- Корабль-то мы поднимем и восстановим, - сказал Голован. - Придется, конечно, повозиться, это ведь не там, не в Поясе, но как-нибудь справимся… А что потом? Возвращаться на астероиды?
Я посмотрел на ребят и понял: никто не хочет возвращаться. Даже Веранда. И я не хотел. Было там беззаботно и… безнадежно. Хотя и весело порой. И красиво. Мы там всё могли. То есть почти всё. Только - зачем?…
- Можно остаться здесь. Плавать по морю и делать открытия, - неуверенно предложил Минька.
- И, может быть, найдем людей, - поддержал его Кирилка.
- Людей нет, - сумрачно сообщил Локки. - Они улетели много веков назад. Что-то случилось, и все они отправились на другие планеты. Это сказали собаки… Люди бросили здесь домашних псов, те стали вольными и сделалось их много. А других крупных об… биб… тат…
- Обитателей, - подсказал Доня.
- Ц-да. Других нету. Мелочь только.
- Ну… - еще неуверенней сказал Минька, - можно ведь и одним жить. Пока… А потом мы, может быть, тут сделаемся взрослыми. И тогда… - Он порозовел.
Все поняли, что хотел сказать простодушный Минька.
- Это были бы придуманные дети, - угрюмо отозвался Голован.
Я не был с ним согласен. Почему придуманные?… Но… как мы тут семеро и одна Аленка? Белоснежка и семь гномов… Веранда не в счет. Потому что она хотя и спасла Алика, но кто же такую унылую швабру возьмет в жены?
- Вероятно, есть смысл после ремонта корабля продолжить путешествие. Возможно, мы откроем новые планеты, - предложил Доня. Он сидел в уголке и пытался соорудить новый аккордеон, только ничего не получалось.
Голован сердито сообщил, что новых планет мы не откроем. Надо знать координаты. У этой-то координаты были известны - обратные Планете Кусачих Собак (которая нам совершенно не нужна). А где другие? Тыкаться по всему космосу, как слепые котята?
- Можно и потыкаться, - вполголоса сказал Коптилка. - Вдруг… наткнемся на Землю?
- Никогда не наткнемся, - отрезал Голован. Безжалостно, чтобы не было напрасных надежд. - Вы забыли? «Обратной дороги нет»…
С минуту мы сидели примолкшие. Коптилка вдруг предложил:
- Пошли, искупаемся еще раз. Алик посохнет на пляже. А то он все еще набухший.
И мы пошли. Собаки проводили нас до кромки берега. Сидели и смотрели, как мы бултыхаемся в прогретой воде на отмели. Вежливо нюхали сохнувшего Алика.
Мы выбрались из воды и растянулись между собаками на мелкой гальке. Рыжая опять легла со мной рядом. Мы хорошо накупались, только есть хотелось еще сильнее. До стона в желудке.
- Надо улетать, - будто прочитал мои мысли Голован. - Мы скоро помрем тут с голоду, придуманная пища не годится. Здесь почти земные законы. А еды нет.
- Но ведь собаки чем-то питаются, - возразил Доня. - Не едят же они друг друга. Каннибализм в собачьей среде не развит.
Локки объяснил:
- Они ищут яйца морских черепах. Некоторые умеют ловить рыбу. А еще охотятся на песчаных кротов и сусликов.
- Мы тоже можем искать яйца и ловить рыбу, - сказал Кирилка.
- Ох уж из нас рыболовы, - заметил Голован.
- Или ловить сусликов, - вставил Минька. Непонятно, всерьез или так, дурачась.
- Гадость, - сказала Аленка. - И жалко их.
- Сперва жалко, а с голоду кого не сожрешь, - вздохнул Коптилка. - Даже живьем…
- Пфы…
«Посмотрим, как ты запфыкаешь через пару дней», - мысленно сказал я Веранде.
Голован поднялся на локтях и спросил по-деловому:
- Вов, сколько времени требуется для ремонта?
Я понятия не имел. Ясно только, что не одна неделя.
