Пришельцы оборачиваются ко мне и к незадачливому фанатику, а я слегка помахиваю рукой в воздухе и говорю им, что догоню. Ио только поднимает глазки к небу, насмехаясь надо мной, над моим терпением и снисходительностью к "пыли у моих ног".
Последователь инквизиции решительно направляет на меня пульверизатор и нажимает рычажок с тем видом, с каким ковбои стреляли друг в дружку лет сто назад в далекой Америке. Параллельно он выдает нововыученные псалмы, в которых с непривычки тоже путается.
Я легко уворачиваюсь от брызг и открываю ему объятия с восторженным криком:
- Здравствуй, брат!
После чего по-братски крепко его обнимаю и хлопаю по плечам. На происходящее обращают внимание люди, гуляющие вечером по Крещатику. Это национальное украинское времяпрепровождение - неспешно гулять вечером туда-сюда по Крещатику.
- Как дела, брат? - спрашиваю его, держа при этом за руки и не позволяя ему дальше обливать меня водой и тыкать мне в лицо иконы с изображением уважаемых людей.
Он пытается вырваться, но с моей силой ему не то что не равняться, а даже и рядом не лежало.
Мужик бормочет молитвы вперемешку с проклятиями, а я заявляю:
- Да ты не нервничай так, рассказывай по порядку! Как жена, как дети?
Он поднимает на меня измученные глаза, больные, будто я его ударил. И отвечает таким тоном, что я понимаю, ведь и правда - ударил:
- Какие дети? Какая жена? Нет у меня никого... из-за тебя!
- А что, вы все еще даете обет безбрачия? - спрашиваю. Я в это не верю, на дворе уже давно не средневековье.
- Даем, - горько отвечает он.
- Ну и зря!
- Нет, не зря, - говорит он уверенно, - теперь я знаю, что всю жизнь шел правильным путем! Теперь, когда точно знаю, что ты - есть! Я знаю, что все жертвы - они были принесены не зря! И ты, исчадие ада, за это заплатишь!
Вот, значит, оно как... мое присутствие наполнило твою жизнь новым смыслом... ты на меня с новой силой ополчился... ну-ну...
- Счет мне пришли, - невозмутимо заявляю, - по почте.
Его лицо горит праведным гневом, но он мне уже надоел со своими разговорами и банальностями. Я его просто отпихиваю, без желания покалечить, он неудачно валится на скамейку, хватается за ушибленное колено и провожает быстро удаляющегося меня ненавидящим взглядом.
А я выбрасываю произошедшее из головы, как мелкий эпизод, и сажусь в машину к чужакам.
- Что это было? - между делом интересуется Фэриен, выруливая со стоянки.
Бросаю еще один взгляд, надеюсь, что последний, на инквизитора, больше похожего на школьного учителя и такого же беспомощного, и мрачно роняю:
- Поклонник.
Как назывался клуб - не помню. Не обратил внимания.
Зато на что я обратил внимание сразу - нижнее белье на девочках светилось сквозь одежду. На всякий случай пристально глянул на себя - ничего не светится? Нет, сквозь джинсы мои трусики не виднелись.
Мы сели за столик в сторонке, расположились на мягком диванчике, и я заказал себе по старой привычке коньяку. Фэриен ко мне присоединился, а Ио заказала какой-то трудно выговариваемый коктейль. Было часов десять вечера, народ все прибывал, столики заполнялись, музыка звучала, а нам говорить было не о чем. Развлекательное настроение никак не желало появляться. Потом посетители клуба постепенно пошли танцевать, я смотрел на эти бешеные телодвижения и извивы и только диву давался. И еще раз понял, какой я древний. А я-то помню - балы при дворе Короля-Солнце... ножкой притопнуть, изящный поворот... как же это было давно! Раньше это было искусство - танцевать. А сейчас никто не учится. Туда-сюда подвигать бедрами и я могу. Впрочем, как и танцевать на балу.
