– Ну, сучьи дети! – Олег щелкнул ногтем по газете, пробив в ней дырку. – Ты только прочитай вот этот пассаж!
      Бегемот перевел взгляд на пострадавшее место.
      "…Думаю, сколь ни была бы противоречива и сложна та или иная фигура ростанийской истории, ее подлинная роль в строительстве и защите Пути Справедливости рано или поздно получит свою объективную и однозначную оценку.
      Разумеется, однозначную не в смысле одностороннюю, обеляющую или эклектически суммирующую противоречивые явления, что позволяет с оговорочками творить любой субъективизм, "прощать или не прощать", "выбрасывать или оставлять" в истории.
      Однозначную – значит, прежде всего конкретно-историческую, внеконъюнктурную оценку, в которой проявится – по историческому результату! – диалектика соответствия деятельности личности основным законам развития общества. В нашей стране эти законы были связаны с решением вопроса "кто – кого?" во внутреннем и международном аспектах. Если следовать желвачевской методологии исторического исследования, то прежде всего, по словам А.В.Треморова, надо ярко показать, как жили, как трудились, во что верили миллионы людей, как соединялись победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм масс и нарушения народной законности, а подчас и преступления.
      Недавно одна моя студентка озадачила меня откровением, что-де классовая борьба – устаревшее понятие, как и руководящая роль пролетариата. Ладно бы такое утверждала одна она. Яростный спор, например, вызвало недавнее утверждение уважаемого академика о том, что-де нынешние отношения государств двух различных социально-экономических систем лишены классового содержания.
      Допускаю, что академик не счел нужным объяснить, почему он несколько десятилетий писал о прямо противоположном – о том, что мирное сосуществование есть не что иное, как форма классовой борьбы на международной арене. Выходит, теперь философ отказался от этого. Что ж, взгляды, бывает, меняются. Однако, как мне представляется, долг ведущего философа все же повелевает ему объяснить хотя бы тем, кто учился и учится по его книгам: что, разве сегодня международный рабочий класс уже не противостоит мировому капиталу в лице своих государственных и политических органов?.." – Это еще что, – хмыкнул Олег, – ты дальше читай. Там про космополитизм пассаж парой абзацев ниже.
      – Где? А, вижу…
      "Тревожит меня и вот что: с воинствующим космополитизмом связана ныне практика "отказничества" от народной справедливости. К сожалению, мы спохватились лишь тогда, когда его неофиты своими бесчинствами мозолят глаза перед самыми святыми историческими памятниками. Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену "местожительства", а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на "отказничество" как на некое проявление "демократии" и "прав человека", талантам которого помешала расцвести "застойная справедливость". Ну а если и там, в "свободном мире", не оценят кипучую предприимчивость и "гениальность" и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад…" Олег выхватил "Народную Ростанию" из рук начальника канцелярии и потряс ей в воздухе, потом небрежно бросил на стол. Листы газеты разлетелись по ковру.
      Народный Председатель принялся возбужденно ходить из угла в угол.
      – Ну и чего ты раздухарился? – лениво спросил Бирон. – Подумаешь, еще одна преподша научных основ Пути Справедливости. Ее этому всю жизнь учили. Ты-то чем удивлен? Институт забыл? Или в первый раз эту газетенку в руки взял, что ли? Там же все такие, на голову ушибленные.
      – Если не считать той мелочи, что статья вышла через три дня после моего интервью в "Новостях", я ничем не удивлен, – зло буркнул Олег. – Эта Первозванова – мелкая сошка, пустое место. Мне не интересно, что она вбивает в головы несчастным студентам. Мне интересно, какой хрен с горы дал указание поставить эту писульку в номер.
      – А при чем здесь твое интервью? – насторожился Бирон.
      – Ты его вообще читал? – Олег обошел стол и бухнулся в жалобно скрипнувшее кресло.
      – Нет. Зачем? – начальник канцелярии пожал плечами и сдержанно зевнул. – Мы же обговаривали содержание. А мелочи контролировать – на то у меня специальные люди есть.
      – Содержание мы обговаривали. А вот детали ты не знаешь. А у меня там как раз есть пара фраз насчет "космополитизма". И о том, что пора пересматривать наши отношения с Сахарой в контексте изменившейся международной политической ситуации.
      – Так, – Бирон насторожился. – Под рукой есть?
