Смолкла музыка, на смену растаявшим сумеркам пришел дневной свет, и громоподобный голос автомата, ненатурально идиллический, стал призывать к спокойствию. Глас вопиющего в пустыне... Двести человек в едином порыве ринулись в пассажирский блок, словно то был их, каждого, родной дом, крепость, нора, где от всего и всех и, может быть, от себя самого можно было спрятаться навсегда и надежно. Командор удивился тому, как быстро опустел зал, и брезгливо подумал, что чем старше становится человечество, чем могущественнее, тем слабее и духом, и телом становятся отдельные его особи. Впрочем, оглянувшись на V.I.P. и его, обступившее тело Мэри, окружение, он не без оснований решил, что сейчас не время для философских размышлений. Присоединившись к ним, он осторожно посмотрел на изуродованное тело. Стоявший по правую руку Ник Крашпи, созерцая малоприятное зрелище, присвистнул и пробормотал: "Черт возьми, первый раз в жизни виду 2750 в работе". В груди у девушки зияла огромная, размером с человеческую голову, дыра. Крови не было. Казалось, это искусно выполненная работа мастера-стеклодува, сумевшего покрыть живую плоть изнутри тонким слоем стекла. Дон, заметив присутствие командора, спросил: - Так вам сообщили о двоих? - Да, Дон Ричи. - Нам надо просмотреть все видеозаписи, которые сделала ваша информационная система. Возможно, у нее были контакты. - Разумеется, Дон Ричи. - Я вынужден потребовать у вас закрыть всех пассажиров в их капсулах. По крайней мере, на время. - Полагаю, сейчас это можно сделать без труда. Как только пассажиры займут свои капсулы на звездолете, будет введен режим III степени. - Тем лучше. Господа, - обратился Дон к своим людям, - вы останетесь с президентом. Максимум внимания. V.I.P., все еще не оправившийся от потрясения, тупо смотрел на останки Мэри. - Дон, надеюсь, вы не ошиблись..., - глухо и почти с угрозой произнес он. - У меня нет правила ошибаться, - уверенно сказал Дон и, наклонившись над Мэри, разжал ее руку. На ладони лежала, точно капля росы, кроваво-красного цвета бусинка. - Рос, сделайте анализ содержимого этой капсулы. - О'кей, сэр.
      Было две причины, из-за чего пассажиры, занимавшие капсулы восьмого ряда, не заметили голубого тумана. Первая - конечно, паника, вторая - слабая освещенность. Когда же все успокоилось, и пассажиры мирно заняли свои места, только один человек обратил внимание на наполненную голубым туманом капсулу №142. И этим человеком была жена покончившего с собой пассажира. Она вспомнила о сыне, о муже, повернула к ним голову, надеясь увидеть их обоих вместе, и обмерла. А потом, неожиданно показавшись из тумана, к стеклу прилепилось обезображенное личико ее малыша. Он бился, кричал, плакал. Он не понимал, что с ним происходит. И кожу его, и мышцы, и желудок, и печень, и кишечник, и сердце, и почки - словом, все его тело подменила единая субстанция - "черви Мортакса". Жили только глаза и мозг... Последние минуты. А голубой туман уже растекался по залу.
      * * * Люк в лабораторию был закрыт изнутри. Видеофон не отвечал, и Рэг Гамильтон, потрясая кулаком, трижды постучал. В конце концов, он связался с ЦУПом. "Луи, люк придется открывать тебе. Используй аварийную схему". Через минуту Рэг переступил порог лаборатории. И остановился. Он не сразу смог подавить застрявший в горле комок, на лбу выступила испарина, а перед глазами все поплыло. Пол был точно устлан голубым ковром, и, словно им накрываясь, у стойки бара полулежал Александр. Трупа на столе больше не было, и только его опустевший коже-костюм и боты свидетельствовали, что он никому не привиделся. Ослепительный свет стен и потолка, запах виски и терпкого дезодоранта, мерное дыхание спящего Александра и грустная мелодия, и яркое голубое пятно над всем этим, довлеющее, - смешалось в сознании Рэга Гамильтона в необъяснимый винегрет; он переварил его, но, словно через мгновение почувствовав, как много в нем яда, отступил назад, захлопнул люк и, прижавшись и затылком, и всем телом к холодному металлу, сомкнул веки. "Что там, Рэг?" - заговорил по связи командор. Рэг пришел в себя: "Он мертвецки пьян, Луи. Просто мертвецки пьян.".
