— Да, к сожалению, на свободе.

— Тогда давайте на его кандидатуре и остановимся.

— Но-о...

— О материальной стороне вопроса можете не беспокоиться. Я думаю, мы сможем вам выделить под этот проект какие-нибудь средства. Как под социальный заказ.

Деньги были выделены. И были выделены не маленькие. Это был тот редкий случай, когда творческая группа не испытывала финансовых проблем. И, значит, никаких проблем.

Начали по хорошо накатанной схеме — начали с биографии.

— Он родился в обычной советской семье и в детстве ничем не выделялся среди сверстников, — доверительно сообщил присутствующим ведущий. — Мы нашли няню, которая работала в детском саду, куда ходил тогда еще безвестный Ваня Иванов.

Камера наехала на няню.

— Расскажите, каким вы запомнили будущего рецидивиста и убийцу? Может быть, вы замечали какие-нибудь отклонения в его психике?

— Ну что вы, в саду Ваня был очень добрым, тихим и скромным мальчиком — никого не обижал, ни с кем не дрался, — вспоминала бывшая детсадовская нянечка, можно сказать, на своих руках вынянчившая Русского Монстра. — Я его очень любила. Его все очень любили...

— Нет, так не пойдет, — забраковало отснятый материал телевизионное руководство. — Мы же не о каком-нибудь там Пушкине рассказываем. Кому нужны эти сопли и слюни?

Сценарий переписывали и вручали нянечке.

— Есть никому не интересная правда отдельно взятого человека и есть правда социально значимого явления, — популярно объясняли ей. — Если вы не в состоянии выучить текст, мы наймем на вашу роль профессиональную актрису.

Нянечка соглашалась выучить роль и даже учила, но все равно путалась, называя Русского Монстра то милым мальчиком, то Ванечкой, то ангелочком.

Пришлось заменять нянечку статисткой.

— Это был очень агрессивный ребенок, — вспомнила прошлое нянечка-статистка. — Он отрывал плюшевым мишкам лапы и головы, потрошил поролоновых крокодилов и мартышек, давил жуков и мух, задирал детей и нянечек, а когда ему воспитатели делали замечание, грязно ругался и обещал, когда вырастет, “выпустить им наружу кишки”.

— Вот это гораздо лучше, — одобрило новую художественную концепцию телевизионное руководство. — Только нужно оживить воспоминания конкретными биографическими эпизодами.

— Однажды Иван подглядывал за моющейся в душе поварихой, — припомнила нянечка. — Я проходила мимо и сказала, что так делать нельзя. Но он даже не оторвался от замочной скважины, а обозвал меня скотиной и другими нецензурными словами, а когда я попыталась его схватить, ударил головой в живот, уронил на пол и укусил за плечо, вот сюда... Я тогда очень испугалась, я была уверена, что он способен схватить меня зубами за горло и перегрызть сонную артерию...

Расстроенная воспоминаниями “нянечка” зарыдала и забилась в истерике, вспоминая ужасные годы работы в детсаде.

— Мы лишь пытаемся исследовать социально-психологические корни преступлений, потрясших Россию, — пояснил ведущий позицию творческого коллектива передачи. — Поэтому воспоминания очевидцев могут показаться зрителю шокирующими. Но мы намеренно используем лишь самые безобидные из известных нам эпизодов.

Лженянечка выла, рвала на себе волосы и валилась грудью на стол. Ассистенты режиссера били ее по щекам и отпаивали валерьянкой.

— Спасибо, снято.

Ассистенты отошли, нянечка мгновенно успокоилась и стала поправлять размазанный макияж и перемигиваться с операторами.

Далее пошел школьный эпизод...

В школе Русский Монстр показал свое истинное лицо в полной мере. Он не учил математику и русский язык, совершенно не читал классику, но хвалил на уроке литературы Раскольникова, сожалея, что тот не изрубил всех жителей дома и всех встретившихся на пути прохожих, чтобы не оставлять свидетелей, и не изнасиловал старушку-процентщицу с сестрой, с которых все равно бы не убыло Лишившаяся чувств учительница литературы, придя в себя, накричала на него за неверное истолкование произведений Достоевского, на что Иванов — сказал ей: “Заткнись, кошелка” — и показал выточенную из напильника финку.

Приглашенные в студию одноклассники и одноклассницы дружно вспоминали, как он их бил и отбирал карманные деньги, которые тратил на покупку кнопок и мебельных гвоздей, которые подкладывал на стулья соученикам.

