Прошла минута.
      Зелень за громадным стеклом просветлела. В ней обрисовались три… чего три? Какие-то темные полушария… с глазами и пастями… О-о-о! Китовые головы! Авка перепуганно сжался в кресле. Не китов он испугался, а того, что вот он, этот момент!
      Уко Двуполовинус вскочил на стопку книг-чемоданов.
      - Приветствую вас, господа! - возгласил он фальцетом.
      - Добрый день. Прекрасная погода, не правда ли? - отозвалась левая пасть.
      - А чего надо-то? - не так любезно сказала правая. - Давайте сразу к делу.
      - Очевидно, у вас проблемы, профессор? - солидно осведомилась средняя.
      Голоса были - даже и не голоса, а будто мягкие толчки пространства. Казалось, что стекло слегка выгибается.
      - Проблемы не у меня! - обрадованно закричал Уко Двуполовинус. - Они вот у этого молодого человека!… Август Головка, поприветствуйте господ Мудриллу, Храбриллу и Хорошиллу!
      Авка выскочил из кресла, встал навытяжку и трижды сделал школьный поклон - как на экзамене.
      Громадные головы в воде слегка пошевелились - видимо, в ответных поклонах. Затем средний кит (наверняка Мудрилло!) солидно попросил:
      - Нельзя ли узнать суть дела?
      - Можно! - подпрыгнул на книгах академик. - Суть проста! Мальчик влюбился! А предмет его обожания находится на другом континенте! На черепахином! Представляете ситуацию?! Средств сообщения никаких, техника еще не доросла, а у мальчика изболелось сердце!
      - Угораздило пацана, - хмыкнул правый кит. - Плюнул бы да забыл! Поближе нет, что ли, никого?
      - Ах, что вы говорите, Храбрилло! - возразил тот, что слева. - Сердцу не прикажешь. Любовь - одна из главных сил мировой гармонии, и относиться к этому чувству следует трепетно.
      - Ну и трепещи, - буркнул Храбрилло. - А мне эти сердечные страдания по фигу…
      - Как вы можете так рассуждать!
      - Господа, не ссорьтесь! А то опять будет землетрясение, - вмешался рассудительный Мудрилло. - Профессор! Чувства этого симпатичного мальчика заслуживают уважения, но… влюбленных мальчиков множество, и если по желанию каждого двигать материки…
      - Господин Мудрилло! В вашем суждении есть определенная логика, однако же… в большинстве случаев девочки находятся от влюбленных мальчиков недалеко. А здесь ситуация уникальная. И Август Головка нашел оригинальнейший способ ее решения. Впервые в истории! Мы должны уважать приоритеты!… А?
      - Должны-то должны… А что скажет население?
      - А ему не все ли равно? - осторожно вмешался Авка. - Если ехать потихоньку, никто ничего и не заметит.
      - До поры, до времени, - возразил Мудрилло. - А когда начнется сближение…
      - Это будет прекрасно! - перебил Хорошилло. - Возникнет возможность общения многих человеческих душ!
      - Гм… - сказал Храбрилло.
      - Почему "гм"? Я вас не понимаю!…
      - Пилить куда-то через весь океан… не зная, что из этого выйдет.
      "Бзяка-бояка!" - стиснул зубы Авка. Но промолчал, конечно.
      А Хорошилло не промолчал:
      - Можно подумать, что вы не Храбрилло, а Лентяйло.
      - Одно другому не мешает, - философски зевнул Храбрилло.
      - Но это же не составит вам никакого труда! - опять вступил в спор Уко Двуполовинус. - Один раз шевельнете хвостами и дальше поплывете по инерции. В конце концов, какая разница: быть в неподвижности или плыть? Ведь неподвижность - всего лишь одна из разновидностей движения!
      - В ваших суждениях есть логика, - опять согласился Мудрилло. - Однако я боюсь, что…
      - А я не боюсь! - вдруг гаркнул Храбрилло. Так, что стекло выгнулось полушарием. - И терпеть не могу, когда кто-нибудь боится рядом! Плыть так плыть! Меньше слов, больше дела!