      – Есть. Обрати внимание на пятый вопрос.
      Олег выдернул из-под кипы бумаг помятый номер "Новостей" и кинул ему. Начальник канцелярии на лету подхватил газетную тетрадку и зачитал вслух:
      – "…современная Сахара разительно отличается от той, что была полвека назад.
      Классовая борьба пролетариата сделала свое дело: владельцы заводов и фабрик поняли, что им выгоднее жить в мире со своими работниками. Современное капиталистическое производство учитывает интересы не только собственников, но и наемных рабочих. Профсоюзы защищают права пролетариата настолько эффективно, что даже забастовки в настоящее время достаточно редки. Фактически капитализм мирно, эволюционным путем, инкорпорировал в себя многие идеалы Пути Справедливости.
      Полагаю, в относительно недалекой исторической перспективе можно говорить о конвергенции двух политико-экономических формаций, их схождению к одной исторической сущности, гармонично включающей в себя элементы обеих систем.
      Разумеется, и для народной экономики Ростании необходимо задействовать многое из южного опыта. Очень аккуратно, с учетом исторических реалий и далеко не все, но, тем не менее, задействовать.
      Интеграция в мировую экономику на современном этапе чрезвычайно важна для нас.
      Закрывать глаза на то, что мир меняется, чрезвычайно опасно, и многое из того, что ранее называлось космополитизмом, на самом деле требует переосмысления с современных позиций…" – Ну ты даешь, фокусник, – усмехнулся Павел. – Разумеется, на тебя сейчас всех собак спустят. Ты-то на что рассчитывал после таких заявлений? Думаешь, Нарпред – и все, твори что хочешь? Знаешь, сколько по стране таких первозвановых?
      Сидящих на тепленьких местечках преподавателей политэкономии, инструкторов, профоргов, общественников и на прочих непыльных местечках? Десятки, а то и сотни тысяч, целая армия! Они в жизни полезным трудом не занимались, только другим рассказывали, как хорошо простому человеку жить у нас и как плохо – у них. А ты под них копаешь, почву из-под ног выбиваешь. Куда они пойдут в случае чего? Да они тебя в клочья порвут за свои зарплаты.
      – Пашенька, – Олег наклонился вперед, губы искривила злая улыбка, – я не младенец. Я знаю все это как минимум не хуже тебя. Того надутого болвана, что у нас на истфаке на четвертом курсе научную философию преподавал, я до сих пор помню. И именно его я держал в голове, когда продумывал, что говорить буду.
      – Ну и что тебе не нравится? – осведомился Бирон. – Я так понимаю, именно такой реакции ты и ожидал, провокатор. От меня-то тебе чего надо?
      – Ожидал, – согласился Народный Председатель. – Да только не через три дня и не в центральной газете. Так что от тебя, друг мой любезный, мне нужна информация.
      Кто на самом деле эта госпожа Первозванова, кто за ней стоит, кто дал указание напечатать письмо… Понял? А потом… – Он сделал движение, словно скручивал голову курице. – Если они хотят открытой войны, они ее получат. Устал я от подковерных игр. В конце концов, меня всенародным голосованием выбрали…
      – При помощи Хранителей, – хладнокровно уточнил Бегемот. – Точнее, того кадра, который тебе в том мире явился. Жа… Жабо?
      – Джао, – внезапно Олег как-то погас. Он откинулся на спинку кресла, его взгляд сделался сонным, напряжение сошло с лица. – Да, Джао. И Робин.
      Бирон внимательно посмотрел на Кислицына.
      – Все еще не отошел? – сочувственно спросил он.
      – Да какое там отошел… – махнул Олег рукой. – Все думаю, может, еще раз у врача своими мозгами поинтересоваться. Не у Келукайне, а у кого еще. Может, я все-таки свихнулся, а? Все эти инопланетяне, модели, эталоны…
      – Я тебе одно повторить могу, что уже тысячу раз говорил, – Бирон скривился. – Если бы я своими глазами не видел Хранителей, если бы не просмотрел десяток кинушек из закрытых архивов на предмет их возможностей, я бы, возможно, и решил, что ты крышей поехал. А после кинушек… Короче, расслабься и выжидай. Только поаккуратнее с этим "такуналом". Еще подсядешь на колеса – вот подарочек будет Ведерникову сотоварищи! Нарпред-торчок – классный повод свернуть все реформы.
