- Итак, - поинтересовался Трип, приближаясь к ним, - что же этот сукин сын наговорил тебе обо мне? Какой я законченный негодяй?
      - Ничего подобного, - возразила Дайна. - Как раз наоборот.
      Трип перевел взгляд с нее на Стиксона.
      - Это правда? Очень вежливо с твоей стороны, брат.
      - Вежливость, - ответил тот, - не имеет к этому никакого отношения.
      - О чем это он? - Трип хихикнул. - Что он говорит?
      Бэби, ты изъясняешься так, что нигер, работающий на улицах в поте лица, больше не в состоянии понимать тебя.
      - Черт возьми, Трип. Прекрати устраивать балаган в присутствии леди. Кого ты хочешь поймать на такую дешевку?
      - Что ты так разошелся, Бэби?
      - Видишь ли. Дайна. Трип полагает, что чем менее серьезно ты воспринимаешь его, тем для него легче будет пришить тебя однажды. И знаешь? Он абсолютно прав, - сказав это, он повернулся к Трипу. - Но ты не забывай, Бэби, что здесь праздничная вечеринка. И у тебя на сегодня выходной. Это нейтральная территория, где не стреляют и не занимаются другими подобными вещами. - Он ткнул Трипа пальцем в грудь. - Поэтому давай чуточку полегче на поворотах. Расслабься и веселись.
      - Эй, Бэби. Стоит расслабиться на секунду, и тебя придется отскребать от стены. Послушай, приятель. Я знаю, чего мне стоило добраться досюда.
      - Эй, Бэби, - сказал Стиксон, великолепно передразнивая голос Трипа. - С тобой можно сдохнуть с тоски. - Он ухмыльнулся и покинул их.
      - Где Бэб? - спросила Дайна, оглядываясь вокруг. В ту же секунду она увидела в толпе рыжие волосы и выцветшие глаза Аурелио Окасио. Он только что вошел и стоял возле двери. На нем был костюм каштанового цвета, в петлице которого красовалась красная гвоздика, и коричневое шерстяное пальто, накинутое на плечи так, будто он сознательно копировал антрепренерскую позу Сола Хурока.
      Трип, проследив за направлением взгляда Дайны, потянул ее в сторону.
      - Тебе следует держаться подальше от таких, как он, мама. Это опасный человек.
      - У Бэба какие-то дела с ним.
      - Да. Впрочем, меня это совершенно не интересует, к тому же старый Бэб всегда знает, что делает. Этот человек охотится за женщинами. И если ему попадется белая, то он проглатывает ее и выплевывает так быстро, что она даже не успевает опомниться. Держись от него подальше, как я тебе сказал.
      Однако было слишком поздно. Окасио, конечно, заметил Дайну, выделявшуюся на фоне темнокожих гостей, и уже шел в ее сторону.
      - Да ведь это же подружка Бэба, - изрек он, хищно улыбаясь. Слово "подружка" он произнес так, что оно прозвучало скорее как "подстилка". - Что ты делаешь здесь?
      Наблюдаешь за тем, как живет низшее сословие? Полная благородных побуждений ищешь доступ в наши сердца или, правильнее сказать, в наши постели?
      - Я думаю, - ответила она, - что правильнее всего тебе заткнуться.
      - Ото! - Он рассмеялся, и в его смехе присутствовало что угодно, кроме дружелюбия. - Ты слышал это, Смайлер? - Он повернулся так, что его смуглое лицо стало видно Дайне в анфас. Смайлер улыбнулся и облизал губы, точно при виде лакомства. - У нее острый язычок. Ты знаешь, мне это нравится. Я устал от этих пустоголовых девчонок, которых обычно имею. Как насчет того, - он обращался вновь к Дайне, - чтобы мы сейчас вместе убрались отсюда и...
      Она услышала позади себя тихий щелчок и поняла, что Трип открыл свой пружинный нож. Однако, прежде чем ему пришлось воспользоваться им, могучая черная рука опустилась на протянутую кисть Окасио. Золотистая шерсть скрылась под темной лапой медведя. Окасио оглянулся.
      - А?
      - Что тебе взбрело в голову, Алли? - прогудел голос Бэба.
