– Нет у меня никакого пренебрежения. Я, может быть, неудачно выразилась. Я мою полы, чтобы проверить себя, привести мысли в порядок. Вообще считается, что физический труд помогает с надуманными проблемами, если они действительно надуманны. И я вижу людей – в меньшей степени общаюсь, в большей – наблюдаю. Эта работа позволяет спокойно наблюдать, она полезна для меня с многих точек зрения. И нет во мне снобизма!

– Есть, и побольше, чем во многих моих знакомых. С этим как раз надо что-то делать. Не обижайся. Ты во многих отношениях сноб – да с точки зрения того же интеллектуального превосходства. Я приведу тебе пример.

Я как-то был в Черногории, в гостинице, которую открыли двое братьев. Все говорили, что они преуспевают. При этом каждое утро они ловили рыбу. Наверное, это был ритуал того периода, когда у них ничего особенно не было. Но они не перестали так жить, хотя могли. Вот эта простая жизнь, которая у них сводилась к ловле рыбы, – это крепкий фундамент. То, что помогает не сбиться с маршрута.

– Очень милая история. Но я не сноб. Хотя да, я сноб иногда – по отношению к плохим манерам, хамству. Да, я такая. Если тебя не устраивает – пожалуйста, не общайся со мной! Мне не хочется выслушивать, как ты даешь неправильный анализ моих поступков и навязываешь его мне же. Если я неправильно выразилась от волнения, это не значит, что я снобская принцесса. Я мою полы по-настоящему. Я сама приняла это решение, а ты все пытаешься испортить. Все, я не хочу больше разговаривать.

– Не хочешь – не надо. Почему-то ты по отношению ко мне многое себе позволяешь, а мне нельзя высказать свою точку зрения. Я хочу для тебя хорошего. Тебе немного лет, и у тебя большой потенциал. То, что ты придумала, это очень круто. Мне хочется, чтобы и с пониманием простых вещей у тебя было все хорошо. Знаешь, у меня есть понимание человека – аристократа духа. Ну, к примеру, Кончаловский. Я читал его книгу – там нет снобизма. По-настоящему образованные люди очень просты. Это важно.

Ты пошла в «народ» – и ты молодец. Но не должно быть ни капли пренебрежения к людям, которые постоянно занимаются тем, чем ты сейчас. Ты пошла за мудростью, за тем, чтобы привести мысли в порядок… Но не должно быть в этом гордыни. В жизни все может сложиться по-разному.

Тогда я очень разозлилась на Олега. Но в этом он был весь – его симпатия проявлялась в нравоучениях. Если даже я что-то формулировала неправильно, но внутри для себя я все чувствовала правильно. Может, то, что я не могла охарактеризовать свои чувства точно, объяснялось тем, что мне нужно было время, чтобы понять саму себя.

Я вспоминаю. Мне 20 лет, я заканчиваю архитектурный институт и еще не знаю Олега.

Я по уши в дипломном проекте.

– Здравствуйте, меня зовут Анна, я архитектор.

Правда?

Я никогда не была усидчивой, но была увлекающейся. Тут я увлеклась совсем. Сидела с утра и до ночи, но не потому, что долго делала. Я придумала проект почти сразу и сделала его очень быстро. Но одновременно с оформленным проектом пришли мысли:

– А хорошо ли это?

– Ты правда архитектор, Анита?

– Ты уверена, что твой проект конкурентоспособен?

Сначала я просто размышляла, сидя за столом. Раньше я любила придумывать при хождении из угла в угол. У меня было много энергии, я очень любила ходить и бегать.

Прогуляться и подумать – так вообще любимое дело.

Но сейчас сил и желания не было.

Что-то шло не так, но я сразу не заметила – мне казалось, «не то» с проектом, а не со мной. В итоге примерно в то же время, когда мои однокурсники начали один за другим доделывать свои проекты, я решила, что мой – полная ерунда, детский лепет. Я даже нашла обидное, уничижительное определение для него – «беспомощный». Только называли его так не завистники, а я сама.

