- Мой фюрер! О! О!!
      - Что, Прибалтика?
      - Между прочим, и Прибалтика. Но главным образом катастрофа на юге.
      - А что такое? Вы меня пугаете. Мы наступаем на юге?
      - Наоборот. Отступаем.
      - Да? Вот как? Вы меня радуете. Хе-хе! И много уже надрапали?
      - Всю Румынию продрапали.
      - Насквозь?
      - Насквозь!
      - Гениально!
      - Мой фюрер... О!.. Простите. Но я не понимаю, что вас так радует?
      - Как что радует? Коммуникации радуют. Сокращаются. Я ж всегда говорил немцам, что, пока я с ними, они обеспечены. О, спасибо вам! Вы меня так обрадовали... Так обрадовали... Прямо-таки хочется рвать и мета... То есть что я такое говорю? Хочется петь и плясать. И хохотать. Хи-хи!
      - Мой фюрер!
      - Знаю, знаю! Красная Армия вторглась в Восточную Пруссию. Меня уже поздравляли. Данке шон. Это счастливейший день в моей жизни. Ну, немцы, что вы теперь скажете, черти, про вашего фюрера? Кто бы вам мог так удачно сократить коммуникации? Ага! То-то. Черт побери, до чего мне сегодня весело! Задыхаюсь от веселья. Хи!
      Примерно в таком духе ведет себя в настоящее время этот псих-бодряк. Надо полагать, что в самом недалеком будущем разыграются примерно такие сцены.
      - Мой фюрер! Катастрофа! Красная Армия у ворот Берлина. Что делать?
      - Только радоваться.
      - Почему?
      - Потому, что наконец-то я вместе со своим доблестным генералитетом в корне ликвидировал все эти паршивые коммуникации, которые причиняли нам все время столько хлопот. Величайший день в истории Германии. Триумф немецкого оружия! Хайль - я!..
      - О мой фюрер...
      - Слушайте, куда они нас тащат? Что это там, вдали, за штука? Такая деревянная. Вроде большой буквы "Г".
      - Это виселица.
      - Да что вы говорите?! Прекрасно! Я очень люблю, когда кого-нибудь вешают. А вы случайно не знаете, кого собираются вешать?
      - Случайно знаю. Нас, мой фюрер.
      - И меня? Позвольте! Это уже свинство. Я не хочу. Я этого просто терпеть не могу. Пустите меня! Пу-сти-те-е-е!
      - Чего же вы хныкаете, я не понимаю? Радоваться надо, а не хныкать.
      - Почему радоваться?
      - Потому, что сейчас будет ликвидирована последняя коммуникация.
      - Между чем и чем?
      - Между вами и виселицей. Веселитесь. Пойте. Хохочите!
      Фюрер хохотал недолго.
      1944
      ИОНЫЧ ИЗ ВАШИНГТОНА
      Многострадальную Европу постигло новое бедствие.
      В Европе появилась группа бодрых американских джентльменов. Они путешествуют.
      Мы знаем, что американцы любят путешествовать. И мы всячески приветствуем эту их неукротимую любовь к туризму. В самом деле, почему бы богатому, хорошо обеспеченному и не слишком обремененному работой человеку немножко не поколесить по земному шару?
      Так сказать, людей повидать и себя показать!
      Но, к сожалению, в данном случае к туризму - в его чистом виде примешиваются некие элементы чисто американского бизнеса.
      Упомянутые американские джентльмены являются не просто туристами, а в некотором роде туристами политическими, так как они одновременно члены конгресса.
      Как известно, им было поручено совершить поездку по Европе в целях детального изучения вопроса о потребностях Европы в соответствии с "планом Маршалла".
      У почтенных туристов широкие задачи, к туризму имеющие крайне отдаленное отношение.
      В странах, которые они посещают, их интересует внутренняя политика и программа, продовольствие и сельское хозяйство, уголь, рабочая сила, денежное обращение и доходы и даже такой довольно страшный для путешественника вопрос, как, например: в какой степени синтетические жиры и масла заменяют натуральные продукты?
      Их самым жгучим образом интересуют вопросы:
      Какое экономическое значение имеют для Голландии политические "беспорядки" в Индонезии?
