Глава 11

Цыган схватил Сабину на руки и отнес ее на скамеечку под пагодой, где они сидели в первую ночь. Там он ее посадил, хотя она бормотала протесты и цеплялась за него.

— Мы должны поговорить, моя любовь, — нежно сказал он.

— Мне больше нечего сказать, — ответила она. — Я решилась. Возьми меня с собой… прямо сейчас.

— Ты и вправду пойдешь со мной прямо сейчас? спросил он.

— Я же только что тебе сказала. Пожалуйста, возьми меня с собой. Я не могу здесь оставаться.

Несколько секунд он молчал. Она взглянула на него, пытаясь понять, почему он ничего не говорит. Он слегка нахмурился, а на переносице проступили маленькие морщинки.

— Ты хочешь пойти со мной, потому что желаешь убежать от человека, с которым ты официально помолвлена? — спросил он. — Или потому, что хочешь быть со мной?

— Потому что хочу быть с тобой! — воскликнула Сабина. — Как ты можешь в этом сомневаться? Я уже сказала, что я… я люблю тебя.

Она произнесла эти слова робко, и все же они были сказаны. Эти слова, чувствовала она, должны открыть ему всю глубину этого бурного, непреодолимого чувства, которое захватило ее так, что все остальное казалось теперь второстепенным, незначительным.

— Если бы ты только знала, что значат для меня твои слова, — тихо проговорил цыган. — Я мечтал, моя английская роза, с первого момента, как увидел тебя, о том часе, когда моя любовь к тебе зажжет твою и когда ты поймешь, что мы предназначены друг для друга.

Он взял ее руки в свои и, поднеся их к губам, покрыл поцелуями. Сабина затаила дыхание и вскинула голову, подставив ему свой ротик, но он немного отодвинулся от нее.

— Когда ты счастлива, твои глаза сияют словно звезды, — сказал он. — А сегодня ночью, потому что ты меня уже немножко любишь, под их ярким сиянием есть и теплый свет. Скоро, очень скоро, моя возлюбленная, я превращу их в огненные звезды, и тогда я буду знать, что ты желаешь меня так же, как я желаю тебя.

— Увези меня сейчас… немедленно, — взмолилась Сабина.

Но он покачал головой и положил ее руки на колени.

— Я не буду больше прикасаться к тебе, — сказал он. — Когда я дотрагиваюсь до тебя, мне становится тяжело думать и говорить разумно. Я так хочу прижать тебя к себе. Больше всего на свете я хочу почувствовать вкус твоих губ. Но сперва я должен тебе кое-что сказать.

— Что же? — спросила Сабина испуганным шепотом.

— Я не хочу завладеть тобой с помощью обмана, а потому не воспользуюсь твоей бедой, — ответил цыган. — Я люблю тебя, Сабина. Я готов положить к твоим ногам свою жизнь, посвятить ее твоему счастью, поклоняться тебе, как ты того и заслуживаешь, восхищаться тобой и любить тебя до последнего вздоха. Но именно потому, что я тебя так люблю, я должен быть уверен, что ты понимаешь, что делаешь. В конце концов, ты всего лишь ребенок.

Сабина попыталась возразить, но он поднял руку, и она смолкла.

— Ребенок, — повторил он. — Не только по годам, но по опыту. Я старше тебя, на десять лет старше, Сабина. И я знаю человеческую природу — особенно женщин. Я не буду лгать тебе, что в моей жизни было мало женщин. Я любил их, и некоторые из них любили меня, но ничто и никто никогда не значил для меня то, что значишь ты. Это момент, о котором мечтают все мужчины! Момент, когда мужчина достигает своей цели, к которой он шел многие годы по многим и разным дорогам. Каждый мужчина в глубине сердца имеет свой собственный идеал совершенства, и в тебе я нашел свой.

Сабина глубоко вздохнула. Его слова, тон его голоса и выражение его лица словно преобразили весь мир, превратив его в рай.

— Больше того, — продолжал цыган. — Я никогда в жизни не забуду, что, придя ко мне, ты отказалась от всего.

— Всего? — переспросила Сабина, чуть дыша.

