– Хорошо, Мо-Ши, ты упорно трудился. Давай-ка покажем на практике хоть что-нибудь из того, что у тебя получается мастерски… Знаю, знаю! Задняя подножка. Только сначала подкрепимся.

Она разлила по чашкам зеленый чай. Мозес, измученный жаждой от повышенного потоотделения, осушил свою одним глотком. Молчаливая Снежинка сделала деликатный глоток и отставила чашку. Дьен внимательно наблюдал – это был определяющий момент.

– Давай, Мо-Ши, ты знаешь, что делать!

Мозес осторожно сдвинулся с места. В этом упражнении он был хорош. Мальчик застыл, сделал ложный выпад и бросился девушке в ноги. Молчаливая Снежинка молниеносно выплеснула недопитый чай ему в лицо. Мозес оказался на полу. Он был готов расплакаться, чай залил его одежду. Ничего похожего прежде не случалось.

– Нечестно! – крикнул он. – Ты меня обманула! Это было оскорбительно, особенно перед… отцом. Молчаливая Снежинка посмотрела на мальчика хоть и серьезно, но по-доброму.

– Мо-Ши, запомни хорошенько урок, поскольку это самое важное из всего, чему я буду тебя учить. Выживание – не игра, а война. Нет никаких правил. Зато есть методика. Запомни, за любым движением скрыт контекст истинных побуждений. Используй его без ограничений.

Мозес ломал голову над этой фразой в течение многих часов. Когда он понял то, что она имела в виду, мальчика озадачило кое-что еще. Почему она не бросила чашку?

За пределами европианской базы полуденное затмение еще раз искупало зубчатый ландшафт в розовом свете Юпитера. Газовый гигант выглядел жутким шаром цвета полуночи, окольцованным оранжевым огнем. Это великолепное зрелище повторялось каждые три с половиной дня.

Персонал СРЮП редко наблюдал затмение даже с помощью приборов, не говоря уже о выходе в вакуум при температуре -190°С, это надоело им еще в первые дни.

Пыль.

Жара.

Прошел год, все приготовления были закончены… Дьен По-жу понимал, что тянуть нельзя. Еще он понимал, что Молчаливая Снежинка сильно огорчится. Но иного выхода нет.

Звериные запахи. Главным образом, козы. Немного рогатого скота. Полчища шелудивых голодных псов.

Пища, которую готовят на открытом огне. Дым дров. Сортиры.

Цепочки муравьиных колонн.

Хижины – скорее сплетенные, чем сколоченные. Тростниковые хижины, хижины из травы, хижины из пальмовых листьев…

Хижины.

Мозес никогда не видел хижин. Он видел множество животных, но никогда не видел хижин.

Он никогда не видел и коз. А коз здесь было больше, чем хижин. Больше, чем людей. Деревня была наводнена козами. Они служили основой жизни, ее целью, валютой…

Это был новый мир, и Мозес не знал о нем совершенно ничего. Хотя и понял, что никогда больше не увидит Молчаливую Снежинку или Драгоценную Нефрит. Вот почему он плакал, когда фургон въехал в Деревню через ворота.

Еще один ребенок? Х'намбат пытался скрыть раздражение. Достаточно трудно играть роль отца семьи численностью в десять тысяч человек. Еще труднее, когда знаешь, что где-то за золотой нитью горизонта находится мир, для которого Деревня значит не больше, чем булавочный укол для носорога. Реальный мир, в котором их Вселенная, Деревня, была меньше, чем ничто.

Кто-то должен быть связующим звеном.

Кто-то должен знать Правду.

Кто-то должен знать, почему внешний мир не только разрешил Деревне существовать, но даже способствовал этому.

Поскольку Деревня являлась анахронизмом и существовала для очень специфической цели. Она служила предупреждением.

Это, показывала Деревня, – то, чем вы станете без Экстранета, если вы отсоединитесь от общей суммы человеческих знаний, лишитесь опыта тысяч предшествующих поколений; вы станете не больше, чем разумными животными. Способными изучать уловки, но неспособными изобретать уловки. Смекалистыми обезьянами. Эмоционально и культурно продвинутыми – но без интеллекта. Вершина технологии – горшки из глины, предел мечтаний – уподобление богу.

В эту нежизнеспособную смесь надежды и врожденного таланта и прибыл Мозес Одинго, связанный, как индейка, наполовину скрытый мешками с семенами.