      Между тем Луи Сантано и Дон Ричи занимались тем, что методично, мгновение за мгновением, просматривали содержимое блоков слежения информационной системы. Они не сводили глаз с зависшего в воздухе светящегося шара, являвшего в голографическом изображении те или иные уголки ресторан-клуба недавнего прошлого. На четвертой минуте своих поисков они нашли Мэри и больше не упускали ее из виду, и скоро увидели, как она подсела к Алэну Лаустасу, за его столик. - Вы знаете его? - как только Луи произнес это имя, спросил Дон Ричи. - Увы. К сожалению, у меня не было времени сообщить вам о нем. - Выкладывайте... Рассказ Луи не был долгим. Но Дона он заинтересовал. Он сразу связался с Хоном, приказал ему пройти к сто двадцать второй капсуле и с нее начать осмотр пассажирского блока. - Командор, где может прятаться Алэн Лаустас? - Вероятнее всего, в оранжерее. Если только он каким-то образом не проник в модули "В" и "С". - Что тогда? - Мы могли бы включить все "ловушки", но у нас, похоже, возникла одна техническая проблема, и ее следовало бы разрешить до того, как идти на подобные меры. - Какого плана эта "техническая проблема"? - Самопроизвольно сработала "Ловушка"..., - подал голос Ник, не удержавшись, чтобы не вмешаться в разговор, когда речь шла о "его деле". Луи Сантано никак не отреагировал на это нарушение субординации и только заметил: - Может быть..., а может, и нет. В любом случае необходимо просмотреть информационные файлы. - Командор, поручите это мне, - спросил только что вошедший Рэг Гамильтон.
      - Рэг, что все-таки ожидать нам от дока? - однако спросил Луи. - Скоро он придет в себя? - Надо полагать. Если, конечно, вы не собираетесь поставить его на ноги транквилизаторами. Луи оставил это замечание без ответа, поскольку к нему уже обращался Дон Ричи. - Запросите базу, командор. Мне необходима вся имеющаяся у службы безопасности информация, касающаяся нашей погибшей леди. Особенно меня интересует, не пересекались ли когда-либо пути ее и Алэна Лаустаса. Как скоро мы получим ответ? - Минут через десять. Кстати, вот этим вы и займетесь, Рэг. А что до "ловушек", я проверю все сам, как только будет время. Как и обещал командор, в указанный им срок с базы пришел ответ на их запрос. Мэри два года назад была на Хароне, была только три дня, но цель ее поездки осталась тайной. - Командор, кажется, самое время пояснить мне. что такое режим III степени. - Он касается только модуля "D". Общий анабиоз, а также изоляция всех его секторов друг от друга. - ...И если Алэн Лаустас, например, окажется сейчас в верхней оранжерее, то перебраться оттуда ни в ресторан-клуб, ни в пассажирский блок он не сможет? Правильно я вас понял? - Если у него нет кода. - У него может быть код? - Кодом может служить и "2750й". Но кольт не позволит ему перебраться из ресторан-клуба, например, в модуль "С". Там телепортер и силовое защитное поле. Он уничтожит весь сектор, нарушит герметичность звездолета. Надеюсь, он не самоубийца. - Как Хону перейти после пассажирского блока в оранжерею? Начнем с верхней. - Придется идти мне. Код знаю только я. Сообщать его никому другому я не имею права. - А если вы погибнете? - Электронный мозг передаст все секретные коды первому пилоту. - Тогда давайте поторопимся, командор, нас обоих ждет Хон.