      - Да ничего такого, дружище. Я просто беседовал с очаровательной леди. Он посмотрел на ладонь Бэба, заключившую в плен его кисть, однако тот не только не разжал пальцы, но еще больше усилил хватку.
      - Ты знаешь, Алли, я терпимый нигер. Живи и давай жить другим, таково всегда мое основное правило. Ты знаешь, время от времени мне приходится иметь дело с типами, заставляющими меня забыть о нем. - Он резко дернул руку Окасио вниз с такой силой, что губы пуэрториканца задрожали от боли. Однако выражение его бледных, непроницаемых глаз оставалось прежним.
      - Я не люблю лжецов, Алли. А ты - один из них. Лжец. Я слышал каждое слово, сказанное тобой, и мне не понравилось ни одно из них. Ты знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты отбиваешься от рук. Тебе нужно занять чем-то мозги в эти холодные зимние ночи, и тут я помогу тебе.
      - С этого момента я больше не имею с тобой никаких дел. Вот так. Тебе придется поискать другого партнера, детка, потому что ты мне надоел. - Он взглянул мимо Окасио. - А, Смайлер. Как ты можешь лизать задницу этому спику? Ты хоть сколько-нибудь уважаешь себя?
      - Я уважаю себя, брат. И не меньше других.
      - Тогда скажи этому вонючему спику: до свидания, Бэби. Давай, я хочу услышать это. Ты будешь работать со мной, Смайлер, если у тебя найдется достаточно мужества.
      К этому моменту почти все танцы прекратились, и гости собрались в полукруг, наблюдая за разворачивающимся представлением.
      Смайлер огляделся вокруг, потом кинул быстрый взгляд на Окасио, по-прежнему не отрываясь смотревшему на чернью тиски, сдавившие его кисть. Еще раз осмотревшись по сторонам, Смайлер уставился на Бэба.
      - Ладно, детка. Я согласен. Да. Теперь я свободен так же, как и ты.
      - Ты слышал это, Алли? - тихо спросил Бэб. - Теперь убирайся отсюда. Беседы с леди - не твоего ума дело, ясно? Иди и поищи ту белобрысую шлюху, с которой ты спал последние месяцы. Вперед, Бэби. - Он с отвращением отбросил от себя ладонь Окасио, словно тот был болен проказой.
      В поднявшемся гвалте Дайна услышала, как позади нее Трип, вздохнув, сказал:
      - Бэб, дружище. Ты настоящий мужик с яйцами.
      - Брось, - ответил Бэб, выбираясь из центра столпотворения. - Яйца тут ни при чем. Но ни один ублюдок больше не сможет учить меня. Я покончил с этим раз и навсегда, понятно? Я больше не потерплю ничего подобного, и все. Я могу смириться с разным дерьмом, когда речь идет о бизнесе, однако этот козел плохо кончит в самом недалеком будущем. - Опустив глаза, он увидел все еще открытый нож в руке друга.
      - Че-о-орт! - протянул он. - Теперь ты понимаешь, о чем я говорю. Мне не следовало встревать и мешать тебе всадить свою игрушку в эту недоношенную свинью! - Он улыбнулся и, обняв одной рукой Дайну, другой дружески хлопнул Трипа по спине. - Проклятье! - вскричал он. - Давай веселиться!
      Рубенс большими шагами направлялся к автомобилю Дайны, припаркованному в десяти метрах от входа в аэропорт "Пацифик Вест". В одной руке он держал гигантский дорожный чемодан, а в другой - выглядевший так же внушительно "дипломат". Его знакомый вид, лицо и походка, к которым она уже успела привыкнуть, заставили девушку невольно улыбнуться.
      - Что, черт возьми, случилось с тобой? - поинтересовался он, заглянув в открытое окно со стороны правого переднего сидения: вечером над Лос-Анджелесом прошел небольшой дождь, и Дайне пришлось поднять верх. Девушка молча повернула голову и посмотрела на Рубенса. - Подвинься. Я сяду за руль.
