Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Следствие защиты

ModernLib.Net / Триллеры / Ирвинг Клиффорд / Следствие защиты - Чтение (стр. 8)
Автор: Ирвинг Клиффорд
Жанр: Триллеры

 

 


Человек, муж, сын и отец умер. Было удивительно, из-за чего горячились теперь люди.

– Да, такие вещи до смешного дороги, – сказал Уоррен, по привычке записывая про поломку в свой адвокатский блокнот.

От Трунгов Уоррен поехал в Германн-парк и к конюшням. Прежде чем вылезти из машины, он снял свой пиджак и закатал рукава рубашки.

Позади сарая, где когда-то жил Гектор Куинтана, Уоррен нашел почерневший котел, в котором кто-то жарил свиные шкварки, – под полуденным солнцем ощущался запах топленого сала. На земле лежало свернутое клетчатое одеяло. Но поблизости не было никого. Рядом с площадкой для выездки лошадей, где тройной засов ворот был опущен, оказалось так же безлюдно. Душный воздух волнами стлался над землей. В стойлах тихонько ржали лошади.

Внутри конюшен было сумрачно и стоял едкий запах. Уоррен заметил, что одна из лошадей выведена из стойла и привязана к луке английского седла, лежавшего на охапке соломы. В пустом стойле какой-то мужчина выгребал навоз и складывал его в ведро, а из другого ведра сбрызгивал грязь водой.

– Армандо?

Мужчина обернулся, вытирая со лба пот. Он был тощ и черен, в запачканных с пузырями на коленях брюках.

– Армандо здесь нет, – сказал он.

– Тогда, должно быть, вы Педро.

Мужчина кивнул. Он не казался подозрительным, но в то же время вид его не обнадеживал. Попросту он выглядел страшно усталым.

– Ну, как твои дела? – спросил Уоррен. – Тяжелая работа – mucho trabajo, si?[24]

– Да не особенно, – ответил Педро.

– Ты выглядишь измотанным. И я бьюсь об заклад, что ты голоден, как бродячий пес. Ты заканчивай, я куплю тебе кучу куриных тако и пиво. Я друг Гектора.

Остановившись у палатки торговца, Уоррен не стал выключать ни мотора, ни кондиционера и вскоре вернулся с пластиковыми тарелками в руках. К его изумлению – хотя, как только он подумал об этом, так это и возымело свое действие, – Педро не знал, что Гектор в тюрьме. Гектор попросту исчез. Педро и его друг Армандо только руками развели. То ли Гектор вернется, то ли нет.

– И никто из окружной прокуратуры не приходил побеседовать с тобой?

– Никто не приходил, – сказал Педро, густо намазывая тако перечным соусом.

Уоррен этого сделать не мог – от такого блюда у него сразу же слезла бы кожа с неба и одеревенел язык.

– Про Гектора думают, что он убил человека? – Педро не перестал жевать, но лицо его стало строже. – Я не верю в это.

– Вот и я не верю, Педро, однако говорят, что он это сделал. Из того pistola, который он возил с собой в продуктовой тележке.

– У него не было никакого пистолета, – сказал Педро, явно удивленный.

– Ты никогда не видел его?

– Чего не видел?

– Пистолета, который Гектор купил или одолжил где-то.

– Никогда я не видел никакого пистолета, клянусь вам. У кого же он мог его одолжить? Мы не знаем таких, у кого есть пистолет.

– Когда вы с Армандо в последний раз видели Гектора?

– В тот самый день, когда Гектор исчез, еще утром. – Педро был в этом уверен.

– А может быть, он купил пистолет уже после того, как виделся с вами, – сказал Уоррен.

– У него не было денег, чтобы купить пистолет.

– Почему ты так в этом уверен?

– Он занял у меня три доллара в тот день. Я доверяю ему – я давал ему взаймы и раньше, он всегда возвращал. Я тоже у него занимал, когда у меня ничего не было.

– А не мог бы ты повторить все это на суде?

Педро выглядел совсем несчастным.