      - Но… - опять начал Мудрилло.
      - Никаких "но"! Сколько можно торчать на одном месте? У меня пузо обросло ракушками! Да здравствует экспедиция!
      - Хорошо, пусть да здравствует, - глубоко вздохнул Мудрилло. - Я подчиняюсь большинству, хотя последствия непредсказуемы… Но куда же плыть-то? Профессор укажет направление? - Разумеется! Если обозначить географический северный полюс нулевым градусом, то курс будет -двести девяносто два! Или, выражаясь по-старинному, вест-норд-вест! Но вам надо согласовать систему прокладки курса. Известно, что у господина Мудриллы внутри гирокомпас, не подверженный магнитным влияниям. Господин Храбрилло, наоборот, привык ориентироваться по магнитным силовым линиям. А господин Хорошилло предпочитает полагаться на интуицию. Две тысячи лет назад это едва не привело к расколу континента. Когда вы передвигали его к востоку, чтобы уберечь от прямого попадания кометы Бородатая Баба…
      - Чего-то не помню… - виновато побурчал Храбрилло.
      - Было, было… - сокрушенно вспомнил Хорошилло. - Мы в тот раз непростительно дали волю эмоциям…
      Мудрилло заявил с капитанской твердостью:
      - На этот раз воли не будет. Направление стану держать я, а вы поплывете справа и слева без фокусов…
      - Как пристяжные лошади, - хмыкнул Храбрилло.
      - Мудрилло прав, - сказал Хорошилло. - Не следует делать одну глупость дважды.
      - Тогда что? Поехали! - гаркнул Храбрилло, и стекло едва не лопнуло.
      - Так сразу? - усомнился Мудрилло.
      - А чего ждать, если решили?
      - Пусть Мудрилло определит, как лечь на курс, - напомнил Хорошилло.
      - Да это не проблема. Признаться, я уже…
      - Тогда вперед! - с нетерпеливым бульканьем скомандовал Храбрилло. И неожиданно пропел: - Давай-ка, ямщик, потихонечку трогай…
      - Спокойно, спокойно! Только по моей команде, - велел Мудрилло. - Все вместе… Прощайте, профессор. Всего хорошего, мальчик… - И стеклянная стена превратилась в штукатурку. И ковер сам собой приклеился к ней. А Уко Двуполовинус прыгнул с книг.
      - Ну вот и…
      В этот миг пол под Авкой слегка поехал в сторону. Стеклянные шары звякнули, за ковром опасливо мявкнула Агнесса.
      - Ого! Значит, уже поехали! - обрадовался академик. - Поздравляю вас, Август Головка, вы на пути к осуществлению мечты.
      - Ох… спасибо… А долго это будет?
      - Не знаю, не знаю. Это зависит от китов. Надеюсь, за месяц управятся…
      "Это ничего", - подумал Авка. И вспомнил:
      - Ох… а как же мне теперь домой-то?
      - Нет ничего проще! Я же обещал помочь!… Сейчас я выведу тебя на Липовый бульвар, по нему добежишь до улицы Всеобщего Восхищения. Там на углу площадка. Остановка… гм… транспорта. Он тебя моментально доставит на поверхность.
      И не успел Авка оглянуться, как оказался снаружи дома, на аллее среди густых лип.
      - Счастливого пути, друг мой. Возможно, еще увидимся
      - Но ваша высокоученость! Там, с привратником, остался Лучик! То есть Лучезар Окрыленный! Мой друг! Он не знает…
      - Не волнуйся, он тебя скоро догонит! На то и "окрыленный". Шагай!
      Авка зашагал. Оглядывался: "Догонит ли?"
      Зря он тревожился. Очень скоро из-за цветущей между липами желтой акации выбрался встрепанный Лучик.
      - Авка! Хорошо, что ты здесь! Бежим, пока не догнал!
      - Кто?
      - Ну, этот тип! Привратник! Я от него еле ушел! Он хотел оторвать и намагнитить мне уши!
      - За что?!