      * * * Хон готов был поклясться, что кто-то кричал и звал на помощь, но так, как, может быть, плачет лес, когда его рубят, жгут и калечат, - безголосо. Он остановился. Он был напротив седьмого ряда в нескольких шагах от 122 капсулы Алэна Лаустаса. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: ее пассажир недавно побывал здесь. "Дон Ричи, Хон на связи. Капсула переведена в вертикальное положение. Пассажира нет". "Хон, вместе с командором направляюсь к тебе. Сейчас в ЦУПе, проверяют по информационным файлам, что происходило с капсулой в последние полчаса". Хону вновь показалось, будто он слышит далекое эхо, мольбу о помощи. Он прошелся вдоль нескольких ближайших капсул, оглядывая спящих в анабиозе пассажиров, но, не дойдя до центрального прохода, повернул назад. Возвратившись к саркофагу, будто впервые принялся его изучать: внутри справа и слева к толстым стенам прилепились трубы и снаряды систем жизнеобеспечения, в голове расположился сферической формы сервис-центр, а ложе напоминало застывший студень. По внутренней связи быстро и сбиваясь, настойчиво и тревожно заговорил Ник Крашпи. Но Хон уже не слышал его. Уровень студня в ложе был выше красной отметки. Он увидел это, понял. что это означает, рука потянулась к поясу, но поймать кольт не успела. Безмолвный огненный смерч вырвался из ниоткуда, из пустующего ложа, ударился в Хона, снес ему голову и отбросил тяжелое двухметровое тело поперек прохода. В следующую секунду на ложе возникло будто северное сияние, а следом, мазок за мазком, слепок за слепком, чья-то невидимая рука создала из него человека. Алэна Лаустаса.
      * * * Капсула №143 занимала весь экран монитора. Ее пассажир - худощавая женщина средних лет, пытаясь вырваться из своего заточения, кричала и звала на помощь; ее глаза опухли от слез, длинные рыжие волосы разметались, руки были сбиты в кровь. Анабиоз не мог одолеть ее сразу - слишком возбуждена она была, и, предоставив ей отсрочку, он же привел в чувства, позволил собраться с мыслями. "Надо успокоиться. Надо сделать все так, как гласит инструкция...". Думать, что сыну она уже не поможет - не хотела. Она нашла аварийный блок, нажала на красную клавишу, чтобы прервать анабиоз, ...и ничего не случилось. Она нажала на синюю клавишу - связи с ЦУПом, но тут оказалось, что голос пропал. Оставалась только надежда, что кто-нибудь в ЦУПе обратит внимание на вспыхнувший экран монитора с изображением ее капсулы. И она надеялась... "Я дождусь сегодня незабвенного напитка?" - смеясь, спросил Ник Крашпи у Рэга Гамильтона, когда тот, отправившись в бар за коктейлями для себя и Ника, на обратном пути почти на минуту задержался у мониторов пассажирского блока. "Несу", - ответил Рэг. Однако бокалы встали на панель приборов, а пальцы пилота коснулись клавиш. Через мгновение ни женщины, ни самой капсулы №143 различить на помутившемся экране было уже нельзя. "Несу", - повторил Рэг Гамильтон.
      * * * Вновь Дон Ричи и Луи Сантано шли коридорами модулей "В" и "С", и пол, по которому они ступали, излучал все тот же ровный белый свет; вновь немного впереди был командир, а за ним следовал начальник президентской охраны, и не было слышно ни шагов, ни эха. Однако в этот раз молчание было прервано.
