно. Алла Пугачева пела «Миллион, миллион алых роз из окна, из окна видишь ты…»
      Вася подпел Пугачевой: «Встреча была коротка, в ночь ее поезд увез, но в ее жизни была песня безумная роз…»
      Мама выскочила из ванной:
      — Ты что, не слышишь — совсем врозь поешь! Весь в отца — никакого слуха!
      Мама просто не выносила, когда папа или Вася начинали петь «не туда».
      — Мам, а что значит «песня безумная роз»? — спросил Вася.
      Мама задумалась.
      — Ну… значит, любовь, — сказала она. — Возвышенная любовь! Не то, что белье стирать. Проснулась, а у тебя под окном миллион роз! Это только в песнях.
      — А не в песне, в жизни есть возвышенная любовь?
      — Влюбился, что ли?
      — Что я, дурак? Спросить нельзя!
      Вася пошел смотреть телевизор, вторую серию «Приключения Электроника». Тут все понятно, не то что «песня безумная роз».

      Прежде чем продолжить рассказ о жизни Васи Кочкина, нужно кое-что рассказать и о его семье, раннем детстве героя. Без раннего детства не обходится ни одно повествование.
      Итак, жил Вася, конечно, не в лесной сторожке, а в трехкомнатной полностью благоустроенной квартире, тоже недалеко от городского сада имени Горького. Наверное, они ходили с Таткой Малаховой по одной улице, но как-то ни разу не встретились. Возможно, потому, что в новую квартиру Кочкины переехали только месяц назад. Из-за этого переезда ему пришлось идти учиться в школу № 1, которая была гораздо образцовее его прежней школы № 66.
      Родители Васи были уважаемые люди. Мама работала парикмахером. Ее портрет даже был напечатан в газете с подписью: «Победительница конкурса Екатерина Кочкина». И дома мама вечно кого-то стригла, кого-то завивала. В квартире пахло какими-то химическими растворами.
      Вот только собственного сына она не могла подстричь, как полагается. Почему-то Вася стричься не любил, и почему-то даже боялся. Как только подстрижется — тут же у него какая-нибудь неприятность произойдет. Один раз, стриженый, упал с дерева, другой раз разбил нос, третий раз… Лучше не вспоминать, что было третий раз. А потом четвертый, пятый… И всякий раз после стрижки. Поэтому в новую школу для уверенности он пошел лохматый, несмотря на то, что мама его пыталась остричь чуть ли не силой.
      Папа Васи Кочкина — Павел Петрович — работал художником-оформителем. Он писал плакаты, и по ним, можно сказать, Вася учился читать. Белые буквы на красном материале…
      Он их складывал в слоги:

      Вы-пол-ним за-да-ни-е…
      Сом-кнем ря-ды…
      Встре-тим у-дар-ным тру-дом…
      Под-дер-жим ре-ше-ни-я мар-тов-ско-го пле-ну-ма!
      Под-дер-жим ре-ше-ни-я и-юнь-ско-го пле-ну-ма!
      От-да-дим все си-лы…

      С самого младенческого возраста Васю призывали и мобилизовывали. Он ложился спать и шептал: «Повысим план», «Выполним обязательства»…
      Иногда на Васю находили раздумья.
      — Как это — отдадим все силы? — спрашивал он. — А потом что? У нас не будет сил, нас враги одолеют.
      Вася очень беспокоился насчет врагов. Где же силы взять, если уже все отдали? Учительница начальных классов Галина Михайловна в их старой необразцовой школе сказала, чтобы Вася все это из головы выбросил, никакие враги нам не страшны. Пример тому — война на Востоке, где наши солдаты выполняют интернациональный долг. Пять выпускников школы уже проявили там героизм.
      Вася успокоился. С врагами справимся.
      Но тут у него возникла другая забота.
      Когда Галина Михайловна рассказывала о всяких древних государствах, то непременно говорила: «Это был расцвет государства». А потом: «Это был закат».
      Вася страшно поразился: выходит, во всех государствах есть расцвет и закат? «Сейчас у нас расцвет, — думал он и был в этом уверен. — Значит, потом наступит закат?»
      Вася долго переживал, думая о закате. Наконец спросил папу.