      - За стихи…
      Конечно, этот разговор был уже на бегу. Но бежать в тесных башмаках было больно, и Авка скоро захромал.
      - Подожди… Наверно, уже не догонит. А догонит - мы ему каблуками по носу! На… - он скинул туфли и одну дал Лучику, а вторую сжал, как оружие. Дальше двинулись шагом.
      - Ну, как там с китами-то? - часто дыша, спросил Лучик.
      - Нормально. Уже поехали…
      - Не может быть!
      - Правда, поехали. Ты, что ли, не заметил, как толкнулась земля?
      - До того ли мне было? Еле спасся от этого придурка!
      - А что за стихи-то?
      - Он пристал: сочини да сочини! У меня лопнуло терпение! Я ему и прочитал:
      Мы знаем, что Дву- половинусу Уко Подвластна любая на свете наука. Но все ж один раз изготовил он брак: Привратник его получился дурак!
      Он ка-ак завопит, как заскрежещет! Хвать меня за шиворот, за подол! Чуть медаль не оторвал… Я бежать! Он за мной! У меня две ноги, а у него… Хорошо, что рядом кусты, он застрял…
      - Теперь уж не догонит, - опять успокоил Авка. Но все же оглянулся.
      Они дошли до конца аллеи. Табличка на розовом столбе указывала, что именно здесь улица Всеобщего Восхищения. Улица была красивая, с розовыми, узорчатыми, как пряники, домами, но никакого восхищения вокруг не наблюдалось. Видимо, население Глубинной столицы устало ликовать и разошлось по домам. Только пушистое солнышко по-прежнему сияло в зените. Оно освещало на тротуарах сломанные вертушки, лопнувшие шарики, обертки от конфет и прочий праздничный мусор.
      - Да, повеселились, - высказался Лучик. Почему-то без удовольствия.
      - А где остановка-то? - забеспокоился Авка.
      - По-моему, вон там…
      У края мостовой виднелась площадка под черепичной крышей. Подошли. К витому столбику навеса была приколочена доска с неаккуратной надписью:
      Ост. тр.
      А пониже непонятное добавление: (хи-хи!)
      - Странное дело, - озабоченно сказал Лучик.
      - А чего странного?
      - Не знаю… Ладно, подождем. Может, появится извозчик?
      - Разве на извозчике можно уехать в Верхний мир?
      - Смотря на каком…
      И Авке представилась железная колесница со множеством фонарей, запряженная механическими существами вроде привратника Пустобрехуса.
      Но ничего похожего не появлялось. Ничего и никого. "Не нравится мне это", - подумалось Авке. Ему очень хотелось домой. Даже сильнее, чем к Звенке.
      Наконец к площадке подковыляло странное создание (Авка уже ничему не удивлялся). Это был черный кожаный мешок ростом с мальчишек, с большими коровьими глазами в верхней части и с короткими отростками - видимо, руки-ноги, только без пальцев. А еще у мешка был короткий хобот с воронкой. Воронка со свистом и хлюпаньем втягивала мусор.
      Лучик смотрел на незнакомца с опаской, Авка же… Ему почудилось в черном мешке что-то знакомое.
      Мешок ласково помахал длинными ресницами.
      - Здравствуйте, - сипло донеслось из воронки. - Август, вы меня не узнаете?
      - М-м… - уклончиво сказал Авка.
      - Я бывшая БЧП! Которая вас чуть-чуть не растворила… Теперь я понимаю, что была не права. Надеюсь, вы не очень обижены на меня?
      - Н… нет. Но, по-моему, вы сильно изменились…
      - Конечно! И внешне, и внутренне! Многократно уменьшилась в объеме, свалилась сюда и не знала, чем заниматься дальше! Спасибо господину Квадратусу! Он выяснил, что я могу теперь всасывать и растворять лишь всякие мелочи, разную ненужную чепуху, и назначил меня уборщицей мусора. Самая подходящая для меня должность! Всегда хватает работы, а сегодня - особенно! Всего хорошего… Ох, сколько сора! До чего неаккуратные граждане… - И бывшая БЧП, сопя и булькая, заковыляла дальше.