- Надо ведь сперва поднять. А здесь вон какая сила тяготения…
- Ц-кушать хочу, - сообщил Локки. Пока еще с шутливой ноткой.
- А в вашей стране было людоедство? - спросил Голован.
- Еще ц-чего!
- Но жертвы-то человеческие были!
- Это разные ц-вещи!
- Прекратите такие разговоры, - жалобно попросил Кирилка. - Это же… даже если в шутку, все равно несправедливо.
- Какие шутки, - с голодным вздохом сказал Голован. - Надо смотреть суровой правде в глаза. С кого начнем? Давайте с Маккейчика. Музыканты самые вкусные… - И он ухватил Доню за пятку.
- А-а-а! Я же худой! У меня наследственный гепатит в скрытой форме! Вы заразитесь!
- Переварим тебя худого и с гепатитом…
Доня на четвереньках убежал в сторону и стал рассказывать черному терьеру, какие мы нехорошие. При этом использовал слова, не характерные для сына интеллигентных родителей.
Мы еще немного подурачились и опять заскучали.
Раньше мы могли промчаться в пространствах за один миг на любые расстояния. Могли бы в пять секунд оказаться на астероидах. Но корабль нас лишил этого умения. И опять же - что там делать, в Поясе?
Доня на четвереньках снова подошел ближе. Прилипшая галька часто падала с его тощего живота.
- Господи, что за жизнь, - с почти настоящей тоской сказал Доня. - Что делать - непонятно. Куда деваться - неизвестно. И спросить некого.
Мне эта его тоска совсем не понравилась. Я даже разозлился:
- А ты чего хотел? Чтобы стояла будочка, а на ней вывеска: «Справочное бюро»?
- Неплохо бы, - сказал Доня, глядя поверх голов. И вдруг округлил глаза. - Ой… смотрите.
Мы нервно оглянулись.
За нами была плоская желтая скала. На ней белели неровные, будто мелом написанные буквы:
«СПРАВОЧНОЕ БЮРО»
А под буквами - белая стрелка.
6
Оказалось, что от скалы тянется в направлении стрелки тропинка. Кто ее протоптал? Собаки?
Мы пошли. Колючие головки сухой травы дергали нас за штаны. Будто просили: останьтесь! Но как могли мы остаться, когда такая надпись и стрела!
Собаки, чуть поотстав, провожали нас длинной вереницей.
Шли мы долго. На плоских камнях время от времени попадались белые стрелки: мол, правильно шагаете. Да и тропинка была единственная.
Здешнее солнце жарило с высоты.
Наконец Коптилка проворчал:
- Кто-то нам просто пудрит мозги.
Жираф Алик помотал над его плечом головкой на упругой шее: нет, не пудрит.
- Кто бы там ни был, узнать-то надо, - рассудил Голован.
Наконец мы увидели на сером камне еще одну стрелку - она упиралась в белую вертикальную черту. Словно говорила: пришли.
А куда пришли-то? Ничего не было. Только круглая, покрытая бугристыми плитками площадка, а на ней все та же пыльно-желтая трава, только пожиже и пониже. И так же, как всюду, торчали камни разной формы. Посреди площадки - самый высокий. Глыба серого ракушечника чуть выше человеческого роста.
- Вот и приехали, - сказал Коптилка. И сел на плитки перед камнем. И остальные сели. Потому что куда еще идти-то? Мы изжарились от зноя. Чесали исцарапанные ноги и оглядывались… Собаки не пошли за нами на площадку, остались неподалеку, в траве.
Я уныло смотрел на ракушечную глыбу. Она слегка напоминала памятник. Будто какая-то особа в длинном платье сидит в кресле на постаменте метровой высоты.
- Глядите, - хмыкнул я. - Может, это и есть сотрудница справочного бюро?… Простите, сударыня, вы не могли бы ответить на несколько вопросов?
Произошло шевеление воздуха. Камень превратился в сидящую старуху. Так в сказочных фильмах оживают всякие предметы - бесшумно и в одну секунду.
Никто, кажется, не удивился: насмотрелись уже на всякое. Но, по-моему, все обрадовались.