      Какое значение имеет для Швеции импорт из СССР?
      Явилось ли предоставление кредита СССР бременем для экономики Швеции?
      Каковы шансы для создания таможенного союза в Западной Европе?
      Носили ли забастовки и другие волнения в промышленности главным образом экономический или политический характер?
      И многое, многое другое хочется знать дотошным путешественникам-конгрессменам.
      Они мыкаются по Европе из страны в страну и всюду суют свой нос.
      Кое-где они ведут себя с развязностью нувориша, попавшего в универсальный магазин.
      Они думают, что в Европе все продается - правительства, парламенты, президенты, политические партии, банки, акционерные общества.
      Они не стесняются распекать целые нации и делать строгие выговоры народам.
      Они сварливо придираются ко всему.
      Увидели, что парижане сидят в кафе, и тут же по-хозяйски распекли парижан:
      - Не по кафе нужно сидеть, господа, а дело делать! Так-то!
      Не понравились им англичане - и они тут же понизили их в ранге:
      - Вот что, дорогие союзнички, вы уже больше у нас не великая держава. Хватит. Попили нашей кровушки. Теперь походите у нас в лимитрофах.
      Они строги, но справедливы. Одних они казнят, других милуют.
      Увидели Голландию - понравилась Голландия. Говорят голландцам:
      - Ничего! Вы нам нравитесь - здорово угнетаете свои колонии, не стесняйтесь, лупите индонезийцев! Очень хорошо. Гуд бай! Вы у нас, у американцев, заслужили. Будет вам помощь. Не сомневайтесь!
      Словом, хлопот полон рот. Где уж тут думать о туризме!
      Есть у Чехова прелестный рассказ "Ионыч". В нем рассказывается жизнь некоего провинциального врача Старцева.
      И заканчивается этот рассказ так:
      "Прошло еще несколько лет. Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову. Когда он, пухлый, красный, едет на тройке с бубенчиками и Пантелеймон, тоже пухлый и красный, с мясистым затылком, сидит на козлах, протянув вперед прямые, точно деревянные, руки, и кричит встречным "Прррава держи!", то картина бывает внушительная, и кажется, что едет не человек, а языческий бог. У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение и два дома в городе, и он облюбовывает себе еще третий, повыгоднее, и когда ему в Обществе взаимного кредита говорят про какой-нибудь дом, назначенный к торгам, то он без церемонии идет в этот дом и, проходя через все комнаты, не обращая внимания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит:
      - Это кабинет? Это спальня? А тут что?
      И при этом тяжело дышит и вытирает со лба пот.
      У него много хлопот, но все же он не бросает земского места: жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там..."
      Мы, конечно, не склонны слишком обижать дореволюционного доктора Ионыча неприятными аналогиями, но все же надо сказать, что "дядя Сэм" чем-то напоминает чеховского Ионыча.
      Это Ионыч - усиленный в сто тысяч раз, дошедший до грандиозных размеров, Ионыч в мировом масштабе.
      Ионыч, сидящий за океаном на своих мешках с золотом, мечтающий купить весь земной шар и всюду посылающий своих заевшихся, наглых приказчиков.
      И не могу я, чтобы немножко не поправить Антона Павловича, несколько его осовременить:
      "Прошло еще несколько лет после Потсдамского соглашения. "Дядя Сэм" еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит от высокомерия и уже ходит, откинув голову назад. Когда он, пухлый, красный, едет на "кадиллаке" с раздирающе громким клаксоном и Маршалл, тоже пухлый и красный, с мясистым затылком, сидит на козлах, положив на баранку руля прямые, точно деревянные, руки, и кричит встречным народам: "Права держи!", то картина бывает внушительная, и кажется, что едет не человек, а мешок, набитый деньгами. У него в Западном полушарии громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение в Тихом океане и страны в Европе, Азии, и он облюбовывает себе еще новые, повыгоднее, и когда ему на Уолл-стрите говорят про какую-нибудь страну, назначенную к торгам, то он без церемонии посылает туда своих конгрессменов, которые совершают путешествие по Европе, не обращая внимания на голодных, оборванных женщин, детей и стариков, смотрящих на него с ужасом, и, тыча во все страны палкой, говорит:
      - Это Греция? Это Турция? Прекрасно. Мы это берем. А тут что? Аэродром? О'кей! А это что? Франция? Заверните! А это что, нефть? Беру.
