Мгновение спустя, он шлепнулся в море. Отплевываясь от соленой воды, бог подгреб к берегу и не без труда вскарабкался на скалу. Диомеда уже и след простыл. Вместе с ним исчезли кони, которые, как считал Арес, послушны лишь его руке. На том месте, где он оставил колесницу, сидели понурые Аполлон и Дионис. Бог света скулил, жалуясь на боль в плече, а Дионис вливал в себя килик за киликом из бочки, извлеченной из ничто. Смотрелся он тоже далеко не блестяще. Аресу ничего не оставалось, как присоединиться к нему. Боги не могли воспользоваться световыми потоками и не умели левитировать, а значит, были обречены провести остаток ночи у моря, над которым развлекался Борей. У Северного ветра был скверный характер, он не желал смилостивиться даже над попавшими в беду богами. Чтобы согреться, им оставалось только пить. За этим занятием их и встретил рассвет.
      Очутившись, наконец, в Олимпийском дворце, мертвецки пьяный Арес внезапно сказал Дионису:
      - А знаешь, я совершенно перестал злиться на этого Диомеда. По крайней мере, он поступил благородно и воспользовался моей слабостью ровно настолько, чтобы выпутаться из беды. А ведь любой из нас поступил бы на его месте иначе! - И Арес провел тыльной стороной руки по своей шее, демонстрируя, как бы он поступил.
      Дионис хмыкнул.
      Чудные наступили времена, если даже злопамятный Арес соглашался забыть о обиде, нанесенной ему человеком.
      Чудные!
      То было славное время, и весла кораблей пенили воду. Сотни скользких, медноклювых рыбин, срывающих пену с барашков волн. Они бороздили морские просторы, подобно стаям акул хищно налетая на встречные суда. И с треском разлетались борта, ломались, словно соломинки, весла, падали мачты с разодранными в клочья парусами. И лилась кровь.
      То было славное время...
      Талассократия. Слово скользкое и рычащее, подобное свирепой коварной мурене. Оно означает владычество над морем. Владычество безраздельное и непоколебимое.
      Идея талассократии в древности была равносильна идее мирового господства. Их было много, кто мечтал владеть морем. Ведь центром мира было море, а значит, владеющий миром владел морем.
      И более других эта идея властвовала над умами критян, издревле зарекомендовавших себя умелыми моряками. Критские эскадры подобно многощупальцевому спруту охватывали все уголки моря, топя суда и собирая дань с приморских городов.
      Это время принято называть эпохой Миноса, хотя правильней было б сказать - Миносов. Ведь царей, носящих это имя, было несколько. Наверно они отличались друг от друга, но легенды слили их в единый образ, ведь все они верили лишь в двух богов - в Зевса, громогласного и дикого, размахивающего двухлезвийным топором-лабрисом, и синеокого Посейдона, влекущего по морским волнам быстродонные корабли. И все они верили в то, что сама судьба предначертала им владеть морем.
      Во имя этой веры сходили со стапелей суда, чьи корпуса напоминали узкие веретена. Ведь очень многое решала скорость, которая была нужна, чтобы победить, и вдвойне, чтобы догнать и покорить уже побежденного. Грохотали деревянные молоты, обивавшие форштевни тонкими листами меди, отчего те делались похожими на острые мечи. Сквозь пеньковые манжеты пропускали пятьдесят пар весел, на мачту воздымали огромный алый парус с черным быком посередине.
      Сотня тяжело дышащих гребцов, тридцать грозно ударяющих мечами о щиты воинов... Послушное их воле грозное судно устремлялось вперед, и не было спасения от этой напасти.
      Не было...
      Много веков минуло с той поры. Время и стихии сокрушили морское могущество Крита. Грозные эскадры более не пенили воду близ обрывистых берегов, гавани были пусты и безмолвны.