      Она уступила без малейшего возражения и, прислонив голову к дверце, ждала, пока он забросит чемоданы на заднее сидение и заберется в салон. Усевшись на водительское место, он притянул Дайну к себе. Их губы встретились, но она все же успела сказать:
      - Ты должен был оставить мне свой номер, - прежде чем зарыться лицом в его плечо и, крепко обняв, прижаться к нему. У Рубенса хватило ума некоторое время не говорить ничего. Где-то сзади раздавались пронзительные звуки автомобильных гудков; мимо с шипением проносились машины, спешившие в город. Уже стало довольно холодно.
      Наконец, она выпустила его из своих объятий.
      - Сегодня на рассвете погибла Мэгги, - ее голос звучал странным и чужим. Ее убили.
      - Убили? Как? Кто?
      Она поведала Рубенсу все, что знала сама.
      - Меч в кровавом кольце, - задумчиво повторил он, когда Дайна рассказала о том, что Бонстил обнаружил сбоку на колонке. - Ты уверена?
      Дайна кивнула.
      - А в чем дело?
      - В том, что в прошлом году были совершены два особо злодейских и мрачных преступления в Сан-Франциско, а после Нового года еще два или три в Орандж Каунти. И в каждом случае на трупе жертвы или возле него находили тот же самый знак, нарисованный кровью.
      Дайна вздрогнула.
      - Я чувствовала, что лейтенант не сказал мне всего, что знал.
      - Дайна, как ты сама узнала о случившемся?
      - Я была вместе с Крисом вчера вечером. Он так обкурился, что мне пришлось везти его домой: сам бы он не добрался. Мы зашли в дом и... увидели ее тело, запиханное в...
      - Господи! - он испустил протяжный вздох и завел двигатель "Мерседеса".
      - Какого черта ты провела всю ночь в компании Криса Керра? поинтересовался он выехав на автостраду в сторону Сенульведо.
      - Я заглянула к ним в студию, и мы пошли с ним потанцевать. Что тут такого?
      - Ничего, просто у него особая репутация.
      - Какая?
      Рубенс быстро взглянул на нее.
      - Перестань, Дайна. Парень не может пропустить мимо ни одной девчонки.
      - Я не девчонка.
      Он резко надавил на педаль газа, и автомобиль ринулся вперед, отозвавшись ровным гудением.
      - Да, должен признать, что ты слегка старовата для его специализированного вкуса.
      - Знаешь, ты - настоящий ублюдок, - гневно воскликнула она. - Ему была нужна моя помощь, и я помогла ему. Он мой друг.
      - Всего лишь друг?
      - У тебя нет причины ревновать меня. Да и потом вы в некоторых вещах очень похожи.
      - Боже, надеюсь, ты шутишь?
      - Я - нисколько.
      Он устремил взгляд в окно и замедлил скорость.
      - Ты в самом деле невыносима.
      - Рубенс. - Он ощутил ее прикосновение. - Давай не будем ругаться. Сегодня утром я видела такое, чего не следовало бы видеть никому.
      Рубенс вел машину через Вествуд Виллэдж, направляясь в сторону бульвара Сансет. Возле кинотеатра "Плаза", где шла "Риджайна Ред", стояла длинная очередь в основном из молодых ребят и девчонок.
      - Только посмотри на это лицо, - сказал Рубенс, бросая взгляд на вывешенную снаружи афишу с ее портретом. Он очень быстро гнал машину вдоль бульвара, переключая скорости на перекрестках, вместо того, чтобы тормозить. Наконец, круто свернув вправо на Бел Эйр, он опять поехал медленнее. - Я повез нас этим путем, чтобы взглянуть, как у тебя идут дела. Я могу выведать настоящие цифры в "Парамаунте", но мне хочется самому увидеть очереди.
      Дайна положила руку ему на плечо.
      - Мне тоже. - Она издали увидела, что Мария, уходя, оставила для них свет включенным, и деревья, посаженные вдоль подъездного пути, светились в темноте искусственным светом. - Мне так хотелось, чтобы ты позвонил.
      - Я звонил, - отозвался он, - но тебя не было дома. Она отвернулась.
      - Извини. Это была глупость с моей стороны.
      - Ничего. - Он остановил машину и заглушил двигатель. Во внезапно наступившей тишине Дайна услышала стрекот сверчков, перекликавшийся с тихим гудением остывающего мотора. - Зато я дозвонился Берил. Я хотел, чтобы это дело продвигалось.