Но мне ничуть не жаль тех балов. Вы бы знали, какие непотребства творились в ту пору... нет, не буду об этом. Я отдыхать пришел, я в модном ночном клубе, мне - двадцать пять, и, как там говорится - ягодка опять!
Это будет номер, если я сниму здесь девчонку и повезу к нам в номер! Вон улыбается уже одна... нет, девочка, никуда я тебя не повезу, потому что если так сделаю - тебя там съедят, милая. Кто? Да вот эти, которые за моим столиком сидят.
Они постепенно расслабляются, Ио тянет меня танцевать. Ну, пойдем.
Только двигать попой мне неохота, я щелкаю пальцами, начинает звучать медленная музыка. Ни с того, ни с сего. И чего ты мечешься, диджей? Бесполезно. Я сказал, бесполезно!
Она кладет мне руки на плечи, приникает всем телом, и мы с ней качаемся в такт. Вот и весь медленный современный танец. Это не танец, это замаскированные обжимания. Так бы и объявляли - а сейчас пора пообжиматься!
Ио меня целует, я отвечаю и вижу краем глаза, что многие парочки тоже вовсю целуются. Та-а-ак! Надеюсь, у вас еще не вошло в моду прилюдно трахаться?
Еще и Фэриен внезапно прижимается ко мне сзади. Твою мать!
Вот теперь уже парочки вокруг косятся на нас очень подозрительно... я твердо отодвигаю его. Он оскорбленно поджимает губки и удаляется. И целоваться с Ио я уже не хочу.
А когда мы возвращаемся к столику, она мне заявляет, что следующий танец я должен танцевать с ним. Посылаю ее очень далеко и залпом выпиваю свою рюмку. Потом вспоминаю, что не должен с ними сильно ругаться, и соглашаюсь.
Фэриен сияет ярче, чем камушек в его сережке.
И от следующего медленного танца охреневает весь ночной клуб. Потому что танцуют два парня, полагающимся для парочек образом обнимаясь и ласкаясь. Спиртное и мое хорошее настроение все-таки делает свое дело, и происходящее мне даже приятно.
Диджей пищит от восторга. Зал пищит от восторга. Фэриен пищит от восторга. Ну и наплевать!
Мы возвращаемся к своему столику, как победители с места сражения. Весь оставшийся вечер я так или иначе слышал разговоры о том, как "те два парня танцевали". А также мысли по этому поводу. И заметил, что так потанцевать хотели еще как минимум с десяток парней, попробовать, что это такое и почему все так много об этом говорят. Да потому, наверно, что говорить больше не о чем!
А потом я пошел побродить по клубу и посмотреть, что тут еще есть. Нашел сауну, номера (этакий мини-бордель), отдельные зальчики, комнаты отдыха, которые тоже по сути были номерами, и бильярд.
И по ходу дела услышал еще один разговор о нас с Фэриеном. Двое парней, перешедшие в отдельный зальчик в ожидании девочек, обсуждали увиденное.
- Слушай, - говорил один, - они так танцевали, что было видно, что они по-настоящему влюблены.
- Да, смелые, - говорил другой, - я бы так не смог, если бы даже и любил голубого.
- А ты думаешь, они точно педики?
- Сто пудов! Самые настоящие! Особенно тот, светленький!
- А вот ты хотел бы попробовать с голубым?
- Не знаю, разве что - если это я его буду... ну, ты понимаешь...
- А кого из них ты бы хотел трахнуть? Светлого или темного?
- Даже не знаю... они оба симпатичные... обоих...
Короче, закончился разговор тем, что мальчики пошли в номера без девочек. Пробовать...
Я - абсолютное зло, я сею гомосексуализм.
Когда, посмеиваясь, топаю обратно в общий зал, мой путь преграждает чья-то вытянутая поперек дверного проема рука.
Отодвигаю руку в сторонку и делаю шаг, но рука возвращается, хватает меня за футболку и тащит в темный угол, где стоит ее обладатель.
В первую секунду думаю, что это кто-то из зала, видевший "танцы вдвоем, странные танцы", и тоже решивший "попробовать" с уже засветившимся объектом, то есть - со мною, и уже приготовился оторвать этому кому-нибудь что-нибудь, но уже в следующую секунду вижу, что это не так.
