Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Блудо и Мудо

ModernLib.Net / Иванов Алексей / Блудо и Мудо - Чтение (стр. 29)
Автор: Иванов Алексей
Жанр:

 

 


      – Ну что там ещё? - недовольно спросила гранд-Фёдоровна.
      – Здесь колеи проложены для грузовиков, - пояснил Манжетов. - Если я поеду, то у меня два колеса покатятся прямо по брёвнам. А между брёвнами щели. Я застряну.
      Моржов подумал и решил не щадить Манжетова.
      – Можно переложить доски так, чтобы получились колеи для легковушки. Но перекладывать надо вдвоём.
      Манжетов затравленно молчал, барабаня пальцами по рулю. Шкиляева, гранд-Фёдоровна и Люся-джуниорка ждали.
      – Я не стану таскать эти грязные доски, - твёрдо сказал Манжетов.
      – Александр Львович не станет таскать эти грязные доски, - повторил Моржов дамам, оборачиваясь в прозор между сиденьями.
      – Неужели нам и тут не проехать? - спросила гранд-Фёдоровна уже по-настоящему усталым голосом.
      – Не проехать, - подтвердил Моржов.
      – Какое-то заколдованное место!
      – Обычное российское бездорожье, - возразил Моржов. - Нужно пешком.
      Гранд-Фёдоровна молчала, теребя кончики платка на груди.
      – Если хотите, вы можете отсюда посмотреть на детей в бинокль, - спокойно предложил Моржов. - Их хорошо видно на пригорке. И Константина Егоровича с Дмитрием Александровичем видно. А ещё мы можем вернуться в лагерь и дождаться детей там.
      – Во сколько они придут? - спросила гранд-Фёдоровна.
      Моржов, как и любой житель Ковязина, знал, что электричка в областной центр уходит из Ковязина в семь. Следующая и последняя - в одиннадцать.
      – Дети вернутся в лагерь часов в семь, - сказал Моржов. - В восемь у них ужин.
      – Можно подождать… - робко предложила Шкиляева.
      – Мы покажем вам собранные коллекции окаменелостей и гербарии. Таблицы спортивных соревнований. Вы посмотрите журналы учёта и дневник лагеря, - пообещал Моржов. - Это ведь важно. Это результаты нашей деятельности. Результативность деятельности педагогов - одно из требований объявленной реформы системы образования.
      «Но в этом случае домой вы поедете в одиннадцать, а вернётесь в два часа ночи, - от себя добавил Моржов. - Установление истины требует жертв!»
      – Я думаю, ждать не имеет смысла, - решительно сказала гранд-Фёдоровна. - Надо возвращаться в город. И без этого работы невпроворот. С вашим лагерем и так, в общем, всё ясно, хоть мы и не смогли встретиться с детьми.
      – А что ясно? - не оборачиваясь, спросил Манжетов.
      «Тойота» стояла на зелёном берегу перед старым бревенчатым мостом. Пять человек сидели в тесной машине.
      – Ясно, что лагерь был организован плохо, но педагоги сумели справиться, - строго рассказала гранд-Фёдоровна. - Жалоба была обоснованна, но ситуация выровнялась. Не знаю, нужно ли кого-нибудь поощрять за всё это мероприятие, но и наказывать бессмысленно.
      Манжетов грузно оглянулся через плечо в проём между сидений.
      – И вы тоже так считаете, Людмила Сергеевна?
      – Конечно, - на всю машину улыбнулась Люся-джуниорка.
      – Дамы извинят меня, если я выйду и быстро покурю? - спросил Манжетов.
      – Сигареты вас погубят, - ответила гранд-Фёдоровна.
      Манжетов и Моржов вылезли из машины и закурили у капота. Моржов, отвернувшись, смотрел на дальнюю полянку. Там и сейчас словно горел невидимый костёр любви, в котором таяли очертания других двух мерцоидов - теперь уже его с Розкой. Моржов смотрел на мелкую реку и покатые горы, на высокое небо, расчерченное ласточками, и ему казалось, что он словно бы отстоял Троельгу от врагов. Не в физическом смысле, а в каком-то ментальном. Не дал испоганить счастье.
      – Поздравляю, Боря, - сказал Манжетов.
      – Благодарствую, Саша.
      – У вас интересный метод, - помолчав, сказал Манжетов. - Но он годится только для вас.
