Рюрик милостиво кивал головой в ответ на радостные крики народных толп, заполнивших собой оба волховских берега.
      Около самого Нова-города ладыо Рюрика окружили ладьи со старейшинами всех приильменских родов.
      - Бьем тебе челом, князь наш, свободным вечем избранный! - начал самый старый из них. - Пусть хранит тебя Перун многие лета! От лица всего народа славянского приветствуем мы и тебя, и жену твою! Сделай нам милость: явись на вече, покажи лицо народу твоему и прими от нас смиренные дары наши!
      - Благодарю тебя, старик, - громко заговорил Рюрик, - принимаю за истину я речь твою и верю, что через тебя говорит со мной весь народ... Буду я сейчас на вече вашем и приму там дары, вами приготовленные!
      Все это было произнесено таким властным тоном, что старейшины не нашли сразу ответа. Они только низко кланялись князю, не смея даже сесть в его присутствии на скамьи своих ладей. Каждый из них нутром чуял в Рюрике грозную несокрушимую силу, с которой бороться было уже теперь невозможно.
      Сам же Рюрик после того, как ответил на приветствие послов, не сказал им более ни одного слова. Они как будто перестали существовать для него. Теперь князь ласково говорил с окружавшими его начальниками отдельных дружин.
      Тем временем несколько ладей с вооруженными дружинниками обогнали ладью Рюрика и первыми пристали к пологому берегу Волхова, откуда можно было войти прямо в Нов-город. Легко поднялись они в гору, не совсем вежливо расталкивая толпившийся народ. Сначала это не понравилось новгородцам, но вид закованных в железо варягов сразу же успокоил чересчур вспыльчивых...
      Наконец наступил самый торжественный миг...
      Первый русский князь сошел со скандинавской ладьи на ставшую ему вторично родной землю.
      И Рюрик преобразился... Лицо его запылало восторгом, в глазах заблестел огонь радости.
      - Родная страна, - воскликнул он вдохновенно, - приветствую тебя! Снова вступаю я на родимую землю... Не прежним изгнанником, не враждебным пришельцем прихожу я к тебе, а полновластным властелином твоего народа и верным твоим сыном... О всемогущие боги! Снова примите мою клятву, как некогда принимали вы другую... Клянусь я все силы свои употребить для блага ильменской страны... Клянусь возвысить ее на славу векам... И служить буду ей, насколько сил моих хватит... Не будет неправды при мне в родах славянских, и засияет в них правда ярче солнца... Все, все тебе, родная страна... Отныне не варяг я, не норманн, не пришелец я тебе, а твой верный и первый слуга, преданный сын!.. Горе тем, кто осмелится обидеть тебя, есть отныне у тебя защитник...
      С изумлением слушали окружающие эту несколько беспорядочную речь; но более всего поразило всех горевшее восторгом и воодушевлением лицо Рюрика и крупные капли слез, навернувшиеся на его глаза...
      - А теперь - на вече! - громко сказал, подавив в себе волнение, Рюрик. - Пойдем, покажем лицо свое нашему народу.
      Он бодро шагнул вперед.
      Двое слуг расстилали перед ним богатый ковер, а вокруг, как гул морских волн, неслись восторженные клики:
      - Привет тебе, солнышко наше красное, надежда наш, князь наш великий!..
      XVI
      РУСЬ ЕДИНАЯ
      Прибытие князя, его первое появление пред народом, обращение к вечу обращение гордое, надменное, какого вечевики и вообразить себе не могли, произвели невыразимо сильное впечатление на народ приильменский и в особенности на новгородцев.
      Они до последней минуты воображали, что князь будет для Нова-города тем же, чем были до тех пор его посадники, и вдруг пришлось жестоко ошибиться...
      - Да он на вече-то и внимания не обращает, как будто и нет его совсем, - толковали и в самом Нове-городе, и в родах.
      - Верно, что знать его не хочет!
      Но и это вскоре обратилось в пользу Рюрика.