— Но неужели у него не было никаких положительных качеств? — вслух поражался ведущий.

— Ну почему, были, например, он никогда не мучил животных. Вообще никогда! Он убивал их сразу...

— На последней фразе дайте портрет Иванова, — попросил режиссер.

На монитор вывели портрет Иванова.

— Что это? — возмутился режиссер. На портрете был розовощекий, лопоухий, веселый и в общем-целом довольно симпатичный мальчик.

— Его школьная фотография.

— И вы думаете, что зритель поверит, что он способен был перекусить горло нянечке? Отредактируйте фото.

За портрет взялись ретушеры. Они слегка заострили Иванову уши, чтобы он чуть-чуть смахивал на вампира, подвели черным глаза, улыбку перекосили и исказили, превратив в зловещую ухмылку, губы чуть вывернули, чтобы были видны зубы. Получился вполне уродливый, злобный, на все готовый маленький монстрик.

Портрет художественному руководству понравился.

Не понравился в рекламном отделе.

— Нет, так не пойдет, — покачали головой специалисты по виртуальной рекламе, которым вменялось в обязанность отсматривать и использовать в рекламных целях каждый идущий в эфир кадр. — Во-первых, зачерните ему зубы. Отрицательный типаж не может иметь такие белые зубы. Отрицательный типаж должен иметь черные, кривые, кариесные зубы, кровоточащие десны и гримасу мучительной зубной боли на лице, чтобы контрастировать с героями рекламы паст и щеток, подспудно внушая зрителям мысль о необходимости покупки средств личной гигиены. И обязательно упомяните в тексте, что он в детстве не любил чистить зубы. Не забывайте, что скрытая реклама более действенна, чем явная, так как о ней зритель не догадывается и телевизор не выключает.

Эпизод с нянечкой переписали. Теперь нянечка вспомнила, что мальчик Ваня, в дальнейшем ставший маньяком, убийцей и полным бякой, никогда не чистил зубки, отчего у него изо рта пахло, как из помойного ведра, что нянечка особо остро почуяла, когда он пытался перекусить ей сонную артерию.

— Вот теперь совсем другое дело, — одобрили поправки рекламщики. — Но прическа... Сейчас на нашем канале пойдет масштабная рекламная кампания шампуней и средств ухода за волосами. У вашего Иванова очень хорошие волосы. Это никуда не годно. У него должны быть редкие, сальные, свалявшиеся, секущиеся волосы с обильной перхотью, чтобы вызывать у зрителя неприязнь и ярко выраженное желание походить не на него, а на персонажей рекламы.

Иванову проредили, сваляли и посекли волосы, густо обсыпав их перхотью, превратив в антипода рекламных моделей, чтобы каждый мог понять, что отвратительные на вид убийцы и маньяки потому убийцы и маньяки, что не покупают зубных паст, не моют головы двумя в одном шампунями и не следят за собой.

На чем, казалось бы, рекламоспособность образа Иванова должна была исчерпаться. Но не исчерпалась...

— У нас тут проплачена заявка на рекламу женских прокладок двух фасонов — с крылышками и бескрылые, — сообщили рекламщики. — Хорошо бы еще каким-нибудь образом обыграть данный товар в контексте вашей передачи.

— Да вы что! Он же все-таки мужчина! — возмутился режиссер. — Куда я ему присобачу эти ваши прокладки?

— Да, действительно... Но ведь он не просто мужчина, он маньяк и, значит, может иметь какие-нибудь отклонения в психике, — нашли выход из положения рекламщики. — Например, иногда, готовясь к очередному кровавому преступлению, он мог надевать женскую одежду. И тогда ему без прокладок не обойтись.

— Да вы совсем с ума спятили! — совершенно рассвирепел режиссер.

Но за два процента с дохода и три ящика презентационных прокладок для жены от производителя сдался. Прокладки решили обыграть в качестве дополнительных стелек для ботинок, используемых Ивановым во время холодных и мокрых осенних засад, подчеркнув, что его ногам было всегда сухо и тепло.

Далее шел типовой телевизионный набор — сигареты, жвачка и мобильные телефоны... Отчего массовке было предложено поминутно перекуривать, беспрерывно жевать резинку и болтать по мобильникам, восхищаясь тарифами и роумингом.

На чем с детством, отрочеством и юностью было покончено.