      - Сколько лет вы в космосе? - спросил Дон Ричи командора. - Больше двадцати. - Сколько раз летали на Антарекс? - Это второй полет. - Работали на периферии? - Нет... Вы, вероятно, неверно информированы. Служба, отвечающая за безопасность полетов, руководствуется особыми принципами в подборе того или иного звездолета на тот или иной рейс. Нас тасуют, точно колоду карт. Благо Земля сегодня связана только прямыми сообщениями с почти сотней планет. - И что же это за принципы? - Допустим, вы изо дня в день следуете одним и тем же маршрутом; разумеется, вы, и только вы знаете его как никто другой, знаете каждый поворот и каждый камень, и, наверное, могли бы пройти им вслепую. Но именно в этом таится главная опасность: все ваши действия доведены до автоматизма, вы не ожидаете неожиданности, вы стали рабом своей привычки... Тогда как окажись вы на неведомой тропе - всегда будете начеку. - Может быть; не бесспорно, но логично. - Оптимальным вариантом считаются второй и третий полеты. Конечно, это далеко не все, что берется во внимание... Учитываются психологические факторы, характеристики кораблей, профессионализм экипажа. - Вам нравится Антарекс? - На мой взгляд, он мало чем отличается от Земли. - А Харон? - Очень удаленная планета. Я не был там, как не был и на Новой Австралии... Но я был на Вероне, кажется, вы соседи, и условия жизни там сходны с вашими. - У нас нет времен года. На Вероне есть. Лето на Вероне - это Трэп, бесспорно. - Дон, если позволите, один вопрос... - Пожалуйста... - Трэп - ведь древнее имя планеты? Я слышал какую-то странную легенду, касающуюся его происхождения. Сколько в ней правды? - Сколько ее может быть в легенде. Они вышли из переходного отсека в ресторан-клуб, увидели президента, занятого бильярдом, охрану, стоявшую поодаль, и разговор оборвался. Президент играл лениво, но отменно, и Дон Ричи, подойдя к нему, наблюдая, как в одну, затем в другую лузу рикошетом друг от друга влетели два шара, счел своим долгом поздравить его с прекрасным ударом. - Дон, я устал от скуки, - проворчал Ля Кросс и, бросив кий на зеленое сукно, повернулся к начальнику охраны. - Рассказывайте, что у нас. - Сэр, у меня не было случая представить вам нашего командора, - отступил в сторону Дон Ричи. - Луи Сантано, - чинно кланялся командор. - Рад, что вижу вас на борту "Леонардо да Винчи", господин президент. - А я, знаете ли, не очень, - пожимая ему руку, мрачно усмехнулся Ля Кросс, и Луи Сантано должен был признать, что его обычный вежливый оборот в ситуации, когда на звездолете находились террористы, не совсем уместен. Однако президент тотчас извинительно произнес: - Полноте, командор. Мы здесь всего лишь гости... А вы, Дон, пожалуйста, помните об этом и не перегибайте палку. Повторю свой вопрос, господа. Что у нас плохого? Ля Кросс говорил насмешливо, и только Дон, хорошо знавший его, понял, что за этим скрывается страх, и раздражение, и бессильная ярость, и подумал: "Не на меня ли?" - Полагаю, сэр, что причин для беспокойства нет. - Хотелось бы верить... Играете в бильярд, командор? - Да, сэр. Сожалею, что не могу составить вам компании. Дела службы. - Прошу прощения, господин президент, но мы с командором вынуждены поторопиться. - Удачи вам, господа, - кивнул Ля Кросс, возвращаясь к бильярду. Однако после их ухода он гонял шары по столу лишь минуту, может быть, две, потом прервался и задумчиво, с расплывчатой усмешкой обратился к застывшему истуканом Росу. - Хотите домой, Рос? - Да, сэр. - А я, знаете ли, нет... Осточертел мне ваш Трэп. Дрянная планета. Скажете, что я не прав, Рос? ...Син, - обратился он к другому телохранителю, вернее, к его спине, - разве вы не считаете, что Трэп самая дрянная планета в обетованном космосе? Оба охранника молчали. - Нет, господа, эта планета не по мне. И все-таки я там живу. Живу, потому что власть, господа, - неплохая вещь... А планета - дрянь... К тому времени Дон Ричи и Луи Сантано уже стояли над густой, разлившейся широкой лужей бурого цвета жижицей, среди которой виднелись похожие на комья земли сгустки. Дон в который раз обернулся на капсулу №122 и произнес: - Он находился в вертикальной капсуле и стрелял в упор. - Он опередил вашего охранника? - Не думаю, что это возможно. Должно быть другое объяснение... Вероятно, Хон не видел его. - Технология "Стелс-Мэйджик"? - Не исключено. - Хорошо, но это-то - что за дрянь под ногами? - спросил Луи Сантано и осекся. "Как же я сразу не догадался. Значит, охранник ранен". От смерти, от прохода между седьмым и восьмым рядами пассажирского блока, где голубая река тумана, словно в разлив, с безмерной жадностью покрывала ранее недоступные ей чертоги, командора и телохранителя отделял только один ряд капсул.