Потому что Гавриил не из таких.
Он бормочет что-то вроде:
- А ну иди сюда, голубок! - и довольно чувствительно впечатывает меня спиной в стену.
- Ты сдурел? - возмущаюсь на всякий случай тихо, - ты хочешь, чтобы тебя тут со мной увидели?
- А что, сильно себя скомпрометирую? - подкалывает меня он, - я ж вроде не танцую с тобой!
- Ты меня скомпрометируешь! - шепчу этому недоумку, - меня в расход пустят, если догадаются о нашей связи! Ты этого хочешь?
- Ну, во-первых, у нас с тобой другая связь, а не та, которую я тут видел, а во-вторых, ты, конечно, "прикольный пацан", и даже симпатичный, и всегда мне нравился, но я тебя не хочу, - продолжает издеваться он.
- Ты задолбал, - говорю, - ты идиот, вали отсюда!
- Ничего, я хорошо загримировался, - отвечает он, - а ты, если что, сделаешь вид, что мы целуемся.
- Уходи, - говорю этому остолопу, - если ты хочешь, чтобы я спас твой сраный мир - уходи!
Я вижу, что за его спиной кто-то идет, это вовсе не мои стражи, это просто ребята, но Гавриил уже вошел в раж. Он меня тискает, прижимается ко мне и громко мурлычет поганым голосом:
- Ну поцелуй меня, милый!
А я беру и целую. Чтоб знал. Чтоб не просил. Крепко и глубоко целую. А он дергается, уже не обращая внимания ни на каких ребят ни за чьей спиной, и обиженно вытирает губы ладошкой:
- Ты чего?
- А того! - рычу рассерженно, - ты, находясь здесь и сейчас, рискуешь не только моей жизнью, но и всей жизнью на земле! Иди отсюда к чер... на небо!
И, когда он удаляется, бросаю вслед:
- Часа через три приходи... в "Глобус".
М-да... он же теперь всей своей братии расскажет, что Люцифер сменил ориентацию. Позор на все джунгли!
Часа через три я к нему еще придти не могу. И через четыре тоже. Мои любовнички в некотором роде... тоже вошли в раж... в общем, освободился я только через пять часов...
Это еще мне очень везет, что меня не отслеживают. Уверены, что я на поводке и никуда не денусь, а что прогуляться ночью люблю - так у каждого свои недостатки.
Гавриил к тому времени напился кофе до отвала. Но доблестно ждал. Ага, я попрошу, чтобы тебя наградили вне очереди.
Как он улыбнулся мне навстречу - это надо было видеть!
Все. Шкура Люцифера теперь навсегда будет голубого цвета. А мне не все ли равно, этого "навсегда" мне осталось немного.
Плюхаюсь в кресло, хватаю одну из чашечек кофе, привычно посылаю девочку за коньяком и недоброжелательно спрашиваю его:
- Чего тебе надо?
- А ты чего так опоздал? - он смотрит на часы.
- Трахался! - развязно заявляю.
Он внезапно становится серьезным:
- Тебе это нравится?
Я думаю, издевается он или нет?
Понимаю, что нет, что он искренне интересуется, потому как сам он полный девственник. Вздыхаю.
- Хорошо, я тебе скажу. По крайней мере, попробую объяснить, как смогу. Видишь ли, это невозможно определить каким-то одним словом - нравится или нет. Если взять чисто технически - да, нравится, но сюда примешивается еще много чего... это такие противоречивые ощущения... Понимаешь, я не хочу этого, но когда процесс уже начался... сложно прерваться... ощущения диктуют свои условия... остается только подчиняться... с готовностью...
Он меня обрывает:
- Я понять не могу - тогда зачем ты это делаешь?
- А ты думаешь, меня кто-нибудь спрашивал?
- Но... это получается... но разве тебя можно заставить?