      Папа, который рисовал очередной плакат: «Дадим 110 процентов!», сказал:
      — Пережить бы нам этот расцвет!
      Папа любил пошутить, но Вася его шутку не понял.
      Как раз в это время, когда Васю одолевали размышления, — зашел папин друг, тоже художник-оформитель, дядя Коля. Он был озабочен и отказался пить чай.
      — Что опять стряслось? — спросила мама.
      — Оболочка озона вокруг нашей планеты становится все тоньше и тоньше, — безнадежным голосом сообщил он. — А ведь озон — это наша жизнь!
      — Всё, — решил Вася. — Закат наступает над всеми! — и заплакал.
      Васины слезы привели родителей в замешательство. Мама никак не могла поверить, что он плачет из-за озона. Папа верил, но считал, что плакать рано.
      — Поживем еще! — сказал папа, пытаясь обнять Васю. — Какой озон, какой закат? Что тебе в голову лезет?
      В Васину голову лезло очень многое. В третьем классе, например, он влюбился в Машку Лебедеву. А Машка стукнула его портфелем и сказала:
      — Блондин!
      Видимо, это слово для Машки было самым неприличным. Вася понял, что жить на белом свете нет никакого смысла, и решил утопиться. Но потом передумал: лучше совершить подвиг.
      Назло Машке он станет героем, победит всех врагов. На коне, в бурке, глаза горят! Враги просят пощады, Машка извиняется. Машку он извинит и сделает царицей. Хотя зачем Машке быть царицей? Царицу все равно народ свергнет. Кем же станет Машка, когда он всех победит? Не находилось Машке места. А если он не победит — еще хуже. И его, и Машку схватят, свяжут — и в тюрьму. Как он защитит Машку и докажет, что уж не такой он блондин?
      От всех этих переживаний свихнуться можно. Между прочим, мама его предупредила: «Ты, Васька, свихнешься!»
      Давно это было, и не имеет никакого отношения к тому, что произошло в субботу, когда Вася после школы смотрел вторую серию фильма «Приключения Электроника», а мама стирала белье.

      Именно в это время, в субботу, раздался звонок. Мама открыла дверь, и на пороге появилась старшая вожатая Тамара Трошина. Мама вначале спросила:
      — Что вам, девушка?
      Девушка сказала, что она — старшая вожатая. Мама тут же засуетилась.
      — Вася, Вася, к тебе пришли! — как-то испуганно закричала она.
      — Нет, я к вам, — сказала Тома Трошина.
      — Что случилось? — шепотом спросила мама.
      Тамара сказала, что ничего не случилось, она пришла узнать о бытовых условиях Васи Кочкина, познакомиться с семьей.
      — Проходите, проходите! — мама не знала, что и делать.
      Тамара сняла свою голубую болоньевую курточку и вошла в комнату, где Вася смотрел телевизор. Фильм только что кончился.
      — А мы вас давно ждали! — сказал Вася.
      — Меня? — удивилась Тамара.
      — Вас! Мама даже чай поставила.
      Мама вздохнула, поперхнулась глотком воздуха, закашляла.
      — Как у вас красиво! — сказала Тамара, оглядывая комнату.
      Стены комнаты были завешаны пейзажами и натюрмортами, которые писал Васин папа. Он был сугубо реалистом.
      Тамара, сцепив за спиной руки, стала рассматривать все это, как будто пришла в галерею. Особенно долго она стояла у портрета Владимира Высоцкого, которого папа срисовал с фотографии.
      — Очень похож, — заметила Тамара. — Как жаль, что он умер.
      — А у нас есть все его записи, — похвастал Вася. — Поставим?
      — В следующий раз, — сказала Тома.
      На этом светская часть визита была закончена. Тут вожатая сообщила, что она просто удивлена, что в такой, можно сказать, интеллигентной семье растет не пионер. Мама поразилась и стала доказывать, что Вася — пионер.
      — Я цветы покупала, когда его приняли в пионеры! — воскликнула она взволнованно.
      — Вася, что это значит? — спросила Тамара.
      Вася опустил голову.
      — Меня принимали, но не приняли, — тихо произнес он. — Я маме об этом не сказал, чтоб не расстраивать.
