Да, это была крепость. С круглыми башнями, с треугольными выступами бастионов, с черными глазницами полукруглых амбразур. Когда-то она, видимо, охраняла вход в бухту. Но очень давно. Теперь башни и бастионы стояли заброшенные, это видно было даже издалека. Верхние кромки укреплений развалились, по стенам змеились трещины, в них росли кусты с черными листьями.
      Перед крепостью лежала мощенная плитами площадь, она полого подымалась к бастионам. Здесь травы было меньше. Редкие высокие камни торчали на площади, как и в степи. Вокруг камней росли мелкие пыльно-белые цветы.
      Сердце у меня колотилось. У других, по-моему, тоже. Доня кашлянул и сказал:
      - Если есть крепость, должны быть и люди.
      - Были когда-то… - негромко отозвался Голован.
      - Ты полагаешь, они все покинули планету? Голован пожал плечами.
      «А может, мы, как и раньше, просто не видим людей? - стучало во мне. - Но птица… Но трава… Они-то живые! И мы их видим»…
      Всегда желающий справедливости Кирилка звонко напомнил:
      - Но собаки-то должны быть обязательно! Иначе зачем же мы летели!
      И навстречу нам стали выходить собаки. Из-за камней, из густой травы у подножия бастионов.
      Их было множество! Всякие! Мелкие и крупные, терьеры и овчарки, сеттеры (как Белый Бим!) и узкомордые колли, бульдоги и болонки, пудели и таксы, но больше всего - беспородных псов. Клочкастых, вислоухих, с пыльными шкурами разных расцветок.
      Мы обомлели. Десятой части этой песьей стаи хватило бы для того, чтобы е ходу сожрать нас без остатка. Бродячие псы - они ведь хищники пострашнее волков.
      - Скользящие скафандры! - быстро скомандовал Голован.
      Я напряг воображение. Скафандр не получался! То ли с перепугу, то ли от того, что здесь были иные, не астероидные законы. То ли мы забыли какие-то правила. А еще мы со страху забыли, на какойпланете находимся.
      Но собаки-то этого не забывали!
      Они не стали подбегать к нам. Садились там и тут на плиты. Иногда скребли за ушами. И смотрели на нас желтыми и коричневыми глазами. Между взрослыми псами резвились щенята. Они гонялись друг за другом, опрокидывались на спины и дрыгали лапами. Тонко тявкали. Но к нам не подбегали.
      - Ребята! - опять очень звонко сказал Кирилка. - Вы что? Не бойтесь! Это же не кусачие собаки!… Эй, собаки, идите сюда!
      И тогда они побежали к нам! Они тыкались носами нам в животы, лизали наши колени, терлись мордами о наши белые штаны и голландки. Повизгивали и махали хвостами так, что над площадью поднялся ветер и пригибал пыльные цветы.
      Две псины - великанский пудель и курчавый терьер прыгали вокруг Веранды и пытались лизнуть ее лицо. Она слабо отмахивалась: «Да ну вас…» А они все равно прыгали.
      Минька бесстрашно обнимался с белой остроухой лайкой.
      Рыжая большущая дворняга взвалила мне на плечи лапы и дохнула в лицо розовой пастью. В ее глазах были веселые огоньки. Я не удержался и поцеловал псину в мокрый нос.
      Из-за мохнатого рыжего уха я увидел нашего Локки. Он сидел на корточках рядом с косматой кавказской овчаркой и что-то говорил ей на ухо. Овчарка внимательно слушала. Потом лизнула коричневую щеку. После этого она взяла Локки за подол и куда-то повела. Я торопливо погладил рыжую дворнягу еще раз и пошел за Локки и овчаркой. Остальные резвились с собаками и не обращали на нас внимания.
      Овчарка подвела Локки к похожему на мельничный жернов камню. Из-за него выкатился нам под ноги серый щенок. Наверно, месячного возраста. С толстыми лапками, круглым животом, полувисячими маленькими ушами и веселой мордашкой. Замахал хвостом, похожим на согнутый мизинец.
      Локки взял собачьего малыша на руки и оглянулся на меня.
      - Это ц-тот самый щенок. Для нас…
      - С чего ты взял?
      - Потому что других щенков собаки с нами не отпустят. Не захотят расставаться со своими детенышами. А его маму вчера прибило камнепадом в каком-то ущелье… - Локки потрепал щенка по ушам. - Глупый. Не понимает еще, что мама не придет…
      - Откуда ты это знаешь-то? - засомневался я.