А дальше пошел ужас. Я каждый день переделывала проект, точнее, день и ночь, а на следующее утро решала, что все это плохо. Сначала я просто мало спала, потом не спала. Точнее, ложилась на пару-тройку часов, но уснуть не могла, а в голове крутились мысли по поводу проекта. В ночи они казались стоящими, наутро оказывались бессмыслицей. И так как остановиться на какой-то версии я не могла, я отстала от своих однокурсников.

В итоге помогло то, что наконец подошел срок сдачи. Я сдала самый первый вариант, который был готов энное количество бессонных ночей назад. Я получила похвалы и высокий балл.

Все было прекрасно – у меня даже прибавилось недоброжелателей, а вот нервы совершенно сдали.

В период гонки за придуманным мной идеалом я перебарщивала с энергетиками, кофе и колой.

А хуже всего – с мыслями. В голове у меня крутилось:

– Я неидеальная. Бесталанная. Кто я вообще такая, если дипломный проект вызывает у меня столько вопросов?

Чего я вообще стою?

Если здесь я не выиграю, то как выиграю в жизни?

Я занималась самоедством. Сама себя разрушала.

После успешной защиты проекта проблемы со сном не прекратились. Более того, у меня постоянно колотилось сердце – я чувствовала сердцебиение и не могла ни на чем сосредоточиться. Нервное расстройство. В довершение всего случился приступ астмы, хотя астмой я не страдала. Видимо, на нервной почве, потом проблемы с дыханием повторялись, но в более легкой форме.

В итоге я попала в больницу. Это было передышкой, чтобы собрать мысли. Это было, в сущности, неплохо. В отделении были юные девушки с непонятными симптомами. Погода была хорошая, я чувствовала себя не лучшим образом, выглядела тоже так себе, однако внутри мне было спокойно. Несмотря на слабость, я могла побыть наедине с собой в больничном парке, когда мне этого хотелось, или, наоборот, пообщаться с девчонками.

Я чувствовала, что никому ничего не должна, что у меня наконец есть время, чтобы подумать.

Но и здесь периодически приходили мысли о том, что я пока никто и все успехи – иллюзия и ничего не значат.

В одной палате со мной лежала девушка всего на пару лет старше. Вела она себя гораздо более взросло, чем я. Она, возможно, была родом из Сочи. В Москве работала официанткой в одном из заведений Аркадия Новикова. Однажды она долго болтала по телефону – то ли с кем-то из друзей, то ли с кем-то из родных. Оказалось, что она учится на заочном и хочет получить второе высшее, а также купить квартиру у себя в городе. Кроме того, она постоянно жаловалась на то, что из-за этого непонятного недомогания теряет заработок.

– Вообще это развращает – ты знаешь, что каждый день получаешь деньги, поэтому сегодня можешь потратить все подчистую.

Кроме того, на родине у нее был ребенок. Она настолько самостоятельно решала проблемы, при этом была лишь на пару лет старше меня.

У нее была такая же пудра Chanel, как у меня.

В тот момент мне показалось, что весь мир живет созидательной жизнью. Весь мир, кроме меня.

Эта девушка была более взрослой, чем я, тогда как я была еще дитем и даже не убиралась в доме. Чего тогда стоят мои успехи? Все эти картинки, которыми гордятся родственнички…

Хотя были и другие наблюдения. Например, оказалось, что что-то помимо внешности привлекает ко мне противоположный пол. Выглядела я, прямо скажем, не очень – бледная, с аллергическими пятнами, руки болели от уколов. Однако весь мужской состав больницы, начиная от охраны с первого этажа и заканчивая врачами, проявлял ко мне повышенное внимание. В общем, видимо, что-то во мне есть дельное, обаяние, что ли, а может, это что-то в атмосфере. Не знаю, надо поразмыслить над этим.