      - Одно слово - князь самодержавный, кого призы< вали мы и кого нужно было нам. С ним много шутить не будешь! - стали отвечать на замечания о надменности князя.
      - А зато как шел-то он к нам! - восторгалось большинство. - Именно, что солнышко красное!.. Какие ковры пред ним расстилали, чтобы ножек своих не запачкал.
      - Так и быть должно. Не подобает князю нашему прямо по земле ступать сырой...
      - А на вече-то? Ведь он один на помосте стоял.
      - Верно, что один, у самого колокола!
      - Наши старейшины на самой нижней ступени сбились и голоса подать не посмели...
      - Где тут подать! Головой кивнул бы на виновного, и как не бывало его на свете белом!
      - На то он и князь самодержавный! Никто ему перечить не смеет!
      Этим последним доводом заканчивались обыкновенно все разговоры о новом князе. Новгородцы, а за ними и остальные ильменские славяне прониклись сразу же мыслью о неизбежной покорности единоличной власти. а так как это, по мнению большинства, могло вести только к общему благу, то особого неудовольствия в народе не было...
      Но наибольшее впечатление произвел поклон Рюрика собравшимся славянам, а затем и то, что произошло после этого поклона...
      В пояс поклонился князь своему народу.
      - Народы приильменские, - сказал он, - к вам обращаюсь я со своею речью... Добровольно, без всякого понуждения избрали вы меня своим князем, обещаю я послужить на пользу вам, но знать вы должны, что ни с кем никогда отныне, ни я, ни преемники мои не разделят данной вами же власти... Только единой властью силен будет народ славянский. Только в ней одной его могущество, поколебать которое никто не может... Да исчезнет с приходом моим рознь между вами, и да будете вы все как один, а один - как все... Сплоченные, скрепленные, будете вы расти и усиливаться на свою славу, во веки веков...
      Слова эти произнесены были с особым выражением.
      - Что он говорит-то такое, как это все - что один?
      - Что же, и в родах наших старшего не будет?
      - Все это совсем непорядок! - загалдело вече...
      - Хотим жить по-старому, как отцы и деды наши жили!
      - Князь над старейшинами только! Пусть их судит, а мы по-прежнему... К нему только на суд идти будем.
      - Пусть нас на войну только водит да от врагов со своей дружиной обороняет, вот его дело...
      - А в роды мы его не пустим!
      - Не по-нашему - так и ссадим... Не таких выпроваживали.
      - Сам Гостомысл нас уважал!..
      Вече забылось... Может быть, это была просто попытка крикунов заявить о себе, как это бывало раньше при посадниках, может быть, и на самом деле вечевикам захотелось показать, что и они не последние спицы в колеснице нового управления, что они заставят князя разделить свою власть с вечем.
      Но что произошло после этого, надолго осталось в памяти крикунов и послужило им хорошим уроком на будущее.
      Рюрик, заслышав угрожающий гул голосов, выпрямился во весь рост, чело его нахмурилось, в глазах засверкал гнев.
      Он властно протянул перед собой руку и указал на толпу...
      В тот же миг добрая сотня прекрасно вооруженных дружинников бросилась туда, куда указал им вождь. Бряцая оружием, вклинились они в толпу. Натиск их был совершенно неожиданным. Вечевики растерялись и свободно пропустили их к тем, кто громче других выкрикивал угрозы князю. В одно мгновение крикуны были повязаны и подведены к помосту, где их ожидал уже Рюрик.
      Их было около десяти. Они дрожали всем телом, ожидая, что вот-вот услышат роковое для них приказание из уст того, против которого они только что подняли угрожающий крик.
      - Чего вы хотите? Чего вам надо? - возвысив голос, заговорил Рюрик. Или вы не желаете подчиняться моей власти?
      - Ничего, батюшка князь, так мы это, спроста, - нашел в себе силы наконец проговорить один из приведенных.