- Объясняю. Берется Люцифер, чужаками у него забирается вся сила, ну, почти вся, Люцифер становится недвижным телом, и с ним можно творить, что угодно. Теперь понятно?
Глаза Гавриила наполняются уважением. А вот этого мне не надо. Подвигов я не совершал.
Я обрываю это уважение примерно на половине:
- И не надо записывать меня в мученики. Мне это понравилось! Все! Закончили с моей ориентацией! Чего ты хотел?
- Вообще-то хотел узнать, почему ты сегодня так себя вел при встрече с Анжелой... но мне кажется, кое-что начинаю понимать...
- У меня все в порядке с головой, Гавриил. Не сомневайся.
- Тогда не понимаю.
- Я хочу с ней поговорить, - заявляю прямо, вижу, как холодеют его глаза, и продолжаю, - только поговорить, я большего не прошу!
Он чуть улыбается:
- Ты... просишь, Люцифер?
- Я... прошу, Гавриил, - говорю почти смиренно.
Он улыбается еще более явно:
- Я вижу, отношения с чужаками пошли тебе на пользу.
- Как и то, что я провалялся двенадцать лет в болоте, обладаю только третью своей силы, сижу на цепи, конец которой держат в руках чужаки, и вынужден с ними спать!
- Лихо тебя...
Какое-то время мы молчим, а потом улыбаюсь я:
- Ты знаешь, кто мне сегодня помог?
- Знаю, - отвечает он.
- Только мне непонятно, почему...
- Он помог тому, кто защищал город. Это был ты.
- Он разве не видел, кто я?
- Видел. Но ты же был на правой стороне.
Я опять молчу. Опускаю голову и говорю так, не поднимая ее:
- Кажется, я запутался, Гавриил... я... не хочу ее убивать... она мне нравится...
- Ты должен, - монументально говорит он, - Это - твой крест. Твоя миссия. Ты должен сделать выбор. Ты сможешь.
Он тянется ко мне через столик и сжимает мое плечо.
Я слышу, как он встает, больше друг мне, чем враг.
- Если я тебе понадоблюсь или захочешь поговорить - просто позови. Я сразу же приду.
- Хорошо.
Почему-то мне кажется, что он знает больше и хочет сказать что-то вроде "Держись, малыш".
19.
Я сижу в кресле, мои руки заведены назад и скованы наивными наручниками.
Вообще-то я уже случайно порвал цепь наручников и теперь на мне всего лишь браслеты. Но руки все равно держу за креслом, якобы скованными.
Если Ио это нравится, пусть балуется.
Вы бы видели, как у нее загорелись глазенки, когда она эти железяки на меня надевала! Вроде это сбылась ее давно лелеемая мечта. Чем бы дитя ни тешилось, подумал я, лишь бы считало, что оно меня насквозь видит.
Тем более, я не против, мне даже не нужно ничего делать - только сидеть тихонько и получать удовольствие! М-м-м, впрочем, тихонько что-то не получается...
Утро... у меня так приятно начинается утро... она движется медленно, то приникая по мне, то поднимаясь надо мной, она трется грудками о мою грудь, она меня облизывает, кусает и дразнит.
Я ненавижу ее.
То, что сейчас происходит - в чистом виде секс, только секс.
Это упоительно - трахаться с врагом. Это тоже поединок... кто кому сделает слаще?
Я могу безнаказанно кусаться и не думать о следах на ее коже. И даже о боли, которую тем самым ей причиняю.
- Я знаю, почему ты бросил небеса, - шепчет она.
Глупая, думаю, неужели ты решила - ради секса?
Двигаю бедрами навстречу ей:
- Не знаешь...
Она стонет, ошеломленно опускается на меня, хватаясь за меня руками, приближает губы к самым моим губам:
- Ты мне скажешь?
- Не скажу...
Она трется полуоткрытым ртом о мои губы:
- Это большая тайна? - сжимает пальчиками мой левый сосок, заставляя меня дрожать.
- М-м-м... нет...
- Тогда почему не скажешь?
- Ты не... поймешь... - мне не хватает дыхания.
