Но как он мог? — с отчаянием думала она. — Может, куда-нибудь уехал? Но тогда хоть бы предупредил ее, что ли…

— Еще совсем недавно она даже представить себе не могла, что двухнедельная разлука с Александром таким тяжким грузом ляжет на ее сердце. И куда он вообще мог уехать? Ведь у него никого нет, он сам говорил, что детдомовский… Ну, пусть только явится ей на глаза — она ему покажет, как волновать свою девушку. Да она с ним просто разговаривать перестанет!

— придумала, наконец, Ольга достаточно страшное для него наказание и тут же сама усомнилась в его реальности, зная точно, что как только увидит своего Чижика, тут же бросится к нему в объятия — за эти две недели она истосковалась по своему возлюбленному до крайности. А ведь он еще в дальнобойщики собирался! — внезапно вспомнила она. — Нет, никаких дальнобойщиков! Это что же, ей мучиться без него целыми неделями? Одной, в точности как сейчас? Ну нет, никуда она его больше не отпустит! Никогда…

Приняв такое решение, Оля на какое-то время даже немного успокоилась, словно Саша уже был тут, рядом, а она диктовала ему свои требования. Теперь она уже жалела, что провела с ним по-настоящему всего только одну-единственную ночь, после чего опять удерживала его на расстоянии. Сейчас ей казалось, что она была попросту дурой, заставляя мучиться его и мучая саму себя. Причем себя, может, еще гораздо больше…

Но что поделать, все это лишь сейчас казалось ей таким глупым, а тогда она просто отчаянно стыдилась своего чрезмерно темпераментного поведения, по которому любой бы смог догадаться, до какой степени она истосковалась по мужским объятиям. Ведь после произошедшего она почти целую неделю пряталась, избегая с ним встреч — до такой степени ей было стыдно. Да и потом, когда скрываться стало уже просто невозможным, еще долго отводила глаза, невольно краснея и не зная при этом, замечает ли ее смущение Саша — а ведь как трудно ей было избегать его взгляда, он-то смотрел на нее не отрываясь… Да, отворачивалась и краснела — ну чисто дура; ведь знала же, что тот ее любит и никогда не позволит себе насмехаться над ее чувственностью и тем предельно сокровенным, что она тогда ему делала.

Да, сейчас все это казалось просто глупым, ненастоящим, и если бы Саша в эту секунду появился у нее на пороге, она сама, первой бы бросилась ему на шею и увлекла в спальню — пусть потом думает о ней все что хочет…

Она даже замерла, прислушиваясь, поверив на мгновение, что сейчас словно в сказке раздастся звонок в дверь, и все это только потому, что ей так сильно этого хотелось… Естественно, никакого звонка не последовало и Оля, обругав себя последней на свете дурой, если до сих пор верит в чудеса, поспешила на кухню — она вспомнила, наконец, о чайнике…

Сидя на кухне и стараясь не обжечь губы, Ольга медленно потягивала ароматный кофе, периодически затягиваясь слабой сигаретой — она предпочитала облегченные «Мальборо». Ее взгляд опять наткнулся на вскрытый конверт, лежавший на подоконнике…

Нужно срочно что-то решать, — в который раз подумала она и, протянув руку, достала из конверта аккуратно сложенный листок бумаги. Затем механически пробежала глазами текст, уже знакомый ей наизусть: «Уважаемая Ольга Скрипка, сообщаем Вам… присланные Вами фотографии… победили в отборочном конкурсе… Вашу кандидатуру… Приглашаем Вас… рекламном ролике… город Благогорск… немедленно приступить к съемкам…

Нужно на что-то решаться. Нужно немедленно на что-то решаться, иначе вскоре ехать будет поздно. Ольга пыталась припомнить свои недавние действия и сама не знала, какой бес попутал ее написать письмо и выслать свои фотографии…

Ее внимание привлекло опубликованное в местной газете объявление. Привлекло тем, что девушки приглашались именно для съемок спортивного рекламного ролика — прочитанный текст показался ей весьма убедительным. Он ни в коей мере не напоминал дешевую приманку, преследующую определенного рода цели, ведь истории об обманутых девушках постоянно рассказывались в газетах… Она вспомнила виденную по телевизору рекламу, где молодая женщина с веселой улыбкой на хорошеньком личике нажимала на педали какого-то оригинального тренажера.

