За лодкой пришлось идти в рыбачий поселок, километров за пять. Старик хозяин настойчиво предлагал свою, но как было взять ее, одну-единственную? В поселке же парень обещал… Пальцев рук не хватало, сколько он обещал!
      Несмотря на то что по дороге засели Ингвары и Оке и норвежцы гарантировали полную безопасность, Жданов все же повел группу к морю обходным путем, выслав, как обычно, дозоры. Вернее, лишь головной дозор, так как боковым здесь, в теснинах, развернуться было негде.
      Вперед ушли Паньков и Туров. Сделав крюк в горах, они вышли на высокий, крутой утес у бухты и…
      — Надо же! — невольно вырвалось у Турова.
      Внизу, смутно очерченные в тумане, вырисовывались контуры парохода. Поселок лежал неподалеку — только спуститься с кручи к воде. Но чтобы выбраться из него на лодке, надо было прошмыгнуть под носом у корабля. И это в узкой горловине залива!
      Разведчики прислушались. От корабля доносились глухие удары.
      — Поломались они, что ли? — наугад сказал Туров. — Для чего в тихую заводь зашли?
      Подтянулась вся группа. Жданов как увидел корабль, так и застыл как вкопанный.
      — А что, если… — наконец произнес он.
      — А что? — повторил Туров.
      — Возьмем, товарищ старший лейтенант! — сказал Паньков. — Точно возьмем.
      — Погоди ты…
      — Запросто! — загорелся Белозеров. — Как пить дать возьмем!
      Скажи кто-нибудь такое разведчикам два дня назад, и они наверняка рассмеялись бы ему в лицо. Пешая разведка атакует корабль? Да полно, это же Мюнхаузен!
      И все же они решились. В какой-то восторженной одержимости, в порыве безмерной храбрости отважились на это отчаянное дело разведчики. А затем мгновенно остыли, сосредоточились и составили четкий план действий.
      Что руководило ими? Конечно, не элементарное желание отличиться. К чему бы это им, людям, уже много раз награжденным, уже отмеченным всеми почестями, которыми могут быть отмечены дела солдат.
      Тут все было и проще и сложнее. Рядом враг. И они должны бить его, потому что они советские бойцы. Потому что дали такую присягу — стране, народу. Самим себе, наконец. И сказать «невозможно», когда понимали — опасно, но все-таки возможно, значило бы расписаться в собственном малодушии.
      Они решились атаковать корабль.
      …Глубокой ночью две лодки вышли из рыбацкого поселка. На берегу расстались с норвежским парнем. Он просил взять с собой. Но этого разведчики, конечно, сделать не могли, хотя опытный мореход им очень бы пригодился. Они не имели права рисковать чужой жизнью.
      Весла на всякий случай обмотали тряпками. Кто знает, может быть, этого и не нужно было делать? Но так, им казалось, будет надежнее, тише будут всплески.
      Паньков, Беляев и Туров, переплыв фьорд, с нашей стороны двинулись на корабль. Жданов и Белозеров — с норвежского берега.
      На скале, прямо над кораблем, зацепился в камнях Захаров. Рядом с собой он разложил гранаты, заряженные магазины и, напряженно всматриваясь в темноту, с бьющимся сердцем ждал друзей. Их не было ни видно, ни слышно. Захаров и волновался и радовался. Не знал — где лодки, и знал — плывут, непременно плывут!
      Медленно сближаясь, утлые суденышки вышли на одну прямую.
      — Вижу! — шепотом доложил Белозеров Жданову.
      И тогда грохнули гранаты.
      — Ура!!!
      Обычно молча, стиснув зубы, атакуют разведчики. А тут не жалели ни боеприпасов, ни своих легких. Главное было — создать видимость мощного удара, главное — нагнать страху на врага, не дать ему опомниться. Отступать разведчикам было уже некуда.
      Эх, если бы у автоматов было два, три ствола! Били напропалую, на весь заряд, мгновенно заменяя рожки. Яркие вспышки метались в теснине, гулко ухали гранаты, с шумом вздымая буруны воды.
      — Полундра! — орал что есть мочи Белозеров.
      — На абордаж! — кричал, войдя в какой-то экстаз, Беляев.
      — А-а-а! — просто вопил на какой-то дикой ноте Захаров и швырял со скалы лимонки.