      * * * Носом и из ушей шла кровь. Воздуха не хватало, и перед глазами плыли радужные круги. Минуту назад Алэн перенес себя из пассажирского блока в нижнюю оранжерею и теперь платил за это по счету. "Алэн... Алэн... Алэн...", - звал его Фредерик. Алэн открыл глаза и увидел себя среди друзей. Фредерик держал его руку в своей, на пульсе. В шагах десяти, среди зеленой пыли, громоздилась груда черного металла - перевернутый и вскрытый с брюха, точно консервная банка, десантный корабль. Мигель, Арно и Алекс выносили из него оборудование, им усердно помогали роботы, а командовал всеми Клод, оседлав единственного робота-разведчика. И совершенно неожиданно повернувшийся в его сторону Клод произнес голосом, который ему не принадлежал: "Алэн, справа! Он идет к тебе!" - голосом самого Алэна. А затем лицо Клода стало оплывать, словно оно было из воска, и к нему поднесли свечу, и под ним все явственнее проступали черты лица другого - Алэна Лаустаса. Он узнал себя, и в тот же миг пелена забытья спала... Алэн полусидел, полулежал на траве, прислонясь к дереву. В десяти шагах от него по дорожке оранжереи, толстому стеклу, за которым был черный, с россыпью звезд космос, шел Хон - полупрозрачная и, кажется, невесомая тень, силуэт, призрак.
      17. Наш десантный корабль лежал среди зеленой пыли, похожий на раздавленного черного жука. Небо было ослепительно ярким, ветер, казалось, почил навеки, запахи отсутствовали как категория. И только звуки: то голоса астронавтов, то мерное урчание, будто кошачье, роботов, то их же бас: "Будет исполнено", то особенно звонкий стук металла о металл, когда что-нибудь вдруг случайно падало на корпус корабля из их, порою по-человечески, неумелых рук, - да, да, только эти звуки нарушали мертвую тишину этого мертвого мира, звуки, ему не принадлежащие. Рядом со мной, держа мою руку в своей, на пульсе, сидел Фредерик. Он щурился, и оттого его маленькие рыжие глазки казались совсем щелками. Он всегда ассоциировался у меня с баскетбольным мячом. Рыжий, круглолицый и толстопузый, даже походка его чем-то напоминала то, как катится мяч. Но, несмотря на кажущуюся рыхлость, это был чрезвычайно сильный физически человек. "Со мной все нормально", - сказал я. "Нам пришлось вынести тебя на руках, ты потерял сознание при падении корабля". "Что с Крисом?" Фредерик покачал головой. Я понял, что, на беду, мое пророчество сбылось. Спросил, пытались ли они найти ZZ-II. "Мы запустили четыре зонда, - отвечал Фредерик. - Пока безрезультатно. На более активные поиски сейчас нет времени. До темноты надо поставить лагерь". Я быстро набрался сил, включился в работу. К тому моменту, когда небо Харона стало темнеть, над зеленым телом планеты на воздушной подушке зависла платформа лагеря. Мы и все наше оборудование уместились на крохотном, всего 10 метров в диаметре, клочке земной цивилизации, защищенном от внешнего мира незримым колпаком силового поля, не подвластном ни дождю, ни ветру, ни снегу, ни камнепаду, ни ударам молнии, ни, казалось, самому черту... Мы недооценили его величество Харона. Мы, - я все время говорю "мы". Мы были одной семьей. Без родных и близких. Оставлявшие любимых без сожаления, зная, что иначе придется расстаться с самым главным в жизни. Со своей профессией. Подвластные времени, но не пространству. Разведчики. Мигель - смуглый латиноамериканец с лицом, словно маска индейского божества, полного величия и загадочности; Арно - белокурый гигант, и скулы, и нос, и губы, и лоб, и глаза которого были точно отменная работа мастера, задавшегося целью высечь из камня идеал европейской расы; Алекс будто на ветру в пустыне высохшее дерево, с носом грека, с глазами