- А ты расскажи так, чтобы я поняла, - она меня легонько царапает.
- Потом, - поднимаю руки, забыв, что они были скованы, мои пальцы переплетаются с ее, а потом я выворачиваю ее руки назад, и держу там, за ее спиной, крепко держу, чтобы и она ощутила, каково это - быть в наручниках.
И вообще беру весь процесс под свой контроль.
Из спальни выходит Фэриен.
Дело в том, что когда я вернулся ночью, не стал их тревожить и лег спать на диванчик в гостиной. Где меня и нашла утром Ио.
Я поднимаю отсутствующий взгляд к потолку, облизываю пересохшие губы и отталкиваю ее от себя:
- Хватит трахаться! Надоело!
Смотрю в их глаза, такие похожие глаза, с одинаковым выражением смотрящие на меня, и вдруг я понимаю...
И спрашиваю:
- На самом деле вы оба - это одно существо?
Они продолжают смотреть на меня, явно обдумывая, что со мной теперь делать - то ли похвалить и потрепать по загривку за догадливость, то ли избавиться от меня греха подальше. А вдруг еще до чего-нибудь додумаюсь?
Мне страшно... разве я знаю, как обращаться с пришельцами?
С пришельцем.
Они одинаково иронично улыбаются:
- А ты умнее, чем я думала.
Нет, не так... Фэриен сказал: "Думал", а Ио: "Думала". Видимо, они уже успели решить что-то в отношении меня. Что?
Я исподволь напрягаюсь. Это выходит само собой, я даже не думаю ни о чем, просто собираюсь успеть сделать хоть что-то...
- Расслабься, - одновременно говорят мне они, - ты нам еще нужен.
Мне остается только проклинать свой длинный язык. Ну, что мне мешало промолчать, даже если я и пришел к каким-то выводам? Кто меня тянул за мой чертов язык?
- Зачем... весь этот цирк? - спрашиваю я.
- Это не цирк. Это правда. Наш мир совсем непохож на твой.
Усмехаюсь своим мыслям, понимая, насколько глупым выглядело в их глазах то предпочтение, которое я все это время отдавал Ио. И тем более - насколько глупым было мое противостояние с Фэриеном.
- И... как твое полное имя? - даже не знаю, кому из них задавать вопросы.
Они поднимаются с пола, по-кошачьи выгибая спины, они ведут себя, как два хищника рядом с добычей.
Оба садятся на подлокотники кресла справа и слева от меня, Ио шепчет мне на ухо:
- Ты не сможешь его произнести... - и легко меня кусает.
- Нам больше нравится так, в разных телах, - это уже Фэриен.
- Но мы постоянно чувствуем друг друга, - Ио.
- И второй чувствует то же самое, что и первый, - Фэриен.
- А так - в разных телах - мы можем одновременно делать два разных дела, - Ио.
- Или наоборот - заниматься одним делом и чувствовать его с двух сторон, - Фэриен.
- Как мы делали с тобой, - Ио.
- Как мы играли с тобой, - Фэриен.
- Перестаньте! - взрываюсь я, - у меня от вас уже голова идет кругом!
Откидываюсь глубже в кресло, сжимая виски.
Они замолкают и опять смотрят на меня одинаково хитро прищурясь.
- Тебе будет легче продолжать общаться с нами так, как это было, - выдает Ио.
- Мне будет легче вообще с вами не общаться, - бормочу я.
- Тебе никто этого не позволит, - замечает Фэриен, - ты - интересная игрушка.
Но я уже беру себя в руки и позволяю себе даже хамство:
- С вами свихнуться можно... неудивительно, что Энжи от вас сбежала...
- Кстати, об Энжи... что ты там задумал? - это Ио.
Не удивлюсь, если они могут читать мои мысли... и все мои идеи лежат у них, как на ладони. Мне внезапно стало существенно сложнее строить какие-либо планы.
- Я хотел с ней поговорить...
- И все?
- И все, - и надеюсь, что мой голос убедителен.