      Осколки со звоном и свистом летели в камнях. Там и здесь, будто снаряды, вспыхивали багрово-оранжевые шары.
      Под мощными гребками Панькова лодка подлетела к низкой корме корабля. Прыгнув на плечи друга, Туров кошкой уцепился за борт и перемахнул через него. Дал очередь, подхватил Беляева, и тот, очутившись на палубе, помчался на нос, веером рассеивая пули.
      Палуба была пуста.
      Через минуту все смолкло. Разведчики были на корабле. Двое заняли посты на корме и носу, Жданов с двумя другими бойцами остановился у крутой лестницы в глубь корабля.
      — Выходи!
      Стуча сапогами по железным ступеням, матросы начали подыматься на палубу. Их обыскивали. Оружия не было.
      — Выше, выше руки, — приговаривал Белозеров. — Вот так, умница! Все понимают, когда надо.
      Пленных было четырнадцать человек. Их собрали на корме. Жданов кивнул Белозерову и Беляеву на трюм:
      — Туда.
      Вскоре оба вернулись.
      — Иллюминаторы задраены. Свет есть, — доложил Беляев.
      — А закуски!.. — восхищенно добавил Белозеров. Он, кажется, уже что-то жевал. — Навалом!
      Жданов спустился вниз, в небольшую кают-компанию. Фонариком обшарил стены, щелкнул выключателем и невольно зажмурился. Давно уже отвык от электричества. Потом сел за стол, приосанился.
      Пленных вводили по одному. Допрашивать их было трудно.
      Они пугливо сжимались и все больше напирали на то, что «Гитлер капут».
      — Это я без вас знаю! — злился Жданов. — Почему здесь корабль?
      Но ответа на этот вопрос ему нелегко было добиться. Скорее всего, никто не понимал немецко-финско-русского произношения старшего лейтенанта.
      — У них какие-то плятдейчи есть, — смущенно оправдывался Жданов перед Беляевым, ведшим протокол допроса. — Учительница в школе говорила, точно помню: швабские там, мекленбургские… Я, видно, другой учил…
      К счастью, Беляев учил тот, который немцы понимали лучше. Постепенно разобрались, что к чему. На корабле — он оказался тральщиком — испортилась машина. Укрываясь от шторма в открытом море, кое-как вошли в тихие воды фьорда и стали на ремонт.
      — И сами ремонтировать собрались?! — осенило вдруг Жданова. — А что они в этом деле смыслят? Давай сюда радиста!
      Привели радиста, немолодого перепуганного матроса, который сразу с порога завел: «Киндер, фрау…»
      Беляев живо отстукал пальцем позывные сигнал бедствия.
      — Ну?!
      Пленный радостно закивал головой.
      — Так точно!
      — Так какого черта ты нам про киндеров, — взорвался Жданов.
      Тут в кают-компанию вбежал Туров:
      — Слышу мотор!
      Пленных быстро загнали в кают-компанию, в проеме раскрытой двери стал часовой, чтобы никто не подошел к иллюминатору.
      Разведчики залегли на корме, приготовившись бою. Один из пленных, казавшийся понадежнее, был рядом с Ждановым.
      Катер с ремонтниками оказался небольшим. Немцы — пленный и с катера — о чем-то переговорились, потом на борт полетел конец. Суденышко подтащили — и трахнули противотанковой. К счастью, у Жданова и Панькова, сидевших на бортах, осталось по штуке. Подождали, пока катер не скрылся под водой.
      — А теперь, — Жданов повернулся к Панькову, — Захарова сюда. Беляев — готовься к связи.
      И удивленно спросил вслух сам себя:
      — Что дальше-то? И куда эту кодлу девать? Не перебили сразу, а теперь возись… Так они же и не сопротивлялись…
      Жданов был явно обескуражен.
      — С нашими-то они не очень, — тихо напомнил Белозеров. — Вон в лагере-то…
      Жданов резко повернулся к нему:
      — Очень ты храбрый языком трепать! Так иди а стреляй! — Он сунул в руки бойцу свой автомат. — На, иди!
      — Хуже всех я, что ли? — угрюмо ответил разведчик и боком, боком отодвинулся от Жданова.
      На старшего лейтенанта «нашло», и нужно бы подождать, пока не «отойдет».