      – С "такуналом" я завязал, – рассеянно сообщил Олег. – Думать мешает. Я вот чего понять не могу – как время в том мире и у нас соотносится? Сначала вроде бы один к одному шло, если по первым сливам памяти судить. А теперь, выходит, у нас быстрее? Вот блин! И сколько мне теперь очередной серии ждать?
      – Расслабься, – посоветовал Бирон. – Вообще не думай о этом. Воспринимай как кино. А хочешь, я тебе настоящих фильмов подкину? Фантастических, сахарских? Там такие спецэффекты – жуть, на компьютерах рисуют. Это тебе не модельки на ниточках, как у нас. Ребята из первого управления из загранкомандировки притаранили штук тридцать на пятерых. Не нелегалы, мать их за ногу, а фарцовщики какие-то! Надо?
      – Потом как-нибудь, – Олег встряхнулся. – Ладно, если у тебя дела, можешь топать. Не забудь, о чем просил. Только потише как-нибудь, неофициально выясняй.
      Может, Шварцмана подключить, а то он только зря казенные фонды проедает.
      – Заметано, – кивнул начальник канцелярии. – Сделаем клиента без шума и пыли.
      Кстати, читал отчет о вчерашнем митинге под Варежкой?
      – Где? – озадаченно спросил Олег.
      – Не знаешь? – поразился начальник канцелярии. – Ну ты даешь, абориген хренов.
      Этот, как его, памятник сталеварам и танкистам у Северного вокзала, там еще мужик стоит с вытянутой вперед рукой, – он вытянул руку, изображая позу чугунного мужика.
      – И что?
      – А на руке – варежка, – терпеливо пояснил Бирон. – Защитная, сталеварская.
      – Да я не про варежку, – мотнул головой Народный Председатель. – Что там с митингом?
      – Ничего особенного. Неформалы опять толкуют про реформы, про ускорение… Ну, в общем, некоторые твои речи пересказывают.
      – Замечательно. Всю жизнь мечтал о такой популярности. И что? Надеюсь, не разгоняли водометами?
      – Да нет, там всего человек полста тусовалось. Приехал патруль УОД, настучал паре особо неформалистых и крикливых электродубинками по рогам, остальные сами разошлись. Даже не арестовали никого. Я как отчет одэшников прочитал, с самим Голосуповым связался. Тот говорит, специально дал директиву не зверствовать особенно, если митинги, пусть и несанкционированные, в твою поддержку.
      – Смотри-ка, у него даже мозги какие-никакие имеются, – хмыкнул Олег. – Знаешь что, друг ситный, сделай-ка ты мне вот что. Собери информацию о настроение в обществе на предмет поддержки всей этой галиматьи. Ну, там перестройка, ускорение, все такое. И дай то же задание Голосупову. Интересно мне сравнить твои отчеты и общественников.
      – Сделаю, – Павел вытащил записную книжку и поставил пометку. – Не доверяешь, значит…
      – Да, не доверяю, – задумчиво согласился Олег. – Не нравится мне Голосупов в последнее время. Печенкой чую – что-то с ним не так. Скользкий какой-то стал, взгляд уклончивый. Наш ли он все еще человек, вот в чем вопрос.
      – Да куда он денется, – Бирон махнул рукой. – Знает же – если ты слетишь, то и он ласточкой за тобой отправится. Даже в свою дыру выдринскую простым опером – и то вряд ли.
      – С того момента, как я его из Выдринского управления вытащил, почти год прошел.
      Люди меняются, да и времени для того, чтобы осмотреться и мостики навести, достаточно имелось. Нет, ничего конкретного сказать не могу, но вот что-то в нем…
      – Ладно, тебе виднее. Телепатом у нас всегда ты работал, – Бегемот серьезно кивнул. – Пригляжусь получше.
      – Приглядись. И вот еще что. Ты ведь досье на меня ведешь?
      Павел дернулся в своем кресле, и Олег поморщился.
      – Ладно, не ври. По глазам вижу, что ведешь. И правильно делаешь. Нужно вот что.