      – Необязательно, - возразил Моржов. - Но в целом вы близки к истине. Настоящая наглость встречается реже, чем настоящее равнодушие. Только не путайте наглость с хамством.
      – Это не наглость против равнодушия, а просто блеф.
      – Это не просто блеф, а системный блеф. Он и есть социальная наглость. Мы же не в карты играем, хотя на кону очень многое.
      – Вы считаете, что выиграли?
      – Я считаю, что не проиграл. Всем спасибо за лицемерие.
      – Время покажет, кто проиграл, а кто выиграл.
      – Ничего оно не покажет, - вздохнул Моржов.- Равнодушие сильнее времени. А Каравайского вы кидаете?
      – Да хрен с ним, - простецки ответил Манжетов, затаптывая окурок в дорожную пыль.
      – И я так думаю, - согласился Моржов.
      Время будто закольцевалось. «Ничего не меняется, даже дата та же самая!…» - сетовал как-то раз Щёкин. Опять был полдень. Опять Моржов сидел на штабеле шпал за перроном. Опять рядом были Щёкин и Сонечка. Но появились и дополнения. Поодаль в подросшей за месяц траве лежал Костёрыч, а вокруг него валялись упыри. Рюкзачишки упырей кучкой громоздились на перроне. Там же стояли Милена с Наташей Ландышевой, о чём-то солидно беседуя. Розка, ревнуя Моржова к Сонечке, ходила вдоль путей и вглядывалась в марево железнодорожной перспективы. Дети пришли на электричку, чтобы ехать из Троельги домой. Взрослые пришли их проводить.
      – Когда у меня Михаил родился, я вообще крепко погряз, - болтая ногами, рассказывал Сонечке Щёкин. - Как же я буду учить его говорить? Слов-то разных до хрена. Всех не упомнишь сразу-то. А забудешь научить какому-нибудь важному слову - и вырастет у тебя сын дурак дураком. Ну, взял я орфографический словарь. Решил, что самые нужные слова отмечу галочкой. С годовалого возраста начну учить прямо с буквы «А»…
      Моржов молча смотрел на долину - уже всю сплошь обжитую им, понятную, знакомую, как нагота любимой женщины. Вниз и вдаль от полустанка двумя широко разнесёнными кулисами простёрлись леса. Между ними под уклон к Талке скатывался цветущий луг. Вон там недавно ещё стояли палатки трудных подростков… В том ельнике упыри затеяли строить, но так и не достроили штаб… На подвесном мосту, как в гамаке, Моржов взял Сонечку… На том перекате как-то ночью купалась голая Розка… В заросшие поля за Талкой Моржов увозил на велике Милену… Село Колымагино опять издалека звонило колоколами церкви. Плыли облака - причудливые, словно инопланетные. Всюду мощно сиял полдень, туго и плотно набивая светом каждую щёлочку, каждый закуток, каждую складку фактуры.
      – Сколько времени уже? - сварливо спросила Розка, подходя к Моржову.
      Моржову хотелось приобнять её, как Щёкин спокойно обнимал Сонечку, но, понятно, при Милене было нельзя.
      – Без пяти, - улыбаясь, сказал Розке Моржов.
      – И где эта электричка?
      Моржов беспомощно пожал плечами.
      …Все они сейчас пришли провожать упырей, и в этом общем деянии для Моржова вдруг проступил главный смысл его личных усилий. Нет, главным смыслом была вовсе не любовь Сонечки и Щёкина, не развод Розки с Сергачом, не перезагрузка подвисших файлов Милены, даже не секс со всеми, кто понравился. Главный смысл заключался в другом… «Продлить лето!» - требовали вчера упыри. Как гордый орёл, Моржов снёс в гнездо Троельги яйцо настоящего упыриного счастья на целый месяц. Кто бы мог подумать, до чего способна довести виагра… И сейчас Моржову казалось, что все они, взрослые, не отправляют упырей по домам, а, наоборот, провожают их в какую-то отлучку из дома. Ведь дальше - без Троельги, без упырей, только с сексом - Моржову будет скучнее… Не потому, что не сладко, а потому, что одной лишь сладости для полноты вкуса мало. Моржов курил.
      – Если ты, Вася, отдашь мне половину камней, тогда я помогу тебе дотащить твой мешок, - тихо торговался с Серёжей Васениным Гершензон. - А если не отдашь, тогда тащи сам.