      Почти все боевые операции разведчиков рассчитаны на один внезапный удар. Ворвавшись в расположение врага, захватив пленного, документы, они сразу же отходят. Бой вести безрассудно: силы противника несравнимо подавляющи.
      Сейчас все происходило не так, как обычно. Группа Жданова находилась на корабле. Наступило утро, провиделись прибрежные скалы, а кругом было безлюдье, стояла тишина, плескалась вода о борт.
      Появились чайки. Большие, жадные. Широко распластав крылья, они, паря, проплывали над кораблем, наклонив голову, будто удивленным глазом рассматривали разведчиков.
      Казалось, их рукой можно достать. Чуть повернув крыло, птица взмывала ввысь, оглашая окрестность скрипучим криком.
      Может быть, чайки не очень громко кричали? Но разведчиков выводит из себя всякий звук. Они с ненавистью смотрели на птиц.
      Труднее всего было Жданову. До сих пор все его действия были привычными. Его приказы бойцы понимали с одного взгляда, с полуслова. Жданову даже не очень нужно было приказывать: разведчики прекрасно знали свою задачу, и от командира требовалось лишь координировать их действия, направлять группу.
      Теперь все стало иным. В руках разведчиков оказался боевой корабль-тральщик. Жданов не кончал военно-морского училища, по ему, конечно же, было знакомо назначение подобного корабля: вылавливать и обезвреживать мины противника. Но коли так, на тральщике должны были знать, где находятся свои, то есть немецкие, минные поля.
      Жданов понял: уйти с корабля — это значит совершить преступление перед нашими моряками. Он было засел за карты в капитанской каюте, но разобраться в них не смог.
      — Может, это какая-нибудь «роза ветров»? — удрученно сказал он Беляеву, который тоже безуспешно пытался проникнуть в смысл захваченной документации.
      — Давай еще посмотрим! А пленные? Их куда?
      В разведке беспощадные законы. Даже к своим. И не дрогнет рука разведчика, если надо бесшумно убрать захваченного в тылу врага противника. Но перебить четырнадцать человек, обезоруженных?!
      Жданов знал: настоящие разведчики презирают жестокость не меньше, чем подлость и трусость. С ним были настоящие.
      Он невольно вспомнил, как однажды, вернувшись из трудного поиска, Паньков, рассматривая прокушенную до кости руку, сказал будто сам себе:
      «Вот же дурак фриц, прости господи. Тяпнул, зараза! Ну, да ничего. Придет время — опамятуется. Еще добрым словом нас помянет. Царапался, кусался, а мы его живехоньким из смерти вытащили. Жить будет, паразит несчастный!»
      «Верно, братцы! — воскликнул кто-то. — Ведь живут они где-то, «языки» наши. Только вряд ли помянут… Зазря ты это, Ванька. Охота ли вспоминать такое?»
      Жданов чистил автомат в темном углу нар. Оторвавшись, он посмотрел на бойцов, сгрудившихся у жаркой печки, на холодные стены землянки, по которым вечно течет вода. В тот день он с особой силой почувствовал, какие великие люди рядом с ним…
      Нет, этих пленных разведчики уже пальцем не тронут, Жданов знал это. Знал, гордился своими солдатами, но от этого было не легче. Держать с собой такую группу, хотя и обезоруженную, было опасно. Как могут повернуться события?
      Еще до рассвета с одним из немцев Жданов облазил весь корабль. Баки были дополна заправлены горючим.
      «Надо будет — рванем», — отметил про себя старший лейтенант. Потом вспомнил из приключенческой литературы: «Открыть кингстоны!»
      — Кингстон? — спросил он. Так ему казалось понятнее.
      Его провели в трюм, показали кингстоны — железные клапаны на винтах. Жданов увидел ужасом расширенные глаза пленного.
      — Ладно, — сказал он. — Вас это не касается. Пленный ничего не понял, но робко улыбнулся.
      — Kamarad gut…
      — А ты как думал? Мы все «гут». — И комсомолец Жданов показал на себя: — Коммунизм! Ферштейн? То-то!
      Наконец созрело решение. Паньков и Туров, хладнокровные, расчетливые бойцы, будут конвоировать пленных.
      — Хоть идите, хоть лягом лягте, но чтоб ни один не удрал, — приказал Жданов. — Их еще как следует в штабе допросить надо. Поняли? Чтоб ни один! Загоните в какую-нибудь дыру — и ждите. Все!
