Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Импульс

ModernLib.Net / Остросюжетные любовные романы / Коултер Кэтрин / Импульс - Чтение (стр. 2)
Автор: Коултер Кэтрин
Жанры: Остросюжетные любовные романы,
Триллеры

 

 


Рафаэлла погасила свет и легла в постель. Она очень любила эти пятнадцать — двадцать минут, перед тем как заснуть. Размышляла о том, что произошло за день, решала, что предстоит сделать на следующий день, и частенько утром само собой являлось правильное решение какой-нибудь возникшей проблемы.

На этот раз Рафаэлла не стала тратить время на Джина Мэллори.

Все ее мысли были сосредоточены на Фредди Пито и на том, о чем он умолчал сегодня утром, разговаривая с ней. Возможно, нос Зла снова его не подвел, потому что сейчас внутри у нее все как-то подозрительно сжималось, а это был верный признак того, что дела обстоят не так, как кажется на первый взгляд. Рафаэлла внимательно прочитала полицейский рапорт и отчеты психиатров. Она заставила себя просмотреть протокол медика судебной экспертизы и фотографии троих мертвых членов семьи, сделанные криминалистической лабораторией. И сейчас она думала как раз о них. О той информации, которая в них содержалась, и, что намного важнее, об информации, которой в них не было.

Рафаэлла снова и снова ловила себя на одной и той же мысли: почему Фредди зарубил всю свою семью? Ярость? Хорошо, время от времени со всеми случаются припадки ярости. Работа с Элом Холбином, например, приводит ее в ярость, но ей никогда не приходило в голову броситься на него с топором. Должна быть какая-то серьезная причина. И еще: где скрывается Джо Пито, младший брат Фредди? Ходили слухи, что мальчик стал свидетелем бойни и спасся бегством, чтобы остаться в живых. Он объявится, считает полиция, и достаточно скоро. Бедный малыш. Каково ему сейчас? Мальчика, конечно, пытаются найти, но не слишком стараются.

У них ведь есть психопат-убийца. За решеткой. Так кого станет волновать ребенок?

Рафаэллу. Потому что здесь скрывается что-то еще: не просто безумный Фредди, купивший этот топор и прикончивший своих родных. Почему так искалечены мать и дядя? Конечно же, наполовину обезглавленный отец выглядел не менее ужасно, но он получил только один удар. Нет многочисленных ран, как у тех двоих. Наконец Рафаэлла заснула. Ей снилось что-то довольно приятное, но иногда она видела мальчика — он потерялся, был испуган, и… было что-то еще, что-то смутное, выворачивавшее ей душу наизнанку.

На следующее утро довольно рано Рафаэлла уже была в тюрьме. Сержант Хэггерти, твердолобый пожилой полицейский, проработавший в полиции уже почти тридцать лет, лишь устало улыбнулся ей и сказал, что она может провести здесь хоть весь остаток своих дней, болтая с этим сумасшедшим подонком, — ему, мол, все равно. Конечно, конечно, он об этом никому не расскажет. Рафаэлла знала, что сержанту отнюдь не все равно, но лейтенант Мастерсон держал свое слово — только бы дело ограничилось одним этим визитом.

Рафаэлла сидела в комнате для допросов за перегородкой из железной проволоки. Комната казалась не просто грязной, она производила гнетущее впечатление: облупленная светло-зеленая краска на стенах, казенные пластиковые стулья. Здесь не было телефона, всего лишь решетка, отделявшая заключенных от посетителей. Молодой охранник с бесстрастным лицом — он уже многое повидал на своем веку и хотел уберечь себя от новых впечатлений — легонько втолкнул Фредди Пито в комнату.

Рафаэлла внимательно, как и раньше, оглядела Фредди. Никогда в жизни ей не доводилось видеть более жалкого юноши. Парень не выглядел как маньяк, скорее он был смертельно напуган всем случившимся.

Прошло целых десять минут, прежде чем она сумела хоть немного разговорить его.

По словам Фредди, он купил топор по просьбе отца. Эта тема была ему знакома.