      - Какое дело?
      Он прикоснулся к волосам Дайны.
      - Я нанял ее.
      - Для картины?
      - Для тебя.
      - А что Монти думает на ее счет?
      - Забудь про Монти. Она отстранила его руку.
      - Ты поговорил с Монти на чистоту, да?
      - Монти не в состоянии тягаться с Берил, - он с силой вглядывался в ее лицо. - Он отстал от жизни.
      - Рубенс, он должен знать. Если он не одобрит...
      - Послушай, Монти все больше стареет. Он устал, у него пошаливает сердце. Я считаю, только, пожалуйста, не перебивай меня, я считаю, что настала пора подыскать тебе другого агента.
      Дайна ядовито посмотрела на него.
      - Бьюсь об заклад, что у тебя есть что-то на примете. Рубенс решил не увиливать.
      - Да, один или два человека.
      - Я не стану увольнять Монти, Рубенс. Так что забудь про них.
      - Дайна, он тянет тебя назад. Это бремя у тебя на плечах, которое ты не хочешь... Она не выдержала.
      - Выбросить, как ненужную тряпичную куклу.
      - Можно сказать, что в каком-то смысле он и стал чем-то вроде этого. Ты выросла. Теперь, он - часть твоего прошлого. Он слишком стар; для него не найдется места там, куда ты приближаешься. Есть другие люди, способные тебе помочь в пути.
      - Зато нет никого, - возразила она, - кто мог бы помочь ему. Я хочу, чтобы было так, и ни ты, и ни кто угодно другой не заставит меня отказаться от этого.
      - Мне хочется, чтобы мы пошли на похороны Мэгги вместе.
      - О господи, Дайна! Только этого еще не хватало.
      - Пожалуйста, Рубенс. Это много значит для меня.
      Вздохнув, он скрестил свои пальцы с ее. Они лежали в кровати, а в открытые окна спальни проникали ночные запахи. Рубенс накормил и выкупал Дайну, прежде чем уложить в постель. Некоторое время она парила в тумане между сном и бодрствованием. Удобная кровать, восхитительная прохлада простыней, постепенно согреваемых телом, тихий шум из ванной, где Рубенс принимал душ, сознание того, что скоро он окажется возле нее - все это вместе, объединившись, уносило ее куда-то вдаль. Однако она противилась этому ощущению как могла, ибо воспоминания, сколько лет остававшиеся погребенными в недрах ее души, поднимались из глубины, подобно пузырькам воздуха в трясине, спрятанной от взоров буйными зарослями осоки.
      - Расскажи мне, - попросила она, сжимая его руку, - как прошла твоя поездка в Сан-Диего.
      - Я вел себя как настоящий скотина. - Он посмотрел в потолок, и что-то изменилось в его голосе, отчего Дайна почувствовала себя сидящей в кабине падающего лифта. - Мне просто пришлось съездить в Сан-Диего, чтобы обнаружить, что недоносок Эшли занимается созданием собственной империи за мой же счет. Этот парень, Мейер, с которым я встречался, постоянно живет в номере отеля "Дель Коронадо". Он вынужден был уехать из Нью-Йорка из-за эмфиземы. Так вот, он рассказал мне, что Эшли заручается поддержкой членов правления за моей спиной. Мейер говорит, что он попытается исключить меня.
      - Но ведь это же глупость, - удивилась Дайна. - Компания - твоя, разве не так?
      - И да... и нет. Когда два года назад мы делали новую версию "Моби Дика", то начали испытывать определенные затруднения. Расходы на ленту росли, превосходя все разумные пределы. - Поерзав на боку, он подобрался поближе к Дайне. - Однако труппа и экипажи кораблей уже выехали на место съемок. Несколько раз работа над фильмом прерывалась из-за штормов и забастовки профсоюзов. Однако этот фильм имел большое значение. Я верил в него. Нам срочно понадобились дополнительные капиталы. Если бы в финансировании принимала участие главная студия, как это имеет место в случае с "Хэтер Дуэлл", то проблемы бы и не возникло. Однако в тот раз нам пришлось искать средства где-то еще.