      — Как это не приняли? — у мамы просто ум за разум зашел, она ничего не могла сообразить.
      — Сказали, не достоин… Пионеры — передовой отряд, — сказал Вася. — Авангард…
      — Да что он мелет! — вдруг воспряла духом мама и тряхнула кудряшками. — Он — пионер! Уверяю вас! Вы его просто не знаете! Он у нас со странностями, такое наговорит!
      — Будем воспитывать, — сказала Тамара. — Школа у нас образцовая.
      Мама в конце концов с ней согласилась, ей тоже нужен был воспитанный сын.
      На некоторое время они удалились на кухню и говорили там о чем-то важном.
      Вася лег на диван, закрылся пледом и стал прихрапывать. Кто станет будить спящего человека?
      Тамара ушла.
      Мама, решительно затягивая пояском халат, подошла к сыну, присела рядом с ним.
      — Хватит притворяться, — сказала она.
      Вася высунул из-под пледа голову.
      — Другая бы мама не стала скрывать…
      — Что скрывать?
      — Сказала бы, что посуду не мою, пол не мету, родителям грублю. Какой из меня пионер?
      Екатерина Ивановна Кочкина, победитель конкурса парикмахеров, была в растерянности. Она думала о том, что не понимает сына.
      — Вася, признайся: ты все выдумал. Я же прекрасно помню, что в третьем классе ты был звеньевым.
      — Ты, мама, меня с кем-то спутала.
      Екатерина Ивановна всплеснула руками:
      — Что, у меня десять детей? С одним не знаю, что делать!
      — Проглядела ты меня, — вздохнул Вася. — Все работа да работа.
      Мама стукнула его по лбу.
      — Прекрати! Ты хоть осознал, что натворил? Ты свою бабушку вспомнил?
      — Даже прабабушку!
      — Вот-вот! Твоя прабабушка Дуся была пионеркой в первом городском клубе «Муравейник»!
      — Про нее даже в книжке написано, — добавил Вася.
      — Совершенно верно, в книжке! И бабушка была пионеркой, один раз стояла рядом с Калининым на Красной площади! А я как активистка ездила в пионерский лагерь «Артек» на берег Черного моря. А каким пионером был твой папа! Он даже вожатым работал в лагере.
      — Не вожатым, а физкультурником, — поправил ее Вася.
      — Какая разница! Одним словом, у нас пионерская семья. А ты — сдезертировал! — мама окончательно разошлась. Дух активистки в ней еще не пропал. Мама могла бы горы свернуть, но почему-то стала парикмахером.
      — Прабабушке Дусе хорошо было, — вздохнул Вася. — Однажды на нее бандит напал, с ножом. Это мне бабушка рассказывала. Бандит сказал: «Снимай галстук, а то зарежу!» А она все равно не сняла.
      — Вот видишь! — гордо сказала мама. — А ты?
      — А с кем бороться? — Вася сел. — Кругом одни пионеры! Пусть со мной борются. Я решил собой пожертвовать.
      — Что ты мелешь? — мама встала, уперев руки в бока. Поза ее была воинственной. Вася понял, что ему может достаться. — Лгун несчастный! Ему все поверили, а он комедию разыгрывает!
      — Никакой не лгун, — обиделся Вася. — Уж если хочешь правду, то у меня двойная жизнь. Пора с этим кончать, честно во всем признаться!
      — Господи, неужели воруешь? — В маминых глазах мелькнуло отчаяние. — Я тогда тебя прибью. Собственными руками!
      — Как Тарас Бульба сына?
      — Ты мне Тарасом зубы не заговаривай! Отвечай: воруешь?
      Вася рассмеялся и покрутил пальцем у виска.
      — И правда, чего мне в голову взбрело! — мама устало села на диван. — С тобой свихнешься, это точно. Не морочь меня!
      — Я и не морочу. Я тебе тайну открою. Ты права: я был звеньевым. Но пионером не был.
      — Опять двадцать пять!
      — Да забыли меня принять! — воскликнул Вася.
      — Как это забыли?
      Вася вздохнул, готовясь поведать горестную историю.
      — Дело было так. У Гошки пропал щенок Джек. И вот прибегает Мишка Федин. Как раз последний урок кончился. И говорит, что видел Джека, его какой-то взрослый парень продавал у ларька «Мороженое».
