Прибился к компании дворовых мальчишек один тип. Примерно ровесник самого Василия. Но только когда Скопцов воевал, этот где-то тянул срок. И началось... Песни под гитару "за блатную жизнь", рассказы про "зону", где "сидят" только мужественные и благородные "бродяги", толкование воровских "законов". И, разумеется, бутылочка-другая дешевого винца, которое "благодетель" щедрой рукой плескал мальчишкам в пластиковые стаканчики.

Причем, надо отдать ему должное, рассказывать, так же как и петь, этот тип умел. И пацаны, особенно из не совсем благополучных семей, потянулись к нему.

Василий кое-что слышал, кое-что видел, но не вмешивался в происходящее – расценивал все это как баловство. Войдут мальчишки во взрослую жизнь, навалятся заботы и хлопоты, учеба. Все забудется само собой.

Но вмешаться все же пришлось. Совершенно случайно Василий подслушал, как пацаны на полном серьезе строят планы ограбления ближайшего магазина.

Что-то говорить или объяснять этим ребятам было бесполезно – словами здесь не помочь. Они нашли себе кумира, идола и стремились стать такими же, как и он, не задумываясь о последствиях. И выход здесь был только один – кумир должен был быть развенчан. По-другому – никак.

Уже на следующий вечер Василий подошел к этой компании, устроившейся на лавочке под деревьями. Остановился в двух шагах, напротив сидящего в центре "блатного", ведущего очередной рассказ, и негромко сказал:

– Слышь, ты... Шел бы ты отсюда...

– Это хто же такой?! – картинно удивился рассказчик, в деланом недоумении оглядываясь по сторонам.

– Это Васька из третьего подъезда! – услужливо подсказал кто-то из темноты.

– И он что, мэнт?! – продолжал "гнать картину" дворового розлива "пахан".

– Да нет, он студент! – все тот же голос.

– А-а-а! – протянул "блатной" и сказал, обращаясь к Василию: – Ты, стюдент, вали отсюда сам, пока при памяти! А то я с тобой сделаю то, что на "зоне" с "петухами" делал! Бюдешь потом кукярекать, соседей по утрам будить!

Он нарочно шепелявил, коверкал язык, подражая "одесскому" говору, который никогда не слышал. Наверное, так ему казалось смешнее. Или значительнее.

Сказанное им было принято "шестерками", которых он растил для себя из этих мальчишек, с громким хохотом.

Василий переждал взрыв смеха, а потом громко и с чувством назвал "блатного" тем словом, которым мужчин обычно не называют.

"Жулик" напрягся.

– Ты че сказал, падла?! – Поднявшись с лавочки, он оказался почти одного роста с Василием. – Ты знаешь, че я щас с тобой сделаю?!

Правая рука с растопыренными татуированными пальцами потянулась к лицу Скопцова.

Он легко перехватил эту руку, чуть подвернул кисть и потянул в сторону. "Блатной" невольно подался вслед за рукой – больно... И тогда Василий, сделав короткий шаг вперед, резко и точно воткнул свое левое колено в область печени "жулика". Тот захрипел и упал.

Василий бил его деловито и сосредоточенно. Добросовестно бил. Почки, солнечное сплетение, еще раз печень, желудок. Потом лицо. Как говорилось в одном известном кинофильме, "аккуратно, но сильно". Так, чтобы ничего не сломать, но чтобы в то же время этот тип мог почувствовать вкус собственной крови во рту, чтобы на его лице надолго остались синяки и ссадины.

Завершив экзекуцию, присел рядом с тяжело ворочающимся в собственной крови и блевотине "блатным".

– Слышь, ты, чмо... Еще раз тебя в нашем дворе увижу – пришибу. Ты меня понял?

"Жулик" попытался что-то прошептать разбитыми губами.

– Не слышу! – чуть повысил голос Василий. Слышать-то он слышал. Не глухой, слава богу. Просто сейчас ему надо было показать притихшим на лавочке пацанам, кто он такой на самом деле, этот их кумир.

– Понял, – униженно прохрипел "блатной" чуть погромче.

– Вот так. – Вполне удовлетворенный сделанным, Василий выпрямился. Посмотрел на мальчишек. А ведь никто из них не попытался помочь своему учителю и наставнику. Слишком уж они в него верили.

– Ну, чего сидим?! – Скопцов обвел ребят взглядом. – По домам, быстренько!