      – Ну зачем они тебе? - упорствовал Серёжа, защищая целостность своей коллекции окаменелостей. Коллекция была сложена в холщовый мешок из-под спагетти, который Серёже дала Розка. - Ты же всё равно их не знаешь, белемнита от мшанки не отличишь…
      – Я осенью к вам в кружок запишусь и всё узнаю. Чё ты жадный-то такой? Я вот тебе свой ножик подарил - и ничего, не жалею. А ножиком, между прочим, вообще человека убить можно.
      – Камнем тоже можно, - отстаивал научную значимость своих сокровищ Серёжа.
      Сзади раздался хруст гравия. Моржов оглянулся. Это подходили друиды. Моржов не видел их с того дня, как их послал Сергач. Друиды были всё такие же: небритые и загорелые, в пиджаках поверх маек, в трико с «тормозами», в обрезанных резиновых сапожках. Такие же - и уже не те.
      – Здорово, - сказали друиды, по очереди протягивая Моржову руку. - Сигаретой угости…
      Ленчик забрал у друидов мотоциклетку - и лишил друидов смысла жизни. Зачем им вкалывать, если нельзя сгонять в Колымагино за выпивкой? А идти пешком - здоровье уже не то… Из друидов словно вынули стержень. Точнее, друиды сами вынули его из себя и смиренно отдали Ленчику, который сдал его в металлолом за копейки, а копейки сам и пробухал. Теперь друиды были просто противны Моржову, как раздавленные лягушки. Пожилые, бездарные, глупые мужики-и всё. Не более. Уж никак не хозяева Троельги. Не рукастые, деловущие умельцы. Не лихие и хваткие выпивохи. Просто никто.
      – Домой поехали? - спросил Бязов (Чаков).
      – Детей провожаем, - пояснил Моржов. Друиды столько времени вертелись в Троельге, а своими здесь не стали… Почему? Потому что финал их усилий был иным, нежели финал усилий самого Моржова, Щёкина, Костёрыча, Милены, Розки, Сонечки… У друидов финалом была бутылка, а не дети. От обитателей Троельги друиды отличались отдельным базисом, хотя надстройка вроде бы выглядела общей.
      – Слышь, командир, ты в городе, если увидишь того парня… - начал было Чаков (Бязов).
      – Скажу, чтобы отдал вам мотоцикл, - сам закончил Моржов.
      Друиды скорбно и благодарно закивали.
      Моржову совсем не было их жалко. Моржов понял, что, когда Ленчик забрал мотоциклетку друидов, случился мировой переворот и вселенная превратилась в блуду. Во вселенной добро было субстанционально - то есть вселенная была сделана из добра, а зло только заполняло пустоты, пусть и весьма обширные. Но с потерей мотоциклетки точка тяжести переместилась, и вселенная перекувыркнулась, превратившись в блуду. А в блуде субстанционально было зло. Добро же ютилось только там, куда смогло проникнуть. Во вселенной человеческая глупость была опасна лишь тогда, когда её прибирал к рукам какой-нибудь злой умник. Сама же по себе она была неприятна, но безвредна. А в блуде, отформатированной Пиксельным Мышлением, глупость превратилась в разновидность зла. И теперь отчуждения от глупцов Моржову хотелось столь же яростно, как и отчуждения от разных негодяев. Дураки уже достали Моржова не меньше подонков.
      Вдали засвистела электричка, тихий перестук эхом побежал по молчавшим рельсам. Упыри вскочили, кинулись на перрон, похватали свои рюкзаки и загомонили, стараясь успеть сказать то, что не сказали вовремя:
      – Дрисаныч, вы Костёрыча тоже в поход с нами берите!…
      – Брилыч, до свидания!…
      – Брилыч, мы к вам на выставку придём!…
      – Роздамир-на!… Соф-санна!… Мильмитревна!… До свидания!…
      – До свидания, мальчики… До свидания… - как-то неумело прощалась Милена и растерянно улыбалась.
      – Ур-родцы!…- плакала Розка, жадно целуя любого, попадающегося ей в руки.
      Соня спрыгнула со шпал, но стеснялась вклиниться в суету и стояла в стороне, закрыв ладошками рот. Глаза её были такими мокрыми, будто она провожала упырей по меньшей мере в Сибирь.
