Они развернулись в ее руках, мелькая туманным веером. Передние нападающие замедлили ход, явно не понимая, что это за чудо перед ними. Моа же легкой походкой вспрыгнула на трап и пошла в атаку. Первые нападающие были вынуждены вступить в бой, но тут же, потеряв клинки, были выкинуты с мостков ее пинками. Моа шла вперед, почти не останавливаясь, только сменив эффектную, но не очень эффективную сабельную "бабочку", на прицельные удары и движения.
      Вдруг она заметила, что храбрые войны, начинают разбегаться, смотря через ее плечо. Она мгновенно оглянулась и поняла, в чем было дело. За ней следовал Жигляй, крутя почти точно такую же "бабочку", как и Моа. Откуда нападавшим было знать, что кроме этого, хилый Жигляй мало, что мог противопоставить нападавшим.
      Так или иначе, но психологическая атака удалась, и вскоре Моа осталась на сходнях одна с Жигляем за спиной. Тогда она громко и весело крикнула:
      – Уважаемые воины, кто бы вы ни были. Предлагаю, для сохранения вашей команды в целости и сохранности, выйти сюда вашему капитану и переговорить с нашим достойнейшим командиром Марлином!
      Она стояла между двух линий нацеленных друг на друга арбалетов, но стороны не спешили приводить их в действие, понимая, какой жестокий урон это может принести обоим противникам. Нападающие осознали, что неприятель почти равен по количеству арбалетов, и, скорее всего, превосходит их наголову в искусстве боя – ведь они не знали, сколько таких сокрушительных бойцов в команде, как эта жуткая сумасшедшая тетка.
      Спустя некоторое время к трапу вышел капитан догнавшего их парусника. Это было безошибочно видно по его горделивой осанке и нарядной форме увешанной позолоченными финтифлюшками. Моа чуть отступила и, увидев, что капитан Марлин тоже подошел к мосткам, уступила тому дорогу. Два капитана, картинно вышагивая, сошлись на узком помосте, будто не замечая неустойчивости и покачивании настила.
      Моа не вслушивалась в горделивые речи двух задиристых морских петухов. Она только надеялась на их благоразумие и то, что конфликт будет улажен мирно. До нее доносились отдельные вопли, типа "Я, данной мне властью!.." или "На дне морском я всех вас видел!.." Наконец, капитаны разошлись и абордажный трап убрали. Марлин, проходя мимо Моа, тихонько буркнул:
      – Я твой должник. Хорошо, что у них на корабле мага не было…
      Корабль пиратов сменил направление движения на совершенно другое. Позже Моа выяснила у капитана, что напавшее на них судно было полувоенным парусником, патрулирующим границы объединенного островного волшера. Благодаря выступлению Моа, пиратов весьма вежливо попросили покинуть воды волшера и не появляться в них впредь. Это решение устраивало обе стороны, так как и без островного мини-государства, пиратам было, где развернуться. Моа же это было еще больше на руку, так как они встали почти точно на то направление, куда указывал внутренний компас пиратши.
 