Это была не просто старуха, а старая дама. В шляпке и очках-пенсне со шнурком (как у Чехова). У груди она держала распахнутый веер из перьев. Серое платье с кружевами спускалось с постамента.
Дама стрельнула в меня блеском очков.
- Не следует иронизировать, молодой человек. У нас вполне серьезное учреждение.
- Простите, - пробормотал я.
- Ближе к делу. Что именно вас интересует?
- Мы не знаем, что делать дальше, - честно объяснил Кирилка.
- Это зависит от того,
чего жевы хотите… А чего мы хотели?
- К сожалению, это самый трудный вопрос, - объяснил воспитанный Доня. - К сожалению, мы знаем конкретно лишь то,
чего не хотим. Возвращаться на астероиды.
И все согласно зашевелились.
Старая дама обвела нас взглядом поверх очков.
- А, собственно, что вас не устраивает на астероидах? Мы запереглядывались. Как ей растолковать?
- Трудно сказать, - наконец выговорил Голован. - Мы не видим смысла. Не знаем,
зачеммы там.
- Так-так, - сказала дама с особой интонацией. - Вам нужен
смысл?
- А как же, - осторожно подтвердил Кирилка. А Минька Порох сказал со слезинкой:
- Почему мы там одни? Никаких ребят больше нет. Взрослых тоже нет…
- Взрослые попадают в иные миры. В соответствии со своими склонностями, заслугами и устремлениями. А для вас… Видимо, так было задумано: играйте, развлекайтесь, делайте что хотите. Разве не о такой жизни мечтали вы раньше?
- Нет, конечно! - звонко воскликнула Аленка. - Мы хотели быть с теми, кто нас любит! А еще мы хотели когда-нибудь вырасти, сделаться взрослыми.
- А вот с этим сложно, - вздохнула старая дама. - Взрослыми становятся только на Земле… То, что вы там не успели вырасти, это вообще ненормальность. Нарушение законов Всеобщей Природы. Отсюда и такие вот… несообразности с вашим обустройством. Человек не должен попадать в иные миры, пока он не вырос на родной планете…
- Кто же ц-виноват? - дерзко спросил Локки.
- Никто, голубчик… Понятия «виноват» и «не виноват» слишком узкие и носят чисто земной характер… Впрочем, каждому в конце концов воздастся по его делам.
Вежливый Доня спросил:
- Простите, а когда?
- Понятие «когда» тоже относительно. Природа Времени - особая тема.
- А как это «воздастся»? - подала опять голос Аленка.
- Милочка моя! - Дама впервые улыбнулась впалыми серыми губами. - Уж тебя-то никак это не должно волновать.
- Ну почему же?… А вот бабушка говорила, что когда человек заканчивает жизнь на Земле, его отправляют в ад или в рай. В рай - это в небесное царство, прямо к Богу…
Старая дама подобралась, опустила веер.
- Все мы на пути к Богу… Только путь этот ох как сложен. Неизвестно, сколько надо пройти, чтобы приблизиться к престолу и вложить свой кирпичик в фундамент Всеобщей Гармонии.
- Это как? - спросил Минька Порох.
- Я сложно изъясняюсь, да?
- Нет, вполне доступно, - утешил ее Доня. - Вы не волнуйтесь, мы потом ему растолкуем.
- Хорошо… Видите ли, Вселенная еще очень молода, она в процессе становления, у многих экспериментов бывает сбой…
- Как с нами? - не выдержал я.
- Видимо, да, голубчик…
- Ну и скажите же нам тогда, пожалуйста, что же нам теперь все-таки делать? - со звоном отчаяния опять вмешался Кирилка.
- А чего вы хотите
больше всего?
Тогда я посмотрел старухе прямо в лицо. Глаза ее за очками были непонятные, будто в темном тумане… Зачем она мучает нас?
- Вы же знаете! То, чего мы хотим больше всего, невозможно! Обратной дороги нет!
Она не рассердилась на мой крик. Положила веер на колени, скрестила руки с кружевными манжетами.
- «Обратной дороги нет». Но есть просто
Дорога… Мы притихли. Будто сквозь солнечный жар повеяло резким холодком.