Мальчик пробудился от запаха дыма, открыл глаза… Вокруг не было ничего из того, к чему он привык. Вместо позолоченных стен особняка Дьена – непрочная плетенка. Вместо старинных ваз и нефритовых статуэток в глаза бросилась топорная фигурка жирафа, вырезанная из чурбака. Пол был неровным, вместо полированных кедровых дощечек – утрамбованная земля. Вместо изысканных звуков книжного китайского он услышал полузабытое варварское наречие – словно вместо соловьиных трелей в ушах слышалось жалобное кряканье озерных уток.

Ему говорили, его предупреждали… но действительность не стала менее огорчительной. Поэтому, в преддверии туманного будущего, Мозес решил выплакаться.

– Шкварки? Они что, разговаривают с помощью таких Шипящих звуков? – После малорезультативного года изучения колесника-посетителя база на Европе наконец добилась крупного успеха. Но и он не слишком помог продвинуться в деле налаживания контактов.

– Нет, сэр Чарльз, не шкварки, а скварки. Именно так они общаются между собой.

Не нужно было быть эмпатом, чтобы прочитать по лицу сэра Чарльза его мысли.

– Скварк – это суперсимметричная спаренная частица обычного кварка. Существование скварка было предсказано в соответствии с суперструнной М-теорией Виттена еще на пороге тысячелетия.

В конце концов до сэра Чарльза дошло, и он рассердился.

– Какого черта никто не сообщал мне раньше?

– Потому что, сэр Чарльз, никто такого не ожидал. – Уоллес Холберстэм, седой жилистый мужчина с мохнатыми черными бровями и короткой стрижкой, отвечал за материально-техническое обеспечение СРЮП и, обладая докторской степенью по редукционной физике, фактически являлся вторым в команде. Неожиданно оказавшись в центре внимания благодаря своей специальности, он подробно остановился на затронутой теме. – Понимаете, никто даже не предполагал, что скварки существуют в действительности. Приблизительно два столетия назад суперструны на короткое время стали супермодными. Математикам они нравились за элегантность и связь с эзотерическими вопросами топологии; физики были заинтригованы ими, пока не нашли, что теорию невозможно проверить на практике. Суперструнами перестали интересоваться не потому, что теория была неверна, а потому, что оказалась слишком трудна для понимания даже того, что же она, в сущности, предсказала.

– Почему все так внезапно изменилось? Холберстэм усмехнулся.

– А вы как думаете? Колесники. – Он прихлопнул ладонью лист бумаги к столу, пытаясь помешать тому взмыть вверх. Уоллес все еще не приноровился к малой силе тяжести Европы.

Сэр Чарльз подхватил лист. На нем были изображены какие-то белые пятнышки разного размера на синем фоне. Поперек страницы бежали по диагонали зазубрины графика и зеленые полоски.

– Уолли, черт побери, что это такое? Холберстэм просиял от гордости.

– Чарльз, похоже, это наше крупнейшее достижение! Подчиненные иногда бывают необычайно непонятливыми.

– Уолли, я имею в виду, чье это изображение?

– Вы даже не можете… хм… Ученые из лаборатории ядерного магнитного резонанса в Париже получили это изображение от «Трабанта» – колесника очень древнего, сильно проржавевшего и, в отличие от остальных, не реагировавшего на лазерную указку. Черт бы побрал Одинго, она отдала нам весь хлам, оставив хороший материал себе! Проклятые адвокаты, лепечущие о правах колесни… Извините, сэр, вы же знаете, как я отношусь к либералам. С «Трабантом» работали чаще, ¦чем с другими колесниками, хотя конкретное обследование структуру и не разруша…

– Уолли, ближе к делу!

– Хорошо. Итак, за «фарами» колесника расположена, атомная структура из сплава германия. Структура, насколько я могу судить, является скварк-генератором и, весьма вероятно, скварк-приемником, хотя ученым так и не удалось получить разрешения на проверку более нового колесника. Оказалось, что биомашины общаются с помощью суперсимметричных квантовых хромодинамических волн. И даже не СКХД-волн, а скорее модулированных объемно-звуковых серий спартиклей.

На наукообразных рассуждениях сэр Чарльз зубы съел, и даже терминология его не испугала, хотя большая часть услышанного казалась ему полнейшим бредом. Надо догадаться о смысле по понятной части предложения. Спартикль, по всей видимости, – суперсимметричный аналог стандартной элементарной частицы. Так что вся речь Уолли Холберстэма свелась к тому, что физики СРЮП тратили время впустую, пытаясь обнаружить радиосообщения чужаков.