***

 
      На следующее утро они встретили очень большое и хорошо вооруженное судно и прошли мимо, оставив его на грани видимости. Однако еще через день пиратам повезло. Они встретили несколько меньший, чем их парусник, тихоходный торговый корабль – самая желанная добыча пиратов. Где-то после полудня впередсмотрящий радостно заорал:
      – Прямо по курсу двухмачтовая шхуна! Торговец!
      С палубы ему хором ответило дружное "Ура!". Корабль, не меняя направления, прибавил ходу и стал легко нагонять замешкавшееся и неповоротливое судно. Моа, почувствовав, что не сможет оставаться в стороне от готового свершиться насилия, вышла в полном вооружении вперед и наблюдала за быстро приближающимся бортом паникующей жертвы. Ее сердце разрывалось от жалости к ни в чем неповинным людям, но она никак не могла найти такой выход из положения, чтобы сохранить жертвы в целости. На шхуне стояло плечом к плечу пять мужчин, обреченно готовясь к последнему бою. Но самое ужасное для Моа было то, что она заметила двух женщин, спрятавшихся в трюм перед самой атакой. Она даже не хотела думать, что сделают с ними пираты.
      Вот уже полетели абордажные кошки, и два корабля намертво сцепились бортами. На более низкую палубу торговой шхуны плюхнулся трап, и тут Моа осенило, что нужно делать. Она первая вскочила на настил и закрутила саблями свою фирменную бабочку, развернувшись лицом к пиратам. Рванувшая было следом озверелая, вооруженная, кто чем, толпа остановилась перед ней. Желающих напороться на ее мечи не было, да и нападать на своего боевого инструктора, было как-то странно. В общем, сцена со стороны наверно и выглядела бы забавной, если бы на кону сейчас не стояло, по крайней мере, несколько жизней.
      Крутя саблями, Моа с облегчением заметила вышедшего вперед Марлина.
      – Ты чего это, тетушка – сбрендила? – удивленно спросил капитан.
      – Нет, не сбрендила. Вы что хотите с этим кораблем сделать? – спросила в ответ Моа, перестав крутить сабли.
      – Ну, как обычно – товар, деньги поделим, мужиков в расход, баб в приход, корабль спалим, поскольку беспутный, и все дела!
      – Хорошо, тогда слушай мое предложение! Мне нужен корабль (все равно какой – этот вполне сгодится) и команда для его управления. Помнишь, ты сказал, что за тобой должок? Я предлагаю – тебе забрать все товары, деньги и ценности со шхуны, но оставить мне то, что тебе не очень нужно – сам корабль и его команду.
      Капитан стоял и молчал, видимо продумывая, варианты.
      – Хорошо, только бабы команде.
      – Нет! – против воли вырвался вопль из глотки Моа. Немного подумав, она подумала, и добавила:
      – Без баб команда работать не будет. Два золотых за них тебе лично.
      – Четыре!
      – Три!
      – Согласен, – капитан обернулся назад и прокричал. – Отбой! Добровольная сдача!
      Шхуна в распоряжении Моа! Кто не согласен, может у нее спросить!
      Как ни хотелось пиратам поразвлечься на корабле, желающих выяснять отношения с Моа не нашлось. Несколько остывшие мужики, ворча, нехотя разошлись по палубе.
      Пиратша обернулась к защитникам шхуны:
      – Ребята, надеюсь, вы понимаете, что расстаться с товаром легче, чем с жизнью?
      Плохо вооруженные мужчины уставились в пол, и Моа поняла, что, может быть, расстаться с товаром, для них было равносильно самоубийству.
      – Подумайте о женщинах, если своя жизнь не дорога! – это увещевание, кажется, подействовало. А может они просто поняли, что сопротивление бесполезно, и лучше согласиться на мирную сдачу шхуны.
      Через час все ценное, было вынесено с корабля, три золотых перекочевало в карман капитану и суда разошлись друг от друга. На палубе шхуны остались Моа с Жигляем, который не бросил свою патроншу. Когда пиратский корабль поднял паруса, Моа обернулась к членам своей новой команды и спросила:
      – Надеюсь, у вас хватит совести быть благодарными за то, что я остановила эту ораву?
      Прятавшиеся до этого за спинами две женщины, чуть не с тумаками насели на своих "защитников" и высказали за них свое мнение:
      – Конечно, благодарны, матушка! Не знаем как тебя и звать-то. Эти дурни сами не понимают, чего избежали! – перебивая друг друга заголосили дамы.
      – Я не матушка, а тетушка Моа. А что с вами случилось бы, говорите? С мужиками уже ничего не было бы – в зиндане, может быть, начинали, если из "пришедших".
      Шхуну сожгли бы, ну а вам милые барышни я, да и никто другой, не позавидовал бы!
      Вряд ли бы от такого интенсивного использования вы живыми до берега добрались бы… – и, видя, что ситуация вполне стала доходить до мужчин, перешла к делу. – У меня к вам одна служба. Вы пройдете со мной по этому курсу до самого материка, – Моа не сомневаясь, указала нужное ей направление. – Затем я сойду на берег и заплачу вам семь золотых. Было бы десять, да три пришлось уплатить капитану за ваших барышень. Это, конечно не компенсирует всех ваших расходов, но даст выкрутиться из ситуации.
      – Но это же семь дней пути! – попытался возразить один из мужичков, но другой тут же возразил. – Ничего, нормальная плата, и места там поспокойнее будут, чем здешние.
      – Не беспокойтесь, теперь у вас на корабле два неплохих бойца! – поддержала его бывшая пиратша. Возражений на убедительные просьбы Моа не последовало – да и кто бы мог устоять перед несокрушимыми доводами тетушки Моа? Так что шхуна, неспешно переваливаясь сбоку на бок на волнах, гонимых почти попутным ветром, неумолимо приближала ее к неизвестной цели.
      Спустя несколько дней, справа показалась далекая кромка берега. Капитан шхуны, приземистый мужичек, обросший лопатообразной бородой, видимо, призванной подчеркивать его немалый возраст и придавать солидность, объяснил Моа, что это начинается береговая линия, и если она желает, то может сойти на берег сейчас и продолжить путешествие берегом. Хоть бывшая пиратша и не была искушена в мореплавании, но могла оценить тот факт, что скорость корабля, постоянно идущего почти по прямой при хорошем ветре, гораздо быстрее, чем передвижение на лошади по петляющим дорогам. Так что она не согласилась на предложение лукавого морехода и приказала идти вдоль берега, пока не станет ясно, что дальше можно направляться только сушей. Через пару дней такой момент настал – берег резко изогнулся влево, образуя залив и перегородив курс кораблю. В глубине залива виднелись дома какой-то деревушки.
      Моа спросила капитана, знакома ли ему эта местность, на что тот ответил:
      – А как же, конечно знакома! Это рыбацкая деревня. Здесь вполне можно причалить к пирсу. У нас осадка сейчас небольшая, прямо и подойдем.
      Это устраивало всех присутствующих, и команда дружно принялась за дело, готовя корабль к швартовке и спуская лишние паруса. Настал момент, когда ее напарнику надо было решать свою судьбу. Моа отозвала парня ближе к юту и спросила:
      – Ну что, Жигляй, дальше делать будешь? Хотя, теперь Жигляем тебя трудно назвать – изменился на глазах.
      – А что, и правда, изменился? – удивленно спросил парень.
      – Еще как! Сам-то не заметил? Смотришь теперь прямо в глаза, и осанка прямая.
      Сразу видно независимого человека! – усмехнулась Моа. – Я дальше помчусь по своим делам, а тебе теперь нянька не нужна. Так что выбирай – на корабле останешься или на берег сойдешь. Я тебе большую часть своих денег оставлю – примерно столько же, как и капитану.
      Парень смутился, явно не зная, как реагировать на такой подарок. Но Моа не дала ему сомневаться, сказав:
      – Не мнись, мне много денег теперь не нужно – моя цель уже где-то рядом.
      – А что дальше? – спросил Жигляй.
      – Хм… сама не знаю, – ответила, задумавшись Моа. – У меня такое чувство, что деньги мне больше не понадобятся.
      К ним, смущенно переступая с ноги на ногу, подошел капитан, почесал свою огромную бороду и сказал:
      – Скоро будем причаливать, тетушка Моа.
      – Вот и прекрасно!
      – У меня вопрос к вам… – потоптался с ноги на ногу бородач и, наконец, выразил мучившую его мысль. – Не желает ли Жигляй остаться на корабле? Мы бы с удовольствием…
      – А зачем я вам сдался? – удивленно спросил парень.
      – Ну, мы видели, как вы сражаетесь… – мялся капитан. – Таких бойцов мы отродясь не видывали. Он один против целого корабля разбойников справится!
      – Ну это ты хватил! – рассмеялся Жигляй.
      – А что, вот тебе и шанс! – обрадовалась Моа. – Давай договоримся так. Жигляй у вас на судне будет, пока не доберетесь до какого-нибудь большого города, – и добавила парню. – А там сам решай – новой жизнью зажить или продолжать плавать на этом судне.
      Спустя полчаса она сошла на берег, облегчив на три четверти свой кошелек и не неся на совести никаких обязательств или грехов, если не считать пары золотых, которые она задолжала Исааку за Жигляя. Все ее помыслы были устремлены вперед, на дорогу. Она чувствовала, как приближалась заветная цель, начиная будить в ней непонятные чувства и странные воспоминания. Но ей некогда было их анализировать, она попросту спешила к цели, а для удачного продвижения к ней ей была нужна лошадь, на розыски которой она и отправилась…
      Не дожидаясь вечера, Моа уже выехала на неплохом скакуне, наверняка, переплатив за него местному держателю большой конюшни. Зато она была уже в пути и до ночи проехала добрый десяток миль по дороге, примерно совпадающей с нужным ей направлением…
 