— Мистер Пито, вы сообщили об этом полицейским? — спросила Рафаэлла, пытаясь говорить спокойно и очень тихо; она старалась ни на секунду не сводить глаз с его лица.

— Да, мэм, но они назвали меня паршивым вруном и сумасшедшим. Я говорил им много раз, но без толку. Они все равно называли меня сумасшедшим паршивым вруном.

— А отец сказал вам, почему он хочет, чтобы вы купили топор?

Фредди уставился на нее, его лоб пересекла глубокая морщина, густые темные брови почти сошлись на переносице.

— Не знаю, мэм. Просто он приказал мне его купить. Это все, клянусь. — И тут Фредди Пито произнес кое-что, чего Рафаэлла никак не могла ожидать: — Он сказал, что вышибет из меня мозги, если я не куплю этот топор.

Рафаэлла почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок, сердце ее учащенно забилось. Теперь надо вести себя очень осторожно.

— Видите ли, мистер Пито… Не возражаешь, если я буду называть тебя Фредди?.. А ты можешь называть меня Рафаэллой. Тебе надо показаться врачу. У тебя левый глаз покраснел и слезится. Он когда-нибудь избивал тебя?

— Кто?

Сейчас не торопись, Раф, не спеши.

— Твой отец. Он бил тебя?

Фредди кивнул, лицо его оставалось бесстрастным.

— С детства. Но не меня одного. Маму тоже, и моего младшего брата. Папа называл Джо ублюдком и вечно грозил, что изобьет его. Он все время так и делал.

— Ты должен был рассказать об этом полиции. Фредди озадаченно взглянул на Рафаэллу:

— А разве им надо об этом знать? Все вокруг дерутся. Им наплевать.

— А твой адвокат, мистер Декстер?

— Мистер Декстер приказал мне держать язык за зубами и ни о чем не беспокоиться: тогда я был не в себе — примерно десять минут я был не в себе, — так он говорил, что-то в этом духе.

Фредди Пито, двадцати трех лет от роду, с его маленькими темными глазками и жесткими черными волосами, не был похож на интеллигента. Но он также не был похож и на сумасшедшего. Лицо его выглядело неестественно бледным, плечи были опущены, и от этого парень казался намного ниже своих шести футов. Фредди пытался отращивать бороду, чтобы скрыть свой покатый подбородок. Но от этого он выглядел еще хуже, потому что борода росла какими-то клочками. Он был похож на чудище, вне всякого сомнения. Забитое чудовище. И говорил Рафаэлле правду. И ему в самом деле надо было показать доктору глаз.

— Вы когда-либо ходили к врачу, мистер Пито?

— Вы можете называть меня Фредди.

— Спасибо. Ты когда-нибудь обращался к врачу после того, как твой отец избивал тебя, Фредди?

— О нет, мэм. Он говорил, что я этого не заслуживаю. Один раз дядя Киппер разрешил мне пойти к врачу. Папа тогда сломал мне руку, а потом просто перевязал ее и велел заткнуться. Одна только мама ходила и…

— Ты помнишь, что это была за больница, Фредди? Как давно это было?

— Да, мэм. Общая больница, кабинет неотложной помощи.

Больница общей терапии. Прекрасно. Почему же об этом до сих пор ничего не было известно? Потому что все кругом считают его паршивым вруном, вот почему.

— А что, психиатры не спрашивали тебя об этом?

— Спрашивали, мэм, но я не стал говорить им, что папа нас бил.

— Но почему?

— Потому что этот вопрос был просто одним из многих вопросов, написанных на таком длинном листе бумаги. Им хотелось знать, что я на самом деле чувствовал, вонзая топор в шею отцу, и умоляла ли меня мама пощадить ее.

Рафаэлла почувствовала, как комок подступил к горлу.

— Мне они все не понравились. Один был похож на дядю Киппера.

Рафаэлле пришла в голову шальная мысль, что если бы ее сейчас вырвало здесь на пол, то никто бы даже не заметил, настолько это соответствовало бы мрачной обстановке комнаты. Она внимательно посмотрела на Фредди. Какой-то кошмар. Бедный парень!