      - Ну вот, теперь от нее только польза, - с удовольствием сказал Авка. - А то хотела царить во всем мире.
      - Царить она не будет, - сумрачно сказал Лучик. - Но и наверх тебя не отвезет… Кстати, а зачем тебе туда? Здесь ты прославленный герой и… А-а-а!
      Авка подпрыгнул и оглянулся. К ним, как воздушный шар, тихо подплывал двухсаженный шароглот. Он аппетитно облизывал толстые губы.
      - Иди отсюда! - заорал Лучик.
      - Убирайся! Пошел вон! - завопил Авка.
      Оба замахали башмаками, которые все еще держали в руках (у каждого по одному).
      - Махай - не махай, а песенка твоя спета, Лучезар Окрыленный, - густым довольным голосом заявил шароглот.
      - Почему?! Чего я плохого сделал-то?! - взвыл несчастный стихотворец.
      - А чего хорошего? Надо к переэкзаменовке готовиться, математику учить, а ты болтаешься неизвестно где! Мать с отцом себе места не находят… Ну-ка…
      - А-а! Не надо!…
      Но было поздно. Пузырчатый язык шароглота сделался узким и длинным. Дотянулся, опоясал бедного Лучика поперек живота и рывком унес в распахнувшуюся пасть. Хлоп! - красные губы сомкнулись. Шар сделал глотательное движение. Улыбнулся и поплыл прочь.
      Да что же это! Будто и не было на свете Лучезара Окрыленного! Авка окаменел.
      - Эй! Пора, - басовито сказали у него за спиной. Авка деревянно обернулся.
      Другой шароглот колыхался в двух шагах.
      - Ну-ка… - Он деловито вытянул язык.
      - Я… не…
      Но упругая сила сняла Авку с тротуара и унесла… куда унесла? Он не понял. В какой-то пахнущий зубным порошком сумрак. Показалось Авке, что его скрутили в длинный жгут, завязали множеством узлов и швырнули вверх. Он летел, летел и… шлепнулся.
      Посидел, раскинув ноги, открыл глаза. И увидел, что он - под сухим осокорем. На Щетинистом острове.

      Первая мысль была о Лучике. Радостная. "Если жив я, значит, и он - тоже!"
      Вторая мысль: "Ох, а башмак-то у меня!" Потому что Авка все еще сжимал в руке белую атласную туфлю. Небось, влетит Лучезару, когда явится домой изжеванный да еще наполовину разутый. Родители не поглядят, что Окрыленный…
      "Да ведь и мне влетит! Мои-то башмаки тоже тю-тю…"
      Однако сам страдай, а друга спасай. Авка, постанывая от ушибов, добрался по осокорю до дупла. Оттуда по-прежнему пахло гнилым деревом и грибами. Авка опустил в темноту руку с башмаком и разжал пальцы. Может быть, по хитрым путям Глубинного мира башмак доберется как-нибудь до хозяина…
      Потом Авка сел в развилке. Тыквогонская столица синела за болотом - башни, крыши, купола. Шпили императорского дворца. Солнце было желтым, предвечерним. "Сколько же времени-то прошло?"
      Надо было возвращаться. Авка посмотрел вниз.
      Внизу, у могучего подножья ствола, спал в колючей траве Гуська.
      Он спал, устроив из необъятных белых брюк постель, - одну штанину подстелил под себя, другой накрылся. Съежился, как буква Z. Мелко двигал ногами в розовых бугорках от укусов пауков-мохнаток.
      "Значит, все же не пошел один через болото! Ну, я тебя…"
      Авка скатился вниз. Не очень-то ласково шевельнул "хлястика" ногой. Честно говоря, дал пинка.
      - Хорошо устроился! Как на маминой кровати!
      Гуська поднял лицо. Оно было острее обычного, на щеках серые полоски. Но он тут же заулыбался. Шире, шире. Сел.
      - Ой! А-а-авка… Ты живой!
      Еще и сияет!
      - А ты хотел, чтобы неживой!