***

 
      Пять дней скачки могли бы утомить кого угодно, но не Моа. На самом деле, она почти не замечала усталости, так как была сосредоточена только на дороге и собственных чувствах. С ней происходило что-то непонятное. Она ощущала, как внутри ее начинают подниматься странные воспоминания о событиях, никогда не происходивших с ней. Ей снились небеса, усеянные звездами, необычные люди и животные. А самым сильным чувством было ощущение какой-то теплоты внутри, будто она приближалась к чему-то близкому ей. И сегодня это чувство стало особенно сильным.
      С утра она гнала очередного сменного коня, только на полчаса остановившись в деревушке перекусить и дав скакуну отдохнуть. И вот, уже ближе к вечеру она почувствовала, что ее путь окончен. Ее цель уже совсем близко. Она с удивлением рассматривала обычную маленькую деревушку перед собой. Что же здесь могло быть такого, что манило ее с другого конца моря?
      Моа остановилась у крайней ограды и, спешившись, подвязала коня к ней за уздечку.
      Она медленно пошла дальше, словно боясь спешить. Солнце клонилось на полпути к закату. Под ногами вилась пыль, смахиваемая с сапог чахлой травой, пытающейся выживать по обочинам дороги. Мимо тянулся покосившийся плетень. Где-то далеко лаяла собака, кудахтали куры, мычали коровы… В общем, вокруг был обычный ранний деревенский вечер, когда крестьяне еще не пришли с полей и скотных дворов.
      Но Моа не замечала ничего вокруг. Она как будто плыла в собственных мыслях. Все ее воспоминания и ощущения вдруг мощной волной стали подниматься изнутри, грозя затопить сознание. Моа остановилась у очередного плетня – за ним сидела ватага детишек, которые, затаив дыхание, слушали рассказ какого-то человека. Моа вслушалась в слова…
 