— Когда твоя мать обращалась в больницу, Фредди?

С минуту взгляд его был отсутствующим, затем с большой осторожностью он произнес:

— Четырнадцать месяцев назад, мэм. Она была очень плоха. Папа сказал врачам, что ее имя Милли Мут. Ему это показалось очень забавным.

— Это ты зарубил топором отца?

— Да, конечно, я, и остальных тоже.

Рафаэлла нагнулась к нему совсем близко:

— А теперь я думаю, что ты паршивый врун, Фредди. Он отпрянул назад и уставился на нее.

— Нет, я не паршивый врун, мэм. Нет!

Рафаэлла просто выпалила слова, совсем не думая об их значении. Слова вырвались, и теперь взгляд у Фредди опять стал отсутствующим.

Рафаэлла произнесла более твердым голосом:

— Да, ты врун. Скажи мне правду, Фредди. Всю правду.

Говорить дальше он отказался: громко позвал охранника и чуть ли не кубарем скатился со стула. И еще он лихорадочно тер глаз. О черт! Неужели она все испортила?

— Увидимся завтра, Фредди! — крикнула Рафаэлла ему вдогонку. — Я скажу им, что тебе надо показаться врачу насчет глаза.

Эти слова, вне всякого сомнения, вылетели прямо изнутри. Конечно же… он зарубил всю семью. А что, разве нет? Рафаэлла поймала себя на том, что недоверчиво качает головой. Она поспешно поднялась, желая как можно скорее покинуть эту мрачную комнату. С одной стороны, была ее интуиция — расследование подтвердит все догадки или, напротив, опровергнет их, с другой — рутинная работа. Горы рутинной работы. И ей обязательно надо увидеться с Фредди еще раз. Как заставить лейтенанта Мастерсона согласиться на еще одно посещение? Все равно ему придется согласиться. Теперь у Рафаэллы не было выбора.

Дальнейший ее путь лежал в больницу общей терапии, в регистратуру. Желающие добраться до историй болезни пациентов должны были проделать несложный фокус: надеть белый халат, обмотать вокруг шеи стетоскоп и вести себя уверенно, как главный врач больницы. Рафаэлле и раньше два раза приходилось так делать, и оба раза ей везло. У служащих было и без того полно работы, им даже в голову не приходило расспрашивать кого-то, чей внешний вид соответствовал больничной обстановке. Рафаэлле пришлось немного подождать, пока две дежурные сестры в регистратуре разделались по меньшей мере с полудюжиной запросов. Только после этого она уверенно вошла и сделала свой запрос. Никаких проблем.

Записи врача занимали всего одну страницу. К ней была приложена фотография миссис Пито, то бишь Милли Мут, сделанная «Полароидом». Женщина выглядела так, как будто она побывала в плену. Старая, сгорбленная, измученная. Даже то, что ей больно, как-то не бросалось в глаза. Рафаэлла быстро проглядела записи. Миссис Мут согласилась пройти курс лечения, но отказалась прийти на прием. Была отпущена ВСВ. Вопреки Советам Врача. Видимые внутренние повреждения отсутствуют. Перелом руки, двух ребер, многочисленные ушибы, все лицо в синяках, множественные порезы, на которые наложили двадцать один шов.

Почему Фредди зарубил ее? И с такой ненавистью? Она ведь была в точности такой же жертвой.

Чего-то явно не хватает. И даже очень многого.

Неужели она ошибалась? Неужели слишком положилась на свою интуицию? Нет, это реакция Фредди, его глаза подсказали ей.

Очень скоро она все узнает. Не надо встречаться с адвокатом Фредди. Этот несчастный парень ни черта не знает по одной простой причине — Фредди так и не стал откровенно разговаривать с ним.

Надо расспросить соседей. Кое-что уже сделали полицейские, но всего до конца они так и не выяснили. В этом Рафаэлла теперь была уверена.

И еще кое-что. Эл Холбин никогда не дал бы ей подобного задания, если бы у него не было на то веской причины. Наверное, он что-то услышал, что-то заставившее его усомниться… Может, ему сообщили какие-то не известные никому сведения.