      - Вот она сказала! - Локки посмотрел на свою спутницу-овчарку. Та махнула хвостом.
      - Ты умеешь говорить с собаками?! Локки глянул удивленно и честно.
      - А ц-што такого? В нашей стране это многие умеют. По крайней мере, ц-дети…
      Я оглянулся и закричал:
      - Ребята! Эй, ребята! Идите сюда!
 

      Собаки были не только некусачие и добродушные, но и… деликатные такие. Поиграли с нами, поласкались, но особенно не приставали. И не стали увязываться, когда мы решили пойти внутрь крепости. И щенка нам отдали. Не спорили, не рычали, когда мы взяли его с собой.
      Аленка несла щенка на руках. Иногда тыкалась носом в его шерстку. Она дала ему имя Мухтар. Сказала, что когда-нибудь песик вырастет и станет как служебная собака из всем известного кино. А в том, что он мужского рода, не было ни малейшего сомнения.
      «А вырастет ли, если улетит с нами? - подумал я. - Ведь мы-то не растем…» И опять стало тревожно. Вернее, непонятно как-то…
      В течение часа мы лазили по крепости. Везде было одинаково. Крутые полуразвалившиеся лестницы, пустые помещения и площадки. Всюду голый камень и только. Лишь в одном бастионе, в нижних капонирах (кажется, так называются камеры для орудий) мы нашли несколько тупорылых пушек. Они были черные, но пахло от них старой медью. А деревянные лафеты (как у наших палубных карронад) почти полностью сгнили.
      Коптилка (он же артиллерист!) застрял у одной пушки и принялся колдовать.
      Да, здешний мир не очень-то слушался наших фантазий. Бедный Коптилка взмок, его белая голландка прилипла к спине. Но все же за полчаса он сделал орудие новеньким. Ьрусья лафета стали крепкими и просмоленными, на скобах и кольцах исчезла ржавчина. Ствол заблестел желтой медью (или, может, бронзой).
      Коптилка поднатужился еще и соорудил дюжину ядер с начинкой из космической сжатой энергии.
      - А зачем? - спросил Минька.
      - Мало ли что…
      Наш клипер мирно желтел посреди бухты Фляга Морского Бродяги. Вся Фляга была отлично видна из амбразуры. Слоистые обрывы сделались еще более желтыми - здешнее солнце склонялось к вечеру.
      Щенок Мухтар присел у новенького орудийного станка и сделал круглую лужицу. Поднимать ногу по-взрослому он пока не научился.
      - Бессовестный, - сказала Сырая Веранда. - Убирай вот теперь за ним…
      - Он же еще ребенок, - заступился Кирилка.
      - Мало ли кто ребенок! Вот Локки, например… Он, что ли, тоже должен так?
      - Я ц-могу… Только во мне сейчас пусто. Минька присел и погладил Мухтара.
      - В нем сейчас тоже сделалось пусто. Он запросит есть и пить. Он ведь не мы…
      Аленка ухватилась двумя ладонями за веснушчатый подбородок, насупила брови. И… на каменном полу появилась глиняная плошка с молоком.
      - Им в таком возрасте молоко полезнее всего, - сказала Аленка.
      Минька поскреб затылок:
      - А годится ли для него придуманное? Мы не знали. Но Мухтар решил, что годится. Вылакал все. И вылизал плошку. Помахал хвостом-мизинцем.
      В этот момент резко потемнело. Словно быстрая туча пробежала под солнцем.
      Но никакая не туча!
      Это спустился с неба и сел на воду рядом с нашим кораблем пиратский клипер.
      Мы ничего не успели сделать. Даже подумать ничего не успели! Вдоль черного борта полыхнули огни. На нашем корабле разлетелись надстройки, посыпались реи, рухнула вперед фок-мачта, обрушила своей тяжестью бушприт.
      Еще залп - и вообще не осталось мачт!
      - Коптилка! - заорал Голован. - Чего ты стоишь как пень! Стреляй!
      Коптилка будто проснулся.
      - Помогите!
      Мы вдвоем с ним закатили в орудийный ствол зеркально-блестящее ядро. Коптилка навел орудие.
      - Огонь!
      Но я же говорю: в этом мире были другие законы. Здешняя пушка не хотела выплевывать ядро по команде незнакомого мальчишки.