      - Чего им! Известно чего! - загудело вече. - Думают они, что как прежде горланить можно... Теперь ведь князь, а не посадник...
      - Так слушайте же вы все! ~- загремел Рюрик. - Прошлому более нет возврата... Не будет своевольства в земле славянской - не допущу я этого; сами вы меня выбрали, сами пожелали иметь меня своим князем, так и знайте теперь, что нет в народе славянском другой воли, кроме моей.
      - Истинно так, батюшка князь, - снова загудело вече. - И нам всем эти буяны надоели... Они-то всегда и смуту затевали, благо горло у них широкое... Накажи их в пример другим.
      Все вече было буквально ошеломлено быстрым натиском княжеской дружины. Да и среди вечевиков находилось много сторонников нового князя, даже довольных таким исходом дела.
      - Ишь, сразу смуту затевать начали,- неслось со всех сторон, - поучи их, батюшка-князь, поучи, чтобы и вперед не поваживались.
      Рюрик снова сделал величественный жест рукой, и вече разом замолкло.
      - Слушайте, вы!.. Должен наказать я примерно этих людей, но хочу я с милости начать свое правление, чтобы знали прежде всего, что милостив князь ваш. На этот раз отпускаю я этих людей, дарую им жизнь, хотя они заслуживают смерти! Пусть идут они в роды свои и возвестят там о новом князе своем, пусть скажут они, что отныне всякий, осмеливающийся с осуждением выступать против него, лютой смерти будет предан, - а теперь я докончу то, что говорить вам начал... Нет и не будет отныне на Ильмене родов, каждый и все должны одним законом управляться, одной воле покорными быть, а поэтому приказываю я называть все роды, что окрест по ильменским берегам живут, одним именем, - Русью... Нет более родов приильменских, есть одна на Ильмене Русь, как есть на Руси одна только правда и милость моя великокняжеская... Так знайте и помните это всегда...
      Вече смущенно молчало. Старики недоумевающе переглядывались друг с другом. Приказание князя произвело на них удручающее впечатление.
      - Что же, Русь так Русь, это все едино, - раздались сперва робкие, неуверенные восклицания.
      - А и в самом деле, будем Русью, если так князь наш, батюшка, хочет!
      - Только бы правда одна на Руси была.
      - Вестимо, так!
      Крики эти были прерваны появлением около помоста нескольких старейшин. Это были почтенные старики, убеленные Сединами. Вид их был торжественно-важен...
      Они смотрели на князя гордо и смело.
      Рюрик величавым взором глядел на них в ожидании того, какую они речь поведут.
      - Как сказал ты, батюшка-князь, - заговорил, поклонившись князю в пояс, самый старый из них, - так пусть и будет... Видим мы, что ты действительно пользы желаешь народу славянскому и положишь конец неурядицам нашим. Ты один сумеешь сдержать нашу вольницу, верим мы этому, верим и надеемся, что светлое будущее ждет народ приильменский, чувствуем и верим мы, что и оборонишь ты беззащитных от нападок вражеских, и правого оправдаешь, и виновного покараешь... Потому и кланяемся мы тебе, клятву даем быть тебе верными, беспрекословными слугами, идти за тобой всюду, куда поведешь ты нас... Сами, своей волей, своим выбором свободным призвали мы тебя, так теперь не от добра же нам добра искать... Что здесь мы говорим, то и в родах наших думают; итак, прими ты привет наш, князь русский великий, бьем тебе челом; княжи и владей нами со всем родом твоим во веки веков.
      Лицо Рюрика прояснилось при этих словах.
      - Добро говорите вы, старейшины, - сказал он, - и речь ваша мне приятна, вижу я, что искренни речи ваши, а потому пусть и от меня примет народ мой русский поклон приветливый...
      Князь низко при громких приветственных криках поклонился вечу.
      - А теперь пойдем, принесем жертвы Перуну и веселым пиром отпразднуем прибытие мое, - заключил Рюрик.