Рафаэлла точно знала: Эл что-то пронюхал. Но не стал пока говорить ей, что именно.

Рафаэлла отправилась домой и с большой тщательностью оделась для поездки на Северную сторону. Фамилия Пито даже отдаленно не напоминала итальянскую, и Рафаэллу удивило, почему они жили здесь. Час спустя она уже миновала дом Пола Ревера. Рафаэлла прошла три квартала по Ганновер-стрит, пожалев, что у нее нет времени купить свежие фрукты и овощи, выставленные на уличных прилавках. Несмотря на февраль, продукты выглядели более аппетитно, чем в супермаркете рядом с ее домом. Она миновала «Кафе Помпеи», один из ее самых любимых итальянских ресторанов. Впереди начиналась Натан-стрит. Для того чтобы попасть в квартал, где жила семья Пито, надо было пройти несколько домов в западном направлении. Рафаэлла шла по типичному рабочему району, чистому, но какому-то обшарпанному — это напоминало потрепанный воротник на когда-то красивой рубашке.

В широких джинсах и синей водолазке, торчащей из-под свободной рубашки, Рафаэлла походила на студентку — так было принято одеваться в Бостонском университете. Сверху на ней была еще стеганая безрукавка, а на ногах — черные ботинки без каблуков. «Бесовские ботинки» — так называл их Эл. К тому времени, когда Рафаэлла добралась до дома номер 379 по улице Проспера, она успела хорошо потренироваться в искусстве расспрашивать, узнавая дорогу у соседей. Номер 379 оказался узким кирпичным строением с маленьким квадратным садиком, засыпанным грязным снегом. На задворках этого дома и находилось жилище Пито, отделенное гнилой деревянной изгородью.

Именно от миссис Роселли, крошечной, сморщенной, родом из Милана, проводившей большую часть времени в спальне на втором этаже и наблюдавшей из окна за жизнью семьи Пито, Рафаэлла и узнала крайне интересные вещи.

Глава 2

Остров Джованни, Карибское море

Февраль, 1990 год


Маркус Девлин, настоящее имя Маркус Райан О'Салливэн, стянул с себя футболку, разложил ее на белоснежном песке и лег на спину. Правой рукой он прикрыл глаза, защищаясь от яркого полуденного солнца. Было страшно жарко, но не настолько, чтобы обливаться потом. На Карибах в любую жару всегда дул прохладный ветерок. Маркус вернулся на остров всего лишь сутки назад — Доминик вызвал его из Бостона из-за голландцев. Они приняли все условия. Больше никаких переговоров. Сегодня они собирались приехать сюда, на остров, чтобы, как водится, поприветствовать друзей и выпить шампанского.

Маркус, почесывая живот, раздумывал о том, как он на самом деле относится к этой сделке с голландцами и что в действительности ощущает теперь, когда переговоры, возможно, идут к завершению. Уж ему-то было хорошо известно, с каким трудом все двигалось к концу. Маркус знал, что должен быть постоянно начеку, вести себя выдержанно, жестко. И это тоже было нелегко. Господи, как ему хотелось убраться отсюда. Когда все будет уже позади, у него вряд ли появится желание в будущем вновь вернуться на Карибы. Если только ему удастся купить себе будущее.

А сейчас он здесь, лежит на спине, как будто окружающий мир нисколько его не волнует. До чего же приятно ощущать горячее солнце после паршивой погоды в Бостоне. Снег, лед, мрачные серые дома давили на него. Хотя в феврале Чикаго мог быть не менее удручающим, в душе этот город все еще оставался домом Маркуса и не покидал его сердца. В Бостоне Маркус как следует подготовился к встрече с Перельманом в маленькой гостинице в Бруклине, но встреча не состоялась, поскольку после звонка Доминика ему пришлось первым же рейсом вылететь в Антигву, а затем на остров. Дело было не в том, что Маркус должен был сказать Перельману, — наоборот, предполагалось, что именно Перельман должен был снабдить его какими-то сведениями.