Да, от всего, — повторил цыган. — Всего, что имело для тебя значение до сих пор. Тебе придется выбирать, любовь моего сердца, между мной и твоей семьей. Ведь было бы глупо притворяться, что они будут довольны тем, что их дочь, воспитанная в лучших традициях, взлелеянная и избалованная в тиши английской сельской местности, убежала с бродягой — цыганом, которого большинство людей презирают и осыпают бранью.

— Они… поймут, — пробормотала Сабина. — Я заставлю их… понять.

В ее голосе явно не хватало уверенности. Цыган это услышал и неумолимо продолжал.

— Есть и другие вещи, которые тебе придется принести в жертву, — сказал он. — Балы и приемы, которыми ты только что научилась наслаждаться, прекрасная одежда, которая так волнует тебя и которая заставила тебя в первый раз осознать собственную красоту. Если ты пойдешь со мной, моя милая, от этих красивых платьев, с оборками и кружевом, надо тоже отказаться.

— Неужели ты думаешь, что они для меня что-то значат? — спросила Сабина. — Я радовалась им потому, что думала: они делают меня красивой, но, когда я надевала их, я лишь желала, чтобы ты мог меня в них увидеть.

— Моя драгоценная! — воскликнул цыган. Он протянул руки, словно хотел обнять ее, но усилием воли сдержался. — Есть еще кое-что, что я должен сказать, — продолжал он. — До сих пор ты спала каждую ночь на мягкой постели, но теперь тебе придется спать под звездами или в фургоне. У тебя не будет места, которое ты сможешь назвать домом, друзей, кроме тех, которых ты заведешь себе среди моего народа. Можешь ли ты, Сабина, и поклянись в правдивости своего ответа, можешь ли ты отказаться от всего этого без сожаления?

— Если ты будешь любить меня, — ответила Сабина. — Ничто не будет для меня важно.

Он обнял ее и поднял голову к небу:

— Да будет небо мне свидетелем, я клянусь, что отныне и навечно я весь твой.

В его голосе было столько торжественности, что Сабине показалось, будто они стоят в церкви перед алтарем. Он еще долго смотрел на ее сияющее лицо, а потом поцеловал ее в губы в первый раз.

Она почувствовала, как ее охватило нестерпимое ликование. Словно он поймал, завладел и завоевал ее и в то же время через губы забрал себе ее душу. Словно их души вырвались из заточения своих земных тел и вознеслись к самим звездам. Словно весь мир вокруг них вдруг исчез и был забыт и они остались одни в удивительно прекрасном мире — мужчина и женщина, слитые воедино.

Радость и счастье были почти невыносимыми, и Сабина что-то пробормотала и спрятала свое лицо у него на шее.

— Я люблю тебя! Сабина, я люблю тебя! Ты женщина, ребенок, ангел — все вместе. Моя любовь к тебе так же глубока, как море, и так же чиста, как небо, и все же ты достойна большего. Взгляни на меня!

Это был приказ, но Сабина продолжала прятать лицо. Она больше не была бессмертной, а снова стала обычным человеком, стесняющимся этой дикой бури, которую он пробудил в ней. И теперь, так как она все еще не желала ему подчиниться, он нежно приподнял ее за подбородок своей рукой.

— Ты такая маленькая, — пробормотал он. — И тем не менее в твоих маленьких ручках вся моя жизнь.

Внезапно раздался звук, словно от падающей с дерева ветки или птицы, шуршащей в траве, и Сабина взволнованно вздрогнула.

— Уедем отсюда, — сказала она. — А вдруг кто-то придет и помешает нам?

— Ты все еще боишься? — спросил он.

— Нет. Но я хочу быть с тобой. Я хочу быть в полной безопасности, — ответила Сабина.

— Нет, ты хочешь этого по другой причине — чувствуешь, что еще можешь передумать, — вздохнул он.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Сабина.

Я хочу сказать, дорогая, что ты не должна приходить ко мне прежде, чем пройдет еще один день. Мне очень трудно отпускать тебя, трудно не сделать так, как ты меня просишь, но я должен быть сильным — за двоих. Я уже говорил тебе, желание моей души, ты стоишь на перепутье дорог, но ты не должна дать себя уговорить пойти по неверной тропинке. Ты должна сделать выбор по собственной воле, по своему собственному желанию и без всяких сожалений.