В принципе, такое ей подходило — это ведь не голой сниматься под хищными взглядами мужчин. Что упоминались молодые женщины — тоже плюс, а то поди разберись: ее двадцать четыре — что, к примеру, за возраст? Много это или мало? Можно ли ей еще считать себя девушкой? А молодой женщиной — наверняка, тут и гадать нечего. Что же она, старая, что ли?.. Ну, внешность и фигура, как там требуют, у нее имеются, да еще какие! Все так говорят, да и у самой глаза есть… Да вот же, ну разве она не образец женской красоты?.. Зачарованная идеей сняться в рекламе, Ольга опять стояла перед зеркалом и внимательно разглядывала свое отражение.

Ни жиринки! — с удовлетворением констатировала она, вертясь под разными углами. И талия у нее тонюсенькая, и грудь упругая — глядя на улице на совсем еще молоденьких девушек, она частенько недоумевала, как можно в таком возрасте уже настолько себя запустить?.. Правда, Ольга честно признавала, что особых ее заслуг во всем этом не было — просто так распорядилась природа. Ну, еще и родители, конечно… Никаких диет она не соблюдала и при этом совершенно не полнела; единственное, что она делала постоянно — ежедневную утреннюю гимнастику. Видимо, внешностью она пошла в свою мать, — в очередной раз подумалось Ольге. Та была первой красавицей в поселке, иначе отец не остался бы с ней навсегда, позабыв про Москву, откуда приехал в ее края в служебную командировку… Но вот почему мать отказалась переезжать к нему в столицу — вызывало у Ольги искреннее недоумение. И она бы тоже сейчас жила в Москве. Хотя, с другой стороны, тогда она не встретила бы своего Чижика! — внезапно пришло ей в голову. И вспомнив о нем, решила: а вот уеду ему назло, пусть потом мучается и ищет. А я приеду и… И все равно брошусь ему на шею, — опять поняла Оля. И никуда я от него не денусь… Но съездить не мешало бы — конечно же, там наверняка хорошо платят. Деньги пришлись бы ей весьма кстати, ведь с некоторых пор она работала неполную рабочую неделю, да и то, она не попала под сокращение лишь потому, что очень нравилась своему старенькому начальнику, который не раз говорил, что будь он помоложе… Правильно, кому сейчас нужны пищевики-технологи? Она и так давно выполняла различные работы не по своей основной специальности, к примеру, помогала бухгалтеру составлять балансовые отчеты, в которых набила руку, да занималась еще всякой всячиной…

Поддавшись искушению, Ольга призывно повела из стороны в сторону бедрами и тихо рассмеялась, вспомнив, каким образом ее столь нехитрые движения воздействуют на воображение мужчин, распаляя их до такой степени, что даже почтенные отцы семейств, окончательно теряя голову, готовы натворить немалое количество глупостей. Не переставая улыбаться, она выгнулась всем телом, принимая теперь полную чувственности позу коварной обольстительницы, уже в изрядной мере отдающую непристойностью и тут же устыдилась своих действий. Что это она, в самом-то деле? Кривляется сама перед собой подобно актрисе порнографического жанра или бывалой стриптизерке…

А ведь ей предлагали попробовать себя и в той и другой ипостаси, да еще сколько раз… Так что ее красота доставляет своей хозяйке порой не одни только радости, и бывает это совсем не редко. Как бы не влипнуть ей с этими съемками в какую-нибудь историю… Бросив на свое отражение довольный взгляд и испытав стыд от столь откровенного проявления нарциссизма, — Ольга вздохнула и накинула халат…