Разумеется, сделка касалась нелегального ввоза деталей для военных самолетов — возможно, даже навигационных гироскопов и ракет ТОУ, — точно Маркус не знал. Это могли быть и детали самолетов Ф-14 «Томкэт», предназначенные для ввоза в Иран, единственную страну, пользующуюся Ф-14. Или самолеты С-130 для Сирии. Или для какой-нибудь другой страны… например, Ливии? Малайзии? Идущие через Сингапур или Борнео?

Маркус был уверен только в одном: в этих сделках не фигурировало ни лицензий, ни разрешений Госдепартамента США. Все делалось нелегально от начала и до конца. Доминик считался, наверное, одним из самых всемогущих торговцев оружием в мире, поскольку никто так и не сумел выяснить никаких конкретных фактов о мириадах заключенных им сделок. Он был слишком умен, имел отличную «крышу», окружил себя многочисленными посредниками и никому не доверял. Исключения не составлял даже его собственный сын, Делорио. Тот вечно ныл и всех задирал, но отца боялся. Доминик не доверял и Маркусу, хотя к тому времени их уже многое связывало.

И теперь эта сделка с голландцами — посредниками, как сказали Маркусу. Они приедут, будут пить шампанское, и тогда ему станет понятно, что они отправляли и куда. По крайней мере он выяснит, какой пункт назначения указан в сертификате конечного получателя, если такой документ вообще имеется. Маркус почувствовал, как у него забилось сердце и засосало под ложечкой. На этот раз он все выяснит — Маркус не сомневался в этом. Обязательно докопается до правды и после этого будет действовать. Надо найти доказательства. Тогда он обретет свободу. Но несмотря на подобные мысли, Маркусу тут же припоминались многие сделки, заключенные при нем, сделки, о которых он так и не смог собрать достаточное количество необходимых сведений, и знакомое чувство отчаяния охватило его. Прошло уже столько времени, и он так устал от всего этого, устал до смерти оттого, что приходилось все время притворяться, изворачиваться и лгать, чтобы добыть информацию, каждый раз долго раздумывать перед тем, как высказать свое мнение Доминику, и постоянно осознавать, что находишься на волосок от смерти. Маркус хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Ему хотелось вернуться домой, к нормальной жизни. Маркусу снова вспомнился телефонный разговор в Бостоне с его двоюродным братом Джоном Сэвэджем. Голос Джона звучал взволнованно:

— Тебе давно пора выйти из игры, Маркус. Ты выполнил свой долг. Потратил на это больше двух лет жизни. Забудь о том, что надо припереть к стенке Джованни, забудь об этих чертовых голландцах — и возвращайся домой. Знаешь ли, время от времени ты нам нужен и здесь.

Но Маркус не позволил себя уговорить. Сэвэдж был одним из самых прямолинейных людей, с которыми ему когда-либо приходилось иметь дело. К счастью Маркуса, он был к тому же его лучшим другом и двоюродным братом. Маркусу не хотелось ссориться с ним. И он произнес мягко, стараясь подавить в себе ощущение поражения, потери чего-то, что безусловно должно было ему принадлежать. Подобные ощущения накапливались у него в душе днями, неделями и месяцами, Боже, сейчас можно было уже сказать, что годами.

— Мы тянули жребий, Джон, и я выиграл, а может, и проиграл, это зависит от моего настроения в конкретный момент. Я вернусь домой только после того, как добуду достаточно доказательств, чтобы отправить Джованни в федеральную тюрьму до конца его жалких дней, и не раньше. Ты же знаешь, что я не могу сейчас все бросить. Подумай о дяде Морти.

Несколько секунд Джон Сэвэдж молчал, и Маркус знал, что он вспоминает секретную операцию, проведенную работниками Таможенной службы США, и как таможенники раскололи дядю Морти — тот спутался с красавицей шпионкой из Союза — и раздули из этого целую историю. Все усилия Маркуса были теперь направлены на то, чтобы спасти дядю Морти от тюрьмы. Это было крайне важно.

Помолчав, Джон произнес:

— Дядя Морти не ожидал от тебя такой жертвы, Маркус. И никто не ожидал.