      - Нужен заряд! - догадался Голован. Коптилка уронил руки:
      - У меня нету…
      И тогда Минька Порох впервые в жизни придумал порох. Кажется, настоящий. Когда-то с соседскими пацанами они баловались у костра вот с такой серой крупой (крупинки взрывались упругими огоньками). Потом пришел папаша мальчишки, который наковырял порох из отцовских охотничьих патронов, и… но это уже другая история. Минька рассказал ее после. А пока он просто поставил перед Коптилкой красное пластмассовое ведро с чем-то вроде крупного песка.
      Коптилка наклонил ствол, выкатил оттуда снаряд. Снова поднял дуло. Встал на цыпочки, высыпал в него из ведра порох (ведро опять сделалось полным, когда оказалось на полу). Сорвал через голову голландку, затолкал в пушку вместо пыжа. По плечо засунул в жерло ствола руку, утрамбовал заряд.
      - Вовка, давай ядро!
      Потом сбоку подошел к задней части ствола, насыпал в ямку запала серую щепотку…
      - Отойдите подальше! - И чиркнул придуманной зажигалкой.
      Ух, шарахнуло! В сто раз сильнее, чем на корабле. Ядро по дуге ушло к черному кораблю и начисто снесло там бизань-мачту.
      Но мы не закричали «ура».
      Какое там «ура», если наш собственный корабль, наш золотой клипер медленно уходил на дно.
      И ушел.
      Остались над синей водой лишь расщепленные обломки мачт.
      Стало очень тихо.
      В этой тишине заплакала Аленка. А Доня Маккейчик отчетливо сказал:
      - Коптилка, отомсти этому мерзавцу.
      И Коптилка опять плеснул в пушку ведро пороха. А Голован подал ему придуманный деревянный пыж. А Доня - ядро…
      И Коптилка навел орудие поточнее.
      Но я крикнул:
      - Подожди! Он плывет сюда!
      Рыкко в своем волосато-пиратском обличье плыл к берегу. Он стоял в шлюпке, которая сама собой махала веслами.
      - Чего ждать-то… - тяжело просопел Коптилка. - В самый раз… Щас из него будут одни брызги.
      Но вмешался Кирилка:
      - Не стреляй! У него белый флаг!
      - Да хоть серый в яблочках… хоть розовый в полосочку, - сказал Коптилка полузнакомые какие-то слова. - Отойдите!
      - У него же белый флаг! - отчаянно повторил Кирилка. - Нельзя же!
      - Тьфу! - Коптилка плюнул так, что зажигалка погасла. У Рыкко был не флаг, а целая простыня на жерди. Он ей размахивал изо всех сил.
      Шлюпка ткнулась в берег там, где каменная площадь уступами спускалась к воде. Отовсюду понеслось гавканье, повизгиванье, скулёж. Некусачие собаки негодовали на появление пирата. Но издалека.
      Рыкко выпрыгнул на гальку широченными морскими ботфортами. Левой рукой оперся о жердь с простыней, правой подбоченился. Заорал как в мегафон:
      - Что, лягушки! Хорошую я вам устроил битву при Трафальгаре?! Ха! Ха!
      Смотрите-ка, он знал и про Трафальгар! Но, наверно, не помнил, чем там кончил непобедимый адмирал Нельсон. Впрочем, эта мысль у меня едва мелькнула.
      Глаза Рыкко горели, как угли среди черного хвороста. Торчащий, как дыня, нос побагровел и был похож теперь на великанский продолговатый помидор. Даже издалека от Рыкко разило самодовольством, будто запахом гнилой картошки.
      Мы вылезли через амбразуру наружу. Кирилка сложил рупором ладошки:
      - Что вам опять надо от нас?! Зачем вы утопили корабль?! Это же несправедливо!
      - Гы-ы-ы, «несправедливо»! Великий и непобедимый, черный и многолапый, бесстрашный и беспощадный… и вообще всякий-всякий Рыкко Аккабалдо выше понятия о справедливости! Он - носитель Мирового Зла!
      - Вы, Рыкко, сукин сын, - отчетливо сказал воспитанный Доня Маккейчик. Уже после и он, и все мы сообразили, каким неуместным было это ругательство на Планете Некусачих Собак. Но сейчас никто не осудил Доню, даже Кирилка.