      - Нет! Я наоборот хотел! Я знаешь как боялся! Тебя нет и нет… Я думал: подожду еще один день, а потом полезу за тобой…
      - Как… еще один? А сколько их прошло?
      - Сегодня уже третий…
      "Ну да! Там-то, внизу, солнце незаходящее! Все дни - как один…" Но эта мысль проскочила где-то позади другой, главной: "Ох, а мама с папой что скажут!"
      - И ты… все это время торчал здесь?!
      - Конечно! Я тебя ждал…
      У Авки - слезы фонтаном!
      - А ты понимаешь, что сейчас дома творится? У отца сердце больное! Меня по всей Тыквогонии ищут! И тебя, идиота, заодно! Думают, что мы где-нибудь потонули!… Бзяка-бояка поганая! Испугался паршивых мохнаток…
      Гуська перестал улыбаться. Глаза… они сделались не глаза, а глазища. Он встал. Отвернулся от Авки. Молча натянул штаны, подпоясал их под мышками веревочным пояском. Оглянулся через плечо.
      - Ты, наверно, сам… идиот, вот!! - Он все же не посмел сказать "бзяка". - Ты… что ли, думаешь, будто я здесь безвылазно? Я же сходил, как ты велел! Все сказал! Что ты… что мы в деревне. А потом опять сюда… чтобы ждать… - И слезы у него, как у Авки…
      Нет, все же не как у Авки. У того - ручьем, а у Гуськи - крупные капли. Они смывали на щеках старые полоски и оставляли новые. Видимо, вспомнился жуткий переход туда и обратно среди кусачей болотной твари.
      В первую секунду пришло к Авке облегчение - дома все в порядке. Но это лишь на миг. А в следующий миг…
      Гуська плакал, не отворачивая лица. Капли падали с треугольного подбородка. На подбородке был розовый бугорок - как на ногах. Неужели и сюда допрыгнула подлая мохнатка?
      Всякие чувства приходилось испытывать Авке. И стыд тоже. Но самый большущий стыд из тех, что случался раньше, был крошечный пустяк по сравненью с нынешним. С тем, что липко и беспощадно вылился на Авку, заставил съежиться и задохнуться. И не просто стыд, а еще и режущая жалость к измученному и отчаянно храброму Гуське. И понимание, какой он, Авка… нет, не бзяка… Тут даже подходящего названия не найдешь, разные там "бзяки" и "гугниги" - это просто ласковые слова.
      Господи, что же делать-то?!
      Авка оглянулся. Сквозь размытый от слез воздух увидел то, что хотел. Сухой, торчащий из травы стебель тыквогонского черного репейника. Толщиной почти в руку, высотой до груди. Яростно потянул его, вырвал с земляным комлем. Сунул эту палицу Гуське в руки:
      - На…
      - Ты чего? - испугался Гуська.
      - На!
      - Авка, ты чего…
      Авка вытянул руки по швам и низко наклонил голову.
      - Огрей меня по башке… Не один раз, а сколько хочешь. Хоть сто!
      - Зачем?
      - Огрей, а потом прости… Ладно?
      Гуська уронил палицу. Поднял мокрое лицо. Придвинулся, взял Авку за лямку.
      - Ты, значит, больше не злишься на меня?
      - Я? На тебя? - Авка взял Гусенка за птичьи плечи. - Я был глупый, как пустая тыква. Даже не понимал, кто мой самый настоящий друг…
      Гуська уткнулся Авке в грудь треугольным подбородком. Розовым бугорком. Глянул снизу вверх.
      - А сейчас… Значит, я больше не буду хлястик?
      - Хочешь, я буду твоим хлястиком? - почти искренне сказал Авка.
      - Не-а… Я хочу, чтобы мы одинаково… - И уже не подбородком, а щекой прижался к пыльной Авкиной рубашке.