      И при этом тяжело дышит и вытирает со лба пот.
      У него много хлопот дома, но он не бросает ни одной страны, которая "плохо лежит": жадность одолела, хочется поспеть и в Западном полушарии и в Восточном".
      Не правда ли, получается мило?
      Говорят, что туристы "дяди Сэма" собираются посетить Советский Союз.
      Почтенным туристам, вероятно, очень хотелось бы бодрым шагом пройтись по нашей необъятной стране с палкой, тыкая ее в разные места:
      - А здесь что? Баку? Заверните. А это Урал? Заверните! Золото? Заверните. Нефть? Заверните.
      Но увы!
      Завернуть наши богатства - кутеж не по карману даже для такого Ионыча в мировом масштабе, как "дядя Сэм".
      И его туристам не придется говорить нам: "Заверните!"
      - Заверните! - скажет им советский народ. - Заверните оглобли!
      1947
      ТЕНИ ФОНТЕНЕБЛО
      Американский генерал Брэдли энергично потер руки, подошел к большой карте и сказал:
      - Итак, господа, я полностью разрешил все ваши разногласия. Все более или менее ясно. Я делаю краткое резюме. Итак, молодцы англичане разбивают русских на левом фланге, молодцы французы разбивают русских в центре, молодцы турки и греки разбивают русских на правом фланге, после чего войну против мирового большевизма можно считать законченной. Возражений нет?
      В штабе западного союза в Фонтенебло воцарилось глубокомысленное молчание. Французский генерал де Латтр де Тассиньи посмотрел на английского генерала Монтгомери, английский генерал Монтгомери в свою очередь посмотрел на французского генерала де Латтр де Тассиньи, затем они оба посмотрели на американского генерала Брэдли и погрузились в глубокую задумчивость.
      - Хелло, джентльмены! - бодро воскликнул генерал Брэдли. - Больше жизни! Больше огня! Я не вижу энтузиазма. Может быть, у кого-нибудь есть возражения? Так милости просим. Не стесняйтесь. Высказывайтесь.
      - Разрешите задать маленький вопрос, - мягко сказал де Латтр де Тассиньи, с преувеличенным интересом рассматривая ногти.
      - Прошу вас.
      - Вот вы говорите, мосье, - на левом фланге молодцы англичане, в центре молодцы французы, на правом фланге, гм... так сказать, молодцы греки и турки, а, простите за нескромный вопрос, где же молодцы американцы?
      - Да, действительно, - оживился Монтгомери, - где же молодцы американцы?
      - Как где? - удивился Брэдли. - Понятно, где! В Америке.
      - Странно.
      - Что странно?
      - Странно, что молодцы американцы в Америке.
      - Что же тут странного? А где же им быть?
      - Вот это самое мы и хотим выяснить, - заметил Монтгомери.
      - Да, мосье. Хотим выяснить, - сказал де Латтр де Тассиньи.
      Генерал Брэдли поморщился.
      - Господа! - воскликнул он. - Как вы удивительно рассуждаете! Надо же кому-нибудь быть в тылу.
      В штабе западного союза в Фонтенебло снова воцарилось тягостное молчание.
      - Н-да-с... - сказал Монтгомери.
      - Действительно, - неопределенно поддержал де Латтр де Тассиньи.
      - Что вы этим хотите сказать? - строго посмотрел на француза и англичанина генерал Брэдли.
      - Чем хотим сказать?
      - Этим. Этим вашим "н-да-с" и "действительно". Вы, кажется, намекаете, что мои молодцы американцы уклоняются от, так сказать, тягот походной жизни?
      - Нет, мы не намекаем, - сказал Монтгомери, - мы просто интересуемся.
      - Чем же вы интересуетесь?
      - Мы интересуемся: почему молодцы американцы будут сидеть в Америке, а, например, молодцы англичане и молодцы французы будут проливать кровь? Это неправильно.