      Пришли мне диктофон и кассет к нему. Я хочу надиктовать на него все, что помню из "той" жизни. За неделю, думаю, управлюсь. Потом отдашь доверенной машинистке для расшифровки и приложишь к делу. Если я все-таки свихнусь от такой жизни, должны остаться полные материалы. Параллельно расконсервируешь рабочую группу – или что там было в канцелярии – по Хранителям. Прошерстишь еще раз особо тщательно на предмет допуска и начнешь заново расследовать все, что о Хранителях известно. Все, до последних мелочей. Все артефакты, живые или мертвые – пофиг, все свидетельские показания – все, что можно. Мои воспоминания туда же отдашь, пусть думают, как они в общую картину укладываются. Надеюсь, я в том мире не слишком поглупел и догадаюсь вытянуть из этих Джао и Робина что-то еще. Ясно?
      – Ясно. Сегодня вторник… Ага, до конца недели как раз все успеем, – Бирон снова черкнул в своей книжке.
      – Замечательно. Что там с Оксаной?
      – Наружка приставлена, люди самые опытные. Ни один волосок с головы не упадет за пределами парикмахерской, – Бирон жизнерадостно гыгыкнул. – Слушай, что ты мучаешься? Девочка – класс, перевези ее к себе и наслаждайся еще и в этой жизни.
      А то ведь найдет себе кавалера, и что делать станешь? От ревности сохнуть?
      – Успеется с перевозкой, – сквозь зубы проговорил Олег. Внезапное ему захотелось как следует врезать старому приятелю по зубам. – Охранять как сейфы Госфонда, и не более того, – он резко выдохнул. – Ладно. Ты когда в кабинет заходил, не видел, сидит там этакий хмырь в больших очках и с усами?
      – Сидит, – подтвердил начальник канцелярии. – Я еще подумал, что рожа больно знакомая. Кто это?
      – Ну как же, – усмехнулся Олег. – Директор Мусельского автомобилестроительного, некто Краличка Герман… как там его… Иосифович. Напросился на прием пару дней назад. Втолковывал что-то насчет нереальных планов, что Пряхин посоветовал обратиться лично ко мне… Да из твоего же отдела мне его дело доставили.
      – Издалека как-то раз видел, – Бирон пожал плечами, – а вживую не общался.
      Запомню. Позвать, когда мимо пойду?
      – Сделай милость.
      Бирон легко выбросил тело из кресла и смачно потянулся.
      – Ладно, борись тут. А у меня еще дел невпроворот, – он развернулся к двери.
      – Типа строительство своей дачки проинспектировать? – ехидно спросил его Олег в спину.
      Начальник канцелярии замер и медленно повернулся к Народному Председателю.
      – Не сомневайся, в курсе, – уверил его Олег. – И не только этого. Пашенька, родной, я же тебя с детства знаю. Кто у меня в третьем классе морскую раковину из шкафа увел? То-то же. Зарываться начал, дружище, ох, зарываться. Взятки берешь, да?
      Физиономия Бирона медленно наливалась краской.
      – Расслабься, родной, – ласково сказал ему Олег. – За раковину я уже давно не сержусь. У всех свои слабости. Но сейчас ты, Пашенька, постарайся себя в рамках держать, ага? Неприятно будет, если начнут гулять слухи, что начальник нарпредовской канцелярии на лапу берет. Эй, слышь, Бегемот, выдыхай!
      Павел часто и тяжело задышал.
      – Голосупов заложил, да? – осведомился он. – Или Безобразов? Вот суки, и дачка-то всего на два этажа, не чета шиммелевской или ведерниковской, а все уже стучат как дятлы.
      – Может, Голосупов, – согласился Олег. – Может, Безобразов. А может, и кто-то из твоих стучит. Паша, – он посерьезнел, – пойми – Народный Председатель не может зависеть от одного источника информации, пусть даже от своего лучшего друга.
      Поэтому альтернатива твоим отчетам у меня всегда будет. Не обижайся, жизнь такая, паскудная. Что же до дачи, то я в курсе ее размеров, как и размеров поместий прочих министров. Ничего против не имею, только… не зарывайся, ага?
      – Ладно, – вздохнул Бегемот. – По крайней мере, за лучшего друга спасибо. Ну, я пошел.