Чужаки не использовали радио – они использовали скварки.

Дэнсмур произнес это вслух, и Холберстэм энергично закивал.

– Да, фары колесников выполняют роль антенн для скварков. Ну и быстро вы сообразили, сэр Чарльз! Я поражен.

– Скорее оправляйтесь от поражения и отвечайте на следующий вопрос.

– Пожалуйста. На какой?

– Единственный, о котором я не спросил, но, очевидно, должен был. Уолли, у нас есть возможность принимать скварковые сигналы? Мы захватили с собой все, что только могли придумать, но вряд ли кто-то предполагал, что мы обнаружим здесь неизвестную науке элементарную частицу, мода на которую прошла двести лет назад.

– Угу, мои ребята работают над этим прямо сейчас. Жози Мазур утверждает, что мы сможем приспособить одного из колесников из числа взятых на «Жаворонок» и преобразуем его скварк-излучение в обычные сигналы. Правда, надо что-то придумать с кристаллической решеткой из платины. Полагаю, исследовательская группа из Макнамаровского института подкинула идею парням из Парижа, обнаружив, что колесники не реагируют на лазерный свет, отраженный от зеркала. Если оно, конечно, не сделано из оптически плоской платины. Таким образом, они считают теперь, что когерентный свет лазера несет некоторое число скварковых пакетов, своего рода Эффект Суперсимметричного Прицепа. Обычное стекло смешивает фазы скварков, а платиновое зеркало скварковую информацию не искажает.

– Разве ученые не могли обнаружить это два столетия назад?

– Нет. У них не было колесников, чтобы отвечать на скварковые сигналы. Пучки спартиклей присутствовали и тогда, однако не существовало способа их обнаружить. До сегодняшнего дня.

Биншаба была несчастна.

– Симеон, зачем? – недоверчиво покачала она головой. – У нас больше ртов, чем мы можем прокормить… Ну почему ты принес этого ребенка?

Ей незачем было спрашивать, от кого исходил приказ. Ведьмы, сообщил бы ей Симеон прямолинейно. Очевидно, ребенок из Внешнего мира, но, как предполагалось, женщины не должны знать о его существовании.

Муж Биншабы с трудом подыскивал ответ. Есть вещи, известные Совету, которые не подлежат разглашению. Тяжело знать о существовании большего мира, что еще раз подтверждало узкие рамки данного микрокосмоса человечества. Однако невозможно не считаться с его существованием.

– Ребенок… больной, – сказал он лукавя. – Перенес серьезную травму. Потерял близких родственников.

Это, по крайней мере, было правдой. И все равно ему не хотелось лгать. Он знал, что правда скрывает неправду. Зато не знал, что то, что он принимал за правду, скрывало совсем другую неправду.

– Нас выбрали, чтобы заботиться о нем. Заменить отца и, мать, которых несчастный потерял. Воспитать его в заповедях Деревни.

Биншаба умоляюще схватила мужа за руку.

– Нам обоим известно, что это далеко не все.

Симеон испытывал тревогу. Знает ли она? Знают ли все женщины? Одна его часть понимала, что они должны знать. То, что знают мужчины, женщины тоже должны знать, поскольку женщины удивительно проницательны. Даже более проницательны, чем мужчины, которые тратили время, рассуждая о политике Деревни и стругая детей со своими собственными и чужими женами, формулируя абсурдные прожекты и со вкусом разглагольствуя о них; нельзя не упомянуть и о кислом пиве, употребляемом в огромных количествах. Женщины же занимались конкретным делом, делом, которое скрепляло Деревню. Впрочем, надо быть справедливым: мужчины охотились, добывая мясо, что, конечно, служило чрезвычайно важным подспорьем. А еще они могли убить мародерствующую львицу или леопарда – занятие столь же важное, сколь и опасное, к тому же абсолютно не женское. Да, женщины проницательны… И все же другая его часть отвергла это, ибо тайны, которые известны мужчинам Деревни, должны были известны только мужчинам. Иначе их жизнь стала бы бессмысленной.

– Все, хотим мы того или не хотим, такова наша обязанность, – сказал Симеон, закрывая обсуждение.

Биншаба вздохнула про себя. Если муж что-то решил, никто не заставит его отступиться. Во всяком случае, атакой в лоб. Она поднялась с циновки.