      - Гм, - сказал Брэдли, - что же вы предлагаете?
      - Я, например, предлагаю, - быстро сказал экспансивный француз, - такой план: молодцы англичане разбивают русских на левом фланге. Молодцы американцы разбивают русских в центре. Молодцы греки и турки...
      - Э, нет, позвольте! - прервал его Монтгомери. - А где же будут в это время молодцы французы?
      - Как где? - удивился де Латтр де Тассиньи. - Натурально где - во Франции. Раз они французы, совершенно естественно, что они должны находиться во Франции.
      - Не подходит! - коротко буркнул Монтгомери.
      - А вы что предлагаете?
      - Я, господа, предлагаю следующее: молодцы американцы разбивают русских на левом фланге, молодцы французы разбивают русских в центре, молодцы греки и тур...
      - Виноват. А где же в это время будут англичане?
      - Англичане в это время будут на Британских островах. Это их место.
      - Мерси.
      - Что "мерси"?
      - Мерси за такой стратегический план.
      - Не согласны?
      - Не согласен.
      - Господа! Мосье! Джентльмены! - с некоторым раздражением воскликнул Брэдли. - Молодцам американцам незачем ехать в Европу, раз в Европе уже есть молодцы французы и молодцы англичане. Одни проездные билеты сколько стоят! Чистое разорение. Молодцам американцам найдется работа в свое время, а молодцы французы и англичане, раз уж они, так сказать, приехали...
      - Вот именно - приехали!
      - Э, нет! Не выйдет.
      - Ну ладно, - сказал Брэдли. - Тогда я предлагаю такую комбинацию. Молодцы французы и молодцы англичане разбивают русских где-нибудь на правом или на левом фланге, молодцы греки и молодцы турки разбива...
      - Знаем, знаем!
      - Господа, прошу не перебивать! Молодцы греки и молодцы ту...
      - Слышали уже.
      - Нет, вы не слышали.
      - Вы лучше скажите, что в это время будут делать молодцы американцы.
      - Молодцы американцы в это время высадятся на берегу Персидского залива и с громкими криками "ура" бросятся...
      - Виноват, - холодно перебил его Монтгомери, - я не расслышал: с какими криками бросятся американские молодцы? С криками "уран"?
      - Не "уран", а "ура".
      - Ах, простите, мне послышалось "уран", тем более что ваши молодцы действительно-таки привыкли с громкими криками бросаться на уран. Как только заметят, что где-нибудь появился уран, так сейчас же...
      - Это к делу не относится.
      - Ну нет. Даже очень относится.
      - Ну, знаете, если уж на то пошло, то и ваши молодцы англичане, как только заметят где-нибудь чужую нефть...
      - Это что? Намек?
      - Не намек, а факт.
      - Господа! Мосье! Не будем ссориться, - сказал француз. - По-моему, мы отклонились от вопроса.
      - Верно! - оживился Брэдли. - Отклонились. Давайте лучше говорить на языке цифр. Выясним, какими силами мы располагаем. Мосье де Латтр де Тассиньи, сколько вы можете выставить дивизий?
      - Сколько угодно! - бесшабашно воскликнул француз.
      - О! Это порядочно. Но все-таки тридцать дивизий можете выставить?
      - Хоть сорок.
      - Великолепно! Так и запишем. Сколько у вас солдат в дивизии?
      - Солдат?
      - Ну да.
      - Каких солдат?
      - Обыкновенных.
      - О мосье! - печально поднял глаза к небу француз. - Все, что угодно, но только не солдат. Откровенно вам скажу, насчет солдат у нас туговато. Все какие-то ненадежные солдаты. Того и гляди, повернут ружья и пушки не в ту сторону. Так что своих солдат не рекомендую. Просто-таки, по-дружески, не советую.
      - Позвольте! Для какого же черта мы вам дали доллары? Мы хотим за свои доллары иметь ваши дивизии.
      - Да господи ж! Разве мы против? Дивизий - сколько угодно, а уж насчет солдат - не ручаюсь.
      - Тьфу! А у вас, Монтгомери?
      - Что у нас?
      - Дивизий у вас сколько?