      Обо всем этом долго-долго говорили на Ильмене, вспоминая первые шаги вновь избранного князя.
      XVII
      КНЯЖЬЯ ПРАВДА
      Едино солнце на Небе - Божие,
      Едина правда на Руси - княжая.
      Из старинной рукописи
      Сразу же почувствовал народ славянский, что как будто и дышать стало легче на Ильмене...
      Точно другое солнце взошло над великим озером славянским... Взошло и озарило все своим благодатным живительным светом...
      Князь с супругой своей и ближайшими людьми поселился в старом городище. Здесь быстро срубили крепостцу, обнесли весь небольшой остров стенами, а для княжьей семьи и близких людей возвели хоромы.
      Всякий, имевший нужду, - будь то простой родич, старейшина или боярин, - свободно допускался к князю, и каждый уходил удовлетворенный, довольный... Для всех находилось у Рюрика и слово ласковое, и взор приветливый.
      Были, конечно, на Ильмене и недовольные. Рюрик старался быть по возможности справедливым ко всем; но в споре, в тяжбе одна из сторон даже и вполне справедливым решением оставалась недовольна. Так уж всегда бывает, так было на первых порах и на Ильмене.
      Вздумал было какой-то род не подчиниться княжьему приговору по тяжбе, не в его пользу кончившейся. Вздумал и отказался выдать обидчика из числа своих же родичей.
      - Что он с нами поделает! Мы сами за себя постоять сумеем. Пусть-ка попробует заставить нас! - говорили в непокорном роду.
      Послы князя были оскорблены, а тут обиженный снова ударил князю челом.
      - Коли ты не справишься, за меня не заступишься, так мой род сам управу найдет, - говорил челобитчик. Положение было затруднительное. Не удовлетворить обиженного - значило снова дать возникнуть на Ильмене разным неурядицам, но Рюрик быстро нашел выход.
      Он решил пожертвовать одним непокорным родом, чтобы спасти остальные от всех ужасов нового междоусобия.
      Послан был князем сильный отряд, отданы были распоряжения наказать, как можно строже, непокорных.
      Во главе отряда поставлен был даже брат великого князя - Трувор.
      Трувор был молодец решительный, медлить он не любил, все окрестные леса и трущобы знал превосходно. Как снег на голову, явился варяжский отряд в непокорное селенье; прежде чем родичи успели вооружиться и дать отпор, их хижины уже запылали...
      Кое-кто из мужчин кинулся на варягов, но тех было много, вооружены они были прекрасно, и варяги подавили вмиг сопротивление...
      Не удалось спастись и тем, кто попытался укрыться в дремучих окрестных лесах. Трувор послал за ними погоню, состоявшую из воинов, которым каждая тропа была известна. Всех настигли, всех истребили княжеские дружинники, никому они пощады не дали, самое селение с лица земли стерли и, обремененные богатой добычей, вернулись в старое городище...
      Так был приведен в исполнение княжеский приговор.
      Добычу Рюрик частью разделил между всеми варягами, частью отдал обиженному, а женщины непокорного рода стали женами молодых варягов.
      Этот пример подействовал.
      Увидали в родах, как тяжко карает князь непокорных, и никто уже более не осмеливался противиться его приговорам. Поняли родичи, что и в самом деле единая правда воцарилась на Руси, и, волей-неволей, приходилось ей подчиняться...
      Впрочем, все этим были довольны... Ясно увидали люди, что и слабому есть на кого надеяться, есть у кого от сильного защиты искать...
      Сила на Ильмене перестала быть правом...
      Знал обо всех толках и Рюрик, знал и радовался. Понимал он, что доволен им и его правдой народ славянский.
      Но, однако, нашлись и недовольные.
      Однажды Рюрику сообщили, что к нему идет большое посольство от кривичей, веси, мери и дреговичей.
      Слух оказался верным: посольство явилось и принесло князю обильные дары. Рюрик встретил его с возможной пышностью, ласково и милостиво.