      Покачав головой, он повернулся и вышел. Впрочем, когда он переступал порог кабинета, его походка стала обычно-жизнерадостной. Олег улыбнулся краем рта. У воды да не замочиться невозможно. Главное – чтобы чувства безнаказанности не появилось. Особенно у Бегемота. Чувствуется в нем в последнее время… как бы это сформулировать… самоуверенность? Нет. Бесшабашность? Нет. В общем, что-то такое…
      – Можно? – дверь приоткрылась, и в щель просунулся длинный нос господина Кралички. – Павел Оттович сказал, что…
      – Проходите, Герман Иосифович, – пригласил его Олег, стараясь, чтобы голос звучал как можно более радушно. Директор МАЗа почему-то внушал ему инстинктивное отвращение. Может, из-за бегающего взгляда или из-за вороватых повадок. Или из-за чего-то еще?
      Гость, озираясь по сторонам, осторожно прокрался по ковру и аккуратно присел на краешек кресла. Было похоже, что в столь высоком кабинете ему довелось оказаться впервые.
      – Итак, Герман Иосифович… – Олег сделал вид, что роется в бумагах, разыскивая документ. На самом деле письмо Кралички он заранее положил на удобное место, но не следовало показывать этому уроду, что его воспринимают слишком серьезно. – Да где же оно?.. А, вот! Итак, мне в руки попала копия вашей докладной записки в канцелярию Комитета легкого машиностроения. Посмотрите, пожалуйста, это вы писали?
      Он протянул бумагу в сторону Кралички. Тот, вглядевшись, часто и мелко закивал.
      Интересно, соглашается он или же просто трясется от страха? Ладно, предположим, что молчание в любом случае является знаком согласия.
      – Прекрасно. Значит, вы пишете, что – цитирую – "проблемы с качеством выпускаемых нами легковых автомобилей марок "Агата" и "Кумбари" обусловлены временными трудностями с поставками запчастей от смежников, а также с падающим качеством этих запчастей". И именно поэтому вы не способны выполнять план. Это так?
      Директор Мусельского автозавода снова мелко закивал. Олегу стало немного жаль его. Этот крупный, с благородной сединой в волосах мужчина наверняка сам умеет орать на подчиненных так, что стекла в окнах дребезжат. Но процедура получения пистона от вышестоящего начальника по канонам бюрократических игр предписывала полную покорность независимо от степени вины, и именно эту покорность он сейчас так старательно демонстрировал.
      – Понятно. А вот у меня есть еще одна статистика, – Олег потряс в воздухе другой бумажкой. – Отделения моей канцелярии в пятидесяти крупных городах нашей необъятной Родины запросили информацию у государственных автомобильных мастерских на предмет причин выходов ваших автомобилей из строя. Запросить информацию у тьмы мелких частников, подрабатывающих тем же, по понятным причинам нам не удалось, ну да нам хватит и этого.
      Он придал голосу вкрадчивости.
      – Смотрите, что получается. Если свести воедино и обобщить разные категории причин, то примерно семьдесят процентов всех поломок обусловлены именно некачественной заводской работой. Например, это проблемы с технологическими допусками, отклонения в рамках которых у вас почему-то накапливаются так однонаправленно, что винты в совмещенные отверстия приходится забивать молотками, а подвеска выходит из строя уже через пару месяцев эксплуатации. Это скверная сборка – те же гайки просто не затягивают до конца, если вообще удосуживаются их накрутить. Это, в конце концов, банальное воровство комплектующих – значительную часть машин владельцам приходится доукомплектовывать самостоятельно, покупая украденные запчасти на черном рынке, куда они попадают прямиком с вашего завода!
      Олег многозначительно наклонился вперед.
      – Откуда на черном рынке берутся эти запчасти, кстати, – зловеще проговорил он, – это отдельный вопрос, которым еще займутся компетентные органы. И, сдается мне, Герман Иосифович, вы знаете об этих материях куда больше, чем изображаете.
      Но пока отставим эту проблему в сторону. Сейчас меня больше волнует, почему наши отечественные автомобили, в первую очередь вашего производства, – слово "вашего" он произнес с нажимом, – в народе не называют иначе, чем "ведрами с болтами"?
      Директор МАЗа вытер вспотевший лоб рукавом пиджака.