Наконец Аленка шепнула:
- А что это такое?
-
Дорога? Это Всеобщий Звездный Путь. Он идет по всем мирам…
- Ну и что? - негромко сказал Голован.
- Ну и то… По Дороге можно прийти куда угодно. И встретить кого хочешь. Были бы желание и терпение… Другое дело, что не каждый может попасть на нее.
Локки тихонько спросил:
- А мы… нас пустят ц-туда?
- Вас - да. Только всех вместе.
- Простите, а за что нам такая привилегия? - недоверчиво проговорил Доня.
- Н-ну… вы заслужили. По меньшей мере, тремя делами. Вы построили замечательный корабль. Вы спасли собаку. Вы ни разу не поссорились по-настоящему и не оставили друг друга…
«Корабль погиб, - мелькнуло у меня. - Собака сама выбралась из-под завала. А ссоры… Да мы не ругались, но чуть-чуть не улетели без Кирилки и Веранды».
Старая дама снова посмотрела на меня.
- Корабль не погиб… во Времени. Собака умерла бы без вашей помощи… А «чуть-чуть» не считается… Только я должна сказать сразу: на Дороге вас не обязательно ждет удача. Все зависит от вас самих…
- А что надо делать? - подался вперед Минька.
- Что делать… Чтобы прийти туда, куда хотите, надо, как в известной сказке, сносить семь пар железных башмаков…
- Это, разумеется, в переносном смысле? - сказал Доня.
- Отнюдь… - Старуха махнула веером, и перед каждым из нас упала металлическая груда. Со звоном и грохотом. Нас ударило запахом холодного железа. Мы перепуганно заелозили на каменных плитках, отодвинулись подальше.
Это и правда оказались железные башмаки. Остроносые, с пластинчатым верхом, вроде как от рыцарских доспехов.
- Ни фига себе, - выдохнул Коптилка. - Как в таких шагать-то?
- А вы примерьте…
Я потянул к себе тяжелую, как старинный утюг, туфлю. Сунул ступню в железо… Рыцарский башмак превратился в обычную бело-синюю кроссовку.
- Видите, внешне башмаки вполне обыкновенные, - заметила старая дама. - Даже под цвет ваших костюмов. Но прочность у них железная, да и тяжесть немалая… Первую пару надевайте сразу. Остальные шесть возьмите с собой… Когда башмаки развалятся на ногах, надевайте другие. Но не раньше…
- А в чем их тащить, запасные-то? - сказал Минька.
- Ах да… - И на железные груды упали девять брезентовых рюкзаков. Довольно потрепанных.
Мы с лязгом уложили в рюкзаки железную обувь. Пока не на ногах, в кроссовки она не превращалась. Приподняли мешки за лямки. Ого-го!…
- А помогать друг другу можно? - спросил Кирилка.
- Можно. Нельзя только снимать башмаки, когда идете. Тот путь, что пройдете без них, считаться не будет.
- А если мы спутаем, какой башмак из какой пары? - вдруг спросила Веранда. До этой поры она не произнесла ни словечка.
- Совершенно не важно… И вот еще что! Время придуманных деликатесов для вас кончилось. В мешках вы найдете по буханке хлеба и фляжки для воды. Воду можно набрать в любом ручье. А хлеба, если станете расходовать экономно, хватит надолго. Но, увы, не на весь путь. Придется вам как-то выкручиваться. Впрочем, на пути не без добрых людей… Ступайте, голубчики. Дорога начинается прямо здесь, вон за тем камнем…И старая дама превратилась в камень. Мы постояли над рюкзаками.
- Вот такие дела… - сказал Голован. - Пошли, что ли? И вдруг на площадку «справочного бюро» вышли собаки.
И мы вспомнили - надо же попрощаться!
Мы гладили собак, трепали их по ушам, говорили им спасибо. Я опять поцеловал свою рыжую знакомую в нос. Аленка прижала к груди Мухтара. Его мать прыгала рядом на трех ногах, на четвертой был марлевый лубок.