      - Бьем тебе челом, княже великий! -повели свою речь послы, когда Рюрик допустил их к себе.
      - Буду вас слушать, - ответил князь, - смело говорите все, чего ищете, и уверены будьте, что поступлю с вами по справедливости... Неправды ищете - вас покараю, за правдой пришли - за вас заступлюсь.
      - Правды ищем мы, княже, твоей правды, за ней и пришли к тебе...
      - В чем же ваше дело?
      - Слушай нас, князь! От лица племен наших говорим мы с тобой... Забыл ты нас, все с одними ильменцами занят... А не одни они на Руси твоей...
      - Знаю, что не одни... Знаю и об вас... Только чего вы от меня хотите?
      - Когда уговорил новгородцев Гостомысл направить послов к тебе, и наши. старейшины вместе с ильменцами клятву тебе давали, и наши старейшины вместе с их старейшинами на поклон к тебе ходили, стало быть, и нам ты князь, а нет у нас твоей единой правды... Прежние смуты творятся в родах наших, а ты далеко от нас, некому виновных покарать, некому и суд между нами творить... Бьем тебе челом, - дай и нам твою правду!
      Рюрик надолго погрузился в глубокую задумчивость, Просьба посланников не удивила его, но заставила искать выход из нового тяжелого положения. Не удовлетворить посланцев четырех могучих племен, оставить их без "княжеской правды" было опасно. Если бы эти племена возмутились, они легко увлекли бы за собой еще не вполне успокоившихся ильменцев.
      - Вижу теперь, в чем у вас дело, - заговорил наконец князь,- вижу, что и впрямь вы правды ищете. Только вот, как быть с вами, не знаю...
      - Раздумай за нас, надежда наша... Слезно молим.
      - Вот я и думаю... Сам бы я к вам пошел, да не могу быть среди вас... Лучше вы ко мне приходите...
      - Далеко к тебе, княже, и не посмеем мы беспокоить тебя из-за всякой малости...
      - И это верно вы говорите! Согласен с вами... Чувствую я, что должен дать вам правду, но как я вам дам ее, об этом узнаете после... А теперь покуда пойдите, отдохните с дороги и спокойно ждите моего решения...
      Князь приказал возможно радушно принять и угостить послов, что и было исполнено. Старого меду для послов не жалели. Они опоражнивали кубок за кубком, славя при этом князя - "солнышко красное"...
      А пока пировали послы, в советной княжеской собрались вокруг Рюрика: его названый брат Олег, Синеус, Трувор, Аскольд, Дир и другие ближние советники. Думали они глубокую думу, как им быть с делом посланцев, .какую им правду дать...
      - Вот что я тебе скажу, мой Рюрик, - говорил Олоф, - и знаю я, что ты примешь совет мой... Одни ли кривичи, одни ли весь, меря, дреговичи под твоей властью? Вспомни ты, что есть, кроме них, и еще другие племена...
      - Я понимаю, что хотел сказать ты, мой Олоф. Знаю, есть еще поляне, дулебы, древляне, но те не клялись мне в верности и не ищут моей правды...
      - Так надо заставить их искать ее, - пылко воскликнул норманн, пусть наши ярлы Аскольд и Дир идут к ним и покорят их под власть твою...
      - Но лучше ты сам, Олоф! - воскликнул Дир.
      - Я - нет! Я останусь с Рюриком, так как дал клятву никогда не разлучаться с ним... А вы, ярлы, такой клятвы не давали... Идите и исполните важное дело...
      Долго говорили о предложении Олофа, и наконец решено было, что пойдут к полянам Аскольд и Дир, займут Киев и объявят все приднепровские славянские племена во власти великого князя русского Рюрика.
      Надумали, как дать правду и кривичам с весью, мерыо и дреговичами.
      На другой день призвал послов к себе Рюрик.