      Корабль с желтым парусом был единственным вошедшим в тот день в гавань Кносса. Судя по лицам матросов и по характерным особенностям оснастки, судно прибыло из Великой Греции. Едва просмоленный борт коснулся мокрого камня пристани, как на берег сошел человек. Облик его был чрезвычайно примечателен белыми, не седыми, а именно белыми волосами. Человек был облачен в шафранного цвета хламиду, пояс оттягивал массивный меч, грозный вид которого отбил охоту у местных бродяг поинтересоваться содержимым висевшего тут же на поясе кошеля.
      Вопреки ожиданиям рассчитывающих на подачку бездельников, которые наперебой предлагали себя в качестве проводников, белоголовый отправился не в город, а к развалинам старинного дворца. Это место пользовалось дурной славой. Ходили слухи, что здесь живет чудовище, питающееся человеческим мясом. Местные жители предпочитали обходить развалины стороной. Однако гость не выказывал ни малейших признаков тревоги. Напротив, шагал он уверенно, и у зевак создалось впечатление, что белоголовый уже бывал здесь.
      Впрочем, иноземец не слишком злоупотреблял их вниманием. Он перебрался через полузаваленный каменными глыбами ров, влез на осыпавшуюся стену и пропал из вида. Если бы они могли проследить за таинственным приезжим дальше, то убедились бы, что ему и в самом деле уже приходилось бывать в этом месте.
      Убедились, но никогда б не смогли поверить, что он бывал здесь еще в те времена, когда на месте развалин возвышались покрытые великолепными фресками стены, а меж гранитными колоннами суетились полуобнаженные служанки. Все это белоголовый еще помнил.
      Он пересек поросшую травой свалку - раньше здесь был поражающий своим великолепием парадный зал - и, согнувшись в три погибели, проскользнул в узкое отверстие лаза, уходящего глубоко под землю. Прежде его глаза неплохо видели в темноте, но со временем зрение ослабло, поэтому он поспешно достал из кошеля небольшую, шершавую на ощупь пирамидку. Несколько энергичных ударов кремнем - и на ладони вспыхнул крохотный, но очень яркий язычок пламени. Создавалось впечатление, что огонь исходит из самой руки, на самом деле его порождала сложная химическая реакция. В отличие от настоящего это пламя было холодно и не обжигало кожу. Держа руку с огоньком перед собой, человек двинулся вперед.
      Белоголовый шел вглубь земли, шаги его гулко отдавались от заплесневелых стен. Постепенно исчезли последние блики света, все поглотила кромешная тьма, разрываемая лишь мерцанием волшебного огонька. Тоннель с каждым шагом становился шире, утрамбованную землю сменила каменная кладка, созданная руками неведомых подземных мастеров.
      Пройдя еще немного, иноземец попал в настоящую подземную галерею, высота которой составляла не менее пятнадцати локтей. Стены и потолок этого грандиозного коридора были облицованы шершавыми базальтовыми плитами. По мере удаления от поверхности земли ход становился все более и более запутанным. Он то и дело распадался на несколько ответвлений, многие из которых обрывались бездонными провалами, дышащими зловонными испарениями. Белоголовый ни разу не раздумывал над выбором пути. Он шагал уверенно, словно его вела чья-то рука.
      Волшебная пирамидка уже начала гаснуть, когда он, наконец достиг цели. Это была просторная подземная зала, образованная начально хтоническими силами природы, чью работу довершили искусные руки человека. Почти все пространство ее было заполнено сокровищами, которые могли привести в восторг любого ценителя искусства. Здесь не было груд золота и сундуков с яркими камнями, вожделенных для искателя кладов. Их место занимали великолепные гобелены, мраморные статуи, ларцы из слоновой кости, чуть тронутые тлением картины, причудливое оружие. То были творения великих мастеров эпохи, давно канувшей в прошлое. Все эти бесценные шедевры были небрежно сложены в несколько больших куч. Создавалось впечатление, что это пещера разбойника, ограбившего сказочный дворец или храмовую сокровищницу и не знающего, как распорядиться столь необычной добычей.