Вторая серия была посвящена собственно деятельности Иванова и была щедро проиллюстрирована разнообразными трупами потерпевших.

— На то, что мы вам сейчас покажем, невозможно смотреть без содрогания, — предупредил ведущий. И, выдержав зловещую паузу, предложил убрать от экранов детей, беременных женщин, больных-сердечников, психически неуравновешенных членов семьи и всех, кого только возможно. Чем добился многократного повышения зрительского интереса к передаче, потому что к телевизорам, побросав все дела, сломя голову бежали дети, беременные и сердечники.

— Надеюсь, что все, кто должен был уйти, ушел? — спросил ведущий с экрана, подразумевая строго обратное — что тот, кто должен был прибежать на его зов, уже прибежал. — Тогда смотрите.

Мрачным фоном зазвучала напряженная, заимствованная из фильмов ужасов музыка. Ведущий демонстративно отвернулся от монитора и прикрыл глаза ладонью. Зрители, напирая друг на друга, лезли к телевизорам.

И видели отредактированный портрет Иванова. Такой, что не дай бог даже ясным днем в переулке встретить, — оттопыренные и острые, как пики, уши, упавший на глаза лоб, сросшиеся брови, равный лбу подбородок, изъеденные кариесом зубы, свалявшиеся сосульками волосы и такое выражение на мор... простите, лице... что, кажется, даже кровь с клыков капает.

И закапала... Потому что вдруг портрет Иванова перерезали сквозные линии, сквозь которые проступила и полилась с экранов кровь. Этой находкой телевизионщики гордились особо.

— Сейчас вы сможете оценить масштаб деятельности Русского Монстра, — предупредил ведущий.

На экране появились трупы. Много трупов. Горы трупов. Киногруппа широко использовала видеоматериалы, предоставленные Министерством внутренних дел, кадры из американских боевиков и отрывки из документальных фильмов, посвященных злодеяниям фашистов во Второй мировой войне.

Что, по замыслу заказчиков передачи, должно было отвлечь телезрителей от насущных проблем и добавить им жизненного оптимизма.

Но реакции были не совсем те, что предполагались.

— Ух! — восклицали зрители. — Во мужик напластал!.. Почище ихнего Шварценеггера! И одобрительно качали головами.

— Ты глянь, глянь, я же знал его! — радостно орали сослуживцы, соседи и бывшие одноклассники Монстра, толкая локтями окружающих, гордые тем, что запросто водили дружбу со столь известным и где-то даже популярным человеком.

— Он что, действительно такой был? — интересовались подруги у бывшей жены Монстра. — Такой... Такой кровожадный?

— Ой, что вы, девочки, — махала руками и густо краснела та. — Ну сущий монстр. Как уронит, как навалится... Ну просто ни одной ночи спокойно поспать не дал! Вот так вот взглянет, обхватит, сожмет... Аж дух из меня вон.

Подружки смотрели на экран, смотрели на монстрову супругу и завистливо вздыхали, сожалея, что кому-то вот повезло, а им нет, потому что их мужики-монстры, которые всю ночь хватают и жмут, а не мордой к стенке спят, обошли стороной. Да за такое счастье... да пусть хоть потом на куски изрежет!

Ну ведь есть же где-то на свете настоящие мужики!..

И, что интересно, мужики думали так же.

— Ну ведь есть же мужики! Не нянкаются со всякими дурами, а — раз и все! И никаких мучений!.. Э-эх!..

Но самыми благодарными зрителями передачи были не удаленные от экранов дети до шестнадцати.

— Вот я вырасту, тоже таким буду! — авторитетно заявляли они. — Бандитом буду! Приду в школу в учительскую и спрошу, зачем они мне двойки ставили.

— Да разве так бывает, чтобы один — всех? — высказывали сомнение напуганные реакцией чад мамы.

— Молчи, дура, раз ни черта не понимаешь! — обрывали их папы. — Да если ты не размазня, а настоящий боец, да запросто! Да я почти так же в молодости, когда мы с заречными махались. Да я!.. Да мне!.. А петом я!..

— Сразу видно — это кто-нибудь из наших, — многозначительно делились с окружающими бывшие срочники-десантники, морпехи и даже стройбатовцы. — Так мастерски распластать мог только наш!

Батальные панорамы сменялись “говорящими головами” криминалистов, следователей и патологоанатомов.