немца, круглоголовый, долговязый, темнокожий "марсианин", в ком смешалась, наверное, кровь всего человечества; и Клод - древний двухметрового роста старик, с протезами рук и ног, с трижды вылепленными врачами, после катастроф, телом и лицом, и голым черепом, в который был встроен чип, стимулирующий работу человеческого мозга. "Мы" - это и Фредерик, и Крис, и я... Нас было семеро, стало на одного меньше, и было горько и больно. Дежурил той первой ночью Фредерик. Он сидел за пультом электронного мозга; в его обязанности входило управление силовым полем, анализ всей поступавшей с зондов и различных датчиков информации, обеспечение жизнедеятельности лагеря. Он сидел перед мониторами, неотрывно следя за картинками, что передавали сюда все четыре зонда. Засыпая в своей капсуле, я видел его напряженное лицо. Свет ламп брал его в кольцо и, расходясь кругами, уходил в ночь за пределы нашей крепости. Проснулся я от сдавленного крика. Крика боли. Я вскинулся со своего ложа, увидел, что Фредерик уронил на грудь голову, тело обмякло, Мы бросились к нему все почти одновременно. Он потерял сознание; его глазные яблоки были выжжены, наверное, до самого мозга. Монитор перед ним мерцал и переливался малиновым светом. Фредерика уложили в медицинскую капсулу, ввели обезболивающее, привели в чувство. "...Помню только яркую вспышку... Мониторы...", - говорил он, еще плохо ворочая языком. Проверка аппаратуры ничего не дала. Все параметры были в норме, и, тем не менее, это случилось. Мы встали перед, казалось, неразрешимой задачей: можно ли кому-либо находиться во время дежурства перед включенными мониторами? Вероятность того, что опасность исходила от них, была велика. Определились, что нельзя. И место за пультом занял Алекс. Мониторы выключили. Сон больше ни к кому не шел. Клод несколько раз вставал и прикладывался к виски. Мигель и Арно о чем-то переговаривались. Я бездумно смотрел в черную пустоту, именуемую небом. За полчаса до рассвета Алекс вскрикнул. Все как один, в миг избавляясь от навязчивой дремоты, метнулись из своих капсул к пульту и замерли, не сделав и шага. В дежурном кресле никого не было.
      18. По дорожке оранжереи, толстому стеклу, за которым простирался с россыпью звезд бесконечный космос, шел Хон - полупрозрачная и, кажется, невесомая тень, силуэт, призрак. Он неестественно прямо держал спину, поворот головы был особенно медленный, а походка - стремительной и плавной необычайно; он будто парил, а сквозь голые ступни был виден пол, которого они едва касались. Потом Алэн увидел его глаза. Хон-призрак в этот момент поравнялся с его укрытием, остановился, повернулся в его сторону и несколько секунд смотрел неотрывно. Они излучали свет ...совершенный черный свет, его глаза. Он видел их перед собой и был уверен, что они видят его, если только были на это способны. Алэн не выстрелил только потому, что не понимал, какая опасность может исходить от этого безтелесого создания. Ответ пришел сам собой, едва Хон-призрак двинулся к нему через заросли, когда каждый его шаг отмечался выжженной травой, черным следом, когда каждое его прикосновение к кустарнику ли, к лианам ли, деревьям ли, их листьям, - все обращало в пепел... Алэн больше не медлил; еще не зная, поможет ли это ему, нажал на курок: смерч невидимого огня прошел через Хона, его силуэт вспыхнул и испарился. "Сколько у меня времени? Не более получаса...", - думал он уже о сыне. Алэн оставил его в пассажирском блоке, в ближней ко входу резервной капсуле, на нем был его корсет "Стелс-Мэйджик". Голубой туман, который казался ему сейчас самым страшным врагом, захватил бы ее последней... "Полчаса форы...", - повторил он, отступил назад и скрылся в высокой траве.