      – Ничего не забыли?… - метался по перрону Костёрыч. - Отойдите от рельсов!… В электричке осторожнее!… Окна не открывайте!… Если чего-то в лагере оставили, я привезу, не беспокойтесь!…
      Наташа Ландышева балетным шагом подошла к Моржову и вежливо сказала:
      – До свидания, Борис Данилович! Спасибо за лагерь! Привстав на цыпочки, она культурно поцеловала Моржова в челюсть куда-то снизу и сбоку.
      Банкет в честь закрытия лагеря подразумевал подогретое вино и жареные на костре сосиски. Моржов развёл огонь, потоптался вокруг, наблюдая, а потом исчез, оставив у костра шумно хлопочущих и смеющихся девок. Моржов искал куда-то запропастившегося Щёкина.
      В холле жилого корпуса было уже темно, словно сумерки наступили здесь раньше, чем под небом. Вдоль стен громоздились тюки со спальными мешками и клеёнчатые сумки с неизрасходованными продуктами. Розка уже распределила продукты между всеми поровну. Щёкин сидел у окна и курил, глядя на неяркий закат.
      – Чего загрустил? - спросил Моржов, присаживаясь напротив.
      – А чего радоваться? - пожал плечами Щёкин. - Вернусь домой - прежняя бодяга начнётся. Город. У Светки в голове опять марсиане приземлились. Тоска зелёная. Здесь хоть Сонька есть…
      – Ежели у вас любовь, так Сонечка и в городе никуда от тебя не денется, - заметил Моржов, закуривая.
      – А где мне с ней в Ковязине встречаться? На каруселях? - Щёкин ожесточённо сплюнул прямо на пол.
      – Я могу вам свою комнату уступать.
      Щёкин подумал, отвёл взгляд и ответил с усталой злостью:
      – Не переборщи. Ты и так мне уже до хрена всего уступил.
      – Ты это о чём? - серьёзно спросил Моржов. Щёкин затянулся сигаретой так, что она истлела до половины.
      – О Соньке, - честно сказал он. - И спасибо тебе за неё, кстати.
      – Не стоит благодарности, - холодно произнёс Моржов.
      – Я ведь на тебя не в претензии… - помолчав, сказал Щёкин. - И допытываться ни у тебя, ни у Соньки ни до чего я не буду. Кто с кем трахался - это не важно. А самолюбие и заровнять можно.
      – Если хочешь совет от друга, то могу дать, - осторожно произнёс Моржов.- Заводи женщину, чтобы тешить её самолюбие, а не своё. Своё самолюбие всё равно всегда безутешно.
      Моржов чувствовал всю горечь Щёкина, но не считал себя виноватым. Он и сам, как Гумберт - Лолиту, взял Сонечку уже распечатанной. Но его это только удивило, а Щёкина - уязвило.
      – Дорого бы я заплатил, чтобы узнать, почему Сонька дала… - мрачно и как-то отрешённо заметил Щёкин.
      – Этот взнос не в мою сберкассу.
      – Чистосердечное признание - кратчайший путь за решётку, - понимающе усмехнулся Щёкин, ввинтил окурок в консервную банку, служившую пепельницей, и встал.
      Моржов подумал, что Щёкин решил оборвать разговор и уйти. Щёкина, конечно, покоробила форма моржовской щедрости, но Моржов не мог сердиться на щёкинскую обиду, потому что он действительно всё-таки немножко отъел от подарочного тортика. Но иначе Щёкину вообще ничего не досталось бы.
      Но Щёкин не собирался уходить. Он подошёл к стене, на которой белел планшет «План эякуляции», вытащил из него ватман со схемой жилого корпуса и вернулся обратно. Сев на свой стул, он положил ватман себе на колени чистой стороной вверх, извлёк откуда-то огрызок карандаша и принялся чего-то писать и чертить.
      – Я у тебя ничего не спрашиваю, - повторил он, разъясняя, - а просто экстраполирую в прошлое ход событий настоящего. Логику «ты трахался с Розкой, трахался с Миленой, значит, и с Сонькой тоже» я отметаю по причине её отсутствия. Я рассматриваю общий ряд твоих деяний… Весь цикл… Одни и те же ситуации, одна и та же последовательность. Для наглядности я свёл всё в таблицу. Ознакомься с этим сценарием галлюцинаций. Читать в памперсе!