Локки обнял кавказскую овчарку. Потом что-то прошептал. И собаки дружно, как по команде, ушли в густую шелестящую траву. Будто их и не было.
- Что ты им сказал? - спросил я.
- Ц-лишние проводы - ц-лишние слезы…
7
Мы надели рюкзаки. Нас зашатало с непривычки. И ведь не придумаешь невесомость, не те места.
За камнем, на который указала старая дама, увидели мы дорогу. Обыкновенную сельскую дорогу в траве, будто накатанную телегами. Мы пошли по колеям двумя вереницами. В колеях синели какие-то цветы, вроде цикория. Не надо бы их топтать, да как уследишь, когда мотает от тяжести и ноги будто пудовые.
Голован замыкал правую вереницу, я - левую.
Голован сказал:
- А какой интересный старик, да? Борода золотая, будто из овса.
- Какой старик?
- Ну, этот, «справочное бюро»…
Вот тебе и на!
Малыш Локки оглянулся на нас.
- Какой же это старик? Он даже не ц-человек! У ц-человеков не бывают клювы и перья!
Остальные тоже заоглядывались. Наверно, там, на каменной площадке, каждый видел «сотрудника справочного бюро» по-своему. Но никто больше не заспорил - солнце жарило, лямки резали плечи. Голован забрал рюкзак у Локки. Доня - у Аленки. Я хотел взять у Кирилки, но он заупрямился:
- Нет! Это несправедливо…
- Иди ты со своей справедливостью! Сейчас упадешь.
- Ну… вот если буду падать, тогда…
К счастью, впереди оказался мостик, а под ним ручей. Мы сбросили рюкзаки и башмаки. Умылись, поглотали прохладной воды из ладоней. Поболтали в воде ногами. В рюкзаках и правда поверх башмаков у каждого лежала буханка хлеба и солдатская фляжка в брезентовом чехле. Мы наполнили фляжки по самые горлышки.
Потом перешли мостик и двинулись дальше.
В траве стоял сухой стрекот. Кузнечики, что ли? Затем в этот стрекот вплелся другой, более громкий и механический. Над нами пронеслась громадная птица. У нее были черные с желтыми зубцами крылья…
Да не птица это, а дельтаплан с мотором! Он сел в сотне шагов впереди нас. Из него выбрался толстый косматый пилот.
- Ну вот, началось, - уныло сказал Минька. Потому что пилотом был, конечно же, Рыкко Аккабалдо.
Мы остановились, а он шел к нам, постепенно увеличиваясь в размерах.
- Вот теперь-то он точно сожрет нас с потрохами, - грустно сообщил Доня Маккейчик. - Коптилка, ты можешь придумать пушку?
Коптилка сказал равнодушно:
- Не-а…
Рыкко приблизился. Глянул углями сквозь черное сено. Кулачищем вытер под носом-дыней.
- Послушайте, господин Аккабалдо, - убедительным тоном начал Доня Маккейчик. - Вы, конечно, носитель Мирового Зла и все прочее. Но, может быть, хоть капля совести у вас имеется? Что вы связались с детьми младшего и среднего школьного возраста? Смотрите, среди нас есть совсем маленькие.
- Ага… - прогудел Рыкко. - Особенно вон тот коричневый, который на меня собак натравил… Да ладно. Я же нынче не ссориться пришел, а так… попрощаться.
Мы открыли рты. Изумленно и недоверчиво.
- Ну да… - вздохнул он. - Уходите, значит? Жаль, по правде говоря. Когда рядом были, оно как-то веселее. Бывало, ссорились, конечно, зато интересно. А теперь что…
- Мы иногда сами были виноваты, - сказал Кирилка.
- Теперь чего считать, кто сколько виноват. Дело, можно сказать, прошлое. Я вот что… подарок вам сделать хочу.
- Бойтесь данайцев, дары приносящих, - сказал Голован, охламонистый снаружи, но образованный внутри.
- Да нет же, я по правде! Без этой, значит, всякой… без диверсии. Потому что корабль-то ваш я все-таки зря потопил. Сгоряча вышло… Ну и за это берите мой.