— Но я никогда не передумаю. Я уже сказала, что сделала свой выбор, и я не откажусь от своего слова.

— И все же я дам тебе время еще раз подумать, — ответил он. — Сегодня ночью в воздухе парит волшебство, дикое, сумасшедшее волшебство, Сабина, которое действует на нас обоих. Когда придет рассвет, возможно, часть этого волшебства исчезнет. Ты увидишь, каков я есть на самом деле — цыган, один из тех, которые, ; как говорится, носят свой дом на своих плечах. Будет ли это достаточным для тебя — не сейчас, дорогая, когда ты молода, — а в старости? Когда эти нежные, золотистые волосы начнут седеть и в твоих глазах погаснут звезды и пламень. Будешь ли ты так же довольна своим выбором? И не заблуждайся, Сабина, я никогда тебя не отпущу. Если ты пойдешь со мной сейчас, это навсегда и навечно.

— Я никогда не захочу оставить тебя.

— Я хочу, чтобы ты была в этом уверена завтра утром, когда солнце будет ясно и ярко светить через твое окно. Когда ты сможешь увидеть свои красивые платья в шкафу, и когда одна служанка принесет тебе завтрак, а другая приготовит ванну и поможет одеться. Часто случается так, что пустяки, которые мы приносим в жертву ради любви, заставляют нас страдать больше, нежели что-то серьезное.

— Какой же маленькой и мелочной ты считаешь меня! — воскликнула Сабина.

— Я считаю тебя совершенной, — ответил он. — Женщиной во многом, ребенком в чем-то и младенцем в остальном. И все же, потому что в тебе сочетаются все эти три ипостаси и кроме них еще много чего, ты и вырвала мое сердце, и, если ты не придешь ко мне, я буду пуст и одинок навсегда — я буду мужчиной, который потерял способность любить, мужчиной без сердца.

— Я приду к тебе… и ты это знаешь.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза, и Сабине показалось, что в этот миг она стала старше. Она поняла все, что он пытался ей сказать, она увидела трудности, невзгоды, неудобства, которые ждали впереди. И все же она хотела пойти с ним! Она увидела, что впереди будет время одиночества, время, когда она будет тосковать по своим родным, по женщинам ее круга, по людям ее крови. И все же она знала, что ее жертвы стоили того, что она обретает.

Он будто прочел ее мысли и сказал:

— Что ж, хорошо. Завтра вечером в десять часов карета будет ждать тебя в конце сада. Но прежде ты найдешь в своем шкафу подходящее платье и головной убор цыганской невесты. Больше можешь с собой ничего не брать. Все остальное ты должна оставить. Привези мне себя — этого достаточно. И я должен быть достаточным для тебя.

— Ты будешь ждать меня в карете? — спросила Сабина.

Он покачал головой:

— Нет. Меня там не будет. Ты поедешь в лагерь одна. Если в любой момент на протяжении твоего пути ты передумаешь, тебе надо будет сказать кучеру всего лишь одно слово — «возвращайся». Я дам ему необходимые указания. Он отвезет тебя назад на виллу, и я больше никогда тебя не побеспокою.

— Это жестоко, — всхлипнула Сабина. — Неужели ты мне не доверяешь?

Моя прекрасная любовь, дыхание моей жизни, это как раз потому, что я доверяю тебе, ведь я рискую так, как никогда не рисковал ни один мужчина. Я ставлю на карту все, всю мою надежду на счастье, и верю, что любовь, которую ты испытываешь ко мне, настоящая, честная и непоколебимая. Но со всей откровенностью, из-за твоего воспитания, потому что ты англичанка и я навсегда останусь для тебя чужестранцем, я должен дать тебе шанс освободиться от меня. Если ты приедешь, моя милая Сабина, во что я всем сердцем верю, тогда, клянусь тебе перед Господом Богом, что сделаю тебя счастливой, что ты никогда не будешь сожалеть о том, от чего отказалась ради меня.

— Я приеду, — сказала Сабина. Он взял обе ее руки в свои.