      Моржов принял у Щёкина ватман и, сощурившись, уставился в строчки. Щёкин бросил карандаш на подоконник, откинулся на спинку стула, снова закурил и начал комментировать:
      – Исходное условие общее. Ни Розка, ни Милена, ни Сонька никого не любили. Завязка конфликта: закрытие МУДО. Оно создало девкам угрозу для их благополучия или статуса.
      – Милене ничего не угрожало, - возразил Моржов.
      – Угрожало, - не согласился Щёкин. - Антикриз - это журавль в небе. Ухватишь его или нет - кто знает?… И девки дружно взяли курс на самоспасение. У кого на сколько хватило ума. Милена решилась согласиться на протекцию Манжетова. Розка решилась выйти замуж за Сергача. А Сонька поддалась на уговоры Ленчика.
      – Сонечка ещё не поддалась, - опять возразил Моржов.
      – В таблице приводятся только объективные данные. Мало ли что Соньке было как-то неудобно заняться проституцией. Ленчик бы её всё равно дожал. Или ты считаешь иначе?
      – Не считаю, - вздохнул Моржов.
      – Чтобы заглушить голос здравого смысла, девки подыскали себе оправдания, - продолжил Щёкин. - Эти оправдания по ошибке я принял за порвавшегося на три части инопланетянина. Милена вооружилась самомнением успешной женщины: мол, победителей не судят. Розка вооружилась разочарованием в мужиках: мол, пусть хоть чем занимаются, лишь бы свою печь обезбабили. А Сонька, будучи дурой, просто затупила: мол, не ведаю, чего творю. С такими установками можно было включать зелёный свет Манжетову, Сергачу и Ленчику.
      Моржов уже всё понял в таблице и только молча кивал.
      – Но тут появился ты, - Щёкин в сумраке указал на Моржова горящей сигаретой, - и всё поменял. Точнее, параллельно смысловой структуре девок выстроил свою смысловую структуру. А затем вытащил девок из их структуры и встроил в свою. Акт перехода из структуры в структуру - это половой акт. Если он был с Розкой и Миленой, и Розка с Миленой далее оказались встроены в твою структуру, то следует считать, что подобный акт был и с Сонькой, так как Сонька тоже встроена в твою структуру.
      – Я никакой новой структуры не строил, - сразу отказался Моржов. - Я сохранил прежнюю - МУДО. И девки остались в МУДО, благодаря чему им не пришлось принимать предложения Манжетова, Сергача и Ленчика. А новую структуру строил Манжетов - Антикризисный центр.
      – А вот тут ты концептуально не прав, - заявил Щёкин, забрасывая ногу на ногу. - Манжетов ничего нового не строил. Антикриз и МУДО - в океане блуды одно-единственное, всё то же самое мудо. А ты создал другое мудо. В блуде мудо МУДО и твоё мудо тёрлись друг о друга троельгой, и от этого появились неопознанные физические явления, которые мы с тобой наблюдали на первой пьянке.
      – И какое же мудо я создал? - удивился Моржов.
      – Я назвал его фамильон, - важно сообщил Щёкин.
      – Батальон, бульон, мильён… Что это такое?
      – Долго объяснять.
      – А я не тороплюсь.
      Щёкин прикурил третью сигарету от второй.
      – Фамильон, - со значением произнёс он, - это новая, постмодернистская ячейка общества. В традиционном обществе такой ячейкой была семья. Но общество глобализировалось, то есть разрослось, и семья утратила свой структурный смысл. Семья была кирпичом, а стала молекулой. Но дом строится из кирпичей, а не из молекул. Попросту говоря, семья сделалась нежизнеспособной. Живя семьёй, сейчас не выжить. Одного супруга слишком мало, а одного ребёнка слишком много.
      – Браво! - с чувством сказал Моржов.
      – Для уяснения ситуации предлагаю посмотреть по сторонам, - скромно заявил Щёкин. - Много ли среди наших знакомых нормальных семей? Чтобы муж-жена, двое-трое детей и налево ни шагу? Что-то я такого не вижу. А ты?
      Моржов быстро перебирал в уме своих подруг. У кого нормальная семья? У Стеллы муж, но детей нет. Юлька мужа вышибла. Женьку саму вышибли за шантаж. Дашенька?… Алиска?… Лена?… Разве что Анна… Да и у неё: один ребёнок и любовник.