      Но гостю было известно, что это не так. Шедевры, нашедшие приют в пещере, не были похищены. Напротив, они были спасены от уничтожения уничтожения огнем, водой, необузданной дикостью пришедших с севера варваров. И спас их один из двоих, что сидели за огромным, мореного дуба, столом, тот, который в это мгновенье как раз повернул уродливую голову навстречу гостю, учуяв его присутствие.
      Сказать, что это существо было ужасно, значит не сказать ничего. Это был кошмарный монстр, породить которого могли лишь слияние стихий Земли и Космоса. Невообразимо жуткая морда его выражала свирепость, а глаза светились нечеловеческой силы умом. То было чудовище, нагонявшее некогда ужас на всю ойкумену, в бездонном желудке которого исчезли многие тысячи людей. Древние называли его Минотавром, человек с желтопарусного корабля знал его настоящее имя - Турикор.
      Напротив монстра сидел мужчина, чем-то неуловимо схожий с белоголовым. Но только волосы его были темны. Он был далеко не молод и имел открытое, располагающее лицо. Такими обычно изображают добрых дедушек, читающих внукам сказки. На совести этого человека были многие миллионы погубленных жизней.
      Заметив, что монстр почувствовал чье-то присутствие, его собеседник повернул голову.
      - Ну что же ты застыл? Входи, Гиптий.
      Голос был негромок и ласков, но белоголовый невольно вздрогнул, услышав его вновь.
      - Здравствуй, Кеельсее.
      - Здравствуй.
      Турикор широко ухмыльнулся, прочитав мысли обоих людей. О, как любопытны были эти мысли! Какая бездна недоверия и ненависти наполняла их. Стремительно промелькнувшие они растворились в вечности, не оставив даже крохотного осязаемого следа, а меж тем информации, содержащейся в них, хватило бы на огромный опус.
      Белоголовый улыбнулся монстру куда более приветливо, чем человеку.
      - Здравствуй, Турикор.
      - Рад видеть тебя, эллин, - ответил тот, кого по недоразумению считали человеком-быком. - Подсаживайся к нашему столу.
      Гиптий сел в одно из палисандровых кресел; Турикор с тайным удовольствием отметил, что гость предпочел устроиться подальше от Кеельсее.
      На какое-то мгновение установилось неловкое молчание, затем Гиптий сказал:
      - Давно я не был здесь.
      Турикор ухмыльнулся, продемонстрировав огромные клыки.
      - Да, тебя или Кеельсее трудно сюда затащить. Вот Воин бывает здесь постоянно.
      - Почему в таком случае его нет сегодня? Ведь он сам назначил эту встречу.
      - Подождем еще немного. Хотя у меня есть опасения, что ему помешали.
      - Ты что-то знаешь! - словно пытаясь уличить Турикора в чем-то неблаговидном, воскликнул Кеельсее.
      - Не более, чем ты! - отрезал монстр. - Но мой мозг уловил сильные волны, содержащие угрозу Воину. Эти волны исходят от существа, которое вы именуете Командором.
      - Малея - безлюдное местечко, - задумчиво произнес Кеельсее. - Мне приходилось бывать там.
      Турикор внимательно посмотрел на бывшего номарха, пытаясь понять, о чем он думает? Как и много веков назад, Кеельсее отличали непомерная скрытость и коварство. Создавалось впечатление, что он никогда не говорит правду и не выдает своих истинных чувств. Вот и сейчас было трудно понять: чего более в произнесенной фразе - опасения за судьбу Воина или необъяснимого злорадства. Даже Турикор, обладавший способностями телепата, не мог разгадать мыслей Кеельсее, так как те были расплывчаты и ускользали словно вода сквозь песок.
      Гиптий любил воина и не желал ему зла, а кроме того, их объединяло общее дело. Поэтому он сказал:
      - Не родился еще человек, который мог бы справиться с Воином!
      Кеельсее улыбнулся уголками губ.
      - Человеку, как никто другой владеющему мечом, надо бояться не подосланного убийцы, а судьбы.
      - Что ты подразумеваешь под словом "судьба"?
      - Обрушивающуюся из ниоткуда скалу или захлестнутую вдруг возникшей волной лодку. Смерть от меча - это осознанный выбор.