      Они были одни на Щетинистом острове, и можно было не стесняться такого вот чересчур нежного выражения дружеских чувств (если бы кто увидел, сразу: "Бзяки-обслюняки!"). Впрочем, эту трогательную сцену почти сразу прервал житейский случай. Веревочный Гуськин поясок ослаб, и пришлось ловить штаны. Это насмешило и Гуську, и Авку. Почему-то очень насмешило. Они принялись хохотать - сильнее, сильнее, пока оба не свалились в жесткую траву. Рядышком. Посмеялись еще. Потом сели под осокорем. Гуська весело подышал и спросил тоном равноправного человека:
      - Авка, а как там, внизу-то? Договорился с китами?
      - Все в порядке. Уже едем…
      - Вот, значит, почему был толчок! Будто кто-то качнул остров…
      - Ага. Это когда они двинулись в путь. Мудрилло, Храбрилло и Хорошилло… Сперва поспорили, а потом согласились.
      - Авка, расскажи! Ну, все-все, как там было…
      - Ладно…
      Очень хотелось домой, но не обижать же Гуську! И Авка начал рассказывать по порядку. Про все свои приключения. Вплоть до толстогубой и языкастой пасти шароглота.
      Гуська притиснулся к Авке плечом.
      - Жуткая какая страхотища! Я бы помер… Авка, ты будто рыцарь Шампур Тыквонадутый! Помнишь, его великан сглотнул, а тому хоть бы что!
      - Ты ведь тоже, как рыцарь, Гуська. Два перехода через болото в одиночку… Ох, а как ты тут один ночью-то?
      - Ну, так… - без героизма в голосе отозвался Гуська. - Ничего… Только мороз по коже, когда шкыдлы воют…
      - Кто воет?
      - Шкыдлы. Это вроде болотных крыс, только с обезьяньими лапами. Они тут совсем недавно появились…
      - Я никогда не слыхал про таких!
      - Я раньше тоже не слыхал. Мне про них недавно рассказал Фуба Горшок. Ну, знаешь, большой такой, его из гончарного училища выгнали, он теперь тыквенными семечками торгует на рынке…
      - Врет, наверно!
      - Не, он сказал: бзяка-засрака буду, если вру…
      - Ты чего такие слова говоришь!
      - Это он, а не я.
      - А ты повторяешь! - Но тут Авка вспомнил, что Гуська уже не хлястик, нечего воспитывать. Сменил тон: - Ты этих… шкыдлов только слышал? Не видел их?
      - Не… Ты не бойся, говорят, они только ночью вылезают из камышей. А при солнышке не показываются и не нападают.
      "Ага, не бойся теперь… Сейчас ведь опять пилить через болото". Кстати, солнышко стояло уже невысоко.
      - Гуська, пора…
      - Пора… - Он зашевелился. - Ох, а зачем я в штаны-то влез! Опять снимать…
      - Не надо, я тебя на плечах перенесу.
      - Еще чего! Маленький я, что ли?
      - Не маленький, а… ты и так натерпелся вон сколько!
      - Ты тоже.
      - Упрямый ты, Гусенок, - с уважением сказал Авка.
      - Ага… Авка, а где орден, который тебе дали? У тебя?
      Орден был у Авки. Царапал острыми лучами ногу через карман.
      - Вот, смотри…
      - Ух ты! - Гуська покачал на ладони увесистую звезду. - Наверно, весь драгоценный. Вон сколько всяких алмазов… Жалко, что носить нельзя. Сразу начнут спрашивать, откуда. А если будешь рассказывать, узнают и про китов. И тогда попадет, верно ведь?
      - Я и не собираюсь носить… И вообще этот орден не мой! - осенило Авку
      - А чей?
      - Твой! Твоя награда! За то, что ты меня не бросил и так героически ждал! На!
      - Что ты… - Гуська отступил. Даже насупился. - Не надо…
      - Но почему? Бери! Это мой подарок!
      - Авка, так ведь нельзя. Им же тебя наградили. По закону. Такое ведь не дарят…
      - Ну… тогда пусть он будет наш общий!
      - Ладно, - отозвался Гуська, но все еще с сомнением. - Или нет… лучше вот как. Смотри, тут один камешек вываливается. Давай я возьму себе е г о. Мне хватит и этого.