      — При чем тут Джек? — спросила мама. — Опять морочишь?
      — Не морочу! Когда Мишка сказал, мы побежали к ларьку «Мороженое». Прибежали, а никакого парня нет, ларек закрыт. Мы давай кричать: «Джек, Джек, Джек!» Если бы он услышал, все равно бы вырвался. Джек, знаешь, какой умный был! — Вася опять вздохнул.
      — Джек-то, может быть, и умный. А вот вы с Гошкой… Поняла я: пионерский сбор вы пробегали.
      Вася кивнул.
      — Я еще Гошке сказал: «Не забывай, нас сегодня в пионеры принимают. Опаздывать нельзя!» Гошка сказал: «Мы и не будем опаздывать». Только когда мы вернулись в класс, там никого не было. Уж потом узнали, что всех увели во Дворец пионеров на торжественный прием.
      — А домой-то ты явился в красном галстуке! Мы с папой поздравлять его кинулись… И еще, нахал, подробности рассказывал, как тебя по головке погладили и сказали: «Ты у нас, Вася, теперь пионер!»
      — Не гладили меня по головке, — признался Вася.
      — Не та голова, чтоб гладить, — сказала мама.
      — Не та, — согласился Вася.
      — Ну, что замолчал? Рассказывай дальше!
      — Чего еще рассказывать? — уныло спросил Вася. — Мне тоже хотелось быть пионером. Мы с Гошкой договорились, что придем в школу в галстуке. Никто и не заметил, что нас не принимали. Потом звеньевым избрали…
      — А сейчас вы с Гошкой решили проявить принципиальность? — спросила мама.
      — Гошка уж забыл, что он не пионер. Я как-то ему напомнил, так он изо всех сил вспоминал. Он и про Джека забыл, ему потом Джерри купили.
      — Вот и ты не держи в голове, что не надо. Пришел в новую, образцовую школу — и будь, как все, старайся. Никому твои признания не нужны. Вожатая прибежала — лица нет. Ей тоже надо отчитываться, почему какой-то Кочкин не пионер. Молчал — и дальше молчи!
      — Пионер — всем ребятам пример! — твердо сказал Вася. — А у меня темная биография.
      — Нет, ты у нас с завихрением! Ничего, придет отец — он с тобой разберется!

      Мама всегда говорила так в минуту нерешительности, но очень редко случалось, чтобы папа разбирался. Когда он приходил, о Васе как-то забывали, потому что тут же начиналось что-то похожее на извержение вулкана. Это из мамы выходила отрицательная энергия.
      — Где ты шлялся? — был первый вопрос, как только папа появлялся на пороге. Мама уже бурлила, но еще сдерживала себя.
      — Ты что, сердишься? — задавал папа наивный вопрос.
      И тут начиналось извержение! Мама кричала, что папа опять надрался со своими дружками, которых она больше в дом не пустит, что у него нет совести, она с утра до вечера стрижет и завивает, у нее уже ноги от усталости подкашиваются, а ему (Васиному отцу) ни до чего нет дела, только бы порассуждать о мировых проблемах. Философ!
      Папу пронять было очень трудно. На все бурные мамины заявления он отвечал фразой поэта Есенина:
      — Только больно видеть жизни край!
      Отчего мама заводилась еще больше.
      Вася к этим бурным сценам относился почти равнодушно. Ему только не нравилось, когда мама призывала его на помощь и кричала:
      — Вася, Вася, посмотри на своего папу!
      — Не видывал, что ли, — ворчал Вася.
      Он терпеливо ждал, когда закончится весь этот шум-гам. Но если он не заканчивался слишком долго, сын вставал между родителями и строго говорил:
      — Ну хватит, устал я от вас. Разговоры ваши бессмысленны.
      Мама с папой смущенно замолкали.
      Но обычно все прекращалось без Васиного вмешательства. Когда мама выплескивала из себя все до донышка — она сразу успокаивалась. И они с папой мирно пили чай, разговаривая как ни в чем не бывало. И уже слышался мамин смех.
      У папы и мамы было много друзей. Вечно к ним кто-то приходил, ночевал, занимал деньги, хотя у самих Кочкиных денег вечно не хватало. Но они отдавали последний рубль.