      * * * Хон-призрак появился в проходе внезапно. Луи Сантано, заметив его, опешил: экс-Хон был гол и белесо-прозрачен. Командор видел сквозь него соседние капсулы, пол и стены, и лампы освещения, но все словно в предрассветном тумане! Дон Ричи, напротив, словно именно таким его и ждал: встретил молчаливо, тотчас направился к нему, стараясь не смотреть. Потом он вошел в него, как входят в тень. "Где близнец?" "Нас стало трое". "Но он на свободе и жив". "Да. И сейчас он в нижней оранжерее". "Тебе следует находиться около президента. Одно твое присутствие может отпугнуть его". "Я все понял". Но диалога этого Луи не слышал. Уста Дона не разомкнулись, а тень оставалась тенью. Луи Сантано смог что-либо вымолвить не раньше, чем экс-Хон покинул их. "Что все это значит, Дон?" Охранник не удостоил его ответом, лишь знаком приказал следовать за собой.
      * * * Алэн долго пил и долго умывался. Бассейн не был глубоким; дно, до которого можно было дотянуться рукой, выстлала крупная галька, и среди камней пряталась королевская форель. Он подумал, что в этом, наверное, и есть главное отличие этого леса от настоящего - здесь не было ощущения жизни, как и не было ее присутствия, кроме, может быть, этой рыбы. Он смотрелся в зеркало чистой, как слеза, воды и точно не узнавал того, кто смотрел на него. Кажется, впервые за последние годы он увидел свое отражение так близко, кажется, впервые он мог разглядеть себя, позабыв о суетности бытия и лицемерии перед самим собой. Он здорово постарел. Конечно, он был моложав, но сколько же собралось этих мелких морщинок у усталых глаз, покрупнее - на высоком лбу или вокруг у рта; его желтая кожа ему же напоминала пергамент, что нашли среди древних раскопок... Горелый запах. Он вновь услышал этот горелый запах. Он лежал у воды, опираясь на руки, на песчаной, цвета яичного желтка, отмели и затылком почувствовал приближение врага. В следующую секунду Алэн исчез. А у бассейна остались два призрака, две тени, два силуэта... Хона-телохранителя.
      * * * "Сэр, как ваше самочувствие?" - звенящим голосом спросил робот-официант, склоняя над лежащим в крови человеком свое угловатое, одетое в красную с желтым ливрею туловище. Алэн открыл глаза. Лицо манекена было тупо-вежливо-безучастно: "Разрешите вызвать вам стюардессу для оказания медицинской помощи?" Алэн отказался вполне корректно и в то же время настойчиво. Перспектива, что забота дотошного робота привлечет внимание охраны президента, его совсем не устраивала. Робот предложил виски, содовую и еще какую-то воду Алэн не расслышал; он пытался сориентироваться, где находится. Это был ресторан-клуб, и как того он, телепортируясь, и хотел - самый отдаленный его уголок; к тому же от зала его заслоняла стойка бара. Единственное, что было в поле его зрения, - вход в пассажирский блок. Силы оставили его, кровь проступала даже сквозь кожу капельками пота. Он почти умирал, но знал: если отлежится хотя бы десять минут, то придет в норму. А тут, как нарочно, этот робот. Официант с электронными мозгами продолжал свои попытки ему угодить и, кажется, входил в раж: "...также у нас имеются экзотические блюда Вероны, возможно, вам понравится запеченная чешуя "ихтиона" или легкие гигантской перепелки. Знаете ли, они в собственном соку просто великолепны..." Алэн прервал его и на этот раз довольно грубо: "Ты надоел мне, приятель. Проваливай, и чтоб я тебя не видел". И официант точно обиделся, не задерживаясь ни на секунду, укатился на своих роликовых ногах. Ресторан-клуб заливало солнечным светом. Алэн подумал, что глазам, не находись он в тени стойки, в его теперешнем состоянии было бы нестерпимо больно. Музыка давно смолкла, и только щелкающие удары бильярдных шаров друг о друга иногда прорезали тишину. Неожиданно он вновь услышал робота-официанта, но говорившего с кем-то на некотором отдалении от него. "Сэр, позвольте мне обратиться. В вверенном мне секторе находится раненый пассажир. Не порекомендуете ли вы мне вызвать стюардессу для оказания ему медицинской помощи?" Алэн с трудом поднял голову. У стеклянных дверей пассажирского блока помимо электронного служащего стояли также командор и начальник президентской охраны. Доклад о чрезвычайной, согласно инструкции, ситуации уже грозил вылиться нескончаемым потоком слов, как Дон Ричи перебил робота: "Где он?! Показывай!"