      - А я давно уже сказал, что две.
      - А солдат?
      - Каких солдат? - удивился Монтгомери. - Какие могут быть солдаты! Что вы, ребенок, что ли? Разве вы не знаете, что мои молодцы англичане сами принципиально не воюют? Это у нас, так сказать, традиционно. А там, где традиция, там, сами понимаете...
      - К черту традиции! Мы вам даем доллары и хотим иметь за свои денежки солдат.
      - Я с радостью! Да где их взять? И, откровенно говоря, на что наши солдаты? Свяжетесь с ними - неприятностей не оберетесь.
      - Господа! Умоляю вас! Давайте не будем ссориться. Сделаем лучше так. Американцы будут сидеть в Америке, французы - во Франции, англичане - в Англии.
      - А кто же будет воевать?
      - Гм...
      - Да, господа, действительно, кто же будет воевать?
      Помолчали.
      - Может быть, молодцы греки и молодцы турки? - осторожно сказал француз и тут же сам сконфузился.
      - Вы еще скажете - Бенилюкс! - буркнул Брэдли.
      - Попросил бы не выражаться, - холодно сказал Монтгомери.
      Воцарилось еще более тягостное молчание.
      - Итак, - бодро потирая руки, сказал Брэдли, - резюмирую: с левого фланга ударяют молодцы англичане, в центре молодцы бенилюксы, с правого фланга молодцы гре...
      И снова повисло тягостное молчание.
      1949
      СЛУЧАЙ С МАЛЮТКОЙ
      ...И когда на больших вашингтонских часах стрелки приблизились к двенадцати, в дверь деликатно постучали.
      - Ну, кого еще черт несет? - недовольно прорычал ночной дежурный Федерального бюро расследований.
      - Можно? - раздался нежный голосок, и на пороге появилась прелестная детская фигурка с пальмовой веткой в руке. - Это я.
      - Кто я?
      - Новый год. Можно?
      - Документы!
      - Какие документы?
      - Такие самые. Обыкновенные. Справка о политической благонадежности и виза на въезд.
      - Вы, наверное, не так поняли, - с мягкой улыбкой сказал малютка. - Я Новый год. Сейчас буду наступать.
      - Новый? - подозрительно прищурился дежурный. - Раз Новый, то тем более. Документы!
      - Какой вы... странный... Пустите!
      - Стой!
      - Мне надо наступать, а вы меня... задерживаете...
      - Ну, братец, значит, ты еще не знаешь, как у нас в Америке "задерживают". Ни с места!
      - Честное слово... Даже удивительно... Я - Новый год. Мне срочно надо наступать. Меня ждут...
      - Кто ждет?
      - Все ждут.
      - Имена, фамилии, адреса, политические убеждения!
      - Кого?
      - А этих самых. Которые ждут. Может быть, они неблагонадежные? Может быть, они еще не прошли через комиссию по расследованию антиамериканской деятельности? Может быть, они нелояльные? Ага! Побледнел? Подозрительно... А что это у тебя за веточка?
      - Это пальмовая ветвь. Так сказать, символ мира.
      - Чего символ?
      - Мира...
      - Тэк-с... Интересно... Может быть, у тебя еще и голубь есть?
      - Н-нет. Голубя нет... не положено.
      - А пальмовая ветвь, символ мира, положено? У нас это, братец, строго запрещается.
      - А как же ангелы?
      - Какие ангелы?
      - Рождественские, которые поют: "Слава в вышних богу, и на земле мир..."
      - Уже, слава богу, не поют.
      - Почему?
      - Потому, что сидят в каталажке за антиамериканскую пропаганду. Понятно тебе?
      - Понятно... Можно уже идти наступать?
      - Ишь ты, какой быстрый! Подождешь. Сначала надо тебя допросить. Как звать?
      - Тысяча девятьсот пятьдесят третий.
      - Зачем приехал в Штаты?
      - Наступать.
      - Это я знаю. А с какой целью?
      - Чтобы принести людям, так сказать, новое счастье.
      - Каким именно людям?
      - Всем.