      Гиптий что-то хотел возразить, но в это мгновенье Турикор побарабанил когтистыми пальцами по столу.
      - Прекратите этот бесполезный спор. Надо решить, что делать.
      Кеельсее потер шершавый подбородок.
      - Я отправляюсь на Восток к источнику двух сил. Отшельник уже на пути туда. Я воспользуюсь гипитатором и окажусь на месте раньше, чем он.
      - У тебя есть гипитатор? - удивленно спросил Гиптий.
      Кеельсее раздосадованно сжал губы. Должно быть, он проговорился, а, может быть, хотел, чтобы его собеседники подумали, что он проговорился. Так или иначе, но они ждали ответа.
      - У меня есть все! - сказал Кеельсее.
      Турикор молча смотрел на него и вновь пытался прочесть мысли. Ему не нравился этот скрытный человек, подчинивший мысли своей жизни сложной игре, именуемой интрига. Игра без цели. Игра ради игры. Он давно раскусил суть экс-номарха и экс-атланта, его бредовую философию. Кеельсее всегда поддерживал более слабую сторону, выступая против сильного врага, чтобы победить и тут же занять сторону проигравшего. Это доставляло ему радость победы одержанной и предвкушение победы предстоящей; радость постоянной победы, ибо он еще не проиграл ни одной игры. Парадокс получил в этом человеке свое окончательное завершение. Кеельсее опровергал основы самой логики, доказывавшей, что предпочтительнее примкнуть к победителю. Он, напротив, предпочитал поддерживать проигравшего. И он не исповедовал при этом никакой идеи. Этот человек-парадокс сегодня был другом лишь для того, чтобы завтра стать врагом. Турикор был абсолютно уверен, что если они выиграют этот бой, уже завтра железная воля Кеельсее будет поддерживать вражескую сторону.
      Но еще более, нежели внутренняя противоречивость и коварство Кеельсее, телепата волновала сила, стоящая за спиной экс-номарха. Эта сила возникла на востоке всего несколько лет назад. Источник ее был не ясен Турикору, но он ощущал черную ауру, по своему воздействию более злобную, чем аура врагов, противостоящих им сегодня. А меж тем эта сила называла себя их союзником и имела имя, которое не говорило ни о чем - ОТШЕЛЬНИК. Кто он, этот загадочный отшельник? Породили ли его глубины Земли или бездна Космоса? Какие цели он преследует? Все это Турикору очень хотелось узнать. Он сканировал сознание Кеельсее, но мысли того оставались скользкими, словно придонные угри.
      Кто такой отшельник?!
      - Ты о чем-то спросил меня? - осведомился Кеельсее.
      Наверно, мысленный импульс Кеельсее был столь силен, что невольно достиг сознания экс-атланта. Проведя черным языком по губам, монстр покачал головой.
      - Нет. Хотя, впрочем, я хотел спросить.
      - Я слушаю.
      - Как ты думаешь помешать планам Оборотня?
      Кеельсее чуть усмехнулся.
      - Я не один год был его помощником и знаю многие его секреты, а также слабые стороны. Его сила очень велика, и я не смогу справиться с ней в одиночку, но если я объединю свою магию с мощью отшельника, источник двух сил не выдержит этой атаки.
      - Отшельник. Кто он есть на самом деле? - внезапно спросил Гиптий.
      - Я не знаю, - ответил Кеельсее. - А если бы и знал, то не сказал.
      Турикор почувствовал, что на этот раз экс-атлант не врет.
      - Хорошо, допустим, ты выведешь из строя источник двух сил. А что дальше?
      - Лишившись поддержки, Зевс не решится впутаться в эти дела. У него хватает проблем и в своем благородном доме. И тогда все будет зависеть от Воина.
      - Воин выиграет эту битву, - сказал Гиптий. - Я верю в него.
      - Выиграет или погибнет, - задумчиво произнес Кеельсее.
      - Он выиграет и погибнет, - сказал Турикор, который умел не только читать мысли, но и угадывать будущее.