Но ведь ей еще предстоит пройти отбор — понравится ли она этим самым киношникам? Так… Значит надо выслать им фотографии. Ну, портрет она закажет в ближайшем фотоателье, а вот в полный рост… Хотя они и не пишут, что надо показать себя в купальнике или голой, но это ведь и дуре понятно — должны же они оценить фигуру. Но вот специально для этого раздеваться перед каким-то там фотографом ей очень не хотелось — как начнет сверлить взглядом… Оля прекрасно знала, какое впечатление производит ее красота на противоположный пол, и что на пляже даже семейные мужчины, рискуя свернуть себе шею или получить нахлобучку от ревнивой жены, пялились на нее во все глаза, не говоря уже о прыщавых юнцах, которые, увидев ее, переворачивались на живот, зарываясь в песок, чтобы скрыть моментально появляющееся в плавках подтверждение их буйных желаний…

Подумав о пляже, Оля вскочила и бросилась искать объемистый альбом, где среди множества фотографий было и несколько пляжных, снятых во время отдыха с друзьями. Одна из них являлась предметом ее законной гордости, Оля очень любила ее показывать — ее засняли в момент игры в волейбол и фотограф очень удачно поймал момент, когда она, причудливо изогнувшись, тянулась за мячом. Эта фотография никого не оставляла равнодушной, даже ее завистницы, которых у нее как и у любой красивой женщины находилось немало, были вынуждены скрепя сердце признать, что здесь Ольга выглядит королевой.

А Чиж, который, пролистывая альбом, наткнулся на эту фотографию, так просто влюбился в нее до такой степени, что требовал либо немедленно ее подарить, либо переснять, иначе он при случае просто ее выкрадет. Но до снятия с нее копии у Оли как-то не дошли руки, а сейчас она подумала, что это будет прекрасным выходом — она переснимет и вышлет именно эту, удачную, пляжную.

И уже приняв такое решение, Оля только тогда сообразила, что подсознательно все-таки решилась принять участие в этом конкурсе — а вдруг для съемок выберут именно ее? Видимо, как попыталась она в себе разобраться, тут было замешано много чего — и возможность получить за это деньги, и для собственного самоутверждения, и еще что-то… Ведь если из той фирмы ей придет приглашение на участие в съемках, можно даже никуда и не ехать, а просто показывать его при случае всяким кумушкам — пусть лопаются от зависти! И Чижик тоже прочувствует, как оценивают ее другие — пусть гордится тем, какое сокровище ему досталось. Хотя, как раз он-то без лишних подтверждений об этом знает — была уверена Оля.

Окончательно решившись, она заказала в фотоателье копию того удачного снимка, убедившись заодно и в том, что ее опасения оказались не беспочвенными — фотограф так уставился на принесенное фото, так долго не сводил глаз с самой Ольги, сличая снимок с оригиналом, убеждаясь, что именно стоящая перед ним женщина послужила для него моделью, что Оля могла себе ясно представить, каким именно образом он фотографировал бы ее в бикини, как она в какой-то момент и собиралась поступить… Да ведь он просто извел бы ее своим вниманием, — подумалось ей, когда она ощутила на себе его противный липкий взгляд.

И потом, уже опуская конверт с двумя фотографиями и коротенькими данными о себе в почтовый ящик, она так и решила — получу приглашение, а там посмотрим…

Но все это было уже неделю назад, а сейчас, доведенная до крайности таким отношением к себе любимого мужчины, она окончательно созрела для решения — надо ехать. Пусть он потом мучается, как мучается сейчас она. Да она ему специально даже записки в почтовом ящике не оставит — тогда он может быть поймет, как нехорошо с ней поступает…