      Чего ждать, он сказать не мог. Пока еще сам не знал. Но Панькову и Турову приказа было достаточно.
      — Есть!
      Лодка с двумя разведчиками отчалила от корабля. Плыть было недалеко.
      Выбравшись на берег, двое бойцов отыскали неглубокую пещеру, вернулись к воде. Их было хорошо видно.
      Тотчас отошла вторая шлюпка — с немцами. Ее проводили наведенными пулеметом и автоматами. И встретили так же. Но пленные уже поняли, что их не хотят уничтожить — это могли бы сделать сразу, — и были счастливы, что подобру-поздорову убрались с опасного корабля. Они слушались, как кроткие овечки.
      На тральщике остались четыре разведчика. Приготовили дымовые шашки. Белозеров занял по приказу Жданова место у кормового орудия.
      — А черт его знает, как из него стрелять, — откровенно признался он. — Уж если что, я через ствол целиться буду!
      Захарова посадили у крупнокалиберного пулемета.
      — Скумекаю, — пообещал он.
      Беляев включил рацию. На первую сводку тотчас пришел запрос:
      «Где находитесь?»
      Повторили. И снова:
      «Где!!!»
      — Что они, пьяные? — разозлился Жданов. — Сто раз повторять будем?
      — Они нас, пожалуй, за пьяных считают, — заметил Беляев. — Как работать?
      — Переходи на открытый текст!
      Это было страшно рискованно. Жданов прекрасно понимал, что его сводку непременно услышат и враги. Но шифра для морской терминологии у разведчиков не было. Цифры-буквы, знакомые двум радистам, только сбивали с толку. Радист, который находился в дивизии, думал, что ошибается, принимая неожиданный текст.
      Беляев перешел с ключа на микрофон, как следует обругав дружка:
      — Русского языка не понимаешь? На корабле, понял? Принимай!
      Приказ пришел не сразу. Работала мощная радиостанция корабля, сводку разведчиков приняли и в высоких штабах. Начались уточнения-всё, что передавал Жданов, было неожиданным.
      Вскоре над фьордом, сменяя друг друга, повисли наши самолеты, чтобы закрыть в него вход вражеским кораблям. Но низкий туман зацепился в скалах, летел косматыми клочьями над водой, и летчики не могли точно сориентироваться. Самолеты, пикируя с высоты, низко проносились над тральщиком. Бомб они не бросали, но у разведчиков сжималось сердце. «Сейчас, вот сейчас ударят…» Они изо всех сил размахивали руками и даже кричали:
      — Ребята, мы свои!
      Туман все сгущался, наползли сумерки. Наконец пришел приказ: забрать корабельную документацию и срочно идти навстречу своим.
      Бумаги выгребли из сейфов. Их набралось на два вещмешка. Карты Жданов взял себе.
      Разведчики уже спустили шлюпку, как вдруг услышали вдали шум мотора. Он нарастал. Но свои или чужие? Срочно зажгли дымовые шашки.
      — Все в лодку! — приказал Жданов и повернулся к Белозерову: — Дай раза два из пушки!
      Белозеров стремглав бросился на корму. Грохнул один выстрел, другой. И тотчас у борта вздыбилась вода. Шлюпку подкинуло, разведчиков окатило ледяным потоком.
      — Белозеров, назад!
      Разведчик соскользнул в лодку по веревке. Жданов отмахнул ее ножом:
      — Давай!
      Ударили весла. В лодке тоже зажгли дымовую шашку. Она зашипела, выпуская невидимые в темноте едкие клубы. Они заполнили теснину.
      Небо прочертили ракеты, но густая завеса скрыла разведчиков. Орудия ударили еще несколько раз, и багряный шар вспыхнул в фьорде, разгораясь все ярче.
      — В баки попали. Живей, ребята!
      К берегу пристали неудачно. Лодка стукнулась в каменную стену, круто подымающуюся из воды.
      — Белозеров, пошел! — И разведчик, зацепившись за выступ скалы, перепрыгнул на нее.
      Вскоре сверху послышался голос:
      — Веревку мне!