— Я не смею снова поцеловать тебя, — сказал он немного хрипло. — Если я тебя поцелую, вся моя решительность исчезнет. Если бы ты только знала, каких усилий мне стоит не взять тебя на руки и не унести с собой, пока у меня есть такая возможность, не обнимать тебя, не овладеть тобой и не сделать тебя своей! — Его голос вдруг стал совсем хриплым, и страсть загорелась в его глазах. — Я люблю тебя, Сабина. Я люблю тебя так, как ни один мужчина еще не любил женщину. Я хочу тебя. Боже, как я хочу тебя — сейчас, сразу — хочу, чтобы ты стала моей женой, моей женщиной, моей королевой.

Он наклонился, и она почувствовала на своих руках его губы, жадные и властные, а потом не успела она понять, что происходит, как он отпустил ее и ушел, словно пантера, исчезнувшая в чаще джунглей. Она попыталась позвать его, но ее голос застрял в горле. Он скрылся в темноте, и она осталась одна.

Медленно поднесла она свою руку к губам. Словно все ее тело громко пело от радости, и, когда наконец она добралась до своей спальни, она бросилась на колени и поблагодарила Бога за то чудо, которое ей только что довелось пережить.

Она считала, что не сможет заснуть, но, должно быть, устала намного больше, чем ей казалось, и намного раньше, чем она закончила пересказывать самой себе события этого вечера, она погрузилась в глубокий, без сновидений, сон.

Она проснулась с чувством, что сегодня непременно должно случиться что-то прекрасное, а когда вспомнила, что именно, то выбежала на балкон. Неужели правда, что он приходил к ней и что сегодня вечером он заберет ее с собой и сделает своей женой? Она едва могла поверить в то, что это был не сон, пока не увидела все еще привязанный к перилам шелковый платок, который она оставила там вчера ночью в качестве сигнала. Она поднесла его к губам и вернулась в комнату.

Как, спрашивала она себя, сможет она вытерпеть длинные часы, которые должны пройти, прежде чем снова наступит ночь? Но это на самом деле не имело ровно никакого значения. Все ее существо было хладнокровно спокойно, и все остальное казалось тривиальным и незначительным. Даже мысль об Артуре не могла выбить ее из равновесия. Одевшись, она села за письменный стол и принялась сочинять ему письмо.

Подобрать слова, чтобы сказать Артуру, что он;; больше не любит его и что не может быть его женой, было не трудно. Намного труднее было написать леди Тетфорд. Мать Артура была так добра к ней, и Сабина верила, что привязанность, которую пожилая женщина, несомненно, испытывала к ней, не имела ничего общего с ее отношениями с Артуром. Трудно было передать все ее сожаление. Как это было неблагодарно с ее стороны, но тем не менее ей нечего было сказать, кроме правды. Наконец она написала:

«Я влюблена так же, как однажды были влюблены вы, так что вы поймете: весь мир и даже люди, которых я люблю больше всего на свете, ничего не значат по сравнению с мыслью о том, что я буду его женой».

Она запечатала оба письма и заперла их в маленький ящик письменного стола, от которого у нее был ключ. Затем она приступила к написанию письма маме. Это была самая трудная задача. Она знала, как поражены, как удивлены и огорчены будут ее родители. Впервые с тех пор, как она проснулась, она почувствовала, как ее счастье омрачилось. Что подумает о ней мама?

Они так гордились ее помолвкой с Артуром. Даже папа, несмотря на то что он так был далек от мирских дел, понял, каким социальным достижением это было после стольких лет игнорирования его дочерей Бартрамами и другими влиятельными семьями графства, которые редко находили нужным приглашать к себе девушек из дома священника.

Лицо Сабины было неподвижно и бледно, когда она начала писать. Скоро по ее щекам уже струились слезы, и она всхлипывала, когда уж в который раз писала слова: «прошу вас, простите меня».

Едва она успела закончить письмо, как раздался стук в дверь и ей доложили, что леди Тетфорд готова принять ее. Сабина торопливо вытерла глаза и прошла по коридору в спальню хозяйки. Пожилая женщина сидела в кровати с наполовину распечатанной пачкой писем в руках, на одеяле перед ней лежали газеты.

— Доброе утро, Сабина, — улыбнулась она. — У меня здесь есть записка от придворной дамы принцессы Уэльской, в которой говорится, что их королевские высочества окажут мне честь и приедут на чай в субботу днем и что они с нетерпением ждут, когда смогут увидеть мой сад.