      - Исполню я желание ваше, - сказал он им, - дам я вам свою правду! Сами понимаете, нельзя мне самому постоянно быть среди вас, так вот и посылаю я к вам братьев своих Синеуса и Трувора... Синеус пусть сядет в Изборске, а Трувор в Белоозере... И будут они править вами именем моим. Если же ими в чем будете недовольны, тогда мне на них челом ударите...
      Послы остались как нельзя более довольны таким ответом.
      Спустя немного времени с Ильменя отправились в дальний путь две сильных варяжских дружины. Одна из них сопровождала Синеуса и Трувора к кривичам, другая с Аскольдом и Диром пошла на берега Днепра покорять под власть великого русского князя новые славянские племена.
      XVIII
      ВАДИМ
      Однако не все еще испытания кончились для Приильменья... Волею судьбы суждено было только что образовавшемуся княжеству еще одно, последнее, но зато и самое тяжелое...
      Вадим, сын Володислава, храбро защищавшийся при набеге варягов, не умер на поле битвы. Он обессилел от ран, лишился чувств, видя своего врага победителем. Обморок был так силен, что подошедшие к нему скандинавы приняли его за мертвого.
      Вадим же был жив и когда очнулся, то увидал себя в лачуге болгарского кудесника Мала...
      С поля битвы вынес Мал Вадима. Трудно было бы даже и предположить такую силу, какую выказал при этом дряхлый старик. Словно малого ребенка почти на руках нес он Вадима до берега Ильменя, где у него припасен был легкий челнок. Вадим все еще не приходил в себя. Безжизненным пластом лежал он на дне челнока, беспомощный, бесчувственный...
      Мал, легко управляя веслом, гнал челнок через озеро к дремучему лесу, где ютилась его берлога.
      - Зачем я спасаю его? - тихо бормотал загадочный старик. - Какая сила заставляет меня делать то, что я теперь делаю? На что еще нужна его жизнь высшим существам, управляющим всем в этом мире? Судьба бережет его... На что?
      Вадим не приходил в себя даже тогда, когда Мал уложил его в своей лачуге. Как ни крепка была его натура, не выдержала она все-таки перенесенных потрясений и надломилась. Молодой старейшина в беспамятстве метался, стонал, и только снадобья, которые давал больному старый Мал, несколько успокаивали его.
      Долго он был между жизнью и смертью.
      Но крепкая натура наконец взяла свое и одолела недуг. Мало-помалу Вадим стал приходить в себя.
      Мал без устали ухаживал за ним.
      - Вставай, вставай! - говорил он, когда Вадим несколько окреп. Собери свои силы, тебе предстоит далекий путь!
      - Путь! Куда? Я хочу остаться здесь, старик, я хочу умереть на родимых берегах...
      - Нельзя! Здесь жизнь твоя подвергается опасности!
      - Какой? Разве не все еще миновало для меня! Разве новые удары готовит для меня в грядущем судьба?
      - Почем знать!
      - О старик! Я верю тебе! - вскричал в волнении Вадим. - Что ты сказал мне, исполнилось! Умоляю тебя, скажи еще раз, что ждет меня в грядущем? Молю тебя...
      Мал усмехнулся и загадочно покачал головою.
      - Пожалуй, я могу сказать тебе это! - отвечал он.
      - О, скорее, не томи меня!
      - Мне не надо даже спрашивать судьбу, чтобы ответить тебе на этот вопрос. Все ясно и так... В грядущем ждет тебя то же самое, что и всех других...
      - Но что?
      - Смерть!
      Ответ был прост, но на Вадима он произвел ужасное впечатление. Со стоном опрокинулся он на свое ложе, бешенство отразилось на его лице.
      - Или ты хочешь быть вечным? - спросил, заметив его волнение, Мал. Напрасно! На земле все смертно!
      - Не то, Мал, не то! - закричал Вадим. - Совсем не то! Но скажи мне, неужели я погибну от руки заклятого моего врага?
      Старик снова покачал головой.
      - Нет, высшие существа не судили тебе этого! Твой враг будет неповинен в твоей смерти.