      Рыкко обиженно завопил:
      - А еще музыкант! Сын интеллигентных родителей! Лается как на базаре! Тьфу!… Когда поймаю, тебе это припомнится особо!
      - Хватит психовать, давай ближе к делу, Рыкко! - потребовал начальник экспедиции Голован. - Чего тебе от нас надо?
      Рыкко шумно подышал, поскреб пятерней-граблей в дремучей макушке и выдохнул на весь берег, на всю бухту:
      - Хочу… вашего щенка! Собаки в отдалении завыли.
      - Чего-о? - тонко возмутилась Аленка. И покрепче прижала к груди Мухтарчика, перепуганного выстрелами.
      - Зачем тебе щенок, Рыкко? - официальным голосом спросил Голован.
      - Зачем, зачем!… Не ваше дело… Какие хитрые! Улетели, а я там живи один, да?! А так хоть собака будет! Я научу ее рычать на всю Вселенную и кусать каждого, кто прилетит.
      - Много хочешь, ящерица! - крикнул Коптилка.
      - Отдайте щенка!… Тогда я больше не буду нападать! И даже помогу вам починить корабль!
      - Фиг ему, - тихонько сказал Минька Порох. - Аленка, не отдавай.
      - Да я и… никогда в жизни! - Она опять покрепче прижала к матроске Мухтара.
      - Можно бы и отдать, - посоветовала Сырая Веранда. - Их тут вон сколько…
      На Веранду глянули так, что ее глаза сразу намокли.
      - Отдайте щенка! - снова прокричал Рыкко.
      Локки вскочил на низкий разрушенный парапет, повернулся к Рыкко спиной, нагнулся и похлопал себя сзади по белым штанишкам:
      - А вот это не хочешь, бандитское ц-рыло?!
      И все мы одобрили поступок Локки (кроме Веранды). Рыкко взревел. Бросил и растоптал белый флаг.
      - Тогда я буду атаковать вас!
      Он выволок из-под груды волос что-то вроде миномета. Взял его на изготовку и на согнутых лапах двинулся в атаку. Мы кинулись в укрытие. Коптилка опять завозился у пушки, суетливо и злорадно.
      - Ну, сейчас… сейчас ты будешь не Рыкко, а дырка в пространстве…
      Орудие грянуло, и мы увидели, что снаряд угодил Рыкко прямо в пузо!
      Но дырки не получилось.
      Да, ядро взорвалось с ужасающей силой и разнесло пирата на множество черных кусков. Однако… куски разлетелись по площади, и каждый превратился в целехонького Рыкко! Штук двадцать! Они одинаково заржали свое «Ха! Ха! Ха!», построились в две шеренги и двинулись на штурм по всем правилам военного искусства. Один нес флаг, но уже не белый, в серый, с какой-то черной загогулиной (возможно, это был символ Мирового Зла). Двое били в большущие барабаны. Остальные начали палить из своих минометов (или из чего-то еще, не поймешь). Столько грохота!
      Коптилка пальнул из пушки в ответ, но толку-то! Врагов стало в два раза больше. И стрельба их - в два раза мощнее!
      К счастью, ни один снаряд не попал внутрь капонира. Иначе неизвестно, чем бы все это кончилось.
      А сейчас кончилось неожиданно.
      Наш малыш Локки под выстрелами вылетел наружу. Опять вскочил на парапет. Сдернул голландку, замахал ей над головой. Голован и Доня заорали: «Локки, назад!» и бросились за этим сумасшедшим. Но выстрелы и барабаны вдруг стихли.
      Возможно, Рыкко решил (или решили), что мальчишка подает сигнал капитуляции. Но ведь матроска-то была не просто белая, а с ярко-синим воротником.
      И не пиратам сигналил наш Локки!
      Он пронзительно закричал на незнакомом языке. К нему подскочила кавказская овчарка. Локки присел, что-то сказал ей и махнул рукой.
      Овчарка бросилась вперед.
      А за ней кинулось множество собак. Теперь без гавканья и визга, молча. На пиратов.
      Все Рыкко сбились в кучу. Затоптались. Пальнули по собачьей стае. Но их снаряды не принесли нападавшим вреда. И не остановили их. Некусачие собаки (кому некусачие, а кому…) были еще и храбрыми.