      Беляев закинул ему конец. На ощупь, впотьмах, Белозеров отыскал небольшую площадку. За ним на нее взобрались все. Дальше, в проломе, виднелся кусок неба и одинокая тусклая звезда. Из пролома тянуло холодом. Здесь можно было пройти. Разведчики остановились, тесно прижавшись друг к другу.
      Страшной силы удар вдавил их в скалы. Опалило горячей воздушной волной. Невидимый в дыму корабль прошел рядом, покружился немного по фьорду. Вскоре стук мотора и шум винтов стали удаляться.
      — Теперь нас уже искать нипочем не будут, — спокойно сказал Жданов. — Теперь мы вроде бы утопленники. Молодец, Белозеров, здорово свое дело сделал.
      — Это какое же? — удивился разведчик. В темноте он не видел лица старшего лейтенанта, но по голосу чувствовал, что тот улыбается.
      — Стрелял, говорю, здорово. Я ведь что решил: артиллерист ты никакой, наверняка в божий свет как в копеечку жахнешь. Нипочем тебе даже близко не попасть. И наши сразу поймут — пехота в лице Белозерова у морского орудия стоит. А немцы тебя не знают. Они решат, что вроде бы всерьез по ним стреляют, и ответят огнем.
      — Н-да, — обескураженно протянул Белозеров. — И вы здорово рассчитали, и я, выходит, здорово… Только оно что-то по-разному получается.
      — Ничего, дружище! — Старший лейтенант крепко обнял бойца. — Все как надо получилось… Слышите?
      Будто совсем рядом, глухо ворчал прибой. Но открытое море было далеко, в фьорде не раздавалось ни всплеска.
      — Камни гудят, — сказал Жданов. — Бой приближается. Это наши идут!
      И еще пережили один незабываемый день разведчики. С бойцами своей дивизии они сошлись близ Печенги. Вся группа была в сборе. Паньков и Туров далеко от берега не ушли. Они ждали своих — либо с одной, либо с другой стороны.
      Комдив встретил разведчиков на окраине еще горящего города. Он вышел из машины — в кожанке, теплой ушанке. Крепко пожал руки и сразу потребовал:
      — Карты!
      Взглянул на них, улыбнулся разведчикам:
      — Молодцы! Какие же вы молодцы, если б знали! — и приказал шоферу: — Срочно в штаб флота.
      — А вы? — спросил шофер.
      Комдив только рукой досадливо махнул:
      — Быстрее!
      На «виллисе», сидя чуть ли не друг на дружке, мчались с ветерком. Шофер сигналил беспрестанно. Вся дорога была забита пехотой, повозками, но регулировщики как-то узнавали генеральскую машину и взмахами флажка расчищали ей дорогу.
      Близ плавбазы флота к разведчикам присоединился морской офицер. По его знаку машина выехала к причалу, и тотчас с корабля на рейде одно за другим ударили два орудия.
      — Наш морской салют! — пояснили разведчикам. — За каждый потопленный корабль.
      — Скажи пожалуйста, все точно! Как в газете! — удивился Белозеров. — А я читал, что есть у вас еще одна традиция… Вот она бы нам в самый раз.
      — Все будет! — пообещал моряк. — Но сперва карты!
      Разведчики сдали карты, документы. Им дали выспаться, назавтра они попарились так, что кожа чуть ли не пузырями пошла… А вечером их снова пригласили на плавбазу.
      Когда все сели, дверь открылась, и кок торжественно внес блюдо с жареным поросенком.
      — С корочкой! — чуть не застонал Белозеров. — Я же читал! Вот это традиция!
      По той же самой традиции было к поросенку и кое-что другое. Через час Белозеров уже выбрался из-за стола и лихо колотил на ложках «Яблочко». Сам черт ему был не брат — что адмирал, что ефрейтор. Адмирал улыбался и говорил Жданову:
      — Золотые у тебя парни!
      — Хорошие, — вежливо соглашался старший лейтенант…
      Утром разведчики уезжали. Их провожали офицеры.
      — В Киркинес! — сказали шоферу. — Прямой дорогой!
      — Мы эту дорогу знаем. Бывали! — Герой Советского Союза Жданов улыбнулся и, подмигнув морякам на прощанье, воскликнул: — Пехота! Полный вперед!
      А кавалер орденов Славы всех степеней Белозеров уткнулся в «Правду» и только головой покачивал:
      — Скажи пожалуйста!.. Ну и мы! Вознесут же!

1