Был один случай, когда в отношениях с Олегом я сорвалась.

Во многом виноват был он сам – обиделся на что-то и решил меня проучить. В итоге мы должны были провести вместе время, а он его потратил на бессмысленных приятелей вдали от меня.

Нет, у него были очаровательные приятели, которые были и моими приятелями, но конкретно та компания не внушала доверия. Я не видела там ни интеллекта, ни эрудированности – ничего, просто некоторое везение в делах.

Сказать, что я была зла, – ничего не сказать. Я была вне себя. Он должен был вернуться через десять дней, а я хотела, чтобы он либо не уезжал, либо тотчас вернулся. Он сказал, что устал от меня, и уехал. Я била посуду и решила, что за эти десять дней неоднократно ему изменю, и это не будет считаться изменой, потому что изменять-то, в общем, некому. Разве можно считать человеком и тем более женихом того, кто так поступает? В итоге я поняла, что общалась с предателем, которому только и надо было отдохнуть от меня. Кому нужен такой человек и отношения с ним?

Это было у меня в голове, что же касается действий – вела я себя совершенно непоследовательно. В один из дней я веселилась в баре, точнее, делала вид, что веселюсь, – пила и целовалась с одним парнем, точнее, обнималась с одним, а поцеловалась в итоге с другим. В голове у меня были злость и хаос. Мне хотелось сделать что-то отвратительное, гадкое, совершенно из ряда вон, чтобы это запечатлелось, чтобы кто-то рассказал ему, а может, и показал. Или же я хотела бросить ему в лицо какую-нибудь гадость, и тогда он бы понял, что натворил, но было бы поздно.

Параллельно я делала все, чтобы испортить ему и его дружкам веселье. Мы разговаривали по телефону каждый день – и не только день, а утро, вечер и ночь. Бесконечно выясняли отношения.

Он то просил меня успокоиться и поспать, то злился и кричал, то говорил, что просит прощения, что приедет и будет «весь мой». Но кому нужен предатель?

Меня трясло от злости и обиды, я то плакала, то кричала на него по телефону, писала сообщения, пропитанные злостью и обидой, угрожала и, в общем, сходила с ума. Я была в таком состоянии, что по потолку ползли прозрачные круги. Так мне казалось. В том состоянии я могла убить, уничтожить, выставить себя на посмешище или свернуть горы.

Я шантажировала сексом с другими мужчинами.

В тот момент я готова была на панель пойти, лишь бы причинить ему неудобство.

– Я тебя никогда не любила. Просто проводила время, мне было скучно. А теперь мне надоело. Адьос.

– Я не хочу спать. Ты думаешь, что я встречусь с тобой и растаю, и все снова. А я не хочу. Я хочу напиться, тусоваться, хочу жить и не быть одной. Не хочу жить в иллюзиях, потому что в реальности я все равно всегда одна.

Он отвечал что-то вроде:

– Я не знал, что ты так отреагируешь.

Бессмысленные слова предателя.

По итогам этой недели я похудела, окончательно испортила себе нервы, в какой-то момент хотела наесться снотворного – так, чтобы проспать сутки, и тогда бы Олег звонил, а в трубке слышал бы только гудки.

В общем, я была в меру жалкой, в меру трогательной и не в меру издерганной.

Когда Олег вернулся, он подарил мне красивое и очень дорогое кольцо, а я в ответ расплакалась. Жизнь пошла своим чередом, но я его конечно же не простила.

С этих пор я при каждой ссоре начинала болезненно размышлять. Точнее, болезненным был не сам процесс, хотя и он тоже, но больше те версии, которые рождал мой мозг. Как только что-то шло не так, у меня появлялись мысли о том, что Олег специально меня «подцепил», что я была, с его точки зрения, стоящим объектом – симпатичная, способная, может, даже одаренная, полная надежд. И вот я идеальна для того, чтобы заставить меня влюбиться, раскрыть мой потенциал эмоционально и физически, а потом сделать… импотентом. Не в физиологическом смысле, конечно, а в смысле совершения поступков, создания чего-либо. Он вел себя так паршиво, что в худшие моменты я теряла веру в себя, людей и нормальные человеческие отношения вообще. Мы только и делали, что мучили друг друга, но начала это не я, а он.