Мальчишки расходились неохотно. Но в то же время никто из них не посмел открыто, вслух, выразить недовольство.

А на следующее утро, когда Скопцов вышел на пробежку, вместе с ним вышли почти все члены той самой компании несостоявшихся преступников. Среди них был и Валера.

Наверное, Василию стоило гордиться тем, что никто из этих мальчишек ни тогда, ни позже так и не "сел". Жизнь их сложилась, конечно, по-разному. Но вот только профессиональных преступников среди них не было.

А Валера стал программистом. С годами нужда в ком-то, кому стремишься подражать, на кого стараешься быть похожим, отпала... Вчерашний пацан стал вполне самодостаточной личностью, отыскал свою жизненную дорогу. Но уважение к Василию сохранил, понимая, что именно тот в свое время сделал для него самого и его приятелей. И иногда, когда Скопцов обращался к нему, бескорыстно оказывал Василию посильную помощь. Как и в этот раз.

Василий, сидя в квартире Ани, несколько раз прослушал сделанные им копии записей переговоров с похитителями. Вроде бы все понятно. В том, что говорившие не имеют ни к Чечне, ни к Кавказу никакого отношения, он был твердо уверен. Никакой новой полезной информации эти записи не несли. Но в то же время было в них что-то такое... тревожное, не совсем понятное. Какой-то раздражающий фактор, который Василий не мог назвать определенно, но который чувствовал, скорее всего, интуитивно.

Отключив музыкальный центр, Василий тяжело вздохнул.

– Что-то не так, Вася? – тревожно спросила сидящая рядом с ним Аня. После ночного происшествия она ни на шаг не отходила от Скопцова, хвостиком таскаясь за ним по всей своей не маленькой квартире. И даже запершись в туалете, Скопцов слышал осторожные шаги возле двери.

– Не знаю, – честно ответил он. Действительно, масса вопросов и ни одного вразумительного ответа.

Самый главный, постоянно мучивший Василия, – почему похитители запросили ровно сто тысяч? Не больше и не меньше, а ровно столько, сколько было в сейфе?

Второй – не менее интересный. Как могло так получиться, что похитители спокойно прошли мимо охраны? Не только в дом – это-то как раз и понятно! – а, наоборот, из дома! И тут ответа не было.

Сразу же после неудавшегося налета милиционеры осмотрели и чердачный люк, и подвальную дверь. Все засовы и замки были на месте, открыть извне, а потом еще и запереть их было невозможно. Старший группы охраны клятвенно заверял, время от времени осторожно поглаживая свежий синяк под левым глазом, что не видел ни одного человека, выбегающего из подъезда.

Так куда же они делись? Испарились? Или спрятались в одной из квартир подъезда? Ведь не могли же менты провести поголовный, тотальный обыск. Поэтому такая версия имела право на жизнь. И получалось, что против Мацкевича играл кто-то очень близкий, доверенный. Тот, кто рядом.

Но в то же время почему этот "близкий" не знал про папку с реквизитами счетов?

– Черт! – ругнулся Василий в сердцах. Необходимо что-то делать, предпринимать какие-то действия, иначе недолго и голову сломать, разгадывая эти подброшенные похитителями загадки! Но вот только что делать?!

Скопцов опять включил центр, перемотал кассету на начало...

"Хочешь, он сам с табой пагаварыт?..

– Хочу. Небольшая пауза...

– Аня!.. Аннушка!.. Помоги мне!.. Это страшные люди! Сделай все, что они скажут!.."

"Стоп!" – сам себе мысленно скомандовал Василий. Еще раз...

Вот оно! То, что подспудно не давало ему покоя, заставляло сомневаться и искать!

Вместе с голосом похищенного мужа Анны в записи возникал какой-то фоновый шум, которым речь похитителя не сопровождалась. И что же это может значить? Дефект милицейского звукозаписывающего оборудования? Нанесенные похищенному телесные повреждения? Или что-то еще?

Пока ничего. Но вполне возможно, что при более детальном изучении это может подкинуть какую-то зацепку, дать привязку к местности, откуда был сделан звонок. Вот только как усилить этот шум, сделать его более членораздельным?..

И тут ответ пришел сам собой – без Валеры и его хитрой аппаратуры здесь не обойтись.

Василий решительно встал со стула, на котором сидел. Сложил кассеты в стопку.