А Чиж, не предполагая, что как раз в этот момент его любимая Оля изводится отчаянными мыслями о нем, мчался в Краснодол, чтобы окончательно убедиться, что он — это действительно он, и никто другой. Что его воспоминания о детстве на сей раз реальны, а не инспирированы каким-нибудь хитрым гэбэшником. Он специально не заходил к Ольге уже больше недели, намеренно избегая и случайной встречи, пока не разберется в себе окончательно. Он даже трубку телефонную не брал. Вот когда он узнает о себе все, тогда между ними и состоится окончательный разговор. Он расскажет ей обо всем без утайки и тогда она либо примет его таким, какой он есть, либо… Но об этом ему не хотелось даже думать. Чиж, стоя в тамбуре скорого поезда и выкуривая одну сигарету за другой, задумчиво глядел на проносящиеся мимо столбики, мерно отсчитывающие километр за километром. Когда же будет Краснодол? И когда он вернется к своей Оле?..

Когда, наконец, закончились все приготовления и уже можно было похвастаться первыми результатами, Мышастый с удовольствием сообщил радостную весть своим компаньонам, которые, окончательно пропитавшись предложенной им идеей, теперь уже просто изнывали от нетерпения, звоня ему едва ли не каждый день и интересуясь продвижением их общего дела.

Двумя днями раньше Мышастый точно так же изнывал от нетерпения, ожидая возвращения посланного в командировку Бугая. Все время, пока тот отсутствовал, он никак не мог на чем-либо сосредоточиться, даже выполняя обычную рутинную работу, не требовавшую приложения особых мозговых усилий. Его раздражало буквально все — шофер его дочери и машину водит гораздо хуже Бугая; и выглядит как-то неопрятно — слишком растрепанным; и еще от него исходит запах какого-то противного дезодоранта… В другое время ему и в голову бы не пришло придираться к таким мелочам, тем более, что все провинности Молчуна были скорее мнимыми, вызванными в основном его раздражительностью, исходящей, в свою очередь, от нетерпения — это он и сам прекрасно осознавал. Лишь огромным усилием воли Мышастому удалось кое-как взять себя в руки и ближе к вечеру, сидя в кабинете своего офиса и ожидая новостей, он выглядел уже почти спокойным…

Когда раздался звонок и секретарша доложила ему о появлении Бугая, он почти неотличимым от обычного голосом поблагодарил ее и уставился на дверь кабинета. Вошедшему подчиненному он предложил сначала выпить с дороги кофе, поинтересовался, не голоден ли тот, и только тогда, испытывая гордость за свою выдержку, которая только что успешно прошла очередную проверку на прочность, попросил того отчитаться о поездке… Моментально проглотив пару принесенных Татьяной булочек, казавшихся совсем крохотными в его огромных лапах, Бугай коротко отчитался своему патрону о том, как проходил его визит в Благогорск.

— Значит, все проскочило гладко, никаких накладок не произошло и ничьего внимания ты там не привлек? — подвел итог Мышастый.

— Именно так, шеф. Все прошло отлично, — заверил его Бугай, нисколько не покривив при этом душой.

— Ну, давай сюда письма, — будничным, несколько суховатым тоном, стоившим ему определенных усилий, произнес хозяин кабинета. — Сколько их там?

— Тридцать пять, — четко, по-военному отрапортовал бывший боцман и выложил на стол целлофановый сверток с конвертами.

— Ну что ж, Борис Афанасьевич, — уже который раз продемонстрировал свою демократичность и прекрасную память на имена хозяин кабинета, — иди отдыхай; с дороги, наверное, устал. В общем, жду тебя на работу завтра, с утра. — И не давая возможности возразить открывшему было рот помощнику, жестом направил того в сторону двери.