      - Ну, как хочешь, - Авка был слегка обижен. Хотя… Гуська, видимо, прав. Что он стал бы делать с этой звездой?
      "А я - что?"
      Но эта мысль была уже не главная. Главное, что солнце скатывалось к левому краю болота.
      - Пойдем, Гуська. А то и правда… эти…
      - Пойдем! А шкыдлы не полезут, они боятся света! У нас ведь вот что есть! - Он сбегал за осокорь и принес… Авкин керосиновый фонарик! А еще - его башмаки!
      - Гусь, откуда это?!
      - Я вчера вечером сижу тут, и вдруг они мне с дерева прямо на голову! Я так перепугался сперва…
      "Снова чудеса Глубинного мира…"
      Авка обрадовался башмакам больше, чем фонарю. Перейти болото еще можно до сумерек, а за потерю башмаков отругали бы обязательно.
      Гуська вылез из штанов и опять надел их как плащ. Поднял из травы репейную палицу. Хитровато глянул из-за плеча:
      - Это на всякий случай. Для мохнаток…
      - Ага, боишься все-таки, - поддел его Авка.
      Гуська сказал серьезно:
      - Я боюсь… Только не этого.
      - А чего?
      Гуська оперся подбородком на палицу. Глянул виновато и честно:
      - Я боюсь, что ты… когда найдешь Звенку, раздружишься со мной.
      - Ты с ума сошел?! - ахнул Авка.
      - А разве так не бывает?
      - Конечно, нет! Она и ты… это все совсем по-разному!
      Он вдруг сообразил, что, пока обмирал перед шароглотами, пока разбирался тут с Гуськой, Звенка вроде бы и забылась. Неужели совсем? Значит, все зря? И незачем было расшевеливать китов?
      Но нет, приключения - это все равно хорошо. А Звенка… да куда она денется? Только подумал, и вот - опять смотрит сквозь теплый шевелящийся воздух. Да еще и улыбается, будто поддразнивает. "У, некрасивая…" - поддразнил ее и Авка. И вздохнул.
      Самокат и другие виды транспорта
      Гуська, сделавшись полноправным Авкиным другом, не стал к нему липнуть и навязываться. Наоборот, он теперь появлялся у Авки реже. А когда приходил, держался самостоятельно. С достоинством. Это Авке нравилось.
      Однажды Гуська прикатил на Авкин двор на блестящем голубом самокате. Это доска-подножка, у нее два колесика и руль на длинной палке. А на руле - блестящий звонок, чтобы встречные прохожие не зевали. Одной ногой стоишь на доске, другой толкаешься. И мчишься над гладкими тротуарными плитами или настилами бреющим полетом, как ласточка. Самокаты продавались в центре столицы, в богатых магазинах, и стоили ого-го сколько! Авка о таком чуде на колесах и мечтать не смел!
      - О-о, Гуська! Это чей?
      - Мой.
      - Откуда?!
      Гуська не стал хитрить и важничать. Рассказал, что недавно шел по улице, крутил в пальцах подаренный Авкой зеленый камешек и повстречал длинновязого Фубу по прозвищу Горшок. Фуба отвесил губу.
      - Гусь, где взял?
      Конечно же, Гуська сказал:
      - Нашел.
      - Подари, а?
      - Шибко умный ты, Фуба, - сказал Гуська.
      - Ух ты, гусенок ощипанный! Отберу да еще по шее дам!
      - А я всем скажу! Будешь бзяка-воровака!
      - А не докажешь!
      - А докажу! Авка видел, как я этот камешек нашел! И вдруг он у тебя! А?
      Фуба посопел, прикидывая последствия.
      - А еще брату скажу, - добавил Гуська.
      - Да ты чё, я пошутил… А давай меняться!
      - На что?
      - Хочешь самокат?
      Гуська, конечно, хотел! Правда, мелькнула мысль: камешек - Авкин подарок! Но… от такого подарка только опасность и больше ничего. Фуба разболтает, все начнут допытываться: откуда такая драгоценность? Чего доброго, разнюхают про орден, а потом и про все Авкины дела… А самокат - это же сказка наяву!