      - А-а-а! Не надо!… - Это многочисленные Рыкко ударились в бега. Брошенные минометные трубы зазвенели на камнях. Рыкко на бегу сбивались все теснее и наконец опять превратились в одного-единственного «непобедимого и беспощадного» и всякого-всякого там…
      Этот «всякий-всякий», чтобы легче удирать, сбросил ботфорты. Но собаки догнали «носителя Мирового Зла», и он остался без штанов. Теперь он был похож на копну гнилого сена с толстыми волосатыми ногами. Черные пятки мелькали, как длинное многоточие…
      Наконец Рыкко бухнулся в бухту. Не до шлюпки ему было, он пустился к кораблю вразмашку. И все еще орал сквозь брызги:
      - Буль-не надо! А-а-а-буль-буль!…
      Несколько собак пустились было преследовать Рыкко по воде. Но скоро вернулись. С довольным видом отряхивались на гальке.
      Здоровенный кобель подошел к брошенному ботфорту и поднял над ним заднюю лапу. Второй ботфорт с веселым рычанием таскали по пляжу два собачьих подростка.
      Мухтар на руках у Аленки повизгивал и дергался. Кажется, досадовал, что не смог принять участия в погоне.
      Между тем Рыкко мчался к своему кораблю, как толстая волосатая торпеда. У борта он с плеском затормозил и ракетой вертикального взлета взмыл на палубу. Сейчас же под уцелевшими реями развернулись черные, как сажа, паруса.
      Надулись. Пиратский клипер без одной мачты заскользил к дальнему берегу. Он оторвался от воды - с киля бежали сверкающие струи.
      Рыкко грозил с палубы кулачищами. Голос его перекатывался над Флягой Морского Бродяги:
      - Погодите, жабье семя! Мы еще увидимся! Еще повстречаемся! Я еще нажарю шашлыков из лягушатины!…
      Мы не отвечали.
      Корабль чуть не зацепил днищем за берег бухты и стал уходить в небо. Вот он уже просто черное пятнышко в синеве среди облаков. Просто капля чернил… Точка… Нет ничего…
 

      Мы стояли на берегу и смотрели в небо. Лишь Коптилка сидел, обхватив колени и уткнувшись в них лбом. И мы услышали всхлипы. И один за другим увидели, как голая Коптилкина спина с острыми позвонками вздрагивает.
      Кирилка сразу спросил:
      - Ты что, Валерик?
      Коптилка не стал сердито дергать плечами и говорить «ничё». Слишком большая была беда. Он всхлипнул громче:
      - Алик-то… Он же там…
      Ой… Ой-ёй-ёй… Как мы могли забыть про жирафенка! Теперь он был под водой, на затопленном корабле. Коптилка выговорил сквозь слезы:
      - Хотел ведь сперва взять с собой… А потом подумал: зачем таскать на незнакомую планету… Дурак такой… Теперь не достать…
      Потом он вскочил.
      - А, может, достану! Каюта под верхней палубой, поднырну…
      Он сделал шаг к воде. Рядом оказалась Веранда.
      - Стой ты, водолаз!… - Ухватила его за плечо. - Это вам не бассейн на Большой Дыне, а море. - И опять сбросила сумку и платье. - Сидите здесь и не вздумайте меня спасать! Без вас управлюсь…
      Не успели мы мигнуть, а она уже в двадцати метрах от берега. И стилем брасс - к кораблю. Не хуже, чем Рыкко!
      - К шлюпке! - скомандовал Голован.
      Только тут мы вспомнили: у нас же шлюпка! Даже две! Наша и та, что осталась от Рыкко. Пиратская была ближе. Мы попрыгали в нее, и она тут же замахала веслами. Видать, была запрограммирована.
      Но как шлюпка ни старалась, догнать Веранду не могла. Когда мы причалили к обломку грот-мачты, никого у корабля не было. Ни на поверхности, ни в глубине. Вода была совершенно прозрачная, только не синяя, как в отдалении, а зеленая. И желтые доски палубы в ней казались тоже зелеными. По ним пробегала светлая рябь. Над ними проносились рыбешки и качались медузы, похожие на большие прозрачные пуговицы.
      А Веранда где? Ни слуху ни духу. Ни всплеска…
      - Ясное дело, - глухо сказал Голован. Снял берет и начал стаскивать свою матросскую форму.
      Я, глядя на него, тоже.
      - А ты сиди. На шлюпке должен остаться командир.