- Да нам теперь вроде и ни к чему, - смущенно отозвался Голован.
- Это сейчас ни к чему, а после кто знает, как оно обернется…
- Но зачем нам черный корабль! - тонко возмутилась Аленка. - В нем одно только зло!
- Э, милая моя! В кораблях не бывает зла. Зло - в тех, кто плывет на этом корабле. Или не зло, а наоборот. От того зависит, кто что везет. Можно и динамит, и новогодние подарки…
- А где он, ваш корабль-то? - недоверчиво сказал Минька.
- Да вот он, вот! Давайте руки… - И Рыкко толстыми, как черные огурцы, пальцами начал укладывать нам в ладони бумажки. Будто черные метки!
Это были кораблики, вырезанные из вымазанной сажею бумаги. Силуэтики. Невесомые…
- Издеваешься, да? - сумрачно сказал Коптилка и хотел скомкать бумажку.
- Да вы не сомневайтесь! - Рыкко прижал лапы к покрытой волосами груди. - Это он и есть, мой корабль. Только сейчас в таком виде, для удобства. А захотите полететь - приклейте к стенке и дыхните на него. И он превратится в тот самый. Вот… клянусь всем существом-веществом-естеством!
И мы почти поверили. Только Локки не поверил.
- Но он же был один! А здесь целых ц-девять!
- Это для удобства. Чтобы у каждого был на всякий случай. А захотите лететь вместе - склейте их, еще прочнее будут… Оно ведь как в природе-то! Один и множество - это часто одно и то же. Называется «диалектика». Вот он знает… - Рыкко глянул на Голована.
Голован смотрел исподлобья.
- А как же ты сам-то будешь без корабля? На этой тарахтелке с крыльями до астероидов скоро не доберешься.
- Доберусь, если надо, у меня опыт… А с другой стороны, что мне там делать одному-то? Устроюсь, может, в другом месте… Ну, не поминайте лихом! - Он помахал черной пятерней над заросшей макушкой, повернулся и тяжело побежал к дельтаплану. И все уменьшался в размерах.
Дельтаплан затрещал. Взмыл и пропал.
Мы поразглядывали кораблики.
- Не такие уж они черные, - сказал Минька.
И правда, корабельные фигурки были, скорее, темно-синие. На них что-то поблескивало - будто прилипли сахарные крупинки. А обратная сторона - вообще желтая, как простая оберточная бумага.
Мы спрятали кораблики в карманы рюкзаков. Опять надели на плечи брезентовые лямки. И с этого момента началась настоящая Дорога.
Семь пар железных башмаков
1
Если смотреть по протяженности времени, то главное место в этой истории должна занимать именно Дорога. Столько она тянулась! И столько на ней случилось!
И по стольким разным краям прошли мы по ней…
Иногда она пролегала по бесконечному арочному мосту, повисшему в пустоте, среди созвездий. И тогда на нас опять дышал космос. Дышал настоящим холодом, не то что на астероидах. Иногда она вела нас по каньонам - такая глубина была там, что небо казалось узкой щелью. Порой мы шли по краю воронок, где пространство завихрялось и уходило в черную глубину… Но бывало и так, что Дорога превращалась в обычный проселок среди лугов и перелесков. С ромашками в колеях. И тогда было замечательно: бабочки, всякие пичуги в листве, а в небольшом отдалении - деревни с колокольнями и мельницами…
А случалось, что мы шли по широченным каменным плитам. По сторонам от дороги стояли белые и желтые развалины с колоннами и разбитыми статуями. Навстречу нам попадались устало бредущие воины в древнеримских доспехах. В одиночку и группами. На нас они не обращали внимания. Кажется, даже не видели.
Впрочем, встречали мы (и нагоняли) и всяких других людей. Крестьян с мешками и сеном на телегах, смуглых мудрецов с белыми бородами, в тюрбанах и халатах; конных рыцарей, чьи латы брякали, как большие бидоны брякают крышками; бродячих музыкантов со скрипками и помятыми трубами; мужчин и женщин из неизвестных нам племен - в странных нарядах и головных уборах; солдат из непонятно каких армий; художников с мольбертами и растрепанными волосами… И много еще кого повидали мы на Дороге. Мы не удивлялись. Здоровались - нам иногда отвечали.