В самом начале я смотрела на него и просто светилась, он же начал все усложнять, наваливать на меня груз своих сложностей, притом что у меня самой проблем с собой было немало. Я хотела быть счастливой, хотела быть как все, а в итоге оказалась втянута в какую-то психологическую игру или даже поединок – под видом отношений. Я этого совершенно не желала. И в плохие моменты мне казалось, что он это заранее придумал, еще до того, как познакомился со мной, что он вообразил себя героем «Горькой луны», а потом я должна была стать такой же потерянной, такой же праздно размышляющей о том, почему же не сложилось, но ничего не делающей. Человеком-импотентом, как он и вся российская интеллигенция нашего времени. Мыслящий человек в оцепенении – широко распространенная история.

Я думала, что он в моем лице мстит какой-то женщине, а я не нашла для себя ничего лучшего, нежели как влюбиться в ненормального, и в общем-то обречена.

Эти мысли ранили мой разум.

Когда было не слишком хреново, но и не слишком хорошо, я читала Хайдеггера. Обычная литература не отвлекала – я тонула в завязках обычных историй любви, кульминациях, плохих и хороших концовках – все было похоже, хоть и немного по-другому. Все напоминало о моих собственных злоключениях.

В итоге я спасалась в биографиях и умствованиях. Иногда доводила себя до изнеможения, чтобы только уснуть. Хайдеггер писал о работе Ницше, которая сейчас уже даже не считается его работой, там есть много вопросов. В ней говорилось о том, что депрессия – хроническое состояние Европы.

Правда, кризис этот должен был бы уже закончиться. Возможно, скоро нас ждет что-то другое.

Как по мне, Европа была очень симпатичным местом, особенно раньше – Южный берег Франции, шляпы, легкие наряды, влюбленности, коварство, элегантные вечеринки. Я видела это в кино и читала в книгах, в жизни сейчас все было проще, да и летом я во Франции не была, только весной и осенью. Но мне кажется, изысканность в проведении времени осталась в прошлом – слишком много людей, китча, да и вообще.

Я любила все красивое, у меня от него настроение улучшалось.

Были моменты, когда я ненавидела Олега так, что становилось страшно. Вместе с этой ненавистью я ужасалась. Боялась жизни, которой живу. Ужасалась тому количеству эмоций и времени, что на него потрачены. Если все это зря, то получается, что нет ничего. Молодость утекает сквозь пальцы, и не за что зацепиться. А значит, все было иллюзорно – мне было так скучно со своей жизнью или я не знала, что с ней делать, поэтому придумала себе «любовь всей жизни» и отодвинула все на второй план.

В итоге в голове хаос из обид, непонимания и порой, что скрывать, жгучей ненависти. Все стало только хуже. Много слез и сильная злость за каждую слезинку. Мне хочется поколотить его, познакомить его физиономию с асфальтом.

Мое настроение совершенно нестабильно. Если я могу ненавидеть его так сильно, то, значит, я не совсем тот человек, каким себя представляла. В моей голове две Аниты – одна еще совсем ребенок, наивная и доверчивая. Ей очень плохо, когда что-то идет не так. А вторая – очень сильная и всегда может дать сдачи. Она может наговорить ужасных вещей, но, по сути, все это правда, просто в грубой форме. Она может дать сдачи и отомстить.

Ужасно, когда ты не можешь контролировать свою тоску. Еще хуже, когда настроение зависит от какого-то там человека.