— Как прекрасно! — воскликнула Сабина, но тут вспомнила, что в это время ее здесь уже не будет.

— Ты должна будешь надеть это новое платье из голубого бенгалина, которое прибыло из Парижа только вчера, — улыбнулась леди Тетфорд. — Их королевские высочества привезут с собой нескольких людей из своего окружения, а я приглашу принца Чарльза — у нас будет прекрасная компания.

— Это будет замечательно, — пробормотала Сабина.

Ей вдруг стало интересно, скажет ли леди Тетфорд принцу и принцессе, что с ней случилось. Она могла себе представить, как поражены они будут. Возможно, из-за ее плохого поведения Гарриет не позволят быть представленной ко двору. Нет, она не должна думать о таких вещах. Она отмахнулась от навязчивых мыслей, которые, словно маленькие дьяволята, пытались нарушить ее душевный покой, и заставила себя слушать леди Тетфорд.

— Артур приедет сегодня на чай, — сказала она. — По крайней мере, так он мне сказал вчера вечером. А на вечер у нас нет никаких планов. Есть что-нибудь такое, чем бы ты хотела заняться в это время?

— Нет-нет, — торопливо ответила Сабина.

— Может быть, это и к лучшему, — заявила леди Тетфорд. — Откровенно говоря, сегодня утром у меня небольшая мигрень, и обычно, когда у меня начинаются такие головные боли, с течением дня они только усиливаются. Тогда давай не будем строить никаких планов, дорогая Сабина. Если мне станет лучше, мы можем поехать в казино, а если мне станет хуже, ты должна простить меня, если я рано лягу в постель.

— Я думаю, это будет лучше в любом случае, — ответила Сабина голосом, который она постаралась заставить звучать естественно. — Вчера ночью мы поздно легли спать.

— Ах, но ты молода. Я уверена, тебе не знакомо чувство усталости! — воскликнула леди Тетфорд. — Для меня же поздние ночи — целое испытание, когда начинаются эти головные боли. Ума не приложу, откуда они, но я всегда страдаю от них весной.

— А не остаться ли вам сегодня в постели?

— Нет, у меня слишком много дел, — ответила леди Тетфорд. — Я должна подготовить свои цветы к субботе. Принцесса обожает цветы, и я хочу, чтобы моя гостиная выглядела прекрасно. Кроме того, надо поговорить с шеф-поваром. Он придет в ужасное волнение, когда узнает о предстоящем королевском визите.

К счастью, леди Тетфорд была так занята мыслями о своем чайном приеме, что не заметила, что Сабина была невнимательна, а с течением дня становилась все бледнее и бледнее, а ее глаза то и дело темнели, словно от внутреннего беспокойства.

Артур приехал на чай, а накануне его приезда Сабину обуял страх. Она почувствовала, что не переживет еще одну сцену, еще одну стычку характеров. Ее нервы были напряжены до предела, а все мысли вертелись вокруг того, что должно произойти сегодня ночью.

Когда он вошел в комнату, как обычно облаченный в костюм с иголочки, ей показалось, что она увидела его сейчас впервые, и поразилась: неужто она хоть на секунду могла представить себе, что найдет счастье с этим человеком? От нее не укрылась ни холодность его глаз, ни сжатые, узкие губы и упрямый подбородок. С годами он превратится в настоящего тирана, подумала она, но он никогда, даже если доживет до ста лет, не узнает, что такое настоящая любовь.

Он сдержанно извинился за свое поведение прошлой ночью. Нет, он не был смущен, напротив, держался так, , словно сейчас проявляет великодушие, вспомнив о произошедшем.

— Ох уж эти приемы, которые дает русская знать, — заявил он раздраженно. — Вообще же я должен просить тебя, Сабина, видеться с Шерингемом как можно реже. Не думаю, что это подходящая кандидатура для друга моей будущей жены.

— А мне он нравится, — ответила Сабина, набравшись смелости: ведь с завтрашнего дня ей уже больше никогда не придется выслушивать наставления Артура.

— Тогда я вынужден сожалеть о твоем вкусе, — холодно заявил он.

— Кроме того, — продолжала Сабина, — я считаю, что мужья и жены не должны выбирать друзей друг другу.