      Вздох облегчения вырвался из груди Вадима.
      - О, тогда я не страшусь умереть! - произнес он. - Тогда я уверен, что найду случай отплатить врагу за все и насладиться его предсмертными мучениями.
      - Не надейся на это! Не забывай, что я уже однажды сказал тебе. Твой враг - любимец судьбы, и она свято будет хранить его от всех несчастий. Не удастся тронуть волоса на голове его... Но перестанем говорить об" этом... Помни, ты должен уйти отсюда, потому что жизнь твоя здесь не в безопасности...
      В самом деле, Вадим прекрасно понимал, что оставаться на Ильмене для него не было ни малейшей возможности. Господствовавшие тогда в Приильменье норманны не оставили бы в живых прославившегося своей храбростью князя...
      Едва поправился он, сейчас же ушел с ватагой удальцов, которых собрал для него Мал, на Днепр, где и оставался до тех пор, пока туда не прибыли с своими дружинами Аскольд и Дир...
      Опять явились ненавистные враги, и Вадим теперь спешил вернуться в Приильменье. Он слышал, что свободное вече призвало из-за моря какого-то Рюрика с двумя братьями на княжение, но кто это был - он даже и не подозревал.
      Пришел он как раз в то время, когда ильменская вольница воспрянула духом... Тяжела показалась ильменцам власть княжеская, и вспомнили о Вадиме.
      - Эх, когда бы был Вадим! - говорили в родах. - Справились бы мы с князем...
      - Только Вадим против него и мог бы пойти!
      - Не мало бы народу за ним последовало!
      - Воскресла бы вольность славянская!
      Кое-где в родах прислушивались к этим разговорам, но пока что они велись втихомолку, шепотом, а потому и не достигали Рюрикова городища.
      Очутившись в родимых местах, Вадим прежде всего позаботился о разведке. Он решил пока никому не объявлять о своем возвращении, а разузнать, кто такой Рюрик, какое положение занял он, велика ли его охрана и как можно было бы вести с ним борьбу...
      Однажды, одолеваемый мрачными думами, Вадим на легком челноке подплыл к Рюрикову городищу и заметил, что около княжеских хором стояли толпы людей и по Волхову у берега островка зачалены были челноки и ладьи. Среди них одна особенно выделялась убранством.
      - Здесь кого-то ждут? - спросил Вадим у старика, сидевшего на корме лодки, к которой подтянулся он на своем челноке.
      - Князя нашего, солнышко красное ждем, - последовал ответ, - в Новгород на вече он отправляется пред отъездом своим к кривичам, так вот мы и собрались приветствовать его.
      Вадим остался ждать появления князя.
      Громкие радостные крики заставили его приподняться в лодке.
      Из ворот городка, окруженный толпой дружинников, приветствуемый громкими восторженными криками народа, выходил тот, кого он считал своим заклятым врагом...
      Кровь ударила в голову Вадима...
      Да! Это он - он, заклятый его враг! Как он статен, величав, могуч, как радуется при виде его народ... Но недолго! Вадим вернулся, и теперь между ними начнется последняя решительная борьба...
      Крепко стиснув зубы, отчалил Вадим свой челнок...
      А Рюрик, не подозревая, что егокровный вр.аг так близко, садился в свою ладью. Нехорошие вести принесли ему из земли кривичей. Нежданно умер в Изборске брат его Синеус, и кривичи звали к себе князя, опасаясь, что, оставшись без правителя, они снова станут жертвами своих родовых раздоров...
      Рюрик решил не медлить и отправился в путь, объявив о своем отъезде новгородскому вечу.
      Вадим видел, как поплыли по Волхову ладьи с князем и его дружиною, и скрежетал зубами, слыша громкие клики провожавшего своего князя народа.
      XIX
      ПОСЛЕДНЯЯ ВСПЫШКА
      "Вадим вернулся", - эта весть с быстротою молнии пронеслась по всему Ильменю.