      – И я не вижу нормальных семей, - подтвердил Моржов.
      – Ты с Дианкой разошёлся. Милена - мать-одиночка. Розка - мать-одиночка. У Костёрыча сын от первого брака с отцом не общается. А меня Светка задолбала, и ребёнок всего один, и вообще - Сонька появилась.
      – Стоп! - вдруг нашёлся Моржов. - У Каравайского всё о'кей!
      – Каравайский - особый случай. - Щёкин предостерегающе потряс пальцем.- Внешне у него семья, да. Но Каравайский берёт в МУДО десять ставок по настольному теннису и устраивает работать своих детей. Тем самым он тоже строит фамильон, только убого, по-дурацки. Дети должны учиться, а не пахать на семью. Вот в твоём фамильоне, в Троельге, дети учились, взрослые работали. Причём и тем и другим было зашибись.
      – Значит, все, кто в Троельге, это члены моего фамильона? - понял Моржов.
      – Так точно. Ты поехал в Троельгу от фонаря. Хотел приятно провести время с умным человеком - с Костёрычем. Хотел помочь другу обзавестись любовницей. Хотел соблазнить симпатичных девок. На верхосытку - уберечь МУДО от закрытия. Ты всё это и сделал. И тем самым построил свой фамильон.
      – Круто! - восхищённо признался Моржов.
      – Круто, - согласился Щёкин.
      – Назови мне, пожалуйста, исторические аналоги моего деяния, - самовлюблённо попросил Моржов.
      – Легко, - согласился Щёкин. - Фамильон строится на лидере. Лидер добивается доступа к ресурсу и пристраивает всех, кого сочтёт нужным. Этот коллектив становится фамильоном. Первый пример - Ельцин и его круг. А ресурс - государство Российское.
      – А у меня какой ресурс? - сразу спросил Моржов, гадая, сойдётся ли его личное мнение с мнением Щёкина.
      – У тебя ресурс, конечно, дохлее, чем у Ельцина. Это твои пластины. Но и такого ресурса хватает на небольшой фамильон.
      Моржов подумал, что и Манжетов, пожалуй, тоже строит свой фамильон на ресурсе Антикризисного центра. В него, в свой фамильон, он тянет Шкиляиху, Каравайского, Алиску, Милену Люсю-Джуниорку - и даже самого Моржова… Да и Сергач вокруг своей конторы построил уродский фамильон с участием Ленчика и Алёнушки. А в прицеле - Розка и Сонечка. Ресурсом Сергача были шлюшки.
      – У Сергача фамильон похож на мафию, а у Манжетова - на контору, - сказал Моржов.
      – Мафия, контора, семья - это побочные смыслы фамильона, подчинённая частность, - сразу объяснил Щёкин. В идеале же фамильон - это не мафия, потому что в нём нет криминала. И это не клан, потому что между его членами нет родственной связи. И не фирма, потому что не бизнес. И даже не семья, потому что многие члены фамильона даже не догадываются, что они входят в фамильон. Это я, такой умный, догадался. Розка, например, просто жопой чует твой интерес к девкам, но не более. А Сонька, Милена и Костёрыч вообще ничего не замечают. Фамильон - даже не команда, потому что нет единомыслия, нет общей заявленной цели, а между членами фамильона - неприязнь. Скажем, девки наши в целом не любят друг друга. Дай им волю - раздерутся.
      – Это верно.
      – Всей полнотой информации обладает только лидер. Всё замыкается на его персоне. Его все любят или уважают. И лидеру нужна неприязнь внутри фамильона. Без неё члены фамильона смогут договориться между собой и послать лидера куда подальше.
      – Я не разжигаю никакой неприязни, - открестился Моржов.
      – Но она есть уже потому, что фамильон ты строишь через баб. - Щёкин картинно развёл руками. - И неприязнь здесь равна ревности. Строил бы ты фамильон через мужиков, пришлось бы использовать что-нибудь другое. Например, конкуренцию. Или амбиции. Поэтому фамильону всегда необходима внутренняя тайна. Она скрепляет фамильон. Бабы думают, что они просто ревнуют, а на самом деле таким образом ты разделяешь их, чтобы властвовать в фамильоне. Точнее, чтобы фамильон жил и всем в нём, в общем, было хорошо. Это не конспирология, а самосохранение. Без тайны фамильон рухнет.