— Дядя Морти просто наивный идиот, который задницу от руки не отличит. У него все в порядке?

…Маркус вздохнул, растянувшись на спине, чувствуя, как солнце пропекает его до самых костей. Он заключил сделку с федералами и был обязан придерживаться условий соглашения. Другого варианта не существовало. Доминик Джованни за дядю Морти, только так.

Маркус резко сел, заслышав шум приближающегося вертолета. Шум раздавался с этой стороны острова, не со стороны Порто-Бьянко. Следовательно, это не компания богатых туристов, летящих чартерным рейсом на курорт, — эти бездельники, по всей вероятности, оставили бы в казино тысяч по десять каждый. Нет, это были голландцы, их вертолет через несколько мгновений приземлился на специальной площадке на территории резиденции. По расчетам Маркуса выходило, что минут через десять гости вместе с Домиником уже будут пить чай со льдом в главном здании. Деловые переговоры начнутся гораздо позже. Маркус стянул шорты, сделанные из обрезанных джинсов, и зашел в воду. Не надо спешить. Вода смоет страх, досаду и нетерпение. Меньше всего Маркусу хотелось показаться Доминику взволнованным и слишком заинтересованным. Еще, чего доброго, тот замолчит и быстро отошлет Маркуса назад, на курорт.

Он плавал целых десять минут, не жалея сил. И смыл с себя все, кроме чувства поражения, засевшего в нем слишком глубоко.

* * *

Эдди Меркел наблюдал, как Маркус плывет назад среди волн, и думал: «Опасный человек этот Маркус, безжалостный, но совсем не дурак; и он мне нравится». Меркелу понадобилось почти два года, чтобы в конце концов прийти к выводу, что Маркусу можно доверять. Человек-загадка, хитрый, сам себе хозяин, жесткий как кремень, и, несмотря на то что он подчинялся мистеру Джованни, в нем чувствовались силы для принятия самостоятельных решений. Некоторые люди считали Маркуса крепколобым. Черт возьми, достаточно было взглянуть, как он заправляет курортом. Ничто не укрывалось от него, он ничего не упускал из виду. Превратил казино в золотую жилу: все богатые члены клуба и их гости были просто счастливы. Правда, не исключено было, что он прокручивал частные делишки с приезжающими бизнесменами, чтобы потуже набить собственный карман.

Мистер Джованни пока что не доверял ему, по крайней мере на все сто, но, насколько Меркелу было известно, полностью босс не доверял никому. После того как Доминик досконально изучил биографию Маркуса, он поделился с Меркелом, что еще чуть-чуть, и Маркус оказался бы подозрительно хорош: необычайно пестрая и богатая биография слишком хорошо отвечала ожиданиям мистера Джованни. Вьетнам в ранней юности, морская разведка после падения Сайгона, потом служба в ЦРУ, в основном в Европе, — вот вкратце биография Маркуса. Меркел понимал, как подобный опыт превратил Маркуса в человека жесткого и скрытного. Но не мог понять, как такой опыт помог Маркусу стать таким хорошим управляющим курортом. Меркел считал, что мистеру Джованни было грех жаловаться на парня, который помогал ему загребать деньги буквально лопатой.

Меркел наблюдал, как голый Маркус идет по волнам к берегу. Крепкий парень, мощный торс, ни грамма жира, его вечный загар слегка побледнел после поездки в Бостон. Он был настоящим ирландцем, от густых черных волос до синих глаз, но в отличие от тех ирландцев, которых знал Меркел, Маркус никогда не напивался до бесчувствия. Нет, Маркус предпочитал всегда контролировать не только себя, но и окружающих его людей.

Когда Маркус приблизился к нему, Меркел ничего не сказал, только поднял с песка и протянул шорты и майку.

— Мистер Джованни послал меня разыскать тебя, — проговорил Меркел мягким, почти нежным голосом, который звучал нелепо, поскольку им говорил человек без шеи, весивший сто с лишним килограммов.

— Да, я слышал вертолет, — произнес Маркус, стараясь, чтобы его голос звучал безразлично. — Это голландцы?