      - Но ведь "Моби Дик" оказался очень успешным фильмом.
      - О, да. Мы поступили правильно, отсняв его. Однако то, что это так, выяснилось позже, а в то время мы увязли в долгах. И вот мой друг Эшли объясняет мне, как он может добыть средства за пару недель. Это было больше того, что мог сделать я. Поэтому, не желая рисковать нормальным ходом съемок, я дал ему свое согласие.
      - Как он сумел сделать это?
      Оторвав взгляд от потолка, Рубенс перевел его на Дайну.
      - Ну, скажем так. Каждый раз, прилетая в Нью-Йорк, я встречаю за столом правления все больше незнакомых лиц, - он заворчал. - До сих пор я слишком много времени уделял другим делам, чтобы покопаться в этом дерьме поглубже. Я увидел, какой хомут одет на голову компании. Она была моей гордостью, однако во время работы над "Моби Диком" времена действительно независимых продюсеров прошли. Поэтому я так много сил отдал заключению долгосрочного контракта с "Твентиз", обеспечивавшего бы мне максимальную свободу.
      Он вздохнул.
      - И вот наконец мне позвонил Мейер. Он и еще небольшая группа влиятельных людей остались в правлении со старых времен, а все остальные - многочисленные новоиспеченные кредиторы. Если уж эти паразиты попадут тебе под кожу, избавиться от них очень трудно.
      - Но не невозможно.
      - О, нет, - Рубенс рассмеялся, и Дайна почувствовала, как волны этого смеха расходятся по всему его телу. - Нет ничего невозможного. Надо просто иметь стальные нервы.
      Она прижала голову к его груди. Биение сердца Рубенса отзывалось в ее ушах шумом прибоя.
      - Что ты собираешься предпринять?
      - Я уже предпринял кое-что: поехал на встречу с Мейером.
      - Что сказал Мейер? - ее голос опустился до шепота. Дайна постепенно погружалась в сон.
      - Мейер, - он вновь расхохотался. - Старик Мейер - веселый парень. Я рад, что он мой друг. Лучше не иметь таких людей в числе врагов.
      - А что он все-таки сказал тебе? - повторила она.
      - То же самое.
      Снаружи "Нова Берлески Хаус" имел непривлекательный и даже не слишком броский вид. Вне всяких сомнений такое обстоятельство было хорошо продуманным, ибо это место не имело ничего общего с заведениями - ловушками для туристов, наполненными уже дряхлеющей мясистой женской плотью, а иногда, как попадалось, представляющие собой кабины для подглядывания за настоящими обитательницами соседних домов - грустными созданиями, похожими на нелепых птиц, чьи основные украшения составляли черно-синие овальные отметины на бедрах и темные впалые глаза наркоманок.
      В "Нова Берлески" же отборные номера тайно демонстрировались перед избранной аудиторией, в которой попадались фашисты всех мастей. У всех, кто работал в заведении, имелись на памяти один-два таких шокирующих эпизода, от которых мороз пробирался по коже. Так по крайней мере они утверждали. Впрочем, это никого не волновало, ибо там работали веселые представительницы слабого пола, относившиеся к своей работе с хладнокровием хорошо вымуштрованных канатоходцев.
      Здесь не выступали неуклюжие растяпы: публика, не говоря уже о персонале заведения, представители которого считали себя подлинными профессионалами, не потерпела бы подобного надувательства. За подобным дешевым зрелищем следовало обращаться в один из стриптиз-шоу на Бродвее, но не сюда.
      Внизу на первом этаже здания размещался довольно дешевый порно-магазин, где шла бурная торговля причудливым и оригинальным ассортиментом всевозможных товаров для извращенцев. Там было все, начиная от нелегальных лент с черно-белым изображением, на которых были запечатлены малолетние исполнительницы, а не косматые карлицы, как в других местах, до высокопрофессиональных журналов в черных упаковках, пропитанных плотоядным духом инквизиции. Разумеется, там продавали и более обычную порнографическую продукцию, но большинство посетителей проявляли к ней незначительный интерес.