В плохие моменты я забиралась под кровать, включала телевизор и смотрела что-то, но глаза при этом у меня были стеклянные. Мне ничего не хотелось, а до и после этого могло нахлынуть отчаяние – ничего не сделано, ничего нет. и какое-то презрение к себе: заменила реальный мир вымышленным вместо того, чтобы что-то делать и кем-то быть, хотела перевалить ответственность за свою жизнь на типа, у которого и с собственной проблемы. А в итоге – ничего. И ведь заслуженно, не надо было быть идиоткой.

Период «мытья полов» не мог растянуться навечно. Надо было пробовать что-то еще. Эта работа многое мне дала – я смогла расширить собственные горизонты. Как оказалось, это можно сделать без модных в офисной среде тренингов, книг от разных гуру – ты просто делаешь то, чего не делала раньше. Отбрасываешь глупости вроде статуса (боже, какой статус – все мы люди, и «статус» этот определяется простым стечением обстоятельств, что никак не повод им гордиться). Кто мы, собственно, такие, чтобы ставить себя выше людей, вынужденных зарабатывать самым что ни на есть понятным и честным трудом.

Если посмотреть, то с позиции честности и недвусмысленности этот труд вызывает меньше вопросов, нежели работа трейдеров, специалистов по секьюритизации корпоративных облигаций, большинства вебдизайнеров, пиар– и SMM-менеджеров.

Поначалу мне не давал покоя вопрос – как те люди держатся? Дело вот в чем: я могу понять, как жить целью, сжаться, терпеть лишения – во имя цели – какой-то конечный промежуток времени. Знать, что через год ты можешь добиться того или другого… или через два или три – поступив в университет, пройдя стажировку, получив необходимый опыт, освоив несколько модулей учебника иностранного языка. Как можно терпеть лишения без таких «маячков», я не понимала. Потом, в ходе работы, пришла к выводу, что они стараются смотреть на жизнь спокойно, без излишнего оптимизма, без истерик, тихо, потупив глаза, – не печально, а именно тихо. Они не думают, не копаются в себе, иначе это привело бы к печальным последствиям.

Вот затем, чтобы не думать, я и придумала идти на эту работу. Я многое узнала, поняла что-то про себя – это трудно оформить словами, но очень важно. Главное – я узнала, что могу. В этом нет ничего особенного, однако это более ценно, чем многие общественно признанные достижения. Я смогла.

А ищу я что-то новое для себя, потому что теперь мне хочется общаться. Тихо наблюдая за людьми и одновременно изнуряя тело, я достигла определенных результатов. Я была в мире собой, я выиграла раунд у собственной гордыни, я тихо слушала и уставала. Говорила мало и научилась лучше слышать себя. Но узнать многое о других и о себе можно и «говоря», и теперь я хочу пойти работать с людьми. На такую старомодную работу вроде продавщицы, ведь она общается с клиентами. Например, в книжный магазин, лучше не центральный – там слишком много посетителей и суеты и не успеешь как следует поговорить, узнать историю человека.

Или даже интереснее – как в фильмах, работать в закусочной или в магазине с музыкальными дисками. Лучше диски, официантка – это ближе к первому пути, который у меня уже был в поликлинике. Если стоять у прилавка, то тоже можно быстро устать и никакого общения не получить.

И я нашла магазин с дисками – в подвальчике в центре Москвы. Обстановка была супер, магазин только открылся, и я, при всех сложностях, казалась человеком более рациональным, нежели те, кто был причастен к его открытию. Сколько он может просуществовать? Надеюсь, достаточно, чтобы я успела узнать то, что мне нужно, узнать людей. Светлое помещение с музыкой, размеренные дни – это лучшее, что я могла сейчас придумать.