      – А почему бы, Щекандер, тебе самому тоже не построить свой фамильон? - спросил Моржов. - Дружили бы фамильонами, в гости бы ходили, обменивались женщинами…
      Моржов думал, что Щёкин заноет про отсутствие ресурса…
      – Я не могу, - вздохнул Щёкин. - Я не герой.
      – А я - герой?
      – А ты герой.
      Моржов снял очки, снял панаму, протёр панамой стёкла и, усмехаясь, водрузил очки обратно на нос.
      – Знал бы ты, Щекандер, какой я герой… Я же весь картонный. На подпорках. Для социума у меня кодировка от алкоголизма, а для друзей - пластиковая карточка. Для врагов - пистолет, для баб - виагра. Сам по себе я ничто.
      Щёкин хмыкнул.
      – Недостатки терпимы, - с издёвкой сказал он, - нестерпимы достоинства. Ты ведь сумел прорваться к ресурсу голыми руками? Сумел. Ну и всё. Остальное ты докупил и построил фамильон. Как Чебурашка - Дом Дружбы. И нет порока в своём отечестве.
      Щёкин помолчал, решительно шлёпнул ладонями по коленям и поднялся. Под потолком паутиной висели многослойные облака табачного дыма. Закат за окошком превратился в тонкую царапину.
      – Ладно, Борька, - заявил Щёкин. - Хорошо поговорили… Пойду я. Нажрусь, наверное.
      В темноте он едва не споткнулся о тюк со спальниками, ругнулся матом и вышел из холла, оставив дверь открытой. Проём ещё светлел.
      Моржов подобрал с пола ватман со «сценарием галлюцинаций», повернул его таблицей к окошку и принялся перечитывать. А потом взял с подоконника огрызок карандаша и подписал ещё кое-что. Смысл прояснялся всё резче и резче.
 
      Сонечка Условия (ДП(ПНН)) Никого не любит Объект усилий (ВТО) Хоть кто Цель (ПВЦ) Сохранить статус-кво Средство (ТТУ) Соглашаться на всё Чего не замечать Что работает проституткой (ПМ) Дейстия Моржова (ОБЖ) Отдать Щекину (вторжение в ВТО)
      Розка Условия (ДП(ПНН)) Никого не любит Объект усилий (ВТО) Сергач Цель (ПВЦ) Обрести достаток и благополучие Средство (ТТУ) Выйти замуж за Сергача Чего не замечать Что муж сутенер (ПМ) Дейстия Моржова (ОБЖ) Сохранить работу (вторжение в ТТУ)
      Милена Условия (ДП(ПНН)) Никого не любит Объект усилий (ВТО) Манжетов Цель (ПВЦ) Стать успешной, не растеряв иллюзий Средство (ТТУ) Стать директором Антикризисного центра Чего не замечать Что достигла своего через постель (ПМ) Дейстия Моржова (ОБЖ) Превзойти Манжетова (вторжение в ПВЦ)
      Моржов глядел на таблицу - на план своего творения фамильона - и думал, что Щёкин то ли не понял всего, а то ли умышленно промолчал. В фамильон входили не просто приятные люди, а те, кто попал под ОПГ лидера - в его Охват Поля Гибкости. Моржов был бы не прочь ввести в фамильон, скажем, Лену или Женьку, но они не подгибались. А ломать Моржов не хотел.
      Тайна, лежащая в основе фамильона, была следствием не одного лишь принципа «разделяй и властвуй». Ведь разделять можно было не только с помощью тайны. Скорее даже, что тайна была следствием KB - Кризиса Вербальности. Ценности фамильона невозможно было всем его членам растолковать словами. Слово уже не транслировало ценности. Слово превратилось в пиксель, а смыслоёмкость пикселя ничтожна.
      Ценности транслировались через ОБЖ - Обмен Биологическими Жидкостями. Если потребовалось бы, Моржов отдал бы свою кровь Костёрычу. Щёкин Моржову был как брат, вскормленный молоком общей матери. А Сонечка, Розка и Милена - все они, прости господи, принимали сперму Моржова. Кровь, молоко и сперма - три жизнетворные жидкости, на обмене которыми Моржов и строил свой фамильон. Моржову Много кто нравился, но не со всеми он стал бы трахаться или родниться. Так что симпатии-антипатии здесь имели только вторичное значение.