      На этом они и расстались. Один держал путь на восток, корабль другого должен был отправиться на запад. Третий был обречен навечно оставаться в плену лабиринта, так как его глаза не выносили солнечного света. Они слишком привыкли к мраку.
      Турикор проводил своих гостей до конца галереи. Далее ход был узок, и монстр не мог протиснуть в него свое огромное тело. Прощаясь с Кеельсее, он сказал, улыбаясь зубастой пастью.
      - Как бы я хотел тебя съесть. - Слова эти прозвучали ласково.
      Кеельсее натянуто усмехнулся.
      - Я так интересен тебе?
      - Нет. Ты слишком опасен.
      Должно быть, это признание польстило экс-номарху.
      Когда гости лабиринта вышли на поверхность, солнце уже спускалось в море. Навстречу им попалась процессия празднично разодетых и шумных островитян. Возглавлял ее толстый человек в пурпурном плаще, беспрерывно выкрикивавший одну и ту же фразу. Когда шествие приблизилось, слова человека стали отчетливо различимы:
      - И пифия ответила нам: Глупцы! Разве вы не сетуете на то, что разгневанный вашей помощью Менелаю [Менелай - мифический царь Спарты, муж Елены] Минос причинил вам столько слез? Ведь эллины не помогли вам отомстить за его смерть в Камике, хотя вы и пришли на помощь в отмщенье за похищенную варваром женщину из Спарты! [Речь идет о Елене, бежавшей в Трою с Парисом. Варварами эллины именовали представителей других племен и народов.]
      Гиптий и Кеельсее многозначительно переглянулись. Эллинам не стоило ждать помощи критского флота. Дельфийский оракул посоветовал критянам отказать в поддержке антимидийской коалиции. Аристоника честно отрабатывала свой страх и парсийское серебро.
      ЭПИТОМА ДЕВЯТАЯ. ОТЦЫ И ДЕТИ. БУДНИ ОЛИМПА
      В день, когда его олимпийцы сковать собирались,
      Гера, с ней Посейдон и дева Паллада-Афина.
      Ты же, богиня, пришла и от уз избавила Зевса,
      Быстро призвав на Олимп многохолмный сторукого в
      помощь;
      Имя ему Бриарей у богов, у людей же - Эгеон.
      Силой страшной своею он даже отца превосходит.
      Возле Крониона он сел в сознании радостной силы,
      Боги в ужас пришли и сковывать Зевса не стали.
      Гомер, "Илиада", 1, 400-407.
      Семь заповедей коронованного владыки:
      Умей разбираться в окружающих тебя.
      Приближай к себе истинных друзей, а не дружелюбно улыбающихся врагов.
      Проникай в души своих приближенных, иначе тебя ждут мартовские иды.
      Читай мятущиеся мысли, долетающие из-за моря до стен Пантикапея.
      Заглядывай в глаза, ведь в них отражаются вересковые пустоши долины Тайна.
      Прислушивайся к стуку их сердец, доносящемуся сквозь белизну гвардейских шарфов.
      Полагайся на свою проницательность, а не на волю рока; лишь она убережет тебя от кинжала и яда, топора и шелковой петли.
      Однажды Асклепий, считавший себя знатоком человеческой души, спросил, кого он, Зевс, из своих близких считает наиболее преданными себе. Громовержец задумался лишь на мгновение и выстроил ряд из четырех имен.
      Гера - любимая сестра и жена.
      Посейдон - любимый брат.
      Аполлон - любимый сын.
      Афина - любимая дочь.
      Асклепий усмехнулся в бороду и сказал:
      - А знаешь, ведь они-то первыми и предадут тебя.
      Другому не сносить головы за подобную дерзость, но Асклепий был сыном Феба и приходилось прощать ему некоторые вольности. Зевс ничего не сказал, а когда знахарь ушел, задумался.
      Предадут, Допустим. Но как? И почему? Какова их цель? Какая им от этого выгода. Что таит против Громовержца каждый из них?