– Ты куда собрался?! – всполошилась Аня. На лице – тревога.

– Надо тут кое-куда сбегать, – неопределенно ответил Скопцов.

– Я с тобой! – Женщина мертвой хваткой вцепилась в руку Василия, умоляюще заглядывая ему в глаза.

Журналист некоторое время смотрел ей в лицо... "Она просто боится остаться одна", – понял он.

– Хорошо, – согласился Василий без особой охоты.

– Я сейчас, быстренько! – обрадовалась Аня.

На этот раз – никаких сетований по поводу прически и одежды. Сама простота. Джинсики, кофточка. Мазок губной помады, пара движений щеткой для волос от лба к затылку.

– Все! Я готова!

Василий критически оглядел старую подругу, но придраться было не к чему.

– Пошли. – Он широко распахнул дверь, пропуская даму вперед.

Выйдя из подъезда, они остановились. Василий вертел головой и жмурился, как сытый кот: сегодняшнее солнце показалось ему особенно ярким, а уличный воздух, щедро приправленный выхлопными газами проезжающих мимо автомобилей, – необыкновенно сладким. Обычное состояние после смертельно опасной сшибки. Приходя в себя, расставаясь с азартом боя, начинаешь понимать, что ты мог бы потерять, если бы что-то сложилось не так...

Впрочем, у Василия было не так уж много времени, чтобы наслаждаться жизнью, расслабленно созерцая привычный и такой родной городской пейзаж. Боковым, периферическим зрением он уловил метнувшуюся с противоположной стороны улицы какую-то темную тень, услышал громкий крик.

Он рванулся вперед, одновременно отбрасывая Аню за спину и перехватывая в воздухе протянутую к женщине руку. И, уже войдя в движение, понял вдруг, что это не нападение. Неожиданно подбежавший мужчина выкрикивал не угрозу какую-нибудь, а имя. "Аннушка!" – вот что он кричал. Знакомый, стало быть.

Но только остановиться Скопцов уже не мог, так же, как не может это сразу сделать тяжелогруженый и хорошо разогнавшийся товарный поезд. Довернув перехваченную кисть незнакомца. Скопцов немного вытянул его на себя и в сторону, одновременно подсекая ему ноги своей йогой. Тело довольно крупного молодого мужчины взлетело в воздух и вытянулось параллельно асфальту. Все, что мог сделать Василий в такой ситуации, – это немного смягчить падение незнакомца, придержав его за руку. Но все равно встреча человеческого тела с земной твердью ознаменовалась гулким шлепком.

– Кажется, это к тебе, – отпуская руку противника (хотя какой это противник?! "Мясо"...), сообщил Василий Анне. Женщина покраснела и почти что с ненавистью посмотрела на того, кто сейчас валялся у них под ногами.

От иномарки уже бежали охранники – омоновцы с автоматами в руках. Впереди, как ему и положено, – старший.

Лежащий незнакомец заворочался на асфальте, оперся на руки, пытаясь подняться, но подбежавший омоновец с ходу, как хороший футбольный форвард, врезал ему ногой в бок.

– Лежать, не дергаться, лежать, сука, твою мать! – Все три ствола подбежавших охранников смотрели теперь в лицо перевернутого на спину довольно симпатичного мужчины.

– Подождите! – Аня осторожно коснулась рукава старшего. – Это – не то, что вы думаете.

– Не понял?! – озадаченно посмотрел старший. Но только не на Анну, а на индифферентно стоящего немного в стороне Скопцова.

– Это хороший знакомый дамы, – пояснил Скопцов.

– Да?! – удивился омоновец.

– Да, – подтвердил Василий.

– Но я же не знал, – осторожно сказал старший.

– Я – тоже! – развел Василий руками.

Его, откровенно говоря, немного забавляла сложившаяся ситуация. Анна стояла красная, распаренная, вроде как только что из бани. И при этом злая как черт. Ее... кхм... знакомый валялся на земле, выпученными от страха глазами глядя на направленные ему в лицо автоматные стволы, и боялся не то чтобы протестовать – вдохнуть лишний раз.

– Ну, извините. – Старший охраны сделал шаг назад и знаком показал своим, что оружие можно убрать. Бойцы послушно забросили автоматы за спины и тоже отошли от лежащего. Но помочь ему подняться с земли никто не спешил. Сам он тоже подниматься не торопился, круглыми испуганными глазами глядя на всех собравшихся вокруг него.