      - Всем? Ишь куда хватил! Вредная антиамериканская пропаганда. Которые у нас капиталисты - тем и старого счастья хватает. А которые прочие - и так обойдутся. Счастья на весь народ не напасешься. Так что ты это самое новое счастье вместе с веткой мира оставишь здесь, в комендатуре, а то не пущу. Понятно?
      - Понятно.
      - Родственников за границей имеешь?
      - Имею.
      - Благонадежные?
      - Благонадежные.
      - Тэк-с. Сейчас посмотрим, что они собой представляют.
      Дежурный вытащил пухлое досье и углубился в чтение.
      Лицо его побагровело.
      - "Семьдесят первый" во Франции твой родственник?
      - Мой, - пролепетал малютка.
      - А "семнадцатый" в России?
      - Мой.
      - Все понятно. Я так и думал. Эй, Джим, тащи его к следователю!
      - Пустите, я ж опоздаю наступить...
      - Ничего. Авось. У нас это в Штатах делается быстро.
      И через некоторое время малютка Новый год наконец наступил, - под глазом у него горел большой синяк, а пальцы, с которых снимали отпечатки, были покрыты липкой черной краской.
      "С новым счастьем, американцы!" - хотел воскликнуть малютка, но вовремя удержался, тяжело вздохнул и только молчаливо покачал головой.
      1953
      ПРИМЕЧАНИЯ
      В настоящий том Собрания сочинений В.Катаева вошли его юмористические рассказы и фельетоны разных лет, печатавшиеся в журналах "Красный перец", "Крокодил", "Бузотер", "Смехач", "Заноза с перцем", "Чудак", "Гаврило" и в газетах "Гудок", "Рабочая газета", "Литературная газета", "Правда", а также сатирический роман-пародия "Остров Эрендорф".
      В первом разделе тома представлены юмористические рассказы Катаева, во втором - фельетоны на внутренние темы, осмеивающие бюрократов, головотяпов, приспособленцев, мещан, в третьем - фельетоны на темы международные, сатирически обличающие события и персонажи более чем за сорокалетний период современной истории: от "Смерти Антанты" до крушения гитлеровской империи.
      ГОРОХ В СТЕНКУ
      (Юмористические рассказы, фельетоны)
      I
      Страшный перелет. - Впервые под названием "Страшный перелет г-на Матапаля" опубликован в еженедельнике "Красная нива", 1923, 7 октября, № 40. Рассказ представляет собой пародию на приключенческие, трюковые фильмы Голливуда, в 20-х годах наводнявшие советские экраны. Осмеивает попытки нашей молодой кинематографии подражать "западным образцам".
      Красивые штаны. - Напечатан в еженедельном иллюстрированном журнале "Огонек", 1923, 27 мая, № 9. Рассказ относится к "югростовскому" циклу В.Катаева и дает зарисовку быта журналистской молодежи в голодном 1921 году на юге страны.
      Иван Степанч. - Впервые под названием "Iwan Step" опубликован в журнале "Огонек", № 6 за 1923 год.
      Козел в огороде. - Под названием "Лекция (Провинциальное происшествие)" был напечатан в "Рабочей газете", 1923, 5 августа. Валентин Катаев вспоминает: "В начале 20-х годов выходила "Рабочая газета". Забросил туда фельетон, напечатали. Затем - второй. Взяли. Когда я принес третий, мне секретарша сказала: "А о вас спрашивал главный редактор. Сказал, если придет Оливер Твист, ведите ко мне".
      Главным редактором был старый большевик - Смирнов Николай Иванович. Американист, деловая хватка. Он предложил мне сразу давать шесть фельетонов в месяц. Я стал работать на зарплате. "Крокодил" находился в том же помещении. Напротив "Рабочей газеты". В газетах я работал до 1925 - 1926 годов. Тут началась "Красная новь", большая литература" (Из беседы с В.П.Катаевым, 15 апреля 1962 г.).
      После "Рабочей газеты" рассказ был напечатан в журнале "Смехач", № 22 за 1925 год.
      Кедровые иголки. - С подзаголовком "Истинно-трестовское происшествие" опубликован в "Крокодиле", 1923, 12 августа, № 30. Подписан псевдонимом Оливер Твист.