Детей было мало. Чаще всего - малыши у женщин со строгими лицами. Женщины эти всегда шли прямо, как по натянутой нити, смотрели только перед собой. Им все уступали путь.
А еще были замурзанные пацанята и девчонки в цыганских таборах. Они с шумом и любопытством обступали нас.
Цыгане нас кормили и разрешали ночевать под навесами. Это было здорово! Потому что чаще всего приходилось проводить ночи под открытым небом. Иногда мы разжигали костер. А бывало, что умаемся, свалимся у обочины, прижмемся друг к другу и сразу засыпаем.
Изредка нас обгоняли странного вида машины. Они были похожи на причудливые паровозы с большущими медными шестернями по бокам и трехэтажными надстройками. Ехали они, конечно, не по рельсам, а просто так. Кто там внутри, мы не разглядели ни разу.
И лишь однажды мы видели обыкновенный автомобиль. Это был «КамАЗ», груженный доверху березовыми дровами. И номер его - «ТЗМ 52-52». Кирилка обрадовался и сказал, что это хорошая примета…
Хлеба нам хватило дней на двадцать. Отломишь горбушку, а потом смотришь - буханка опять почти целая. Но в конце концов «эта лафа кончилась», как выразился Коптилка. Мы стали просить еду в окрестных деревнях и у тех, кого видели на Дороге. Надо сказать, нам редко отказывали. Наша матросская форма как-то незаметно превратилась опять в ту одежду, которая была у нас на астероидах. Локки шагал теперь в своей одеяльной накидке с прорезью для головы. Она была надета поверх рюкзака.
К тяжести рюкзаков и обуви мы постепенно притерпелись. Правда, иногда все же брали у Аленки и Локки рюкзаки - пусть отдохнут. А случалось, брали и у Кирилки. Он, конечно, с твердым характером, но силенок-то… Один раз я хотел взять рюкзак у Веранды: все же девочка. Но она, конечно, сказала «пфы».
Бывало, что шли мы и ночами. Мне почему-то очень запомнилось, как Дорога тянулась по ночному еловому лесу. Кругом была сплошная чернота, мы ступали в песчаных колеях наугад. Пахло хвоей и грибами. А высоко-высоко в темно-синем небе чернели острые вершины и между ними переливались голубые и белые звезды. Такие далекие, уже совсем не наши…
Несколько раз наступала осень, а потом зима. Добрые тетушки в придорожных хуторах собирали для нас теплые куртки, штаны и шапки. А один раз мы даже получили овчинные полушубки - старые, но теплые.
Замаскированные под кроссовки башмаки снимать было нельзя. Но мы надевали поверх них взрослые подшитые валенки. А если валенок не было, обматывали ноги тряпками. И шли, шли, шли…
Зимой мы строили для ночлега снежные хижины. Или - чаще всего - ночевали в тавернах, что попадались на пути - в таких старых приземистых домах, где было шумно, тепло и пахло всякой едой. Там распоряжались толстые решительные хозяйки. Нас они встречали по-доброму. И поесть дадут, и покажут место, где можно улечься на ночь, и потом еще на прощанье положат в рюкзаки хлеба или пирожков…
Но зимы были недолгие. Смотришь - опять весна, а за ней гудящее шмелями и рокочущее грозами лето. Когда тепло - совсем другая жизнь. И ягод можно набрать у края Дороги, и яблок нарвать в садах, что часто тянутся по обочинам, и молока попросить у пастухов. И все люди летом на Дороге добрее.
Но не думайте, что мы то и дело видели людей. Порой Дорога на долгие недели оставалась пустынной. То голая степь, то ущелья и чащи, то опять висящие в пустоте мосты. Или совсем непонятные пространства, где в темноте как бы пересекалось множество плоскостей. Словно мы букашки и движемся по громадным листам черной скомканной бумаги. Чтобы не запутаться, не пропасть, мы крепко держались за руки… И когда после такого пути мы выбирались под солнечный свет и снова встречали кого-нибудь, это было счастье. Казалось даже, что мы уже на Земле.