      Хотя магазин никогда не пустел, бизнесмены из Дейтона и Огайо, едва очутившись в городе, отправлялись прямиком туда - главный источник его прибылей находился в задних комнатах. Именно там размещались прославленные "силы безопасности" "Нова Берлески Хаус".
      Дайна догадалась, кто эти люди, едва увидев их, что впрочем, было отнюдь не удивительно, ибо каждый из них нарочито выставлял напоказ рукояти пистолета, уютно покоившегося в кобуре под мышкой. Однако, несмотря на тщеславное самодовольство, на поверку они оказались едва ли не самыми приятными представителями мужской половины, которых Дайне когда-либо доводилось встречать. И в первую очередь, потому что они с удивительной для мужчин заботливостью относились к своим большим семьям, никогда не упуская случая предложить вниманию Дайны складывающиеся гармошкой пластиковые футляры, заполненные черно-белыми снимками жен и детей. Они сожалели о плохих взаимоотношениях Дайны с ее матерью, обращались с ней по-отечески. Однако она знала, что их любовь и уважение относились к Бэбу.
      Он имел в "Нове" нечто вроде неофициального офиса, располагавшегося в тесной комнате, которую он занимал вместе с очкастым бухгалтером этого заведения, жившим, как выяснила Дайна в один дождливый зимний день, на тихой улочке в Бенсонхерстве вместе с тридцатилетней женой, работавшей в "Ледиз Эйд"16 и местной ассоциации библиотекаршей. Когда в конторе появлялся менеджер "Нова" и занимал место Бэба, тому приходилось уходить. Впрочем, он делал это без малейшего возражения.
      В действительности, Бэб был самым добродушным человеком, какого Дайна знала за всю свою жизнь. Волны внешних тревог и забот, казалось, разбивались о его могучую фигуру, и девушка чувствовала себя спокойно и уютно, находясь в его компании, как если бы он был утесом, стоя на вершине которого она могла без боязни смотреть на море, бушующее далеко внизу.
      Он не проявлял недовольства по поводу того, что она из-за кулис смотрела представления, так как, вероятно, полагал, что испорченность и развращенность исходит не сколько снаружи, а сколько изнутри. Дайна же со своей стороны завороженно наблюдала за фантасмагорическим сногсшибательным парадом человеческой плоти. Прежде ей показалось бы невероятным, что тело способно совершать так много различных и необычных движений. Однако постепенно она начала понимать, что это было искусство - Дайна не сомневалась, что речь идет именно об искусстве - не только тела, но и ума. Женщины, с которыми она там знакомилась, принадлежали к миру, совершенно незнакомому для нее, и обладали глазами-рентгенами, просвечивавшими насквозь душу каждого мужчины, появлявшегося в театре.
      Именно в "Нова" она стала понимать сущность актерского ремесла. Она убедилась, что там на сцене ты можешь делать что угодно, быть кем угодно, действовать и жить во имя каких угодно намерений и целей, выставляя напоказ темную сторону себя самого, не испытывая стыда и не боясь наказания. В конце концов, артистки в "Нова Берлески Хаус" всего лишь исполняли роль на сцене, хотя публика всегда придерживалась иного мнения. Дайна думала о том, как это замечательно иметь возможность жить несколькими жизнями одновременно! Иметь свободу делать... что?
      Все, чего пожелаешь.
      Одним студеным зимним вечером, когда темнота навалилась на городские покровы с такой силой, что рассеянный свет фонарей безнадежно проигрывал в схватке с мраком, а западный ветер свирепствовал, с воем проносясь вдоль 42-й стрит, Бэб и Дайна, поднявшись по стоптанным ступенькам рахитичного вида лестницы, вошли в вестибюль "Нова".
      Дежуривший в кабине при входе Рустер дремал возле заляпанного жирными пятнами кофейника, сквозь прозрачные стенки которого было видно здоровенное насекомое, плававшее в остывшем кофе.
      По бокам уединенного убежища, где подперев голову рукой, сидел Рустер, росли две пальмы, такие чахлые и запыленные, какие никогда еще не попадались Дайне на глаза. Вокруг не было никого. Из зала, где шло шоу, доносились приглушенные отзвуки музыки, в которых выделялись ударные.