— Он убил их вот так, — показывали они, втыкая ножи в пластмассовые манекены. — Потом повернул нож вот так. И вот так...

Тут же следовали отредактированные и отретушированные, с подкрашенными лужами крови крупные планы жертв насилия.

— Когда я с ним встретился, он произвел на меня неизгладимое впечатление, — делились своими воспоминаниями свидетели.

Еще бы — такую рожу увидеть!..

Рожу показали еще раз, давая возможность рассмотреть ее во всех подробностях. После чего, чтобы дать зрителям передохнуть, пустили рекламу шампуней, зубных паст и женских прокладок, анонсировав продолжение передачи после выпуска новостей.

В новостях рассказывали о невыплате зарплат, межэтнических войнах и грядущем, шестнадцатом по счету, кризисе, но это уже никого не пугало. Все уже поняли, что бывает хуже...

Вторая часть передачи была посвящена зарубежным “гастролям” Русского Монстра. Для чего творческой группе пришлось в полном составе и в составе семей отправиться в Германию, Швейцарию, Францию, а потом на Барбадос и Ямайку, куда случайно уехали в отпуск участники памятных парижских событий.

Телевизионщики прошли с камерой по Елисейским Полям, набережной Сены, Версалю, Лиону, Марселю, Ницце, по ресторанам, музеям, варьете, казино, бутикам и публичным домам, потому что Русский Монстр тоже наверняка ходил здесь.

— Возможно, он сидел за этим столиком, — сообщал ведущий, обводя рукой зал роскошного ресторана, где все до последнего столики были заняты участниками съемочной группы.

— Или в том ресторане...

Отчего телевизионщикам приходилось вскакивать и перебегать из этого ресторана в соседний, еще более роскошный, ресторан.

— Возможно, отобедав, он шел играть в рулетку.

И все, промокнув губы, дружно отправлялись в казино, куда мог заглянуть готовящийся к очередному убийству Монстр. Почему бы нет?..

Телевизионщикам про кого бы не снимать, лишь бы на фоне Парижа, Лондона или Нью-Йорка — можно про Пушкина, можно про Александра III, можно про Русского Монстра. Главное, чтобы деньги были. А деньги на этот раз были. Выделенные под социальный заказ.

Добрых четверть часа эфирного времени ведущий обедал, играл в рулетку, бросал цветы актрисам варьете и отоваривался в парижских магазинах, убеждая зрителя, что точно то же самое непременно должен был делать главный отрицательный герой передачи. Остальной рассказ занял у него секунд тридцать. Потому что смета была израсходована полностью.

— Здесь Русский Монстр захватил заложников.

Здесь сбежал из тюрьмы, спустившись с крыши по натянутому канату.

Все...

Дальше телевизионщики мудрствовать не стали и дали десятиминутную нарезку из французских экранизаций Дюма, прокомментировав их закадровым голосом.

— Он сделал, казалось бы, невозможное, — вещал диктор на фоне спускающегося по веревочной лестнице с бастионов королевского замка Жерара Филипа. — Никто не мог сбежать из этой, считавшейся неприступной; тюрьмы. Никто и никогда! А наш с вами соотечественник смог!

Жерар Филип, игравший за Русского Монстра, выламывал какие-то решетки, бил кого-то по лицу, куда-то прыгал, в кого-то стрелял, откуда-то падал.

Все это было невероятно романтично — виды Парижа, замки, ночь, сброшенная с крыши веревка, мелькающее в свете горящих факелов мужественное лицо Жерара Филипа, гортанные вскрики французских часовых...

Сидящий у телевизоров слабый пол вздыхал. Сильный завидовал насыщенной жизни Русского Монстра.

Конечно, вторая, зарубежная часть несколько смазывала впечатление от первой, но что же теперь, из-за этого в Париж не ездить, что ли?

Передача закончилась. Но это было еще не все. В самом ее конце была анонсирована телевизионная дискуссия, в которой должны были принять участие многие известные в стране люди, которым предлагалось обсудить в прямом эфире феномен Русского Монстра. Дискуссия обещала быть крайне интересной.

— Кто он — маньяк, убийца-профессионал или сотворенный журналистами миф? — вопрошал ведущий. — Ответ на этот и другие вопросы вы можете узнать в самое ближайшее время!..

Портрет Русского Монстра...

Шампуни...

Зубная паста...

Женские прокладки...

“Спокойной ночи, малыши”...