Затем, намеренно устраивая еще одну проверку своей выдержке, заказал Татьяне еще кофе и терпеливо его дождавшись, выпив половину чашки и будучи удовлетворенным результатом своей проверки, опять же нарочито не спеша распаковал столь вожделенный пакет. И только тогда, уже давая некоторую волю своему нетерпению, он не затягивая более своих действий, вскрыл каждый из конвертов специальным канцелярским ножом для бумаги и вскоре уже раскладывал их содержимое на поверхности своего широкого стола на манер карточного пасьянса…

Три послания отсеялись сразу — он отбросил их в мусорную корзину, едва взглянув на верхние строчки: «Это письмо принесет Вам счастье. Если вы перепишете его от руки столько-то раз…» Осталось тридцать два послания, каждое из которых сопровождалось цветными и черно-белыми фотографиями различного формата. Мышастый намеренно не стал сортировать претенденток по возрастному критерию, вполне логично рассудив, что если бы он отобрал самую красивую женщину из всех тридцати двух, а потом, взглянув на сопровождающий фотографии листок с ее данными, обнаружил бы, что ей больше лет, чем другим, не столь красивым как она, эта деталь его выбор ни в коей мере не поколебала бы. Если красавице тридцать, а крокодилу двадцать один, то неужели из-за одного только возраста необходимо предпочесть крокодила? — подумал он с усмешкой.

Кстати, нашлись и таковые. Где-то порядка пяти-шести претенденток уже на портретных снимках выглядели настолько ужасно, что он даже усомнился в их умственных качествах — ну неужели они сами не осознают, что им не только съемки в рекламных роликах, им даже работа в детских садах противопоказана, дабы несчастные дети не выросли заиками. Преодолев искушение немедленно отправить все эти непристойные художества прямиком в мусорное ведро, Мышастый на всякий случай, ради любопытства, решил сначала поглядеть и на их фигуры. Все они, словно сговорившись, прислали фотографии в микроскопических бикини, и все как одна приняли на них самые что ни на есть раскованные позы, видимо пытаясь таким нехитрым способом скрыть многочисленные дефекты своих полных, в основном, фигур. Констатировав про себя, что те вполне соответствуют их лицам, кроме одной, спорной, он, поколебавшись, все же отложил их в отдельную стопку, решив показать такое диво Воловикову с Желябовым — пусть ребята тоже повеселятся. Итак, оставалось еще двадцать четыре претендентки…

На какой-то краткий миг он вдруг почувствовал замешательство — а если и там ничего достойного не найдется? Ведь тогда придется придумывать что-то новое — не посылать же опять Бугая, чтобы тот подобно мелкому шкоднику таскал из чужих ящиков почтовую корреспонденцию. Это и так был, в общем-то, каприз художника, повторять который он был не намерен. Неужели не найдется хотя бы одной толковой?.. Он опять углубился в изучение женских прелестей, изучая пока только портретные фото — он делал это намеренно, оставляя самое лакомое на десерт. Он медленно перебирал оставшиеся снимки, раскладывая их по кучкам, перетасовывая и так и сяк, пытаясь определить, где получше, но вскоре поймал себя на том, что его взгляд упорно возвращается к одной из них. Это лицо его словно чем-то приворожило, а взгляд выразительных карих глаз этой неординарно красивой женщины словно манил в какие-то прекрасные дали, приглашая именно его, Мышастого, разделить с ней далекий путь познания этого восхитительного, неведомого чего-то… Отложив пока конверт с этим завораживающей красоты лицом в сторону, чтобы не сбиваться с толку, он принялся изучать оставшиеся. К нему он вернется несколько позже, сейчас оно мешает оценивать достоинства других.

Следующим этапом явилось то, что он отобрал, наконец, десять самых лучших — они были уже примерно равноценны и являлись действительно очень красивыми девушками. Мышастый сразу успокоился — в принципе с любой из них уже можно вполне плодотворно поработать. Уже с гораздо большим трудом и сомнениями ему удалось из этой десятки выбрать шесть — это было непросто, потому что они опять же были между собой примерно равны. И перед тем как перейти к завершающему этапу своих действий, он, убрав на время всю эту груду бумаг со стола, заказал еще кофе. На сей раз не для того, чтобы устроить себе очередное испытание на выдержку — нет, сейчас он уже просто немного устал. Когда перед ним появилась чашечка вожделенного напитка, а Танюша ушла, слегка покачивая бедрами, он даже не посмотрел ей вслед, провожая глазами ее загорелые ноги, что бывало с ним весьма нечасто — настолько велико было сейчас желание немедленно вернуться к прерванному занятию. Вообще-то он намеренно и вопреки установившимся повсеместно правилам запретил своей секретарше носить на работе колготки либо чулки, чтобы в любой момент можно было, протянув руку, убедиться в том, какая нежная кожа ее столь возбуждающих ног, но сейчас… И вот, из шести фотографий он наконец отобрал три. Эти претендентки были уже настолько равноценны в своей красоте, что если одна из них не смогла бы по каким-либо причинам приехать, любая из двух оставшихся могла свободно ее заменить без какого бы то ни было ущерба для дела. А вообще, любая из предыдущих шести или даже десяти вполне на это годилась — просто нужна была лишь одна, лучшая, только поэтому он и продолжал скрупулезно продолжать выбор.