Работая в магазине, я стала позволять себе больше, чем когда мыла полы. Я перестала ограничивать свое общение с друзьями и знакомыми. До того мне думалось, что ничего нового, способствующего решению моих проблем, в этом общении я не приобрету. Оно было полностью противопоказано в период погружения в физический труд, впитывания скромности людей, ограниченных в средствах. Я училась молчанию, училась не впадать в привычную истерику, когда один день похож на другой и нет перспектив для изменения. Училась не впадать в уныние, нащупывать какие-то незнакомые ранее опоры в этой жизни, чему-то радоваться, тогда как прошлая я занялась бы саморазрушением.

Это не значит, что я по итогам нового опыта стала другим человеком, но я многое узнала и в чем-то взяла от него то, что мне нужно. Теперь нужно было научиться говорить с людьми, чтобы узнать их историю. Узнав истории, можно что-то понять и про себя – проследить за собственными ответными чувствами, сопоставить.

Так как я позволила себе говорить, то разрешила и общаться с друзьями. Думаю, они считали меня всего лишь эксцентричной. Безумие, депрессии – это что-то из кино, из прошлого. Их не существует.

Заодно я решила проверить, не разонравилась ли мужчинам. На встречу пришли двое моих давних поклонников-политтехнологов – так уж получилось, я раньше рисовала сайты для многих людей – и мужчина, которого я любила до того, как решила разобраться со своей жизнью. Это и поставило чувства под вопрос, ведь нас учат, что любовь должна быть всесильной, прямым коротким путем к гармонии и безоблачному счастью. У нас так не было, любовь сделала меня озлобленной и раздражительной. Да и то, как выглядит это безоблачное счастье, я уяснить для себя не могла. Возможно, у разных людей оно выглядит совершенно индивидуальным образом, но и при этом лучше сначала разобраться с собой, чтобы потом не рисковать и не разрушить ненароком что-то ценное.

Разговор шел о политике. Я заметила, что мне все равно. Павел и Юрий – сокращать их было бы странно, настолько они не выходили из политической «позиции», позы, – дискутировали насчет взаимоотношений президента и премьер-министра. Раньше у меня была легкая презрительная интонация – во всех подобных разговорах. А теперь мне было все равно. При этом в дискуссии я участвовала, казалось, очень свободно. А Олег, моя так называемая любовь, молчал. Собственно, я и познакомилась с подобного рода людьми через Олега, а с ним самим познакомилась случайно – он где-то увидел меня, через общих знакомых узнал имя, нашел в социальных сетях, добивался внимания пару лет и подбрасывал разных нуждающихся в человеке, который умеет рисовать.

Он обычно очень эмоционально спорил, приводил доводы, живые примеры, а сейчас скорее бросал отдельные реплики. Позже, когда мы остались в ресторане вдвоем, он сказал:

– Беседа абсолютно холодных людей. Людей-функций. Будто у одного работа спрашивать, у другого – отвечать. И обоим наплевать на политику, экономику, людей, страну. Роботы. Аккуратные. Псевдограмотные. Кстати, он – больше, чем ты. Твое небезразличие, которое было раньше, сейчас не заметно вообще. Полное отсутствие любопытства. Тебе же раньше было интересно, ты любила цепляться за слабые места, выспрашивать, заводить в тупик. Ты спорщик, а не соглашатель. А тут ни одного вопроса-зацепки… И дело не в том, чтобы вывести на чистую воду Видно, что тебе на все наплевать, кроме себя.

– Нас было трое, не считая тебя, если ты не заметил. Я вообще говорила только из вежливости. Для меня сейчас бессмысленно спорить. Мне это неинтересно. Зачем спорить с теми, кто не очень-то силен? Я не вижу смысла тратить энергию, как раньше, непонятно зачем, непонятно на что, как будто от этого разговора что-то изменится. Я не хочу, мне неинтересно. Я больше не буду распыляться, я знаю, что мне не нужно, и на все остальное мне действительно, как ты и заметил, наплевать.

Очередное непонимание из тысячи подобных. Как можно быть в отношениях с тем, кто тебя не понимает, не ощущает и при этом пытается вписать в какое-то свое представление о мире.