      Гера. Верная жена. По крайней мере таковой считается. Строит из себя ревнительницу строгих нравов, хотя не прочь тайком залезть в постель к первому же попавшемуся мужику. Будь Гера чуть посмазливей, над ее опочивальней можно было бы смело повесить красный фонарь. Лупанарий a la Олимп! Как она относится к супругу? Внешне - вполне благожелательно. Но между ними нередки конфликты. Развратная в душе Гера негодует на мужа из-за его частых увлечений. Что ж, не родился еще мужчина, который отказался, будь у него такая возможность, гульнуть на стороне. Особенно, если жена сварлива и не слишком привлекательна. Бывали у них ссоры и посерьезней. Но ни одна из них не могла быть поводом для того, чтобы Гера возненавидела своего мужа. Или все-таки могла? Как бы то ни было, эта стерва могла выкинуть любую пакость, не будь столь труслива. Ее трусость была залогом благоразумия.
      Следующий - Посейдон. Здоровый неотесанный мужлан, кичащийся тем, что переспал со всеми тремя тысячами океанид, а вдобавок обрюхатил добрую половину нимф, сирен, нереид и несчетное количество прочей мокрой нечисти. Так сказать, бабник-коллекционер. Он не слишком умен и мало склонен к интригам. Сам он вряд ли додумается до какой-нибудь каверзы, но вполне подходит для того, чтобы стать послушным исполнителем чужой воли. Если он объединил свою силу с умом Афины и коварством Геры, то этот триумвират мог быть весьма опасен. Посейдон располагал безграничными силами океана и пользовался уважением многих Олимпийцев.
      Аполлон. Честолюбец, чья душа полна коварства. Он даже не пытается скрыть своих притязаний на отцовский трон. Неглуп, но и не особо умен, в меру подл, безгранично жесток. Кичится красотой и своими успехами у женщин. Полагает, что способен на большее, нежели быть хранителем света. На деле - типичный статист, чей удел вечно играть вторые роли. Если он действительно замешан в заговоре, то это даже неплохо. Можно предложить ему сделку. Если ее условия будут достаточно выгодными, Феб не задумываясь предаст своих сообщников.
      Афина. Замысли она что-либо дурное, и ситуация действительно может стать опасной. Проклятая лесбиянка! У нее мужской ум и женское коварство. В жестокости она не уступит самому Аполлону, а авторитетом - Громовержцу. Афину никто не любит, но все прислушиваются к ее словам. И если она выступит против отца, многие Олимпийцы и мелкая нечисть поддержат ее хотя бы потому, что знают: мудрая совоокая дева никогда не ввяжется в авантюру. Если уж она участвует в заговоре, то значит есть все основания считать, что этот заговор будет успешен. Но что она может иметь против отца? Мотивы? Он всегда был близок к ней, выделяя среди прочих детей. Ей единственной было позволено входить в мегарон с оружием, хотя Аполлон неизменно оставлял свой лук у входа под присмотром теней, а Арес вообще являлся во дворец без меча. На пиру она восседала по левую руку от Громовержца, ей оказывали особый почет. Да и если хорошенько припомнить, между ними никогда не было серьезных разногласий. Так, мелкие стычки. И обычно он уступал, памятуя, что мудрому никогда не следует упорствовать в пустяках. Нет, Зевс решительно не мог вспомнить, чем он мог настроить против себя деву-воительницу.
      Громовержец поймал себя на том, что, увлеченный раздумьями, он машинально гладит покрытый слоновьей костью подлокотник трона, и усмехнулся.
      Стоит ли придавать словам Асклепия столь большое значение? Даже если в них и есть доля истины, обладающему силами Космоса не составит особого труда разделаться с несколькими взбунтовавшимися элементарными энергоплазменными созданиями, принявшими материальную оболочку. Не составит!