– Я не могу заплатить тебе за то, что ты дашь свидетельские показания, – сказал Уоррен. – Это противозаконно. Но я могу дать тебе немного денег, и ты сможешь прожить на них несколько дней. Я могу купить тебе что-нибудь из одежды.

Уоррен вытащил из бумажника две двадцатидолларовые бумажки и сунул их в грязный карман Педро.

– Ты никак не пострадаешь, даже если появишься там и скажешь правду. Ты понимаешь, о чем я говорю? Гектор – твой амиго.

Педро сгреб пальцами кусочки курятины, выпавшие из тако.

– Если они признают его виновным, Педро, его скорее всего казнят.

– Расстреляют? У вас есть расстрельные команды?

– Нет, это не гуманно – те ребята могут промазать и чего доброго попадут в брюхо. Когда кого-нибудь вешают, может соскользнуть узел, и человек начнет задыхаться. На электрическом стуле его поджаривают, случалось и так, что они воспламенялись. В газовой камере людей тошнит, и они там вопят. У нас здесь сначала дают человеку наркотики, а потом вводят ему цианид в вену. Говорят, это не больно. Но никто еще не вернулся назад и не сказал, так это или нет.

Педро по-прежнему молчал. Уоррен догадался, что он ничего не понял.

– Смотри: ты идешь в суд, ты говоришь, ты уходишь. Я обещаю, что тебя не выставят из страны за то, что у тебя нет документов. Если я все организую, ты сделаешь это?

– О'кей, – сказал Педро, но в голосе его не было искренности.

Уоррен отвез мексиканца назад к конюшням, дал ему одну из своих визитных карточек, убедился, что она была засунута в карман к тем сорока долларам, и открыл дверцу машины.

– Смотри, не уезжай из города. Не покидай даже Германн-парка, не позвонив мне и не сообщив, где ты находишься. Можешь звонить, записывая плату на мой счет. Не разочаровывай меня, Педро. Не разочаровывай Гектора! Viva Mexico!

Педро кивнул, и когда, помахав рукой, Уоррен уехал, Педро тоже помахал ему в ответ, но тем странным романским способом, когда ладонь складывают чашечкой, словно приманивают птиц.

* * *

Ближе к вечеру Уоррен отправился навестить Шиву Сингх из химчистки. Индийская леди вежливо проинформировала его, что окружной прокурор не велела ей разговаривать с кем бы то ни было об этом деле. Весьма остроумно, подумал Уоррен.

– Нэнси Гудпастер сказала вам это? Женщина – судебный обвинитель?

– Ради всего святого, сэр, пожалуйста, не сердитесь. У меня с собой ее карточка.

Надев очки, индианка полезла в сумочку.

– Она не имела права говорить этого, миссис Сингх, – объяснил Уоррен. – Мне думается, вы неправильно ее поняли. Разумеется, вы имеете право говорить со мной. И если вы хотите поступать по закону, то вам следует это сделать.

Сингх все равно отказалась беседовать с ним. Уоррен попытался дозвониться Гудпастер, но не сумел.

* * *

Следующее утро, это была среда, Уоррен провел в гостинице “Рейвендейл”, стучась в двери жилых апартаментов, расположенных поблизости от западной автостоянки, которая – как он рассудил – была единственной, где мог в сумерках сидеть Гектор, принимая решение ограбить “Секл-К”.

Несколько человек, оказавшихся дома, посмотрели на него с изумлением:

– В мусорном ящике? Три недели назад? Не могу ли я вспомнить, случалось ли мне выбрасывать полупустую бутылку “Старого ворона” или пару теннисных носков? Да вы что, смеетесь надо мной?

Уоррен предъявлял свое удостоверение, поэтому никто не принимал его за совершенно помешанного. Но никто и не смог припомнить, чтобы видел мужчину, копавшегося в мусоре или сидевшего на автостоянке. Хотя не все проживающие были дома. Люди играли на улице в теннис, или купались, или портили себе кожу на солнце у пруда.