      - Руки вверх, скотина! - рявкнул Бэб над ухом Рустера. Широко открыв сонные глаза, тот вскочил с поразительной быстротой, одновременно потянувшись под конторку, где лежал наготове дробовик с обрезанным стволом.
      Однако в следующее мгновение он увидел Бэба, и на его лице появилось облегченное выражение.
      - Господи! - он перевел дух. - Если ты будешь повторять подобные шутки, то в конце концов заработаешь пулю в лоб!
      Бэб рассмеялся и похлопал Рустера по плечу.
      - Не следует спать, сидя за рулем, а то придет Алли со своими людьми и размажет тебя по стенке. Рустер фыркнул.
      - Этот козел знает, что к чему получше твоего, брат. Пусть только заявится, и мы покажем ему, где раки зимуют. - Он вытащил на свет обрез и похлопал его по стволу. - Как ты думаешь, почему мы делаем ступеньки пошире, умник? - Он навел оружие на чернеющий провал лестницы. - Бац! Этих ублюдков унесет назад в Пуэрто-Рико, ха-ха!
      Бэб отвел от себя дробовик.
      - Смотри, куда целишься, сукин сын. Я пообещал своей маме, что не стану умирать. Рустер, тихо заржав, убрал обрез.
      - Не бойся, брат, ничего не случится! - Он повернулся к Дайне. - Как дела, мисс?
      - Прекрасно, Рустер.
      - Послушай, я дам тебе добрый совет. Если эта перекормленная горилла будет плохо обращаться с тобой, приходи сюда, лады? Ты ведь знаешь, где искать друзей.
      - Ага! - проворчал Бэб. - Не слушай его, мама. Ему просто смерть как хочется залезть к тебе в штанишки.
      - Ты - бессердечный человек, Бэб, - отозвался Рустер, состроив грустную физиономию. - Понимаешь! Бессердечный.
      - Зато я говорю правду, - рассмеялся Бэб. - Мой офис свободен?
      - Да, там только Марта - месяц подходит к концу. Зайдя внутрь, они прошли сквозь вестибюль, залитый резким голубым светом, и по наклонному боковому коридору добрались до запертой двери, обитой крашеной жестью, укрепленной кое-где стальными полосками. Бэб принялся стучать в нее ладонью, пока она не приоткрылась чуть-чуть.
      - Привет, - сказал он, обращаясь в полумрак, и дверь отворилась пошире ровно настолько, чтобы впустить их.
      В охране был Тони - широкоплечий парень с низким лбом и сильно вьющимися короткими волосами. Аккуратные усы, красовавшиеся на его лице, уже начинали седеть на кончиках. Он являлся обладателем маленьких глаз неопределенного цвета, трех малышей, пухлой жены, выглядевшей так, точно она постоянно была беременна, кривых ног и запаха, сопровождавшего Тони повсюду, вне зависимости от того, когда он последний раз мылся. Он легонько стукнул Бэба по плечу и немного потискал Дайну, поинтересовавшись в бессчетный раз, не желает ли она полюбоваться на его семейные фотографии.
      Бэб, однако, не позволил девушке задерживаться, оттащил ее от Тони, зная, что она позволяла тому такое фамильярное отношение куда чаще, чем думала сама.
      По дороге в офис она отстала от Бэба и, остановившись, заглянула в щелку между пыльными занавесями в зал. Ее глазам предстала Дениза - высокая, стройная брюнетка, приближавшаяся к тридцати. В этот момент она демонстрировала поистине поразительные акробатические этюды, в которых участвовала нижняя часть ее тела. Дайна уже успела выучить наизусть почти все постоянные номера программы, хотя в ней каждую неделю происходили изменения, и одни артистки сменяли других.
      Дениза перешла к следующему пункту своего выступления. Нашелся доброволец, согласившийся, повернувшись лицом вверх, просунуть свою голову ей между ног, и Дениза перешла к раскалыванию сырого куриного яйца при помощи одних лишь мышц влагалища. Музыка замолкла, аудитория затаила дыхание и замерла на месте. Наконец, с резким треском, яйцо раскололось, и липкая масса потекла в ожидавший рот. Дайна услышала общий вздох из скрытого полумрака зала, сменившийся постепенно усиливавшимися аплодисментами.