Я не была обижена – скорее зла. Как это может быть, что у нас с ним невероятный секс? Все – все в прошлом. Никто не смеет указывать мне, что я какая-то не такая. Пусть тогда найдет себе «такую», только вот странно – за все время, что я решаю свои проблемы, он так никого и не нашел. Вот так вот.

Дома злость прошла. Я смотрела на стену в сиреневых цветах, листала журнал, сидела в Интернете. Вспоминала то хорошее, что у нас с ним начиналось. Потом решила, что, раз теперь работаю в магазине, нужно тщательнее следить за своим внешним видом. Не может быть и мысли о том, чтобы прервать начатый путь и вернуться к тому, с чего начинала. Олег или вовсе кто-то другой – в любом случае, не сейчас. Потом время покажет.

Я зашла в ванную, посмотрела на себя в зеркало. Цвет лица показался землистым, некрасивым, неприятным. Кожа – нечистой. Я быстро сжала прыщ, брызнул белый гной, и следом выступила кровь. Протерла ранку спиртовой салфеткой. Ногти были не ухожены.

Вся моя жизнь в беспорядке, я только делаю вид, что все хорошо, а на деле ничего хорошего. Я снова начинала ненавидеть себя. Это присуще мне в «плохие времена». Чтобы не перечеркнуть то хорошее, что успела узнать о себе и о людях, я спряталась под одеяло и уставилась в телевизор.

Новые знакомые по музыкальному магазину много чего рассказывали об известных музыкантах и исполнителях, и я окончательно уверилась в том, что музыка в России умерла. Парадокс был в том, что в смутные девяностые появлялось интересное – например, певица Линда, к песням и клипам которой в детстве я относилось с трепетным интересом. Немножко страшно, немножко восхитительно. Потом, когда я училась в старших классах, зажигали «Тату». На этом все и закончилось. Не знаю, в чем было дело – в трудностях музыкальной инфраструктуры, нехватке инвестиций или в людях. Кажется, что пассионарность, страсть должна все преодолеть, но, видимо, энергии в этой сфере не было. Печально и симптоматично.

Мои новые знакомые, общавшиеся в музыкальных кругах, просто рассказывали о страшных вещах. Об одной певице, которую уважала подавляющая часть молодежи.

– Ходят слухи, что она конкретно села на сильную наркоту. И теперь даже ее подруга-любовь не может ничего сделать. Они перестали общаться. Говорят, она совершенно никакая, ни о каких выступлениях речи быть не может, – говорил Даня, мальчик-менеджер по продвижению магазина. Это был один из его многочисленных проектов, больше всего ему нравилось организовывать концерты и освещать их в прессе.

Он рассказывал и о другой певице, менее великой, чем первая, но несколько ее хитов сколько-то лет назад в России гремели.

– Сейчас она очень расстраивается, что они особо не зарабатывают, что нет тех масштабов. А надо было думать! Когда все плыло – и деньги, и слава, и предложения, – она думала, что это естественно и так будет всегда. Решила, что ей все это надоело и не нужно ни популярности, ни известности. Ушла на пике. При этом все эти решения принимались на фоне наркотиков. И ушла она в наркотики. Потом пробудилась от своего наркотического бреда – и оказалось, что ей снова всего хочется и, может, не переставало хотеться, только всего этого нет и нужно начинать все с начала.

Самым печальным из того, что рассказал Даня, было известие о тяжелой болезни еще молодого мужчины, продюсера, в прошлом создавшего очень успешную группу. Через некоторое время оно стало достоянием общественности. Но Даня говорил о том, что, обратись тот к врачам раньше, шансов на выздоровление было бы гораздо больше. Беда в том, что он просто не понимал, что происходит, так как уже долгое время плотно сидел на наркотиках, и это не могло не отразиться на психике.