В главном корпусе гостиницы Уоррен дождался очереди к женщине за регистрационным столом и после двух человек показал свою адвокатскую карточку. На лацкане форменного жакета у женщины была бирка с надписью “Дженис”. Уоррен поинтересовался, нет ли у них доски объявлений, где он мог бы прикрепить свою записку.

– Нет, – сказала Дженис, – доска объявлений предназначена исключительно для удобства проживающих.

– Хорошо, тогда скажите, мэм, если бы у меня была маленькая информация, отпечатанная на листках, могли бы вы сделать мне одолжение и разложить по одному такому экземпляру в каждый почтовый ящик?

– Почта у нас доставляется к дверям.

– А для чего же тогда эти почтовые ящики?

– Для запасных ключей, счетов и записок от администрации. Раскладывать туда рекламные объявления запрещено.

Уоррен терпеливо объяснил, что это вовсе не реклама. Это просьба дать информацию, которая может помочь человеку, возможно, ошибочно обвиненному в преступлении.

– Извините меня, – сказала женщина, – но я очень занята. – Она отвернулась к своему столу.

– Одну минуту, Дженис.

Она неохотно обернулась, и Уоррен сказал:

– Я адвокат, и мой подзащитный может получить наказание за убийство, которого он, по его словам, не совершал. Я понимаю, что нынешний день мог быть чрезвычайно тяжелым для вас, однако я нуждаюсь в вашей помощи. Если вы не в состоянии помочь мне, то я уверен, что смогу найти в этом офисе кого-нибудь, кто сделает все как положено и причем достаточно вежливо.

Говоря это, Уоррен нисколько не повысил голоса.

– Я прошу прощения, – сказала Дженис. – У меня ужасная мигрень. Если бы вы знали, что здесь творится, вы бы меня поняли. Вам не стоит использовать доску объявлений – никто на нее не смотрит. Если вы принесете мне эти листки, я разложу их по ящичкам.

– Благодарю вас, мэм. Я пошлю вашей администрации письмо с выражением благодарности за вашу доброту.

* * *

В главном управлении департамента полиции на Рейснер-стрит Уоррен сначала отметил свою визитную карточку в приемной, а затем поднялся на лифте на третий этаж, в отдел расследования убийств. После сегодняшнего утреннего разговора с Нэнси Гудпастер Уоррен позвонил сержантам Холлису Силу и Крейку Дугласу, выяснив, когда они бывают на дежурстве. Оба они участвовали в выезде на место преступления, и Сил оформлял аффидевит по возбуждению уголовного дела, переданный полицейским департаментом суду присяжных для вынесения вердикта. Аффидевит в частности гласил: “…Гектор Куинтана де Луна 19 мая 1989 года умышленно и сознательно послужил причиной смерти Дан Хо Трунга, застрелив Истца из пистолета, и совершил настоящее убийство с целью ограбления. Преступление против спокойствия и достоинства государства”.

“Спокойствие и достоинство государства!” Да плевать на них обоих, решил Уоррен. – Они попросту не существуют.

Окна отдела расследования убийств выходили на автомобильную стоянку с бело-синими машинами патрульной службы и множеством бетонных пандусов, ведущих к городскому шоссе. Потолок помещения был выложен звукопоглощающей плиткой, а вся мебель была металлической, казенного образца. Уоррену всегда казалось, что в таких учреждениях неистребимо присутствует один и тот же запах – смеси застарелого пота с чьим-то недавним страхом. Если, конечно, ты сам не полицейский, то лица, глядящие на тебя из лабиринта застекленных кабинетов, обязательно покажутся тебе недружелюбными. Может быть, пока ты и не убил никого, но ты наверняка собираешься это сделать. Во всяком случае ты, безусловно, на это способен.

Дуглас оказался высоким тридцатилетним мужчиной и чем-то напоминал труп. Сил был похож на постаревшего Порки Пига[25]. На взгляд Уоррена, Сил скорее всего был жестоким, честным и трудолюбивым детективом, в то время как Дуглас – низким ублюдком, вполне способным солгать на суде, лишь бы получше выглядеть и обеспечить обвинительный приговор. Однако оба эти парня одинаково ненавидели судебных адвокатов.