– Настало время доить коз.

Симеон проводил жену взглядом. Не первый раз задавался он вопросом, знают ли женщины Деревни… Но это было бессмысленно, и лучше всего не спрашивать.

Важно то, что поручено мужчинам Деревни. В этом заключалась реальная власть. И ребенок из Внешнего Мира поручен ему. Этого было достаточно.

– Ирония судьбы, сэр Чарльз, заключается в том, что Парижская лаборатория могла обнаружить передачу скварк-сигналов еще полтора года назад. Но фонд Макнамары прекратил финансирование группы прежде, чем они смогли опубликовать результаты.

– Как такое произошло?

– Очевидно, какому-то бюрократу из государственного департамента надоело возиться с процедурами поставки, и он ввел в заблуждение соответствующую подкомиссию. С тех пор группа все свое время тратила на то, что пыталась отыскать альтернативный источник денег.

Сэр Чарльз был возмущен. Лично его точка зрения заключалась в том, что все факты, пусть даже отдаленно связанные с чужаками, но выявленные компетентными людьми, должны были быть поощрены. Для таких случаев бюджет не должен скупиться.

– Уолли, как могло случиться, что прекратили финансирование такого важного проекта?

Холберстэм пожал плечами:

– Понятия не имею.

Мозес пробегал через Деревню, быстро взбирался на крыши хижин, с трудом сдерживая смех, поскольку остальные дети охотились на него.

Они знали, где он спрятался, но ему было всего восемь лет, поэтому они не хотели находить новичка слишком быстро. Так что они ходили взад и вперед под его сомнительным убежищем, притворяясь, что не видят и не слышат, когда под ним трещал тростник и когда он пытался не захихикать слишком громко. В течение нескольких минут мальчик был по-настоящему счастлив.

Хотя колесники на Европе и отправили информпьютер, чтобы контролировать действия внеюперов на шестой луне, они никак не ожидали, что Старейшины этим заинтересуются; просто таков этап стандартной процедуры проверки трехлетнего периода. А затем внезапно была образована Подкомиссия по Нарушению Границ Обитателями Голубого Яда, которая приняла свое первое – и до настоящего времени пока единственное – решение: пусть информпьютер остается там, где находится, и продолжает осуществлять свои обязанности по контролю режимов работы. Естественно, симбипьют выполнял команду буквально и засыпал колесников Тайного совещания комментариями в режиме реального времени, исходящих из базы на Европе. Однако подкомиссия до сих пор не решила, что делать с информацией, которой ее обеспечивал симбипьют-наблюдатель. В настоящее время этот вопрос был разбит на подвопросы, а сообщения просто регистрировались в банках данных до тех пор, пока не будут полностью разъяснены.

Не подозревая о пассивной роли колесника, сэр Чарльз предположил, что гость – посол чужаков, стремящихся поскорее вступить в переговоры со вновь прибывшими с Земли. Когда колесник исполнил свой полный драматизма выход на сцену базы на Европе, сэр Чарльз был уверен: где бы ни находились истинные хозяева дипломатической машинки, он скоро войдет с ними в контакт… Теперь – спустя два года и невероятное количество потраченных впустую усилий – его уверенность была изрядно поколеблена. Контакт состоялся, однако особого рода. Обмен сигналами, содержащими огромные порции информации, – да. Обмен смысловым значением – нет. Обе стороны говорили, но, к сожалению, не в интерактивном режиме. Даже синтаксис чужаков оказался непостижимым для аналитиков, и это при том, что у них на вооружении было самое лучшее программное обеспечение обработки сигналов. Разгадка же семантики чужаков представлялась отдаленной мечтой. Единственный строго установленный факт заключался в том, что сигналы статистически неотличимы от случайных помех. Идеальное излучение абсолютно черного тела.

На рубеже двадцатого столетия математик по имени Крис Мур из института Санта-Фе опубликовал труд под названием «Любая достаточно развитая технология неотличима от шума». Это был перефраз известного закона Кларка: «Любая достаточно развитая технология неотличима от волшебства». Оба говорили об одном и том же. Развитая цивилизация должна уметь кодировать свои сигналы самым эффективным способом, то есть так, чтобы их невозможно было подвергнуть дальнейшему сжатию. Другой математик того же периода, Григорий Четин, доказал, что любой несжимаемый сигнал случаен. Идея была тривиальна: если в сигнале присутствует заметная структура, то информацию, заключенную в описанной структуре, можно подвергнуть процедуре сжатия, а если в сигнале не осталось никакой структуры, то он выглядит случайным. Мур приложил идею Четина к статистическому распределению частот для несжимаемых электромагнитных сигналов, а природа демонстрировала подобное там, где передачи сигналов не было никакой – в спектре излучения идеального абсолютно черного тела.