      Вот Щёкин - ведь он оскорблён… Он зажал себя, не дал обиде выплеснуться, но он оскорблён. Его друг трахнул девушку, которая ему нравится… Но из фамильона Щёкин не ушёл. Не бросил Сонечку. Не уволился из МУДО, чтобы работать сторожем на автостоянке. Моржов поимел его девушку, а Щёкин теперь имеет его самого. Моржов тоже может обидеться. Но случись что - и он, как брату, отцу или жене, отдаст Щёкину свою кровь. Узы ОБЖ более значимы, чем стяжение через интерес или принципы.
      Моржов закурил. Он сидел один в тёмном, пустом холле с листом ватмана на коленях. Издалека, с берега Талки, сквозь раскрытую дверь он слышал смех Розки, бубнёж Щёкина, голоса Милены, Сонечки, Костёрыча.
      Теперь, похоже, это была его семья, его фамильон, за который можно и убить, и сдохнуть.
      В дверном проёме вдруг ярко загорелся свет, и Моржов увидел, как мимо медленно проехала белая «Волга» с тонированными стёклами - словно пиратская каравелла зашла в мирную гавань.
      Моржов особенно-то и не дёргался, но едва увидел Сергача - сразу быстро и хладнокровно пришёл в бешенство. Сергача следовало гнать из Троельги взашей.
      На сей раз Сергач прикатил без Ленчика. Сергач уселся возле огня на бревно напротив Сонечки, Милены и Розки и что-то весело рассказывал. Рядом с ним стояли две бутылки водки. Тут же на корточках торчал Щёкин и открывал третью бутылку. Душу Моржова, как зубной болью, торкнуло озлоблением. Щёкин только что пел о моржовском фамильоне, а теперь готов бухать с тем, кто явился разрушить этот фамильон и сдать его девушку напрокат. Смиряясь с волей Моржова, Щёкин, похоже, заигрался в цинизм.
      Моржов подходил и без бинокля видел, что Сергач напряг всех. Сонечка опять затупила, изображая невменяемую. Милена сидела с гримасой усталой брезгливости, готовая в любой момент встать и уйти. Розка, яростно раздирая столбик пластиковых стаканчиков, вся подобралась, собираясь на малейшую претензию Сергача ответить агрессивным наездом. Растерянный Костёрыч за спинами девушек то появлялся в отсветах огня, блестя очками, то исчезал в темноте. И все они - Розка, Милена, Сонечка, Костёрыч и Щёкин - даже вместе были слабее Сергача. Дело не в том, что Сергач - мент. Не в том, что он - бывший любовник и жених Розки. Какая-то неправая правота Сергача заключалась именно в том, что он - лидер фамильона, члены которого сдались Моржову. И без Моржова никакая самозащита никого не убережёт от репатриации.
      – А, Борян! - весело закричал Сергач. - Здорово! Садись давай! Накатим водяры?
      – Ты на хера приехал? - перешагивая бревно, спросил Моржов.
      Не обратив внимания на приглашение сесть, он наклонился, вытащил из костра головню и стал прикуривать.
      – Тебя кто звал-то сюда? - углом рта спросил он.
      – Я не звала! - возмущённо фыркнула Розка в сторону.
      – Дак друзья же!…- делано изумился Сергач и развёл руками, словно хотел всех обнять.
      Сергач был совершенно трезв.
      – Кто тебе тут на хер друг? - спокойно спросил Моржов, опуская головню.
      – Погоди, не бросай! - воскликнул Сергач, вскакивая. - Тоже прикурю!…
      Моржов поднял головню и ткнул её едва ли не в рожу Сергача. Сергач сунул в губы сигарету и, чмокая, будто присосался к головне.
      – Пойдём покурим, Борян, - дружелюбно предложил он.
      Моржов кинул головню в костёр так, что из углей вышибло фонтан искр. Розка, Милена и Сонечка отшатнулись. Моржов молча перешагнул бревно обратно и пошёл вверх по тропинке к волейбольной площадке - подальше от костра, чтобы никто не услышал его разговора с Сергачом. Сергач топал сзади. Моржов ожидал чего угодно - удара по затылку, пистолетного ствола между лопаток, подножки, - но Сергач просто топал.
      Моржов остановился и повернулся к нему.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31