      — Безалаберная семья. Два сапога пара, — говорила бабушка, когда еще была жива.
      Вася совершенно не походил на своих родителей. Даже внешне. Ни в папиной, ни в маминой ближней родне белобрысых не было.
 
      В тот самый субботний день, когда семью Кочкиных посетила старшая вожатая и когда мама предупредила, что с Васей разберется папа, все произошло как обычно.
      Пришел папа, начался шум-гам. Но, поуспокоившись, мама не забыла сообщить о визите вожатой и о странном поступке сына.
      Папа призадумался.
      — Васька растет, — сказал он наконец. — Мыслит!..
      — Мы тоже росли, но таких фортелей не выкидывали, — возразила мама. — Мыслитель нашелся! Сократ!
      — И в кого он у нас такой въедливый? — задумчиво спросил папа то ли маму, то ли себя. — И откуда в нем столько ехидства? Мы-то с тобой простодушные. А? Простодушные ведь мы с тобой?
      Мама кивнула головой:
      — И живем попросту.
      Вася в это время уже спал. А может быть, делал вид, что спит.
      Папа подошел, погладил его по голове, а потом сел на стул и стал смотреть на своего загадочного сына. Вася причмокивал, присвистывал (все-таки спал!) и время от времени вздрагивал. «Во сне летает», — подумал папа. Других объяснений не было. «Ведь не ушибленный, чтоб дергаться. Летает…»
      Сам папа жил не очень правильно, но хотел, чтоб сын был человеком духовно и физически здоровым, идейно закаленным и передовым.

      Жизнь в 5 «Б» кипела. Трудно было представить, что когда-то Вася Кочкин не учился в этой школе, в этом классе. Что бы без него делали пионеры? Кого воспитывали?
      А сейчас Васю воспитывал весь отряд. Но Вася воспитываться не хотел.
      — Скажи, какие у тебя наклонности? — спрашивала Аля Соломина. — Мы тебе дадим дело по душе.
      Вася молчал.
      — У тебя что, нет наклонностей?
      — Не… Я без наклонностей…
      Аля не знала, что делать с Васей. Неужели они не могут воспитать все — одного?
      — А зачем его воспитывать? — спросила Татка. — Давайте примем на следующем сборе в пионеры и всё!
      Татку неожиданно поддержал Дима Беляков:
      — Правильно! А чего с ним возиться?
      — Какой-то он… непонятный, — с сомнением сказала Аля.
      — Он просто умный! — твердо заявила Татка.
      Дима обиделся: умный в классе только он, Беляков, это всем ясно. А уж Кочкин… Нашла умника! Дима даже рассмеялся.
      Але тоже не понравилось Таткино высказывание. Умные давным-давно пионеры и на руководящих постах, как она, Аля. К тому же Кочкин вместе с Гвоздиковым в потолок глядит на уроках. Какой умный будет глядеть в потолок?
      — Ты, видать, Малахова, спишь и видишь во сне Кочкина, — съязвил Дима. — У тебя даже нос от волнения покраснел.
      Татка испуганно потерла нос.
      — Скажи, что влюбилась! — хихикнула Аля, но тут же сделала суровый вид. Командиру отряда хихикать не к лицу.
      — А ну вас! — у Татки покраснел не только нос, но и уши зарделись, как два фонарика. — А ну вас! — и она выбежала из класса.
      — Кочкин — это фрукт! — задумчиво произнес Беляков и неожиданно для себя стал смотреть в потолок.
      Вопрос был архисложным, без советов старшей вожатой никак не обойтись. И Аля Соломина в большую перемену побежала в пионерскую комнату.
      В пионерской комнате гремела музыка, но дверь была закрыта. Аля стала стучать:
      — Тамара Васильевна, Тамара Васильевна!
      Тамара открыла дверь.
      — Ну, что тебе? — недовольно спросила она. — Мы танец репетируем, сегодня выступаем перед шефами. Ладно, посиди минутку, сейчас закончим.
      Две девочки из 7 «А», не обращая на Алю внимания, продолжали танцевать.
      — Прыгаем вправо, прыгаем влево! — прихлопнула в ладоши Тамара.