      Бэб уже зашел в офис, но девушка продолжала стоять, зная, что Дениза еще даже не разогрелась.
      Дайна завороженно наблюдала, как та обнаженная приступила к "стриптизу наоборот", медленно и эротично подбирая с пола чулки, и натягивала их, лаская свои длинные ноги. Повернувшись, она одела кожаный ремень вокруг талии. Дениза двигалась по сцене, ни разу не взглянув в сторону аудитории, создавая полное впечатление, будто она, сидя дома в совершенном одиночестве, готовится куда-то пойти.
      Теперь уже совсем отвернувшись от зрителей, она прошла к туалетному столику, вывезенном для нее на сцену, и принялась накрашиваться при помощи карандаша для глаз, румян, губной помады и туши. В конце концов она вновь предстала перед публикой еще более прекрасная: не бросавшийся в глаза макияж оттенял ее глаза и рот.
      Потом она начала расчесывать длинные волосы. При каждом движении руки ее грудь прыгала, то опускаясь вниз, то возвращаясь назад.
      Дениза встала провела пальцами вдоль бедер, по бокам, затем положила ладони на груди и принялась мять их, пока их кончики не напряглись. Облизав губы, она быстро провела одной рукой по влагалищу. Ее бедра на мгновение раздвинулись, точно по ним прошла искра электрического возбуждения. В следующее мгновение Дениза сняла бюстгальтер с небольшого зеркала на столике и быстро скользнула в него. Наклонившись вперед, она потерла материю вокруг затвердевших сосков. Нагнувшись, она надела туфли на шпильках.
      Подняв бледно-лиловое длинное платье, она неторопливо втиснулась в него и застегнула молнию на боку. Теперь она была одета весьма скромно, если не считать длинного, до самого пояса разреза на бедре.
      Далее наступил черед украшениям. Дениза нацепила сережки, надела два браслета повыше локтя на одну руку, а на шею - ожерелья, спускавшееся к ней на грудь.
      Она медленно подошла к самому краю сцены. Откуда-то она извлекла пару замшевых перчаток под цвет платью. Ее волосы были перехвачены лентой - так, что она казалась похожей на юную девушку.
      С какой-то чувственной игривостью она натянула перчатки, потирая при этом кончик каждого пальца в отдельности. Потом внезапно она протянула руку к публике-л вытащила на сцену одного из зрителей.
      Без предупреждения Дениза расстегнула молнию на его брюках и извлекла пенис. Слегка наклонившись и вытянув губы, она подула на него и принялась нежно поглаживать его, пока, наконец, не почувствовала, как он возбуждается. Тогда ее движения стали энергичнее, она начала постанывать в такт им. Ощутив предостерегающую дрожь, Дениза отвела назад платье, так что подрагивавший пенис слегка задевал волосы у нее на лобке.
      За кулисами Дайна повстречалась с Эрикой, отдыхавшей на стуле, скрестив перед собой голые ноги и куря маленькую сигару с белым фильтром, на плечи она накинула поношенную рубашку, не прикрывавшую, однако, грудь. Дайна подметила, что Эрика получает удовольствие от собственной наготы.
      - Как у нее это получается?
      Эрика подняла голову. У нее были васильковые глаза и короткие светлые волосы.
      - О ком ты говоришь, liebchen? О Денизе? А. - Она затянулась, крепко сжав при этом чувственные губы. - На самом деле, довольно просто. Она дает им именно те, чего они хотят. Мы знаем, что они собой представляют. - Она пожала плечами. - Знание человеческой природы - вот в чем суть, понимаешь? Что может быть более очевидным.
      - И оно никогда не подводит...
      - О, видишь ли, Дениза знает толк в этом. Я полагаю, она действует как радар. - Эрика положила сигару в стоявшую перед ней зеленую металлическую пепельницу. - Она знает, кого выбрать из зала. Хотя, разумеется, только из первого ряда. Она не выходит по-настоящему туда, к публике. - Она внимательно оглядела Дайну. - Они сами идут к ней. - Эрика слегка улыбнулась, и ее странная холодная улыбка показалась Дайне непостижимой и непроницаемой. - Это - необходимый урок жизни, liebchen, a?