      Мой друг Ниагаров. - Цикл из девяти коротких юмористических рассказов о приспособленце, одном из тех, что, по словам Маяковского, "наскоро оперенья переменив, засели во всех учреждениях". Печатались рассказы в течение ряда лет, с 1923 по 1927 год. Ниагаров и рабочий кредит - впервые опубликован в журнале "Крокодил", 1923, 25 ноября, № 44; Лекция Ниагарова - в сборнике В.Катаева "Рассказы", приложение к журналу "Смехач", 1926; Знаток - в "Крокодиле", 1923, 26 августа, № 32; Птичка божия - в майском № 8 журнала "Смехач" за 1924 год; Ниагаров-журналист - в "Крокодиле", 1924, 31 марта, № 6; Ниагаров-производственник - в сентябрьском номере журнала "Заноза с перцем" за 1924 год, № 4. Подписан рассказ одним из катаевских псевдонимов "Товарищ Рашпиль"; Похождения Ниагарова в деревне - в журнале "Красный перец" в январе 1925 года, № 2; Ниагаров-радиолюбитель - в газете "Вечерняя Москва", 26 февраля 1925 года, а затем в сатирических журналах - "Гаврило", Харьков, 1925, № 9, и "Смехач", 1925, № 17, где рассказ имел название "Нечто о радио"; Романтические скакуны гражданина Ниагарова - в том же журнале "Смехач", 1927, № 42.
      Фантомы. - Тема рассказа определилась еще в стихотворении "Самогон", которое было напечатано в литературном приложении к газете "Накануне", 25 июня 1922 года.
      Неповоротливая, как медведь,
      Зима обсасывает лапу тут,
      Где примусов пожарных блещет медь
      И розы синие, гудя, цветут...
      Все образы стихотворения, выраженное в нем отрицание хищного нэповского мещанства - все перешло в рассказ.
      Рассказ "Фантомы" печатался в литературном приложении к газете "Накануне" (Берлин) в трех январских номерах 1924 года: № 1 от 1 января, № 2 от 3 января и № 4 от 5 января. Катаев вспоминает, что принес его вначале лефовцам: "Маяковский моих рассказов не знал. Знал "Фантомы", рассказ должен был идти в ЛЕФе. Я читал его у Бриков, в присутствии Маяковского. Было это вроде заседания редакции. Планировали в номер, маленькие поправки сделали" (Из беседы с В.П.Катаевым, 12 мая 1962 г.).
      В рассказе упоминается поэт-акмеист Владимир Нарбут (1888 - 1942), который в 1920 - 1921 годах в Одессе и Харькове являлся руководителем ЮгРОСТА. Здесь под его началом работала группа молодых поэтов - Багрицкий, Олеша, Катаев. В годы гражданской войны Нарбутом был издан ряд поэтических сборников, в том числе "Александра Павловна".
      Товарищ Пробкин. - Рассказ напечатан в феврале 1924 года в журнале "Смехач", № 2; вариант появился в журнале "Желонка", 1924, № 5.
      Пасхальный рассказ. - Напечатан в газете "Заря Востока", 27 апреля 1924 года.
      Бородатый малютка. - Рассказ с шутливым подзаголовком - "Посвящается Огоньку" был напечатан в журнале "Смехач", 1924, май, № 9.
      Сорвалось! - Опубликован впервые в журнале "Заноза с красным перцем", 1924, август, № 2. Подписан псевдонимом: "Товарищ Рашпиль".
      Выдержал. - Рассказ напечатан в журнале "Смехач", 10 сентября 1924 года, № 16.
      Загадочный Саша. - Впервые под названием "Загадочный Саша Бузыкин" был опубликован в журнале "Заноза с перцем", 1924, сентябрь, № 5, и подписан псевдонимом Оливер Твист.
      Лунная соната. - Имел подзаголовок "С успехом разыгрывается на столбцах американских газет". Опубликован в сатирическом харьковском журнале "Красная оса", 1924, 5 сентября, № 27-28.
      Поединок. - Опубликован в июньском номере журнала "Смехач" за 1925 год, № 17. Под названием "Роковой поединок" вышел в Харькове, в журнале "Гаврило", 1925, № 8.