— На этот раз их трое. Двоих мы знаем — Корбо и Ван Вессел, но женщина нам не знакома. Ее зовут Тюльп…

— Надеюсь, это ее фамилия, — глухо проговорил Маркус через майку, которую натягивал в этот момент.

Меркел кисло улыбнулся:

— Не знаю ее имени, но она жесткая, как камень. Все улыбаются, кивают и выглядят так, как будто сегодня самый счастливый день в их жизни. А Тюльп почти все время молчит. Классные сиськи, — добавил он с отсутствующим взглядом.

Маркус кивнул, застегивая ширинку на шортах.

— Ты белый, как дохлый кит.

— Дай мне позагорать дня три.

— Делорио час назад уехал в Майами. Линк и Лэйси поехали с ним.

Маркус усмехнулся:

— Да, все-таки есть Бог, избавивший нас от этого зануды и драчуна. Я до сих пор никак не могу поверить, что он — сын Доминика. Плоть от плоти, и все такое.

— Мистер Джованни отослал его отсюда. Делорио не хотел уезжать. Паула тоже просилась поехать с ним, но мистер Джованни запретил ей.

— Это плохо. Ну ладно, может быть, Делорио откроет окно в самолете и его туда засосет. А может, станет приставать к Марджи, когда та принесет ему выпить, и она запихает стакан ему в глотку.

Меркел ничего не сказал, ни один мускул не дрогнул на его лице. Но он был согласен с Маркусом: Делорио и его жена действовали на нервы всем. Маркус заметил, что Меркел одет в «свою» форму: белый костюм-тройку и бледно-голубую хлопчатобумажную рубашку с воротничком на пуговицах. На шее был галстук в бело-синюю полоску, на ногах белые итальянские туфли, на мясистом запястье блестел золотой «Ролекс». У Меркела было пять одинаковых белых костюмов и десять одинаковых рубашек.

— Паула попросила одного из ребят отвезти ее на курорт. Она выглядит такой разъяренной, что может, мне кажется, проиграть и обручальное кольцо.

— Так ведь все деньги все равно возвращаются к Доминику, и кольцо вернется.

Меркел произнес, нахмурившись:

— Эта женщина, Тюльп, она мне не понравилась…

— Даже с ее огромными сиськами?

— Есть в ней что-то такое, отчего мороз бежит по коже. Понимаешь, о чем я?

Маркус уже собирался сказать «да», он понимал, что имеет в виду Меркел — у него самого мороз бежал по коже от Фрэнка Лэйси, — когда вдруг со стороны главного здания раздался крик, затем прогремел выстрел.

Меркел, чье сложение благодаря массивной груди и огромным ляжкам подходило футбольному защитнику, помчался, как сорокалетний Джон Риггинз. Маркус последовал за ним, прикрывая лицо рукой, чтобы защититься от хлеставших со всех сторон веток: они бежали по почти непроходимым джунглям.

Маркус бежал так быстро, как никогда раньше не бегал, продираясь сквозь влажные, тяжелые заросли — слуги Доминика ежедневно обрубали их, — и внезапно остановился у самой границы джунглей. Волнение прошло, он стал спокоен. Было слышно, как Эдди Меркел пыхтит где-то позади, быстро догоняя его.

Маркус сосредоточился на том, что открывалось его взору: мозг работал как часы. Прямо перед собой он видел большой дом из выкрашенного в белый цвет кирпича, с ярко-красной черепичной крышей; гибискус, орхидеи и тропические лианы спускались по стенам и обвивали окна — там никто не прятался. Перед домом стоял Доминик Джованни, держась за свою руку. На нем были белая рубашка с открытым воротом и белые брюки, и кровь просачивалась сквозь пальцы и струилась по руке. Яркая белизна сорочки Доминика контрастировала с насыщенным алым цветом крови, и у Маркуса при виде этого зрелища свело желудок.

Голландка, та самая Тюльп, стояла перед Домиником, держа в руке автоматический пистолет девятого калибра. На ней был облегавший фигуру синий костюм, и грудь у нее действительно оказалась пышной. Двое голландцев стояли позади нее. Корбо, маленький лысый человечек, прикрыв глаза ладонью, смотрел вверх в поисках вертолета. Теперь и Маркус услышал, как вертолет приближается: до его появления оставалось несколько минут.