– Гудпастер звонила вам? – спросил Уоррен. Сил кивнул.

– Она сказала, что мы можем рассказать вам кое-какие вещи.

– А она не говорила, чтобы вы показали мне протокол предварительного расследования?

– Мы не можем этого сделать, – сказал Дуглас. – Свидетели разговаривали с нами конфиденциально.

Сил добавил:

– Мы бы рады, но не можем.

Более чем удивленный, Уоррен рассмеялся:

– Ну, прямо Немой и Глухой. Вы, ребята, ломаете какую-то комедию.

– Вы, адвокаты, приходите сюда, – сказал Сил, – и ожидаете, что мы выкатим перед вами красный ковер. А потом, когда мы оказываемся на месте свидетелей, пытаетесь выставить нас брехунами.

Уоррен пожал плечами:

– Такова наша работа.

– А вы знаете нашу? – буркнул Дуглас.

– Ну, тогда просто, своими словами, расскажите мне про Куинтану.

Это они могли сделать. Сил повторил историю ареста, которая сильно напоминала рассказ Гектора. Кассир в “Секл-К” надавил ногой на кнопку. Тут же в ближайшем полицейском участке раздался сигнал тревоги.

На следующий день в отдел расследования убийств позвонили баллисты и сообщили, что калибр и нарезка ствола пистолета, принадлежавшего Гектору, совпадают с пулей, извлеченной из черепа Дан Хо Трунга. Поскольку Сил и Дуглас были полицейскими, обследовавшими место убийства Трунга, то и Гектора доставили именно в их отдел, где Куинтане вторично было сообщено обо всех его правах.

– Он сидел как раз на том месте, где сейчас сидите вы, адвокат, – сказал Дуглас, очевидно намекая на то, что они не стали бы возражать, если бы это оказался Уоррен.

– И что же, он посмотрел на ваше улыбающееся лицо и сказал: “Сознаюсь, это сделал я”?

Сил резко засмеялся.

– Он требовал адвоката? – спросил Уоррен.

– Для этого он слишком туп, – ответил Дуглас. – Просто сидел здесь да лепетал: “Я ни-пнимаю, а чем вы-грите”.

– Вы спрашивали, откуда у него пистолет?

Сил погладил свою челюсть:

– Какая-то история у него была, только не могу вспомнить, какая именно.

– Не говорил ли он, что нашел оружие в мусорном ящике?

– Да, как раз так.

– А были на пистолете какие-то другие отпечатки?

– Смазаны.

– Вы проверяли автомобиль, в котором было найдено тело убитого? – спросил Уоррен.

– В нем ничего не было. Нэнси велела показать вам пачку фотографий.

Сил выдвинул ящик с делами и вытащил оттуда папку из манильской бумаги.

– А как насчет всего остального, что положено делать при расследовании убийства?

Имелся в виду набор специальных тестов, принятых в случаях, связанных с убийством, – вакуумные контейнеры, пинцеты и заборы материала из-под ногтей жертвы.

– Все это чушь!

Сил бросил папку на стол.

– Жертва была застрелена в своем автомобиле через окно, открытое со стороны водителя. Баллисты говорят, что, вероятно, с расстояния в пять-шесть футов. Твой парень, должно быть, просто сунул руку в окно и вытащил бумажник после того, как убил вьетнамца.

Уоррен взглянул в свои записи.

– Кстати, кто отгонял автомобиль с места преступления? Это был фордовский фургон, так, по-моему?

– Я отгонял, – проворчал Дуглас.

– А вы не зацепили какой-нибудь фонарный столб по пути в полицейский гараж?

– Эй, я уже объяснялся по этому поводу со старой вьетнамской леди.

Дуглас открыл манильскую папку, вытащил оттуда пачку цветных фотографий размером 8х10 и разложил их на столе. Под льющимся с потолка молочно-белым светом флуоресцентных ламп Уоррен разглядел обвисшее на автомобильном сиденье тело с залитым кровью лицом.