Сигналы чужаков скорее были суперсимметрично хромо-динамическими, нежели электромагнитными, но к ним можно было применить то же самое прикладное рассуждение. Перевод скварковых волновых пакетов и в радио сохранял распределение частот – гистограмму.

Сигналы колесников, конечно, случайными не были. Они просто были зашифрованы. Но каждый, кто пытался наблюдать зашифрованный канал ВидиВи, знает, насколько случайными выглядят такие сигналы, – естественно, до тех пор, пока не получает секретный ключ для дешифровки. Чужаки разговаривали кодом, а физики Сил Решения Юпитерианской Проблемы не знали ключа. Такого следовало ожидать, и не только со случайными помехами, поэтому на «Жаворонке» летели лучшие криптоаналитики. Сотни коллег поддерживали их с Земли. А сэра Чарльза не оставляло гнетущее чувство, что все их усилия пойдут прахом.

В этот момент четверо из его сотрудников смотрели передачу какого-то колесника; скварковые волновые пакеты превращались в электромагнитные сигналы их собственного «ручного» колесника и отображались на плоскомолекулярном экране в дюжине всевозможных форматов.

Вся дюжина окон показывала однородные оттенки серого. Пытаясь наладить контакт в обратном направлении, в одном углу комнаты расположили камеру ВидиВи, передающую сигнал колеснику; использование другого колесника позволяло надеяться, что их собственное радиосообщение будет воспринято. Тем временем колесник, очевидно, равнодушный ко всему окружающему, опирался всеми шестью колесами в пол посреди комнаты. Он давно втянул лопасти и выключил тревожную внутреннюю подсветку. Чтобы предотвратить вмешательство людей, воздвигли невысокое ограждение. Иногда колесник катался взад-вперед, будто «разминал колеса».

После семнадцати тысяч часов непрерывной записи и передачи, казалось, должно было начаться значимое взаимодействие. По крайней мере, ученые были уверены, что могут определить систему счисления чужаков, которая позволит соотнести Периодическую таблицу Менделеева, а следовательно, и входящие в нее элементы, с земной, потом расшифруют материалы, а за ними и биомолекулярную структуру. Обычный метод познания от простого к сложному. Но все получилось не так.

Компьютер генерировал последовательности коротких вспышек для кодирования математических структур – целые числа в порядке возрастания, нечетные числа, квадраты чисел, кубы, степени двойки, простые числа, даже числа Фибоначчи. Эти структуры обращали в звук, свет, радио и скварки. Исследователи светили лазером в колесник, запускали ему музыку, показывали кино, пели и танцевали. Колесник, который должен был отреагировать, по крайней мере, на некоторые из сообщений, не проявлял никакого интереса и продолжал просто торчать на полу.

Может, он спал? Тогда для чего заявился к землянам? Или юпитериане не знакомы с математикой? Как же в таком случае они смогли построить машины с колесами? И почему, почему, почему чужаки, будучи разумными существами, не пытаются ответить какой-нибудь структурой простого типа, на которую они могли бы опереться как на базовую?

Единственным положительным моментом было то, что колесник не стремился покинуть базу. Чужакам, казалось, нравилось продолжать передавать и получать сигналы. Однако не было никаких признаков, что это имеет для них больше смысла, чем для людей.

Камбо поймал молодую газель. Ее мать загрыз леопард – по отметинам, сделанных когтями, было ясно, что их оставила самка, которую называли Б'вулу и которой требовалось кормить детенышей. Камбо нашел хрупкое создание под палящими лучами. Удивительно, что малышку не загрызли гиены, но их временно соблазнила перспектива отхватить мяса на дармовщинку у львов.

Паренек обвил грубую веревку из скрученных стеблей вокруг шеи детеныша и привязал его к деревянному шесту рядом с хижиной своего отца.

Он дал газели воды и улыбнулся, когда та выпила все до капельки. Потом попытался накормить. Безуспешно.