      Зевс покинул покои, где предавался размышлениям, и отправился на палестру [палестра - площадка для спортивной борьбы и упражнений]. Богам тоже необходимо поддерживать себя в должной форме, кроме того не мешает лишний раз продемонстрировать с какой силой он бросает копье. А делал он это действительно здорово. Грозное оружие летело на триста локтей и пробивало насквозь щит из толстых тисовых досок, на котором было изображено ненавистное Громовержцу существо - гигантский черный человеко-зверь, скрывавший контуры безобразной фигуры в пепельно-вихревом облаке. На месте глаз существа чернели звездообразные щепастые дыры, выбитые меткими ударами копья. Множество таких же отметин было разбросано по всему контуру тела. Зверь умер, но лишь на щите. В действительности он был жив и чувствовал себя великолепно. Время от времени он давал о себе знать, напоминая, что рано или поздно им придется вновь встретиться.
      Заняв исходную позицию. Громовержец изготовился к броску. Убить человеко-зверя! В этот миг из дворца выбежала женщина. Зевс повернул голову и недовольно скривился. Ну конечно же, морская богиня Фетида, розовощекая простушка, Донимающая его преданным обожанием. Она была недурна собой, но вовсе не в его вкусе. К тому же у нее была плохая наследственность. Потомки Нерея [Нерей - морское божество, отец пятидесяти дочерей-нереид] нередко порождали монстров, которые доставляли впоследствии массу хлопот. При виде Фетиды Громовержец с тоской подумал, что сейчас она усядется на траву неподалеку и устремит на него свой обычный томный взгляд из разряда тех, что вызывают тошноту. Но против ожиданий богиня направлялась прямо к нему. Младшие боги бывали особенно чувствительны к проявлениям невнимания со стороны Громовержца, поэтому следовало быть как можно более тактичным и предупредительным. Опустив копье и состроив благожелательную мину, Зевс уставился на подбегавшую женщину.
      - Великий Зевс, заговор! - крикнула богиня без всяких предисловий.
      В желудке образовалась неприятная пустота.
      - Заговор... - протянул Громовержец, пристально вглядываясь в раскрасневшееся лицо богини. Было общеизвестно, что Фетида никогда не лжет и не склонна к глупым розыгрышам. - Против кого?
      - Против тебя, Громовержец! - Тяжело дыша, богиня отерла пот со лба.
      - Вот как! Их четверо?
      - Да. - Во взгляде Фетиды скользнуло легкое недоумение.
      - Афина, Аполлон, Посейдон и Гера, не так ли?
      Богиня изумилась.
      - Да... Но откуда ты знаешь?
      - Я знаю обо всем, что происходит в моем доме, - придавая голосу значимость, ответил Зевс, подумав про себя: "Неплохо бы узнать, как об этом пронюхал Асклепий!" - А откуда об этом знаешь ты?
      Простушка слегка смутилась.
      - Я случайно подслушала разговор Аполлона с Герой.
      - Праздное любопытство? - осведомился Зевс. - Порой оно бывает нелишним. О чем они говорили?
      - Они хотят низвергнуть тебя!
      - Вот как! - Зевс усмехнулся. - Подозреваю, Аполлон набивался к моей верной супруге в любовницы.
      - Да, он предлагал ей вступить с ним в любовную связь.
      Зевс вновь усмехнулся, собрав под глазами лучики тоненьких морщинок.
      - И она, конечно, согласилась?
      Фетида кивнула головой, вызвав новую усмешку на лице Громовержца. Затем морщинки переползли из-под глаз на переносицу, губы вытянулись в тонкую холодную линию.
      - На какие только жертвы не пойдешь, чтобы насолить ближнему! Предложить разделить ложе старой уродливой женщине, которая к тому же приходится тебе мачехой! Как они намерены разделаться со мной?
      - Сегодня вечером они вчетвером явятся в твои покои, закуют тебя в цепи и заключат в Тартар. Наутро всем прочим будет объявлено о твоем отречении.
      - Грамотно. Но шаблонно. Нет бы придумать что-нибудь новенькое. И вообще, по-моему, вошло в дурную традицию, что владыки отрекаются ночью. Спасибо тебе, Фетида, за доброе отношение к своему повелителю. Я не забуду этой твоей услуги. Возможно, случится так, что скоро мне придется расстаться с женой. Тогда супружеское ложе Зевса будет ждать тебя.