– Вот эта, – сказал Дуглас, указывая на одну фотографию, отобранную из пачки. – Видите? Этот чертов бампер уже был ободран, когда мы туда приехали. Я же ей говорил. – Он хрипло рассмеялся. – А вы собрались заняться гражданским правом, адвокат? Будете представлять интересы жены жертвы и предъявлять паршивый иск по поводу грошовой царапины?

– Спасибо, парни.

Уоррен встал, расправив складки своего летнего полосатого пиджака. Но фотографию положил в портфель.

– Томми Руиз сейчас на работе? – спросил он.

Руиз был сержантом отдела расследования убийств, и именно он арестовывал Джонни Фей Баудро тем вечером, когда был убит Клайд Отт. С сержантом Уоррену тоже нужно было переговорить.

– Думаю, что да, – ответил Сил. – Давайте я ему позвоню.

10

От жары на тротуарах начала проступать смола. Уоррен поставил “БМВ” на дешевую автостоянку за зданием тюрьмы на Остин-стрит, опустив две однодолларовые бумажки и монету в двадцать пять центов в прорезь автомата, номер которого он надеялся запомнить, что, говоря по правде, не всегда ему удавалось. Но все-таки до сих пор его машину ни разу не отгоняли в полицейский участок. И это было маленькой любезностью со стороны судьбы, в общем-то неблагосклонной к Уоррену.

Мимо прошли двое молчаливых бродяг, они направились к благотворительному учреждению, которое находилось в нескольких кварталах от тюрьмы, позади комплекса современных зданий, где размещались офисы. Прибрежное солнце яростно припекало непокрытую голову Уоррена. Он развязал галстук.

В сознании Уоррена возник другой непрошеный образ, рожденный этим полуденным солнцем. Уоррен был в Мексике ту неделю, которую он провел с Чарм. Они шли пешком через горы, направляясь к горному озеру. Присев посреди поля, поросшего дикими лиловыми цветами, Чарм спустила трусики, чтобы пописать. Уоррен тут же начал настраивать объектив фотоаппарата, намереваясь сделать моментальный снимок. Чарм закрыла лицо рукой и возмущенно погрозила ему кулаком. Уоррен тогда долго смеялся.

Минут через десять он снова сидел напротив Гектора Куинтаны в одной из приемных комнат тюрьмы. Пот на лбу Уоррена постепенно высыхал, а спиной он даже чувствовал холодок под струей из кондиционера.

– Гектор, мы с тобой обязаны принять решение. И сегодня же должны быть сказаны определенные вещи.

– А что еще я могу вам рассказать? – помрачнев, спросил Куинтана.

– На этот раз у меня есть, что рассказать. Д.А. делает тебе предложение.

– А кто такой Д.А.?

– Это парень, с которым ты никогда не встретишься, – он всего лишь делает политику. Я же говорю тебе про помощника окружного прокурора Нэнси Гудпастер, с которой ты наверняка скоро познакомишься и которую, вероятно, потом возненавидишь. Она хочет засадить тебя в тюрьму на всю жизнь или добиться, чтобы власти Техаса сделали тебе инъекцию цианида. И она абсолютно уверена, что дело твое безнадежно. Проблема в том, что насчет последнего я с нею согласен.

Куинтана несколько раз глотнул воздух. Уоррен поднял руку, предупреждая то, что, по его мнению, должно было последовать.

– Я стараюсь быть объективным. Это часть моей работы. Но все обстоит совсем не так плохо, как я тебе обрисовал. Успокойся.

Куинтана задышал чуть спокойнее, однако ненамного.

– Суды завалены делами. Поэтому Нэнси Гудпастер согласна пойти на компромисс. Она заменит обвинение в предумышленном убийстве на обвинение в простом. Она предлагает тебе сорок лет заключения.

Куинтана тихо повторил цифру.