Мозес бродил до тех пор, пока не кончился день. Мальчик значительно вырос с тех пор, как появился в Деревне. Ему исполнилось двенадцать, он был высок для своего возраста, быстр и проворен. В течение трех лет, которые ему пришлось провести в качестве беспризорника, он познавал азы грязной драки, а за год занятий кунг-фу довел свои навыки до совершенства. Он знал, как наносить слабый или сильный удар, как калечить и как, если возникнет необходимость, убивать. Он скрывал свое умение от других детей, боясь, что в таком случае придется его продемонстрировать. Тем не менее, он помнил все, чему его обучила Молчаливая Снежинка, и частенько практиковался в укромных местечках среди скал, где никто не мог его увидеть.

Зато не делал попыток скрывать свое умение драться как беспризорник. Только самые сильные из детей осмеливались задирать новичка; у остальных на всю жизнь остались шрамы на коже или в памяти от неудачных попыток посостязаться с ним в драке.

Его уважали. И не только за зубы и кулаки. Огорченный Камбо подошел к Мозесу.

– Моя газель не хочет есть! Пьет как рыба, но посмотри на ребра, проступающие на боках… По-моему, она скоро умрет.

Ни слова не говоря, Мозес взял миску с едой, смесь зерна и молока. Поставил перед малышкой. Животное почуяло пищу, слегка подняло голову и отвело в сторону. Детеныш газели стоял, слегка наклонясь вперед, и казалось, принюхивался.

– Пища слишком густа, – сказал Мозес. – Влей-ка побольше молока. Но сначала вскипяти, чтобы отбить запах козы. Если найдешь шкуру газели, поставь миску на нее. Потом сорви пучок травы и размешай в миске.

Мозес встал и ушел.

Камбо собрал немного зелени, сходил в семейную хижину, нашел лоскут старой газельей шкуры, вскипятил свежего молока – проделал все так, как его проинструктировали.

Детеныш приблизился осторожно, понюхал несколько раз смесь… и начал лакать.

Камбо даже не удивился. Каждый в Деревне знал, что у Мозеса странная привязанность к животным. Мальчуган будто знал, что происходит у них в голове.

Он мог взять в руки черную мамбу, чей укус смертелен, а змею, казалось, это только забавляло. Конечно, он никогда не разыгрывал подобные игры перед взрослыми. Но вся Деревня видела, как он успокоил корову, у которой искусала ногу львица. Корова все же подохла, но при этом вела себя более спокойно, чем обычно.

Да, Мозес понимал животных. Стоило мальчику свистнуть птице, и та садилась ему на руку. Даже пауки отвечали взаимностью: вместо того, чтобы удрать в свою норку, когда приближалось это странное существо, они заползали на подставленную горстью ладонь. Словно повиновались его взгляду.

На расстоянии тысячи миль от Деревни Черити очнулась от сна и спросила себя почему. Обычно она спала без задних ног.

Но вот снова раздался шум. Вокруг бунгало кто-то бродил.

Женщина взглянула на часы – полоску плоскопленочного экрана, прикрепленного к комоду против кровати. Она купила комод по случаю на местной барахолке, уговаривая себя тем, что это антиквариат, хотя по такой низкой цене могли продавать только подделку. Ну и что, она давно хотела приобрести одну из тех старинных деревянных вещей с выдвигающимися ящиками… Черити встряхнула головой, чтобы прийти в себя. Проклятый поддельный антиквариат! Надо же, всего 4. 22 утра.

Может, грабитель? Вряд ли, в доме нет ничего ценного, к тому же последняя кража в стране случилась больше двух лет назад. Наемный убийца? Странно, но гораздо более вероятно. Теперь, когда Пру…

Кто-то вошел на цыпочках, споткнулся о стоящий на пути стул, приглушенно выругался – Черити узнала голос. Она села, накинула халат и пошла на кухню.

– Пру? Какого дьявола так ра… – Несколько упакованных чемоданов стояли у двери, а за домом ждало такси, электрический двигатель на холостых оборотах жужжал тихо, вот почему Черити не услышала, как подъехала машина. – Пру, ты не…

– Извини, Маленькая Сестра, но я – мерзавка! Пруденс надоело бездельничать. Ее терпение лопнуло, и к тому же она должна была снова отправиться к Каллисто. С момента гибели Мозеса утекло столько воды, что она возненавидела постоянные стенания сестры. Пруденс знала, что племянник погиб, так почему же Черити не хочет осознать реальность? Она надеялась, что, покидая ее дом так рано, избежит нежелательных объяснений. Напрасные надежды. Все равно затруднение возникло.