– Извините, вы не могли бы мне помочь? – решительно шагнула Аня к старшему омоновцу.

– Почему нет? – спросил тот сам у себя, немного подумав.

– Тогда пожалуйста, я очень вас прошу, уберите это, – тонкий пальчик с ярко-красным лакированным ноготком недвусмысленно уткнулся в лежащего. – ...отсюда! И будет очень хорошо, если оно больше никогда здесь не появится!

Омоновец еще немного подумал, покряхтел, покосился на Скопцова. Тот, отвернувшись, молчал. Чертил носком кроссовки какие-то узоры на асфальте.

– Эх, ладно! – Старший махнул рукой. – Сделаем!

– Спасибо! – многообещающе глядя на старшего, сказала Аня и, подхватив Скопцова под руку, потянула его в сторону ближайшей остановки. – Пошли!

– Кто это такой? – спросил Василий, когда они отошли немного.

– Никто, – ответила Аня. И в голосе ее прозвучала нешуточная злость. – В самом деле – никто.

Так что Василий решил расспросы не продолжать – отложить до лучших времен.

Оглянувшись на ходу, он еще успел увидеть, как омоновцы направляли "это" прямо в противоположную от них с Аней сторону и придавали ему ускорение с помощью собственных ботинок и прикладов автоматов.

"Не перестарались бы ребятишки", – подумал Василий.

– Вася! – Скопцов тряхнул головой, поднял глаза. Перед ним стоял Валера. – Ты чего это, уснул, что ли?

– Нет, – ответил журналист. – Просто задумался.

"Хотя и поспать бы сейчас не мешало..." – это он уже вслух говорить не стал.

– Что там у нас? – Василий с ходу включился в работу конце концов, ведь не для совершения моциона они сюда тащились через полгорода!

– Пошли, сам посмотришь! – Программист поманил его за собой.

Вообще-то Скопцов никогда не был большим знатоком компьютеров. Так, в разумных, необходимых для его работы пределах. И все то, что сейчас увлеченно объяснял Валера, тыча пальцем в экран монитора, было ему по большей части просто непонятно.

– Слушай, а нельзя ли по-человечески? – наконец не выдержал и взмолился он. Наткнувшись на непонимающий взгляд Валеры, пояснил:

– Так, чтобы хоть что-то понятно было.

– Да-а... – Программист только покачал головой. – Попробую. Хотя и не обещаю. Смотри сюда.

Он опять ткнул пальцем в какую-то змею, пересекающую экран.

– Вот это – голос основного, кавказца.

– Он не кавказец, – зачем-то поправил его Василий.

– Не суть. Так вот, это его голос. Понимаешь?

– Понимаю, – признался Василий. А чего тут не понять?

– А вот это, – теперь программист указывал на какие-то неровные, ломаные кусочки, – голос второго. Ну, который о помощи просит.

При этих словах он виновато покосился в сторону Анны – перед тем как приступить непосредственно к работе, Скопцову пришлось посвятить Валеру в суть возникшей проблемы и некоторых, хотя и не особенно подробных объяснений избежать не удалось.

– Ну и что? – поторопил отвлекшегося программиста Василий.

– А то, что его голос идет в записи!

– Как в записи?! – переспросили и Скопцов, и его спутница в один голос.

– Обыкновенно... – Валера даже слегка растерялся. – Записали несколько фраз, а потом делали из них нарезку, меняли слова местами, создавая иллюзию того, что он каждый раз говорит по-разному. А на самом деле эти его фразы были записаны в течение трех-четырех минут.

– Ты уверен в этом? – уточнил Василий.

– Я разложил звукоряд на составляющие. Отсеял все лишнее, усилил фоновые шумы. И получилось, что человека, который просит о помощи, записывали в помещении в то время, когда где-то неподалеку играла музыка. И запись длилась ровно столько, сколько шла одна песня. Вот, слушай.

Валера что-то включил, два раза щелкнул "мышкой", и из колонок пошла музыка. Михаил Круг пел свой "Владимирский централ".

– В среднем обычная песня звучит три – три с половиной минуты. Вот и думай, – добавил Валера. – И еще одно...

– Что? – вскинулся Скопцов.