– Я понимаю, что сорок лет кажутся большим сроком, – сказал Уоррен, прочитав ужас в карих глазах Гектора и чувствуя, что какая-то частица этого начинает пробираться и в его собственное сердце. Что за отвратительная обязанность – разбазаривать грядущие годы человеческой жизни? Наверно, к такому и можно было привыкнуть, но полюбить это нельзя.

– И это действительно много, – продолжал он, – хотя по истечении какого-то времени и при условии хорошего поведения ты отсидишь только половину этого срока или того, сколько тебе дадут. Но я хочу обратить твое внимание вот на что. Ведь половину-то смерти тебе получить не удастся.

Куинтана застонал.

– Я знаю, Гектор. Знаю. Ты скажешь, что ты невиновен. Может быть, я сумею добиться, чтобы они присудили тебе меньше сорока. Может быть, тридцать пять, но я не стану давать тебе подобных обещаний. И, в конце концов, это тебе решать.

Куинтана сжал кулаки.

– Позволь я тебе скажу кое-что, – добавил Уоррен. – И подумай, прежде чем ответишь. Ты тут уже две недели. Тебе понравилась здешняя жизнь?

Подумав над этим, Куинтана ответил:

– У меня появились два друга. Тоже мексиканские ребята.

– Это хорошо. У тебя их появится еще больше. Кому-то ты сможешь доверять, кому-то нет. И все-таки попробуй ответить на мой вопрос. Тебе здесь нравится?

Уоррен знал, что и в тюрьме можно было существовать нормально. “Отсидка”, как это называют некоторые жулики. Трехразовое питание, постель, телевизор. За квартиру платить не нужно, о деньгах можно не беспокоиться. Ты имеешь возможность читать, получать корреспонденцию, а как только тебя переведут в тюремный комплекс Хантсвилла, можешь еще и нежиться на солнышке, играть в футбол, поднимать гири и бегать трусцой вокруг площадки для прогулок. Сумев наладить нужные связи, можно было доставать выпивку и наркотики. Женщину, конечно, взять было неоткуда, но множество мужчин тайно, а то и не очень тайно не возражали против этого: в своей жизни они имели от женщин гораздо больше огорчений, чем радостей. У тебя имелась работа, чтобы убить время, – изготовление мебели или автомобильных номеров, мытье посуды, наконец. Если с этой работы тебя прогоняли, то всегда находилась другая. Никто не кричал на тебя за то, что ты бездельничаешь, потому что ты действительно бездельничал, и это было предусмотрено, ведь и все вокруг тебя делали то же самое. Некоторые буквально процветали во время отсидки или, по крайней мере, принимали ее, как разрешение проблемы иного, неудовлетворительного существования. Другие строили планы на отдаленное будущее. Несколько лет назад один из клиентов Уоррена вышел из Хантсвилла, отсидев пять лет из десяти, присужденных ему за ограбление банка. Он доехал на автобусе до Брайана, что в тридцати милях от тюрьмы, вошел в первое же попавшееся отделение брайанского банка и ограбил его при помощи собственного кулака, завернутого в бумажный пакет, имитируя спрятанное там оружие. Этот парень и не собирался наживаться за счет банка. Через несколько недель он снова оказался в Хантсвилле. Уоррен поинтересовался, зачем он это сделал. Парень ответил:

– Я испугался. Мне хотелось домой.

Итак, Уоррен ждал от Куинтаны ответа на свой вопрос.

– Нет, – сказал Куинтана. – Мне здесь не нравится. Я хочу вернуться в Эль-Пальмито.

Куинтана неслышно заплакал.

Уоррен хладнокровно размышлял почему. Было несколько возможных ответов. Потому что Гектор скучал по своей Франциске, или потому что он убил человека и теперь приходилось за это расплачиваться, или, может быть, потому что он никого не убивал и происходящее с ним было выше человеческого понимания. Какой-то один из этих ответов или комбинация из них. Ах ты, несчастный сукин сын!

– Сорок лет… – пролепетал Куинтана. – Двадцать, как вы сказали, если я буду себя хорошо вести.

Простые числа для меня, подумал Уоррен, и годы для него. По триста шестьдесят пять дней и ночей в каждом.