      Такого известия было вполне достаточно, чтобы поселить надежду в сердцах недовольных...
      - Будет дело мечам! Сумеет он отстоять страну родную! - говорили в приильменских селениях.
      - Много за ним пойдет народу! Храбрый он вождь!
      - Свой, настоящий, не чужой!
      - Только бы Нов-город подался, в родах удальцы найдутся.
      - Ладно ли только? Ведь снова польется кровь, - пытались вразумить крикунов более благоразумные.
      - Польется в последний раз... Прогоним Рюрика и возьмем себе князем Вадима! Выберем его, как того выбрали.
      - И он нам правду даст!
      - Да какую еще правду-то, - свою, а не варяжскую...
      Заволновался, зашумел Ильмень, зазвенели мечи в родах славянских.
      И время для возмущения было как нельзя более удобное. Князь отсутствовал, уехал он с дружинами своими к кривичам. Горе нежданно подкралось к Рюрику. Узнал он теперь, что умер почти одновременно с братом Синеусом и другой его брат - Трувор; волей-неволей пришлось князю покинуть Ильмень...
      Отправившись в далекий путь, Рюрик сделал ошибку, взяв с собой и единственного своего друга, который бы мог его заменить, - Олофа. Впрочем, мог ли предвидеть он, что опасность для молодого государства была так близка?..
      Во главе оставшейся небольшой дружины был поставлен храбрый на поле битвы, но малоопытный в делах правления воин по имени Руар. По его мнению, все было спокойно на Ильмене, опасаться было нечего, а петому Руар с дружиной после отбытия князя повел довольно беспечный образ жизни.
      Вадим между тем делал свое дело. Один, без дружины, без всякого подготовления являлся он в роды и повсюду говорил так убедительно, что не только юноши, но и старики заслушивались его.
      Заслушивались и вспоминали прежнее...
      Как прежде-то жилось привольно! Каждый сам себе старший был и знать ничего не хотел, а теперь вот прислушивайся к тому, что на Рюриковом городище скажут...
      Поэтому-то и находили себе отклик и сочувствие в сердцах славянских пылкие речи Вадима.
      - Веди нас! Все за тобой пойдем, - слышались восторженные возгласы.
      - Будь нам князем, дай нам правду не варяжскую, а родную, ильменскую...
      Вадим, конечно, знал цену этим словам. Понимал он, что, свергнув одного князя, ильменцы не задумаются прогнать и другого, но какое ему было до этого дело?
      Он чувствовал, что идет на отчаянное дело, что очень и очень у него мало средств для борьбы, но все-таки шел, шел напролом.
      А в Рюриковом городище шли беспечные пиры. Руар окончательно позабыл, что он не на родимых ему скандинавских берегах, а среди буйного, не смирившегося еще окончательно народа.
      Эфанда более сознавала всю опасность положения, чем беспечный воин. До нее дошли уже слухи, что на Ильмене далеко не все спокойно... Те самые женщины, которым она всегда оказывала милость, и принесли первые тревожные вести.
      Они сами были перепуганы за своих сыновей, служивших в варяжской дружине.
      Что, как придется им идти смертным боем по приказанию князя на родимые селенья? Проливать кровь своих отцов и братьев? Ведь все они пойдут за князем, потому что преданы они ему, не оставят они его в дни тяжелого испытания.
      - Мутит всех Вадим! Снова на Ильмень вернулся, проклятый! передавали Эфанде. - Как бы какого греха не вышло, ты бы князю-батюшке весточку послала.
      Эфанда припомнила рассказы своего супруга о том, какую роль играл Вадим в судьбе Рюрика, и поняла, что опасность действительно существует...
      Она пробовала говорить Руару, но тот только рукой махнул...
      - Да разве посмеют они вздохнуть громко? - говорил он в ответ на все доводы княгини. - Узнал я их довольно! Трусы они, и больше ничего!... Чуть что - пятерых наших воинов достаточно, чтобы весь Ильмень с лица земли стереть!