Что же произошло? Где случился прокол? Сделка казалась уже совершенно устроенной: все, насколько он понял, было решено. У Маркуса появился шанс, первый большой шанс за долгое время.

Но что-то произошло. Намеревалась ли женщина убить Доминика? Или просто ранить, что она и сделала? Доминик казался спокойным, бледно-голубые глаза были ясными и неотрывно следили за женщиной. Если раненая рука и причиняла боль, то он не подавал виду.

Маркус прошептал, не оборачиваясь:

— Дай мне автомат, Меркел.

Автомат Калашникова, старый верный товарищ из России, мог уложить дюжину мужчин секунд за десять. Маркус предпочитал его легким ручным пулеметам Калашникова — их Доминик доставал для своих людей у какого-то западного немца, связанного с посредником в России.

— Что ты собираешься делать? — прошептал Меркел, и Маркус почувствовал, как жар, исходящий от Меркела, почти коснулся его спины.

— Будь готов, — произнес он, выжидая. Маркус был напряжен, охвачен страхом, но держал все под контролем. Чертовы ублюдки! Если они все погубят… Нет, он не может этого допустить. От этой мысли Маркусу захотелось завыть. Что же произошло?

Вертолет теперь кружил совсем низко, задевая невысокие кустарники. Корбо принялся отчаянно махать руками. Второй голландец, Ван Вессел, присел на корточки, хотя лопасти вертолета никак не могли задеть его — росту в нем было не больше полутора метров. Голландка так и не шелохнулась. Маркус видел, что она говорит с Домиником, но ничего не мог услышать из-за шума винта вертолета. Маркусу вдруг пришло в голову, что именно она командует и отдает приказы. Двое мужчин совсем растерялись и не скрывали этого. Женщина тоже была напугана, но виду не подавала. Она была их лидером.

Маркус выскользнул из укрытия. Он побежал, низко согнувшись, к дальнему борту вертолета. Вертолет был белый, и сбоку, чуть ниже кабины, яркой зеленой краской было выведено название — «Вирсавия».

Винт крутился с бешеной скоростью, взбивая кусты и растения и, как надеялся Маркус, достаточно отвлекая внимание. Он притаился прямо под кабиной, вне поля зрения пилота. Маркус увидел, как женщина кивнула голландцам, затем, сохраняя спокойствие, обернулась к Доминику и подняла пистолет. Он услышал ее крик: «Ты, поганый ублюдок!». И в тот момент, когда женщина наводила пистолет, чтобы выстрелить, Маркус выскочил из-за вертолета, прицелился и спустил курок. Пуля задела ее правое запястье. На фоне грохота вращавшегося винта звук выстрела был похож на залп из игрушечного ружья. Женщина зашаталась, и Маркус увидел, как кровь хлынула из ее руки, но она не бросила пистолет, нацелив его на Маркуса. Тот крепко сжал челюсти, и спустя мгновение две пули пронзили ей грудь. Она замерла, рот ее чуть приоткрылся, в глазах промелькнуло удивление, затем женщина тяжело осела на землю, скрестив ноги.

Двое голландцев побежали, что-то крича на ходу, но Маркус не стал стрелять по ним. Он увидел, как Меркел сбил с ног обоих, двинув Корбо в челюсть и ударив Ван Вессела в жирное брюхо. Пилот, видя, что дело плохо, оторвал вертолет от земли. Маркус поднял было автомат, тщательно прицелился… но вдруг замер. За его спиной Доминик произнес:

— Сбей его, Маркус.

Но тот покачал головой и медленно опустил винтовку. Он не мог этого сделать: не мог сбить вертолет и убить пилота. В этом не было смысла. Маркус в отличие от Доминика Джованни не был безжалостным хладнокровным убийцей.

Вместо этого Маркус поспешил обратно к Доминику. Тот уже улыбался, но его рука все еще сжимала раненое предплечье. Может, его приказ просто померещился Маркусу?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26