– Что же мне делать, мистер Блакборн?

– Не сваливай это на меня, Гектор. Ты сам должен мне сказать.

– Мистер Блакборн, выслушайте меня. Я не спрашиваю вас о доказательствах. Вы мне все это объяснили, и мне кажется, что я понял. Я хочу спросить, а вы верите в то, что я убил человека, которого я даже не знал? В Эль-Пальмито я не решался убить даже поросенка. Люди смеялись надо мной и считали меня глупым. Неужели вы думаете, что я мог совершить такой поступок, как убийство человеческого существа, человека, который никогда не причинял мне вреда и даже словом со мной не обмолвился?

Уоррен взглянул в чистые, подернутые влагой глаза Куинтаны. В них не было испуга и, к удивлению Уоррена, не было отчаянья. Там остались лишь смертная тоска да простая мольба. Откуда-то из самых глубин души Уоррена поднялось странное чувство, и оно коснулось его сердца, склонив на сторону этого человека. Никогда раньше Уоррен ничего подобного не испытывал. Он ощущал жалость к Верджилу Фриру – но к Гектору Куинтане чувство его было иным. Уоррен не смог бы объяснить этого. Может быть, он сумел бы рассказать об этом Чарм, но больше уже никому. Это было чувство, в чем-то схожее с любовью. Когда любишь кого-то, то доверяешь ему. Каким бы иррациональным это чувство ни было, в тот момент оно казалось бесспорным. Педро сказал, что у Гектора не было пистолета и не было денег, чтобы его купить. В этих словах слышался отзвук правды. Педро не знал, что Гектор арестован, следовательно, до появления на конюшнях Уоррена не имел времени выдумать и рассчитать способ, каким он мог бы помочь своему амиго, если бы такая возможность представилась. Res gestae, как называет это закон, – слова, сказанные без подготовки и под влиянием момента. Адвокаты привыкли доверять таким словам. Во время судебного процесса подобные слова исключались из общего правила об информации, полученной из вторых рук: их можно было даже цитировать, находясь на свидетельском месте.

Что касается Шивы Сингх, то Уоррену она представлялась честной женщиной, верившей в закон и порядок и желавшей помочь полиции. Очевидцы всегда слишком уверены в том, что они видели. Однажды убедив себя в какой-то версии, они на законном основании были заинтересованы в том, чтобы и впредь ее придерживаться. Большинство свидетелей-очевидцев обычно не имели времени даже на то, чтобы отличить красное от зеленого или короткое от длинного. Они делают это уже позднее, не осознавая того.

Кажется, что об этом известно всем, кроме судей.

Рассказ Гектора был очень прост. Гектор никогда не отступал от него, никогда сам себе не противоречил, никогда не краснел, за исключением того момента, когда рассказывал о тележке из “Сейф-уэй”. Возможно, это тоже было правдой; он действительно мог ее где-то найти, уверенный, что потом вернет в супермаркет, но не сделал этого, а потому и устыдился. Я верю ему, подумал Уоррен. Этот человек не способен на убийство.

Уоррен сцепил пальцы за головой и откинулся назад, на спинку стула, хрустнув при этом позвоночником. Это было похоже на безумие. Он добился взаимопонимания с Лу Паркер. Впереди у него маячил процесс Баудро. Самый важный судебный процесс в его жизни. Если бы Уоррену удалось выиграть его со Скутом, если бы он смог произвести на Скута хорошее впечатление, он достиг бы даже большего, чем простое возвращение на прежний путь. Однако Уоррен не мог заставить себя отступиться от Куинтаны. Ему тогда стало бы очень стыдно.

Однажды Уоррен поставил на Верджила Фрира и проиграл. Может быть, жизнь предоставила ему всего лишь одного такого клиента. А может быть, и нет, и Уоррен снова повторял ту же самую ошибку. Мысль об этом казалась ужасающей.

Но с упрямой уверенностью он отогнал эту мысль прочь. Он уже не тот человек, каким был четыре года назад.

– Нет, Гектор, я не верю, что это сделал ты.