***

 
      …Ян последние дни чувствовал, что цель, к которой он шел, сама стремительно стала приближаться к нему. Сегодня он особенно ясно это ощущал. Когда он пришел в эту деревушку, его, как обычно, уже встречала восторженная ребятня, и сейчас он отдавал им "долги" за еду и постой. Но не все было, как прежде. Его, непослушная память начала выбрасывать совсем уж необычные воспоминания. Он рассказывал детишкам об удивительной, вечно пасмурной стране, вогнутой, как блюдце, где творились странные чудеса, росли гигантские деревья, водились ужасные животные и летали гигантские птицы. Он рассказывал о чудищах, водящихся в тамошних морских пучинах и огромной горе, стоящей посреди мира.
      И вдруг он понял, что вспомнил свое настоящее имя – не Жан, как ему чудилось раньше, а Женя, Женька, Евгений. И вдруг его осенило, что с ним был еще кто-то…
      Вернее, была – прекрасная сказочная принцесса. Нет, не сказочная – настоящая, но какая-то не такая, как люди… Он почувствовал, что это была она, где-то рядом сейчас – Лэя!.. Он встал, прервавшись на полуслове, повернулся, направляемый мощным, как магнит чувством, и успел только сказать ребятам:
      – Бегите отсюда! Сейчас здесь что-то случится! – шагнув навстречу судьбе… …Моа, слушая рассказ слепого человека, тоже вдруг почувствовала, как внутри что-то разорвалось, выпуская наружу поток знаний, который начал топить ее сознание. "Да, это он – тот, кого искало ее сердце. Только она была совсем не Моа. Вместо нее внутри проснулась Лэя, и вытеснила эту картонно-гротескную карикатуру на женщину. Было немного жалко страшную, но, в общем-то, честную и справедливую, неправильную пиратшу, которая была не способна на разбой. Сейчас, толком не видя ничего вокруг, она пошла навстречу Жене, который скрывался внутри этого слепого бродяги.
      Они встретились где-то на полдороги между двором и плетнем, между мирами и астралом… Их руки коснулись друг друга. Умер Ян. Умерла Моа. Вместо них, освободившееся сознание Жени и Лэи взломало реальность этого мира. Ничто не могло остановить две истосковавшиеся души, снова обретшие друг друга. Они снова слились, просто проломив этот уровень реальности и выйдя на верхний уровень пирамиды, где заданная действительность не могла больше препятствовать их слиянию. Они плакали и смеялись одновременно. Они стали прежними – одному вернулось зрение, другой – красота. Они не могли налюбоваться друг другом, упиваясь близостью и общими мыслями и переживаниями. Им нужно было так много рассказать друг другу, и они вели безмолвную беседу, плывя сквозь призрачные пейзажи этой пирамиды астрала. Они все-таки стали немного другими. Они теперь знали, что такое рабство, смерть, насилие, уродство и убогость. Лэя безмолвно благодарила Женю, что он выдержал все эти издевательства судьбы и остался по-прежнему таким же внимательным и нежным. Он отвечал, что ему помогли дети – их любовь к слепому рассказчику поддерживала его весь долгий путь. Женька благодарил Лэю за то, что она не ожесточилась в компании пиратов, и упрекал ее, за то, что она пошла за ним в этот мир. Они вспоминали… … разбежавшиеся от слепого сказителя ребятишки увидели, как он осторожно переступая ногами, пошел к большущей и страшной тетке, двигающейся к нему от забора. Одного вида этой женщины было достаточно, чтобы разогнать хоть всю деревню. Потом дети заметили, как эти двое взялись за руки. И тут произошло что-то совсем непонятное. На месте этой странной пары полыхнул яркий свет, словно сверкнула молния. Тут же раздался скрежещущий звук, как будто что-то огромное рвалось и мялось. Воздух и лужайка на месте, в котором стояли два человека, стали искажаться и плыть. По ногам ребят ударила дрожь, в лица пахнуло ветром, и все стихло – на месте двух людей больше ничего не было…
 

ГЛАВА 6. НАЧАЛО

"?.."