      Сплошное хулиганство. - С подзаголовком "Фельетон старика Саббакина" опубликован в июльском номере "Крокодила" за 1925 год, № 28.
      Валентин Катаев является одним из старейших сотрудников этого сатирического журнала. "Со второго номера "Крокодила" он уже в нем участвовал, - вспоминает писатель. - В тридцатых годах я был членом редколлегии журнала "Крокодил". Здесь же печатался Лебедев-Кумач" (Из беседы с писателем, 21 сентября 1963 г.). "Старик Саббакин" один из основных псевдонимов Катаева-сатирика.
      Случай с Бабушкиной. - Впервые под названием "Случай с тов. Бабушкиной" напечатан в "Крокодиле" в августе 1925 года, № 29.
      Шахматная малярия. - Вышел в журнале "Смехач" в ноябре 1925 года, № 35.
      В рассказе говорится о проигравшем шахматисте: "Ну, знаете, после такого хода Зубареву остается одно: "пойти на "Д.Е."!" Автор здесь шутливо намекает на нашумевшую в 20-х годах инсценировку романа Ильи Эренбурга "Трест Д.Е." в постановке Мейерхольда. По замыслу режиссера, как вспоминает Эренбург, пьеса должна была быть "смесью циркового представления с агитационным апофеозом", и добавляет иронично: "Спектакль имел успех, и табачная фабрика "Ява" выпустила папиросы "Д.Е.". См. сборник "Встречи с Мейерхольдом", ВТО, 1967, стр. 354 - 355.)
      Мрачный случай. - Рассказ вышел в декабрьском номере журнала "Смехач", 1925, № 37, и в газете "Заря Востока", 1925, 9 декабря. Он послужил первоначальным наброском к роману "Растратчики", принесшему его автору литературную известность.
      ДО и ПО. - С подзаголовком "Еще о примазавшихся спецах" напечатан в первом январском номере журнала "Смехач" за 1926 год.
      Искусство опровержений. - Первоначальный вариант под названием "Как писать опровержение (Краткое руководство)" опубликован в журнале "Желонка", 1924, № 2. Вариант "Самоучитель опровержений" - в "Гудке" 19 января 1926 года. Подписан - Митрофан Горчица.
      Экземпляр. - Впервые под названием "Редчайший экземпляр" и с подзаголовком "Фантастический рассказ" опубликован в журнале "Смехач", 1926, январь, № 3.
      Первомайская пасха. - Под заглавием "Качество пасхальной продукции" опубликован в сотом номере газеты "Гудок", 1 мая 1926 года. Подписан псевдонимом Митрофан Горчица.
      Валентин Катаев вспоминает: "В 1924 г. возникла газета "Гудок" (к пятилетию профессионального союза железнодорожников). Она прошла путь от маленького листка к большой профсоюзной газете. Сюда перекочевала южнорусская группа писателей: я сам, Юрий Олеша, Михаил Булгаков... Когда кто-нибудь приезжал с юга, его пихали в "Гудок". Так, приехал Петров в 1923 или начале 1924 г. Ильф - позднее, в 1925 г.
      Я печатался в "Гудке" под различными псевдонимами. Политические фельетоны подписывал - Митрофан Горчица, Красным по белому, Оливер Твист" (Из беседы с писателем, 20 июня 1948 г.).
      Самоубийца поневоле. - Вышел в составе сборника В.Катаева "Птички божий" в издательстве "Земля и фабрика", 1928.
      В Западную Европу. - Цикл сатирических путевых очерков, связан с поездкой Валентина Катаева за границу. Фельетоны: Zrewidowano, Столбцы Варшава - опубликованы 10 и 24 августа 1927 года в "Нашей газете"; Берлин веселится (Из заграничных впечатлений) - в газете "Гудок" 13 ноября 1927 года, затем в газете "Вечернее радио", Харьков, 19 ноября 1927 года; Три встречи с Муссолини (Из заграничных впечатлений) - в "Гудке" 27 ноября 1927 года.
      Игнатий Пуделякин. - Впервые напечатан в журнале "Смехач", 1927, август, № 31.