      19. Я ненавижу свою память. Я ненавижу ее многократное эхо. Я ненавижу Харон. Алекс почил в славе. Мы простились с его именем, с единственным, что осталось у нас пришедшим за ночью днем. И виски были особенно горьки, а безмолвие - лучшим тостом. До полудня все пребывали в оцепенении. Нет, это не было бездействием, но лишь одна мысль, словно одна, черная, во все небо грозовая туча, заслонившая все мысли другие, руководила нашими глазами и нашими поступками: "Что происходит на этой мистической планете? Какая сила повелевает нами, точно игрушечными героями, с неизменным своеволием вдруг внося в страшный сценарий невозможные редакционные правки?" Мы насиловали электронный мозг, пытаясь с его помощью заглянуть в неведомое, узнать, что предначертано нам, почему Харон... А в полдень Клод, как старший, принял решение переместить лагерь на шестьдесят километров "условно севернее". Мы бежали из этого места, как из проклятого. Спустя час платформа лагеря поднялась в воздух. На высоту двести метров. "Ветер... бывает ли здесь ветер?" - спрашивали мы себя, не находя ответа. - "Бывает", - утвердительно зло, громко, скоро произнес Харон. Клод сидел в дежурном кресле. Арно - от него справа, Мигель - слева. Я - у капсулы Фредерика проводил медицинские тесты. Сначала мы услышали гул. Он возник сразу, монотонный и всепоглощающий, его можно было сравнить с охотничьим рогом, но трубили в него неумело и бесконечно, и нельзя было понять - приближается он или нет. Услышали все одновременно. Заговорил Клод: "Источник звука визуально не наблюдается, находится "условно южнее" в двадцати двух километрах, перемещается со скоростью три тысячи метров в минуту, направление..." Он шел за нами. Мы решили опуститься на поверхность планеты и окружить себя силовым полем; нам достаточно было бы полминуты, чтобы осуществить этот маневр, но Харон и в этот раз спутал наши карты. Мы опять услышали Клода. Как автомат, он стал повторять за электронным мозгом все новые и новые поступавшие данные: "Силовое поле под нами, высота сто метров... Силовое поле над нами, высота - триста... Второй источник звука "условно севернее", дистанция пятнадцать километров, скорость три тысячи метров в минуту... Третий источник... Четвертый источник..." Нас будто посадили в каменный мешок, где стены медленно, но неумолимо надвигались одна на другую.
      20. Жирный кровавый след на полу обозначил его путь - за угол соседней стойки, за технологическое оборудование кухни, расположившееся повсюду вдоль стены ресторан-клуба, где находился бар. Алэн дал себе отдых, спрятавшись за вакуумной камерой со стеклянной дверцей; в ней на легковесных полках красовались, наверное, многие из тех экзотических блюд, что так сватал ему робот-официант. В голове бил молот, руки дрожали и не могли найти кольт. Наконец, это ему удалось. Немой залп невидимого огня. И, кажется, вентиляционной решетки не существовало вовсе. "Это он", - донеслись до него чьи-то отдаленные слова. "Он ранен?" - спрашивал кто-то другой. Алэн преодолел себя, разорвал усталость и наброшенную на плечи сонливость, увидел серебристое тело вентиляции и в следующий миг, точно змея, ушел в него с головой. Почти сразу сюда же подошли Дон Ричи и Луи Сантано. "Вы полагаете?.." - не отрывая взгляда от окровавленного металлического края, от отверстия, в которое могла пролезть, в лучшем случае, голова, но никак не плечи мужчины, полный здравого скепсиса спросил астронавт. "Командор, Алэн Лаустас перенес себя сначала в нижнюю оранжерею, а затем в ресторан-клуб. Подобный же трюк для него, надо думать, детская шалость". "Не могу поверить... Итак, он разведчик". "Чем не самое совершенное орудие убийства?" "Готов с вами согласиться. Однако не понятно - ради чего он ввязался в историю с похищением ребенка?" "Мы узнаем это, когда поймаем его. Он нужен мне живым. Что скажете, командор, где теперь может быть Алэн Лаустас?" "Кажется, у меня есть ответ".