Сделав вывод, что без девушки они в любом случае не останутся и лишь сейчас успокоившись окончательно, Мышастый вернулся к отложенной ранее фотографии — той, что так сильно его чем-то приворожила. Сдвинув десятку лучших в сторону, он взял в руки ту, заветную, и опять долго не мог оторвать от нее взгляда. В лице этой девушки удивительным образом сочетались некая аристократичность, чувственность, какая-то беззащитность и, как ему показалось, некоторая надменность, высокомерие, а еще одновременно властность и уж совсем неожиданно — покорность; словом, такие качества, которые вроде бы являются взаимоисключающими. Как такое могло быть, он не знал, но факт оставался фактом — фотографию именно такой женщины он держал сейчас в руках. И все это помимо того, что если говорить о правильности черт или красоте ее лица, то перед ним сейчас находилось просто само совершенство… Абсолютно каждая его деталь в отдельности являлась идеальной — начиная с чуть припухлых, четко очерченных и очень красивой формы губ или пикантно выделяющихся на утонченной формы лице скул, и заканчивая тонкими нервными бровями. Собственно, ни одного изъяна он в ней попросту не нашел.

Тогда, предвкушая либо сладкий вкус победы, либо горечь поражения, Мышастый с вновь подступившим волнением достал листочек с кратким перечнем ее данных… Он намеренно разбивал свои действия поэтапно, как бы играя в азартную игру с постепенным повышением ставок, фотографию в полный рост оставляя при этом на самый конец. Ее данные, если только эта барышня не являлась патологической лгуньей, в чем ее заподозрить у Мышастого не имелось пока никаких оснований, только подтверждали его предварительные выводы. Рост сто семьдесят два — это чуть меньше роста современных манекенщиц. Для них такой рост был ниже минимальной планки, его же устраивал как нельзя лучше — выше ему не требовалось. У него самого было сто семьдесят пять при полном туловище, животе средних размеров, явственно выпирающим из-под одежды и настойчиво требующим специальных упражнений, мощных коротких ногах и короткой же шее — почти полном ее отсутствии. Соответственно, в противовес, как это бывает со многими, он любил высоких и стройных, не имеющих излишнего веса — его секретарша служила ярким тому подтверждением. А вес этой дамы, как он вычитал в бумажке, составлял пятьдесят четыре килограмма — для ее роста просто на редкость прекрасное соотношение. При таком удачном раскладе ее тело как раз должно быть весьма худеньким, но одновременно и без выпирающих косточек, со всеми присущими женщинам восхитительными выпуклостями в положенных местах, — подумалось ему. Талия у этой девушки была поистине осиной, а грудь как раз второго, его любимого размера — то есть не слишком большой, чтобы под весом собственной тяжести неуклонно стремиться вниз, но и не слишком маленькой, чтобы ею нельзя было любоваться или жестко захватить в пригоршню нетерпеливой рукой. И возраст, — как с удовлетворением отметил он, заканчивая изучение ее данных, — двадцать четыре года — это же просто прекрасно! Значит, она не является ни глупенькой, но при этом амбициозно-противной малолеткой, с еще не привитыми манерами приличного поведения и отсутствием изысканности; ни одновременно чересчур опытной и много повидавшей, возможно даже чересчур много раз битой жизнью. Как раз золотая середина, — решил Мышастый. Наверняка ей присуща та особая женская элегантность и ухоженность, некоторая, возможно, доля манерности, что так его возбуждает; и наверняка она уже давным-давно, в отличие от большинства тех же малолеток, научилась за собой ухаживать, что в основном приходит с возрастом — холить и нежить свое тело, не позволяя себе ходить с облупленным лаком на ногтях, не забывая делать педикюр или вовремя скоблить пятки… В общем, пока все шло просто превосходно.