– Вы не верите?

В глазах Гектора снова засверкали слезы. Были ли это слезы боли или радости, Уоррен не знал.

– Нет, я действительно в это не верю. Я никогда не стал бы лгать тебе.

– Тогда почему я должен идти в тюрьму на двадцать лет?

– Мне нечего тебе на это ответить, – сказал Уоррен.

Гектор медленно покачал головой.

Щеки Уоррена вспыхнули.

– А теперь слушай меня. Я нарушаю правила, но я скажу, что бы сделал я, окажись на твоем месте, – я имею в виду, если бы я был невиновен, если бы не дурачил своего адвоката в надежде на чудо, которое никогда не произойдет, – так вот, тогда я бы как следует помолился и согласился пойти на суд. Если бы я действительно был невиновен. Но это твоя жизнь, а не моя. Твои шансы на проигрыш очень велики. Они просто огромны. Колоссальны. Твое дело выглядит безнадежным. Я не подталкиваю тебя ни на дюйм ни в том, ни в другом направлении. Я просто говорю тебе, что думаю.

– Хорошо, – тихо сказал Куинтана.

– Что хорошо?

– Я иду на суд.

– Ты хочешь сделать это? Испытать судьбу?

– Да.

– Ты понимаешь, что произойдет, если ты проиграешь?

– Да. Меня убьют, заставят уснуть навечно. Может быть, это не так страшно, как двадцать лет тюрьмы. Я не знаю. Для меня это неважно. Я невиновен.

“Пустяковое дело, оно должно быстро пойти”. Что же я-то делаю? Играю жизнью и смертью другого человека? Но нельзя же принуждать другого признаваться в преступлении и отнимать у него целых двадцать лет жизни, особенно если он утверждает, что невиновен, и ты веришь ему. Разве быть адвокатом – это значит делать такое? И со званием человека это вряд ли совместимо. Чувство уверенности в невиновности Куинтаны вновь поднялось со дна души Уоррена. Если я и верю в это, подумал Уоррен, то все-таки мой выбор несравним с тем выбором, что сделал Куинтана. И если его казнят, то мне предстоит прожить с этим больше, чем ему.

Не было никакой возможности пожать друг другу руку ни сквозь решетку, ни сквозь щель под нею, предназначенную для передачи документов. Уоррен прижал ладонь к холодному металлу. Куинтана прислонил свою с другой стороны.

Уоррен собрал со стола бумаги.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал он. – Мы, как говорится, доставим этим мерзавцам удовольствие за их деньги. Но только, ради Бога, если ты передумаешь, дай мне об этом знать.

* * *

Судья Паркер вызвала Уоррена в свой кабинет после разговора с Нэнси Гудпастер. Нэнси выглядела несчастной. Она сказала Уоррену:

– Я думаю, вы делаете ошибку. И вы, и Куинтана.

Уоррену снова вспомнились его юношеские представления о том, что закон призван защищать людей, а адвокаты – знаменосцы порядочности и чести. И еще он вспомнил, как Гектор сказал: “Я не знаю. Для меня это неважно. Я невиновен”.

Уоррен сидел на диванчике напротив книжного шкафа, полного “гарвардских классиков”, перед письменным столом судьи. В окно, расположенное за спиной Уоррена, изо всех сил светило полуденное солнце и жгло ему шею. На столе, за тибетской статуэткой, изображавшей коня, стояла бронзовая табличка, некогда упомянутая Риком Левиным, которая взывала к Божественному провидению и обещала здешней хозяйке Божью милость. До сих пор Уоррену не доводилось видеть эту табличку. Он даже подумал, уж не ставит ли ее судья лишь в исключительных случаях.

Лу Паркер ткнула в сторону Уоррена сигаретой, зажатой между ее большим и указательным пальцами так, словно это был дротик, который она вот-вот собиралась в него метнуть. Прямо в переносицу.

– Позвольте мне кое в чем разобраться, мистер Блакборн. Меньше недели назад вы обратились к обвинителю с просьбой о предварительной договоренности.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26