Но нет, мы были не на Земле. Доказательство - то, что мы не взрослели.
Мы теперь уже редко думали: что будет дальше? Шли и шли.
Иногда нам было легко и весело. Дурачились, поддразнивали друг друга, пели песенки, которые придумали на корабле, и сочиняли новые. Без досады, со смехом вспоминали Рыкко.
- Вообще-то он ничего мужик, только слишком заводной, - говорил Коптилка. - Верно, Алик?
Полосатый жираф Алик у него на руках согласно мотал ушастой и рогатой головкой на гибкой шее. Улыбался широким ртом. Блестел глазами-пуговками. Кстати, не всегда Алика нес Коптилка. Мы тоже несли, по очереди.
Дорога стала нашей жизнью. Когда она кончится для нас, никто понятия не имел. Железные башмаки - они же почти навечно…
2
Первые четыре пары башмаков мы истрепали одновременно. Посреди пыльного шляха с пирамидальными тополями я вдруг увидел, что мои кроссовки опять превратились в железные туфли. Их острые носки зарылись в песок. Я дернул ногами. По железу быстро пошла ржавчина, и оно превратилось в рыжую труху. Я даже испугался.
- Ребята…
Оказалось - у них то же самое! У всех!
Мы вытащили из рюкзаков другие башмаки. На наших ногах они тоже стали кроссовками. А скоро - опять ржавчина и труха. И потом третья пара так же. И четвертая. У каждого!
Мы ликовали! Значит, прошагали больше половины пути!
Но радость была недолгой. Заболел Кирилка.
До сих пор мы совсем не болели. Усталость, царапины и шишки, заработанные в пути, не в счет. И мы не сразу поняли, что с Кирилкой. Ноги заплетаются, как два жидких прутика, лицо в каплях пота.
- Кирилка, устал? Давай рюкзак.
- Я не устал. Я… просто не могу… - И сел посреди мощенного булыжником тракта.
Мы отнесли его в травянистую обочину, подложили под голову рюкзак. Веранда потрогала его лоб, ухом приложилась к груди. Сумрачно сообщила:
- Кажется, он совсем плох.
- Разве мы можем болеть по-настоящему? - не поверил Голован.
- Значит,
ужеможем, - сказала она. И достала из санитарной сумки градусник. Наверно, придуманный, с корабельных времен. Однако температуру он показал не придуманную. И страшную - сорок с половиной.
…Однажды, давным-давно, у меня тоже была такая температура. При жестокой ангине. Мне казалось, что на грудь навалили гору камней, и вообще чудилась всякая чертовщина. Не хватало воздуха… Мама в панике вызвала «Скорую»…
А тут кого вызовешь? Даже никакой деревеньки нет поблизости, где можно отыскать хоть какого-то лекаря или знахаря.
И на тракте, как назло, совершенно пусто.
Веранда вытащила марлевую салфетку, намочила из фляжки, положила Кирилке на лоб. Он улыбнулся через силу:
- Спасибо.
Но скоро его затряс озноб. Локки стащил через голову накидку и укутал Кирилку. А сам - коричневый и несчастный - сел рядом на корточки. Он страдал, кажется, не меньше Кирилки.
А мы все стояли вокруг в полной тоске.
Веранда виновато сказала:
- У меня нет лекарств. Да и не помогут здесь придуманные-то…
Мы понимали, что не помогут.
Мы понимали, что Кирилка умрет. И что с ним сделается потом? Куда он улетит, в какие края? Главное, что его не будет с нами!
Но почему, почему это случилось!…
Кирилка закрыл глаза. То ли спал, то ли бредил тихонько. Голован склонился над ним и быстро выпрямился.
- Слушать меня всем! Достать кораблики Рыкко! Делаем корабль! Выход один - астероиды. Может, успеем вернуться, там он не умрет!
Вот так… Когда столько всего испытали. Когда пройдено больше половины пути!…