      Я хотел заспорить, но тут забеспокоился Мухтар. Вскочил на кормовую банку и давай тявкать! И не зря! Из-за толстого основания бизани хладнокровно выплыла Веранда. Одной рукой гребла - небрежно так, лениво, - а другой волокла по воде за шею полосатого жирафа Алика.
      Мы запрыгали, заорали «ура», чуть не опрокинули шлюпку (она испуганно замахала веслами). Веранда сказала из воды:
      - Чем голосить, как ненормальные, помогли бы забраться. Но пока мы бестолково протягивали руки, забралась в шлюпку сама. Закинула Алика и рывком перебросила через борт себя. Села и стала молча расплетать похожие на веревки косы.
      Коптилка прижал Алика к ребристой груди и животу. Из жирафа побежала вода. (Ох и тяжелый будет, пока не высохнет! Ведь внутри вата.)
      - К берегу! - скомандовал я шлюпке тоном, не терпящим возражений. И та помчалась к земле так, что весла выгибались и визжали в уключинах.
      Приехали…
      Собаки ждали нас. Смотрели вежливо-любопытными глазами. Только тут мы вспомнили, что даже не поблагодарили их. И кинулись обнимать и целовать наших спасителей! Всех без разбора! И они сразу же развеселились, начали носиться между нами. Лай, смех, дым (то есть песок) коромыслом! А щенята - те вообще будто с ума посходили. Кувыркались через голову, а некоторые даже ухитрялись ходить на передних лапах. И Мухтар…
      Потом все мы (кроме Веранды, конечно, которая расчесывала волосы большущим гребнем) устроили хоровод.
      Аккабалды, Рыкко-бяки
      Нам сегодня не страшны!
      Некусачие собаки
      С них содрали все штаны, -
      сочинил Коптилка (он плясал, не выпуская из рук мокрого Алика). Мы подхватили песню и не глядели на Веранду, которая пфыкала.
      Пусть пфыкает, мы все равно были ей благодарны за жирафа.
      Низкое солнце сделалось оранжевым и очень быстро скатилось за дальний мыс. Проклюнулись звезды.
      Собаки начали откровенно зевать и укладываться на камнях. Мы улеглись между ними, под открытым небом. Не сразу, но сумели придумать себе войлочные подстилки, чтобы камни не давили бока. А головы мы положили прямо на собак. Добрые собаки не возражали. Кажется, были даже довольны.
      Я лежал затылком на моей знакомой рыжей дворняге. В ней ровно стучало живое сердце.
      Звезды над нами светили все ярче. Они были не такие, как в пространствах. Переливчатые. Потому что над планетой струился теплый воздух.
      - Ох, что-то есть хочется… - сказал в сумраке Минька.
      - И мне, - отозвался Локки. - Странное ц-дело… Тогда и я почувствовал: хорошо бы перекусить. И правда «странное ц-дело». На астероидах мы никогда не хотели есть (тот случай с капустными пельменями был исключением). Мы могли вызвать в себе голод специально и порадоваться придуманным лакомствам, но чтобы он пришел сам собой - такого почти не бывало…
      Оказалось, что и остальные проголодались. Ну и новости!
      - Я могу сделать вареники с вишнями, - напомнила Аленка. - Помните, как тогда… Только не так быстро, по одному…
      - Ох, давай, - простонал Коптилка. - А то пуп к спине приклеился.
      И Аленка принялась лепить из воздуха вареники. Мы брали их, обмазанные сметаной, прямо в ладони. Сперва каждый получил по одному, потом еще, еще. Такие восхитительные…
      - Надо же и собак угостить, - напомнил Кирилка. И мы стали угощать. Собаки вежливо глотали вареники, но добавки не просили. Наверно, придуманное угощение было для них все равно что воздух.
      Да что там собаки! Я тоже чувствовал: аппетитные вареники проскальзывают внутрь и… будто маленькие воздушные шарики. Лопнули - и нет их. Даже тоненькой оболочки не остается.
      Но почему же тогда Мухтар с таким удовольствием днем лакал придуманное молоко? Может быть, просто ничего не понял по малолетству?
      Ладно, завтра что-нибудь придумаем. А сейчас… Позади был такой сумасшедший день, что тело стонало от усталости. Непонятно! На астероидах мы никогда не уставали так сильно.