Впрочем, я действительно хотел лишь поговорить с ней. Чтобы... не знаю, чтобы окончательно определиться.
Да просто любопытство свое удовлетворить!
- Хорошо... я тебе обещаю, что ты сможешь с ней поговорить.
Допустим, думаю, я и сам в состоянии обеспечить себе возможность с ней поговорить. Мне нужно только, чтобы вы от меня отстали! Хотя бы на время!
Надо лучше искать.
Весь день она где-то сидела тихо. Мы не нашли ни трупов, ни свежих следов.
Но я искал не ее... я искал ее жертву.
Раскинул свои сети и тщательно просеивал все, что в них попадалось, рассчитывая, и не без оснований, что тот, кто ей понравится грядущей ночью, не будет думать о выращивании цветов или бабочек. Глядя на нее, он будет думать о сексе. Скорее всего - об извращенном сексе. И думать будет наверняка лишнее. За что я и смогу его зацепить. Может быть. Вести такой поиск намного сложнее, чем искать отпечатки моей силы в действии. Потому что я ищу ее внешность в глазах людей, ее увидевших и при этом нехорошо подумавших. И вообще не уверен, что это сработает.
Как мне их теперь называть, Ио и Фэриена? Мне и в голову-то ничего не приходит... буду так, как привык, рациональное зерно в этом есть. Хуже уже не будет. Они весь день и так психовали. Потому что их поиски были безрезультатными, а я им не помогал. Но делал вид, что помогаю. Изо всех сил. Чуть ли не гримасы строил, якобы от усилия.
Уже к обеду Ио была в гневе, разбила некоторое количество посуды, напольную вазу, распотрошила плюшевого мишку. Она купила его два дня назад, в первый день в Киеве, когда мы болтались по магазинам, и тогда он, то есть мишка, а не Киев, показался ей "таким милым, ах, у него карие глазки"! И хотя она его непредумышленно распотрошила, это ее не извиняет. Она крутила медвежонка в руках и так и эдак, пока не разорвала его на части. После чего без сожаления выкинула его в окошко.
Я даже подумал - а меня потом тоже так - без единого сожаления в окошко?
Я было уже решил, что весь день будет посвящен поисками и только, но ошибся. Вы не поверите, но наш гостиничный номер попытались взять штурмом! Кто? Инквизитор в пальто!
Он и не подумал успокоиться, бедный школьный учитель, увидевший возможность принести пользу обществу - разделаться со мной. Я почти уже забыл про него. А он обо мне, конечно, забыть не мог.
Мы ждали заказанного в номер обеда, кажется, Ио захотела морепродуктов, как всегда. Поэтому, когда в нашу дверь аккуратно постучали, не подозревающий плохого Фэриен пошел открывать. Открыл дверь - и получил в лицо святой водой прямо из ведерка. На нем это, правда, никак не отразилось. На пришельце, конечно, а не на ведерке.
Воинственный школьный учитель оттолкнул удивленного мокрого Фэриена и ворвался в номер. На его пояснице, по кругу, были навешаны бутылки с единственным их оружием - со святой водой. Как гранаты у омоновца. В руках перед собой он держал Библию, закрываясь ею, как щитом.
- Именем Господа, заклинаю тебя, антихрист - исчезни! - радостно возопил он.
Ох, я бы на его месте не радовался.
В сторону фанатика двинулась Ио, переступая мягко, хищно, по-кошачьему, спросила его медовым голосом:
- Ты это серьезно?
- Не надо! - сказал я ей, - Он не опасен, он просто человек.
- Возвращайся в пекло! - мужчина плеснул в мою сторону святой водой.
Инстинктивно я подобрал ноги.
- Ты уверен, что он не опасен? - спросила Ио, стоя между ним и мной, - чего тогда ты боишься?
- Я не боюсь, - меня уже раздражало происходящее, - это... просто больно.
- Что больно? Вода? - поинтересовался Фэриен, направляющийся в ванну, судя по всему, за полотенцем.
- Оставь тело этого невинного человека, сатана! Сгинь! - упрямо твердил инквизитор.