      - О, Громовержец! - простонала Фетида, припадая к ногам грозного бога.
      - Встань, - негромко велел Зевс. По его лицу проскользнула пренебрежительная гримаса. - Встань, а не то они могут догадаться, что ты предупредила меня.
      - Прикажи немедленно заключить их в оковы! - пробормотала Фетида, не разжимая своих объятий. - Призови на помощь остальных богов.
      - Нельзя. - Зевс провел рукой по ее шелковистым волосам. - У меня нет доказательств их измены.
      Богиня подняла голову и удивленно посмотрела на него.
      - А мои слова?
      - Твои слова немногого стоят. - Заметив, что глаза Фетиды дрогнули, готовые наполниться слезами, Зевс поспешно добавил:
      - Я лично верю тебе. Но кто еще поверит обвинению, выдвинутому младшей богиней против четырех великих богов. Ты понимаешь, о чем я говорю?
      - Да, - прошептала Фетида, прекрасно знавшая, что к словам младших богов на Олимпе почти не прислушиваются. - Но что же тогда делать?
      - А ничего. Дождемся вечера. Ведь я знаю о их планах, а они не знают об этом. И значит сила на моей стороне.
      Зевс поднял Фетиду с колен и ласково коснулся губами ее щеки. Богиня зарделась.
      - Иди, - сказал Громовержец. - Завтра ты разделишь мое ложе. Завтра...
      Он мягко отстранил Фетиду и, размахнувшись, швырнул копье в ненавистного человеко-зверя. Копье вонзилось точно в то место, где должно было медленно биться сердце...
      Вечер был свеж. С морской равнины, покрытой белыми барашками волн, дул прохладный ветерок. Солнце раздумывало, как бы половчее нырнуть за ближайшую гору.
      Фетида не солгала. Асклепий не ошибся. Они вошли в его покои вчетвером. Впереди выступала Афина, сжимавшая крепкой рукой копье. За ней шли Посейдон, вооруженный трезубцем, и Аполлон с известным всему свету золотым луком. Шествие замыкала Гера, позвякивавшая ждущими своего часа наручниками. Зевс сидел за столом и пил вино. При их появлении он поднял голову и старательно соорудил на лице удивленную мину.
      - Что случилось, родственнички?
      - Мы собираемся внести кое-какие изменения в установленный тобой порядок! - после некоторой заминки воскликнул Аполлон.
      - О чем ты? - прикидываясь непонимающим, спросил Громовержец.
      - Мы хотим поговорить с тобой, - сбавляя тон, сказал Аполлон.
      В этот миг заговорила Афина.
      - Кончай юлить! - сквозь зубы процедила она светозарному богу. Сделав шаг вперед, богиня провозгласила:
      - Громовержец, ты низложен!
      Зевс залюбовался ее сильным, похожим на отцовское, лицом. В это мгновение Афина была столь возбуждающе-великолепна, что ему захотелось взять ее, несмотря на то, что она приходится ему дочерью. Взять грубо и сзади. Не без труда подавив желание, он зевнул и сказал:
      - Интересная новость. И кто же будет вместо меня?
      - Верховным божеством будет Посейдон. Но его решения будут иметь силу лишь после того, как их одобрим мы трое.
      - Интересная форма правления, - заметил Зевс. - Такого, по крайней мере, еще не было. А почему только трое? Может быть, лучше одобрять их всем вместе? Собраться Олимпийцам, лесным, морским, горным и хтоническим божествам. Сообща обсудить и принять решение. Так сказать коллегиально.
      - Кончай трепаться! - велела Афина.
      - Ну зачем же ты так, дочка! - укоризненно произнес Зевс. - А что будет со мной?
      - Для тебя подготовлена удобная камера рядом с титанами. Будете перестукиваться, справляясь о здоровье друг друга.
      Аполлон льстиво хихикнул, Посейдон и Гера торжествующе улыбнулись. Улыбка победителей...
      - Неплохо задумано. А если Аид откажется охранять меня?