Все эти разговоры пробудили мысли. Я никогда не пробовала ничего и не считала, что здесь уместно любопытство. Но дело даже не в этом. Почему люди, сорвавшие джекпот, люди, которым повезло, начинают разрушать все это, начав с себя. Они могут объяснять это как угодно – любопытством, поиском вдохновения, творческим кризисом. Но правда есть правда: сразу, в середине или по итогам – это проявление слабости.

Что на самом деле побуждает их к саморазрушению? Возможно, это неуверенность в себе, неуверенность в том, что все произошедшее, этот подъем, успех – закономерны. Возможно, боязнь внезапно все потерять. Лучше уж быстро и сокрушительно разрушить все самому, нежели бояться и трепетать перед сторонними силами вроде милости публики. Если это так, то потеря вкуса к жизни, целей, интересов, амбиций – это более примитивная и надуманная причина. Как-то неправдоподобно – люди были амбициозными по природе своей, их никто не толкал что-то делать, придумывать и добиваться. Они ведь не покорили весь мир раз и навсегда, их слава была очерчена рамками, ее можно было изобразить художественно, и оставалось много пустых, незаполненных мест. Но они выбирали не бесстрашное действие, а трусливое саморазрушение.

Мне кажется, что в душе я совершенно не готова ни к каким отношениям. Интересны только те, кто может чему-то научить, с кем можно поспорить, кому интересна я, со всеми своими мыслями, которые иногда хаотичны и почти всегда мне мешают. Кто-то может притвориться, но не тут-то было. Может быть, у меня и не будет этой пресловутой стабильности, может, на каждом отрезке свой островок стабильности. Тех самых мужчин может быть несколько, почему нет? Ведь ты взрослеешь, становишься мудрее, меняешься, и в какой-то момент может оказаться, что вы разные люди, химии больше нет, есть воспоминания и любовь… к себе, моложе. И все.

Почему, если хочешь кем-то стать или (наоборот?) найти себя, нужно одной ногой стоять в прошлом? Только потому, что это так называемая стабильность и ни на чем не основанная как бы верность, а по правде – страх что-то менять.

Наедине с собой я думаю над этим часто.

Наверное, некоторые вещи есть перебор. Они невозможны, это ненормально, и по всем канонам так человеческие отношения развиваться не могут. Ты не можешь ненавидеть и любить одновременно – в основном всегда на передовой любовь, но иногда, иногда ведь прорывается и ненависть – от определенного набора слов, как реакция. Ненависть. А потом опять любовь. Никто не виноват, так сложились обстоятельства. Ты скажешь. А я скажу, что я люблю тебя и мне самой страшно, и я тоже не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя полностью. А разве можно жить вместе, когда при употреблении некоторых слов в некотором порядке я съезжаю с катушек, готова все переломать, выбросить себя из твоей жизни и плакать о том, что эти несколько лет – ну совершенно зря, потому что я не дышала без тебя, никуда не ходила, а если и ходила, то других мужчин совершенно не видела. Я делала это не специально, видимо, когда нам кажется, что мы находим, нам жизнь не предоставляет того, что нам не нужно. Мы ничего не видим и не слышим.

Может быть, этого слишком мало.

Если бы я курила сигареты, я бы сейчас забралась в твою рубашку, уткнулась бы коленями в подбородок – и курила, курила. Без тебя я не вижу день, я не выхожу из дома, я не вижу ночь. Вся эта осенняя кутерьма проходит мимо, я просыпаюсь за полдень или в шесть утра, бывает по-разному, я просыпаюсь, когда достаточно светло, мне снятся увлекательные сны с твоим участием. Но утром я вспоминаю, что произошла очередная гротескная, совершенно неуместная ситуация, полный бред. Произошла по моей вине, потому что я истеричка, сумасшедшая. Я говорила о тебе ужасные вещи, нащупывала самые больные места. И говорила, говорила – кидала обвинения тебе в лицо. И ты ведь их когда-то заслужил, но сейчас я сама лишаю себя счастья, потому что все не могу простить, а скоро и ты не сможешь простить меня.