- Это святая вода, - пояснил я им обоим, - освященная в церкви. А я, естественно, ни церкви, ни Богу не угоден.
- А кому ты вообще угоден? - ввернула язвительная моя красотка Ио.
- Изыди, дьявол! - мужик повысил голос, думая нас перекричать.
- Заткнись уже! - в сердцах бросил я ему, - Сейчас как сделаю больно!
А он между прочим, был окружен слабым мерцанием... настроил себя на войну до победного конца и горел своей верой. И был совершенно прав. И ничего-то я с ним сделать не мог. Но и позволить Ио и Фэриену расправиться с ним, беспомощным, тоже не мог.
Любопытная Ио продолжала задавать мне вопросы прямо по ходу пьесы:
- А слова эти по поводу "изыди", они на тебя как-то действуют?
- Действуют, - подтвердил я, - на нервы мне они действуют.
Мужчина прекратил выкрикивать отдельные призывы и начал читать общеизвестную молитву:
- Отче наш, сущий на небесах!
- Да святится имя твое, да придет царствие твое! - эхом откликнулся я.
- Хлеб наш насущный дай нам на сей день, - тоном ниже продолжил он.
- И не введи в искушение, но избавь от лукавого, - прошептал я.
Ио уселась в кресло и смотрела на происходящее с интересом и удивлением. Может, она подумала, что это строчки из популярной песенки?
- Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, - так же тихо сказал мужчина, повторяя слова молитвы уже на автомате.
- Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь! - закончил я.
Тут мужика проняло окончательно, и он уже совсем нормальным тоном, только очень удивленным, спросил:
- Так ты можешь молиться?
- Могу, а почему нет?
- Но... как же так? Как же с тобой бороться тогда?
- Никак, - ответил я, - никаких шансов...
Мужик сник окончательно.
- Коньяк будешь? - спросил я его, глядя на него снизу вверх.
Он кивнул неуверенно.
Мы с Ио поднялись одновременно, она снисходительно улыбнулась, обозвала меня пьяницей и ушла в спальню, а я поднялся, поскольку в номере ничего спиртного не было. Я развел руками:
- Ты не против, если мы спустимся в гостиничный ресторан?
- Н-не против..., - ответил он.
- Никто не против, если я выйду на полчаса? - громко спросил я чужаков.
Из ванны выглянул Фэриен:
- Иди, детка, не напивайся только.
Меня передернуло, но я проглотил "детку". Не захотел, чтобы этот мужчина стал свидетелем какой-нибудь сцены моего воспитания. Много чести для него!
Мужик так и пошел обмотанный бутылками с водой, как пулеметными лентами. Фанатик - пулеметчик.
Мы с ним спустились на лифте, прошли в ресторан, сели за столик, я заказал коньяку, лимонов, сыра, фруктов, еще чего-то... а он все это время косился на меня неодобрительно и испытующе.
Естественно, когда коньяк был разлит, я поднял рюмку и усмехнулся:
- За знакомство!
Мужчина застыл с рюмкой в руке, не зная, как отреагировать, а я спросил:
- Зовут-то тебя как?
- Константин Петрович, - хоть ответил, и то хорошо.
- А меня - Люцифер. Так что - будем знакомы?
- Не будем, - отрицательно качает головой Константин Петрович.
- Может, и не будем, - бормочу я и осушаю рюмку.
Я думаю о своем, о том, что скоро, может, ничего не будет, и склоняю голову, потирая висок.
Он тоже глотает свой коньяк, подхватывает с блюдца ломтик лимона, отправляет в рот.
Некоторое время мы молчим, потом он все-таки выдает:
- Не верю глазам своим.
- Правильно делаешь.
- Я тебя совсем другим представлял.
- С рогами? - а ухмылка так и норовит выбраться наружу.
- Ну... и с рогами тоже. И с копытами.
- Мне на копытах ходить непривычно. А к рогам у меня вообще двойственное отношение.
- Все-таки... не верю...
Улыбаюсь своим мыслям. Еще один Станиславский.