– Ты знаешь, что я думаю о…

– Да, Трещотка, дорогая, конечно, знаю, ты достаточно часто высказывалась по этому поводу. Но так уж случилось, что мы по-разному смотрим на вещи. А все очень просто, я права, а ты…

– Значит, Юпитер.

– Да.

– И, конечно же, в компании с этими роковыми ВидиВишниками. А я еще удивлялась, сколько времени ты потратила на разговоры с ними…

Пруденс взорвалась:

– С кем я контачу в Экстранете, не твое собачье дело!

– Даже если работаешь в моем доме, на моем уникомпе, пользуясь моей электроэнергией? – Их перепалки всегда съезжали на эти рельсы, с самого раннего детства. Время как будто обратилось вспять. – Я и не заявляла никогда, что это мое дело. Только не могла не замечать и удивляться…

– Маленькая Сестра, ты и в два годика была любопытна, любопытна и по сей день. Мне жаль, что все так случилось, трагически и ужасно, и я глубоко тебе сочувствую. Я тоже любила Мозеса, даже если этого не показывала, но… теперь мне надо вернуться к собственной жизни. Понятно?

Черити безрадостно усмехнулась. Пруденс никогда не могла оставаться на одном месте долго. И как ей удается проводить столько времени в металлической коробке – настоящее восьмое чудо света…

– Возвращаешься в свой любимый космос?

– Почему бы и нет? – Пруденс была необычайно взбудоражена. Она-то сама прекрасно знала почему. Она возвращалась не в космос как таковой, она возвращалась в космос для…

Черити была воплощением молчаливого укора.

– А, пошло оно все к черту! Трещотка, не смотри на меня так, будто я предаю человечество! Мы не можем посвящать все наше время Войне Против Кометы! Люди должны каждый день что-то кушать, поэтому фермерам надо обрабатывать землю, а нам по-прежнему необходимо зарабатывать деньги, чтобы купить у них хлеб… Или Центральный Банк Экотопии отменил деньги?

– Не будь дурой, Пруденс. – Черити никогда не могла переспорить сестру, хотя обычно была права.

– Не моя вина, что проклятая комета приближается! – глубоко вздохнула Пруденс и в приступе нерешительности запустила пальцы в разноцветную копну волос. – А теперь, благодаря мне, появился шанс отвести беду! Если комета все же столкнется с Землей, только лучше, что некоторых людей катаклизм не затронет. Ты же видела планы возрождения лунных поселений. Почему же в таком слу…

– Перестань увиливать! Наука нуждается в колесниках. Ты не должна их скры…

– В распоряжении правительства много колесников, и все они – моя собственность. Это я нашла их! А они присвоили большинство. – Обе знали, что это ложь: реквизировали лишь восемь колесников, из которых «Самоуверенный Робин» был без колеса, а «Трабант» – полностью изувечен. Хотя компенсацию ей предложили чисто номинальную – это, дескать, ее вклад в дело предотвращения угрозы кометы, – она пошла еще дальше и полностью отказалась от компенсации. Тем не менее, Пруденс не говорила, где спрятаны остальные колесники. И сейчас почувствовала необходимость, пусть дурацкую, восстановить свою репутацию хотя бы перед сестрой. – Да они понятия не имеют, что делать с теми, которые у них уже есть!

– Не важно…

– Еще как важно! Если станешь от этого счастливее, могу тебя заверить, что как только наши яйцеголовые действительно поймут, что делать с восемью проклятыми штуковинами, я всегда успею им рассказать, где хранятся остальные сто двадцать девять. Даже с Юпитера радиоволны дойдут всего за несколько часов…

– А то и раньше.

– Возможно, ученые обнаружат что-то важное, если ознакомятся с ними со всеми.

– Возможно. Но уж тогда я определенно закончу на паперти. – Хотя Пруденс приувеличила, но, во всяком случае, ее слова означали, что в таком случае ей не стать мультимиллионершей.

– Но какое это будет иметь значение, если придет комета? Какой прок тогда от денег?

– Если комета придет, сгорят все ставки. Дотла. Зато если она все же разминется с Землей, я передам остальную часть колесников Эйнджи Карвер. С большой для себя, кстати, выгодой. Особенно если смогу забрать с Каллисто все, что осталось.