Теперь оставалось сделать последний, заключительный жест, который должен был сейчас все решить и которого, несмотря на всю его кажущуюся простоту, он пока никак не мог заставить себя совершить, испытывая излишнее нервное возбуждение — достать ее фотографию в полный рост. Его даже охватило чувство легкого страха — а вдруг она окажется не очень?

Считывать сантиметры на бумаге — это одно, а визуально все может оказаться совсем по-другому. Интересно, в купальнике она, или нет? Если в одежде — видны ноги, или нет? Ведь это было для него в женщине самым важным — ноги!

Предательски дрогнувшей рукой он взялся было за забытую чашку кофе, но тот оказался давно остывшим — к черту кофе! К черту этот кофе и к черту всяческую выдержку!.. Он решительно рванул оставшуюся фотографию из конверта. Рванул и замер… Это была она… Никаких сомнений — это была она!..

Сейчас, глядя на пляжный снимок, где восхитительной красоты молодая женщина, изогнувшись в какой-то соблазнительно-кокетливой позе тянется за мячом, демонстрируя свое просто какой-то поистине божественной красоты тело, Мышастый принял твердое и окончательное решение — она и только она! Даже если откажутся Воловиков и Желябов, он просто пошлет их подальше; даже если она не приедет по первому вызову, он найдет другой способ ее заманить — да он ее просто похитит, в конце концов! Окажись сейчас под рукой Бугай, он просто расцеловал бы этого бывшего боцмана за то, что тот вытащил для него воистину счастливый билет… Все, теперь дело можно было считать окончательно сделанным.

Слегка расслабясь, но еще не в силах оторвать от снимка глаз, он буквально силой заставил себя посмотреть на ее выведенные аккуратным каллиграфическим почерком имя и фамилию.

Ольга Скрипка… — произнес он вслух, как бы пробуя это имя на вкус. Интересная фамилия, — подумалось ему, — хохлушка, что ли? Или у кого там еще могут быть такие фамилии? А, впрочем, неважно. Главное то, он что совсем скоро на этой обворожительной скрипочке сыграет. Да еще как сыграет — его смычок уже в нетерпении, а два других из их веселого оркестра наверняка окажутся с ним солидарны!..

Воловикову с Желябовым он на следующий день назначил встречу возле своего офиса и, встретив их на улице, пересадил в свою машину. Телохранителя Воловикова Мышастый оставил на месте — чем меньше народа будет пока знать про место, куда они сейчас направляются, тем будет лучше — его необходимо было держать в секрете от лишних глаз. Троицу единомышленников повез Бугай, которому патрон доверял всецело. Уже подъезжая к цели, Воловиков с Желябовым, ни разу не бывавшие в этих местах, принялись с интересом оглядываться по сторонам.

— Ничего райончик, — высказал свое мнение Желябов. — А почему здесь строиться перестали?

— А хрен его знает, — ответил Мышастый. — Нынче все почему-то норовят в той стороне, близ Плющихи. А мне тоже здесь больше нравится.

— Ничего, — высказался Воловиков, — для нас же лучше.

— Это верно, — согласились с ним остальные…

Подъехав уже непосредственно к особняку, Воловиков спросил Мышастого:

— Я вижу, фасад не трогали, да?

— Решили, что и так ничего, потерпит, — подтвердил тот.

— Внутри, кстати, тоже в основном только освежили, ну, перестроили — сами знаете что. А в общем, все обошлось в копейки. Согласны?