– Запись явно сделана на очень хорошем специальном оборудовании, а не на дедушкином кассетнике. И делал ее специалист. Возможно, профессиональный оператор – вон как четко сумел "нарезку" сделать.

Вот оно! Теперь все стало на свои места! Определилась природа и этого шума "за кадром". Кроме того, теперь Василий совершенно точно знал, почему вся эта история с заложником с самого начала вызывала у него сомнение.

Возня с заложником – дело муторное, неблагодарное и... затратное. Его надо похитить, отвезти и спрятать в отдаленном месте, где нет любопытных соседей, всюду сующих свой нос, и куда не заявится неожиданно кто-нибудь из близких друзей похитителей, не посвященных в подробности проводимой акции.

Его надо кормить и охранять. При этом неминуем личный контакт похитителей и их жертвы. А это тоже чревато. Между похитителем и похищенным возникает какая-то ментальная, что ли, связь. Они как бы оказываются в одной лодке, их связывает общий интерес. Оба хотят быстрее получить деньги, если, конечно, само похищение было затеяно не с далеко идущими политическими целями. Один – для того, чтобы немного или много обогатиться. Второй – чтобы выйти на свободу.

Но вот здесь и наступает самое главное. Чем дольше заложник находится в плену, тем больше он узнает о своих похитителях. Вольно или невольно, но у него в памяти откладываются или имена, или клички, или он запоминает место, откуда его вывозят и куда привозят. Вообще, появляется масса мелких и на первый взгляд несущественных деталей, которые позволяют специалистам в ходе допросов после освобождения со стопроцентной уверенностью "вычислить" преступников.

Таким образом, заложник изначально обречен. Он нужен только до тех пор, пока не решен вопрос с выкупом. Принять участие в переговорах, разумеется, по телефону. Подстегнуть неповоротливых родственников. А потом его заставляют замолчать навсегда...

Современная криминальная статистика бесстрастно свидетельствует – если заложника не удалось освободить в процессе спецоперации правоохранительных органов, он обречен. Разумеется, если похищение изначально не было инсценировано самим похищенным для повышения собственной значимости в глазах окружающих.

В этом случае, когда в акциипринимал участие специалист звукозаписи со своей аппаратурой, не было необходимости держать заложника вообще. Его достаточно было просто похитить, в течение нескольких минут сделать звукозапись, а потом... устранить... В том самом смысле, в котором обычно употребляется это слово авторами детективных романов.

Значит... Василий посмотрел на Анну. И, наверное, было в его взгляде что-то такое... Женщина встрепенулась.

– Что-то не так? – встревоженно спросила она.

– Да нет, – отозвался Скопцов, переглянувшись с Валерой. – Все идет как раз так, как и должно.

– Вася, не темни! – требовательным тоном сказала Анна. – Что-то случилось?

Ну что же... Рано или поздно, но только ей все равно придется об этом сказать. И, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, Василий произнес:

– Аня, твой муж... Он мертв.

Она поверила сразу. Василий видел это по глазам. Не потому, что хотела в это верить, а потому, что сама ожидала чего-то подобного.

– Прости, но он мертв из-за того... что мы не передали деньги вовремя?

Хороший вопрос!

– Нет, – ответил Скопцов. – Он был уже мертв, когда тебе позвонили первый раз.

– Понятно. – Некоторое время женщина сидела, глядя прямо перед собой.

Вообще-то Василий опасался, что начнутся истерика, крики, слезы. Ничего этого не было. Приходилось отдать должное – Аня в такой нестандартной ситуации держалась очень хорошо.

– Знаете, ребята... – Женщина подняла совершенно сухие глаза. – Я не буду врать... Антона... Я никогда его не любила... Только его деньги... Но... Он был добр ко мне... И при всех своих отрицательных качествах он не заслужил такого...

Глядя прямо в глаза Василию, Анна сделал небольшую паузу, после которой сказала:

– Вася, помоги мне.

– Как? – спросил Скопцов, уже заранее зная, что это будет за просьба и что отказать в ней он не сможет.

– Те, кто это сделал... – Женщина судорожно сглотнула. – Они должны ответить. Мыдолжны их найти.

– Найдем. – Василий ответил уверенно, прямо глядя в разом потемневшие, как предгрозовое небо, глаза. Хотя, откровенно говоря, в глубине души он здорово сомневался в том, что преступников удастся найти. Особенно после того, как они неудачно засветились прошлой ночью. – Мыих найдем.