- А если не веришь, то как ты меня вычислил, Стани... Константин?
Он сразу становится серьезным. Даже суровым. Я понимаю. Это его профессиональная тайна. Это его работа - меня вычислять. Он поджимает губы и начинает что-то мямлить.
- Ладно, я не настаиваю, вычислил - и вычислил. Чего делать собираешься?
- Изгонять тебя.
- Куда?
- Как - куда? В ад, куда же еще? - он сбит с толку моим вопросом. Ну, правильно, ведь изгоняют обычно откуда-то, а не куда-то.
- А если я тебе открою большую-пребольшую тайну, и скажу, что ада - нет? - слушай меня, мужик, правду говорю.
Теперь он усмехается:
- Я тебе не поверю!
Тоже правильно, думаю я, мне нельзя верить, особенно, если ты - инквизитор и цель твой жизни - со мною бороться.
Достаю сигарету, закуриваю. Он смотрит на меня во все глаза.
- Хватит пялиться уже! Я ж не девушка на выданье! - замечаю раздраженно.
- Никогда не думал, что увижу такое - как напротив меня сидит дьявол и курит.
- А что - дьяволу курить нельзя?
- Нет, я не об этом... не о курении...
- Тогда наливай, - обрываю его невнятную речь.
Мы выпиваем еще по рюмке, я держу пузатую коньячную рюмку обеими руками, молчу.
Он начинает находить слова:
- Я чувствую себя не в своей тарелке... всю жизнь я читал книги, был посвящен, как мне казалось, в великую тайну, что ты, дьявол, действительно где-то есть, где-то кого-то искушаешь... но никогда не думал, что буду сидеть в ресторане с пить с дьяволом коньяк! А ты еще и так молодо выглядишь!
Безразлично пожимаю плечами.
Я столько раз подобное слышал, что могу сам за него говорить. Так же, как молитву - фразу - он, фразу - я.
- А что ты сделал с человеком, в чьем теле ты находишься? - а вот без подобных вопросов тоже никогда не обходится.
- Съел, - отвечаю без тени улыбки.
Константин Петрович отшатывается, а я поясняю:
- Голодный был очень. Вы же говядину, например, едите?
- Варвар! - восклицает Константин.
- Изверг! - вторю я.
- Убивец! - выдает он.
- Хватит! - мрачно заявляю я, - шуток не понимаешь? Как бы я сидел сейчас в этом теле, если бы съел его?
Лицо инквизитора расслабляется, а я почти издевательски продолжаю:
- Я его просто убил, без гастрономических поползновений.
Константин охает, некоторое время молчит, а потом говорит тихо и задумчиво:
- Почему же все это позволяет Бог?
Хороший вопрос, думаю. В точку.
- Не знаю. Я б тебе сказал, да не знаю. Самому интересно.
- Какой он, Бог? Ты же его видел?
- Видел, - задумываюсь, пытаясь найти верные слова, - ОН - всевышний... его невозможно познать... невозможно характеризовать... ОН настолько превосходит меня, тебя, да всех остальных! Все в ЕГО власти...
- Я... понять хочу, - вздыхает инквизитор, - если все в Его власти, ОН знает, что ты - антихрист, абсолютное зло - есть, и при этом ОН это позволяет... значит ли это, что и ты ЕМУ угоден?
Что-то ты больно умные вопросы задаешь, фанатик хренов... я не намерен держать перед тобой ответ... ты - никто и звать тебя - никак...
- Иди уже отсюда, Константин... Петрович... надоел ты мне... как бы я из себя не вышел, - легонько постукиваю выпущенными на волю когтями по поверхности стола. А когти у меня по своей природе очень острые, Фредди Крюгер бы обзавидовался... сдох бы от зависти... они запросто режут скатерть на лоскутки.
У инквизитора отвисает челюсть, и он теперь уже всерьез пятится от меня, поднимается, опрокидывает кресло, и быстренько-быстренько направляется к дверям. Возле которых кричит мне, что мы еще увидимся. А вот я на его месте к этому бы не стремился.