      Звезды над головой расплывались в разноцветные пятна…
      Мне приснилось, что мы с мамой купили в магазине «Электрон» телевизор со встроенным видиком. Будто везем его на хозяйственной тележке по Тополиному бульвару, а навстречу девочка из нашего судомодельного кружка.
      - Здравствуйте, Юлия Даниловна! - это маме. - Рындик, привет!
      Только Иван Яковлевич да она звали меня так.
      - Ты, Рындик, почему не ходишь на занятия? Надо ведь достраивать «Фермопилы», а без тебя - никак…
      Я отчего-то очень застеснялся, хотя в жизни такого никогда не случалось. Мы с ней были давние приятели и, бывало, дурачились и тузили друг друга, будто оба мальчишки.
      - Какие занятия? Ведь каникулы!
      - Здрасте, откуда ты свалился! Уже октябрь! Юлия Даниловна, скажите ему!
      В самом деле, деревья оказались почти голыми, зябкий сухой ветер срывал с них последние листья. Они шуршали на асфальте. А я весь такой летний, в тонкой футболке, со свежими пятнами загара на руках-ногах… Откуда я?
      - Ты простудишься! - спохватилась мама. И стала натягивать на меня через голову свой пушистый свитер (от него пахло маминымидухами). Я перестал что-то видеть, только мягкая шерсть щекотала лицо. А девочка тянула меня за наполовину надетый свитер и повторяла:
      - Идем же, идем, тебя ждут…
      Потом что-то стукнуло меня по затылку.
      …Это рыжая собака выбралась из-под меня, и я тюкнулся головой о пористый песчаник. Собака зубами тянула меня за подол голландки. Разумно так. Деликатно, однако настойчиво.
      Я сразу послушался.
      Был серый рассвет, башни угрюмо чернели. Собака повела меня не к башням, а в другую сторону, к траве, окружавшей площадь у крепости. Из травы навстречу нам выползла еще одна собака. Крупная, темная. Она тихо скулила.
      Я приложил все усилия и сотворил из пустоты круглый корабельный фонарь.
      Собака оказалась серая, со светлыми лапами, остроухая, хвост серпом. Наверно, помесь лайки и овчарки. Да не все ли равно! Главное, что она была израненная. Шерсть на спине и голове слиплась от высохшей крови. Заднюю лапу собака волокла, как перебитую.
      - Эй! Скорее сюда! - закричал я на всю планету. - Вставайте! Веранда, возьми сумку!
      Примчались ребята. Примчались собаки, сели вокруг, тихонько заскулили. Веранда молча распахнула сумку, достала пузырьки и моток бинта…
      Последними прибежали Коптилка и Аленка. Оно и понятно: неловко со зверями на руках. У Аленки - Мухтар, у Коптилки - Алик. Веранда поливала из пузырька марлевый тампон, протирала им на голове собаки рану. Собака повизгивала и пыталась лизнуть Веранде руки.
      Мухтар вдруг извернулся на руках Аленки, выскользнул, плюхнулся на живот и толстые лапы. Кинулся к собаке, ткнулся мордашкой в ее морду, облизал, заскулил.
      Никто ничего не сказал.
      Сразу ясно - это его мама, которая чудом выбралась из-под завала.
 

      Веранда наложила на перебитую ногу собаки лубок. Забинтовала голову. Мы отнесли собаку на травяную подстилку между двух плоских камней, которые домиком соединялись вверху. Придумали глиняную плошку, набрали в нее длясобаки настоящей воды - из родника, что пробивался у одной из башен и ручейком бежал к бухте.
      Потом напились сами.
      И сразу опять захотелось есть.
      Мухтар не отходил от матери. Аленка бродила с непонятным лицом. Конечно, она была рада, что Мухтар больше не сирота. Но было понятно, что теперь покидать родную планету он не захочет.
      Значит, зря мы летели сюда через тысячу пространств?
      - Может, есть еще щенки без матерей? - неуверенно спросил Минька.
      - Ц-нету, - отрезал Локки. - Я спрашивал.
      - Что же делать? - угрюмо спросил Голован. - Не ждать же нового несчастья.
      Локки сказал, что это было бы «цвинство».
      Солнце взошло и сразу стало изрядно припекать.
      Мы искупались в настоящем море.
      А что дальше?
      Ушли в тень - в капонир с нашим боевым заслуженным орудием. Оно остыло за ночь, но все еще резко пахло порохом и обожженной медью.
      Собаки за нами не пошли, мы были одни.