— Согласны, — подтвердили оба.

Мышастый остался удовлетворен их ответом. Он вложил деньги, купив эту недвижимость, а перестройка производилась почти полностью за счет компаньонов. И хотя строение это было приобретено для чисто специфических целей, да еще, разве что, для их общих гулянок, юридически дом принадлежал ему.

Значит, при равных с ними расходах, он получил некоторое преимущество — весьма неплохо!

— Забор тоже решили пока не трогать. — Он повел рукой.

— Кому он нужен, верно? — Забор был старый, деревянный, с облупившейся краской, местами слегка перекосившийся.

— Да, в наших планах забор никакой роли не играет, — отозвался Воловиков. — Ну, а понадобится — так недолго будет и поставить…

Походив по комнатам, спустившись в подвал, в небольшой тренажерный зал, побывав во всех специфических, в основном, помещениях, все остались довольны увиденным. Обратившись затем к бывшему боцману, Мышастый попросил:

Слушай, сооруди нам пожалуйста кофе, ну, печенье там, все что есть, по чуть-чуть. Ты же знаешь, где что лежит?

— Сам же и привозил, — подтвердил тот.

— Я распорядился привезти чуток съестного, — пояснил Мышастый, — так, по мелочам, пока только то, что не портится. К приезду нашей красавицы, конечно, привезем все необходимое, как положено. Правильно? Надо же будет девушку принять как следует, чтобы не приняла нас за каких-нибудь крохоборов.

— Кстати, насчет девушек… — нетерпеливо начал было Желябов, но Мышастый приложил палец к губам, призывая его к терпению.

— А сейчас пойдемте, я вам покажу то, чего вы еще не видели… — Он привел сгорающих от любопытства друзей к небольшой комнатке, сделанной за счет части коридора. Комнатка была потайной, чтобы ее открыть, требовалось знать, как именно это делать. — Ну, что скажете? — поинтересовался Мышастый довольным тоном, видя неподдельное восхищение своих товарищей.

— Класс, — подтвердил Воловиков.

Через просторное, в человеческий рост стекло они видели сейчас ванную комнату, душевую — все что находилось за стенкой, внутри.

— Это то самое, что с другой стороны является зеркалом?

— догадался Желябов.

— Точно, — подтвердил Мышастый. Демонстрируемое являлось его законной гордостью. — Нас при этом, естественно, не видят.

— Никогда не приходилось сталкиваться, — покачал головой Желябов. — Слышал, в кино видел, а так, в натуре, в первый раз. Но качество просто отличное.

— А вот мы сейчас и проверим, стойте здесь, — предложил хозяин.

Выйдя из потайного убежища, он разыскал хлопотавшего на кухне Бугая и попросил того зайти в ванную комнату, проверить работу сантехники.

— Так мы ж с вами вместе проверяли, Антон Алексеевич, — удивился тот.

— Ничего, глянь еще раз, — ответил Мышастый.

Через несколько минут все трое едва сдерживали смех, наблюдая, как в просторную ванную комнату вошел недоумевающий Бугай.

— Только тихо, — предупредил Мышастый, прижав палец к губам. — Ни звука.

Бугай походил, осматриваясь вокруг, подошел к раковине, подергал ручками кранов и, убедившись, что вода идет нормально, проследовал ко второму душу, находящемуся отдельно от ванной. Когда при проверке боцмана окатило водой, все трое чуть животы не надорвали, пришлось даже зажимать рты руками, чтобы не выдать себя смехом. А когда Бугай подошел к зеркалу, то есть встал напротив них и они увидели, как он задумчиво разглядывает свою физиономию, проводя по щетине рукой и видимо решая вопрос — можно ли считать себя хорошо выбритым, приятели выскочили в коридор и наконец дали волю душившему их смеху. Трое мужчин в возрасте за пятьдесят заливались, подобно пацанам, разыгравшим с дружком-ровесником веселую шутку.