      – Это… это преувеличение… – быстро забормотал он. – Издержки технологического процесса… Мы только пять лет как закончили перевод конвейеров на сборку гравишасси…
      – Только? – гаркнул Олег во все горло. Краличка испуганно отпрянул и сжался в своем кресле. – Только пять лет? А что вы занимались этим переводом еще десять лет до того, это вы забыли? А что до перевода к вашим машинам относились точно так же, забыли? Почему когда на ваших заводах работали иностранные инженеры, их построившие, с машинами все было в порядке, а после того, как они уехали, весь порядок пошел в жопу? Вы будете мне рассказывать, что самовольное изменение техпроцесса, подмена одних материалов другими, подешевле, раздолбайство рабочих на производстве вплоть до неприкрытого пьянства на рабочем месте – это из-за того, что вы не успели толком внедрить новые технологии? Не рассказывайте мне сказки!
      Он грохнул кулаком по столу.
      – Переваливать свою вину на других все мастера! А вот как самим что-то правильно сделать…
      – Но наше конструкторское бюро… – испуганно пискнул Краличка.
      – Ах, ваше конструкторское бюро? – зловеще протянул Олег. – Сейчас вы расскажете мне, как они доказали, что замена материалов вполне обоснованна? Что тридцатипроцентный разброс мощности гравиэмиттеров в рамках одной матрицы – это допустимые рамки? Что развал этих эмиттеров, в течение первого месяца эксплуатации матрицы увеличивающийся на семь-десять градусов – это нормально?
      Что треть ДТП, причиной которых являются неисправности системы управления – это такая херня, на которую можно наплевать с высокой башни? Что через пень-колоду оцинковка корпусов, из-за которой они через год сгнивают, в пределах допусков?
      Оч-чень интересно. Знаете что, Герман Иосифович, мне тут в голову пришла одна небольшая идейка. Знаете, какая?
      Он посмотрел на директора немигающим взглядом, словно удав на кролика. Потом медленно протянул руку к телефону, не отрывая от директора взгляда, снял трубку и нажал на кнопку вызова Безобразова. После нескольких гудков в динамике щелкнуло.
      – Да, Олег Захарович? – осведомился без пяти минут генерал.
      – Жоэль Иванович, тут у меня возникло желание проветриться, – спокойным тоном произнес Народный Председатель. – Нет, недалеко – в область. В Мусельск. Да, на автозавод. Обеспечьте машину с двумя охранниками к третьему подъезду. Серую. Да, прямо сейчас. Спасибо.
      Он аккуратно положил трубку и растянул губы в ледяной улыбке, больше смахивающей на оскал.
      – Сейчас, Герман Иосифович, мы с вами просто проедем на вверенное вашим заботам предприятие и посмотрим, как там обстоят дела на самом деле. В том числе и в вашем хваленом КБ.
      Когда Краличка увидел, на чем им предстоит ехать, у него округлились глаза.
      Кажется, даже коленки от изумления трястись перестали. Кодовое слово "серая", мимоходом брошенное в разговоре, означало вовсе не цвет машины. Когда в свое время Олег настаивал на том, чтобы ему оставили возможность передвигаться незаметно, не в огромном официозном гробу с эскортом и музыкой, а на одиноком авто, он довел Безобразова чуть ли не до инфаркта. Начальник охраны выдал продолжительную речь на тему того, что не видит возможности обеспечивать безопасность высшего лица государства в таких обстоятельствах, и заткнулся только после того, как Олег мягко намекнул ему, что здесь никого насильно не держат. Месяц после этого Безобразов ходил мрачнее тучи, пока канцелярия, наконец, не получила переделанный по спецзаказу подходящий автомобиль.
      Невзрачная "молния-22", более подходящая какому-нибудь чиновнику средней руки, на деле представляла собой шедевр автомобильных технологий. Фактически внутри уже не осталось практически ничего от оригинальной начинки. Стандартную маломощную гравитационную подушку заменили на комбинированную колесно-гравитационную схему – пойдя на повышение, Безобразов скорешился с Полозковым, и тот слил ему данные о новейших сахарских разработках, позволявших с помощью дистанционно наведенных флуктуаций в гравиподушке делать автомобиль совершенно неуправляемым. И на колесах, и в парении двигатель мог работать и от аккумуляторов, и на дизельном топливе, и в любом варианте разгонялся на шоссе до ста пятидесяти за восемь секунд. И это несмотря на корпус и стекла, которые не пробивались пулей из тяжелого армейского пулемета даже с расстояния в три метра.
      В качестве довеска механики спецмастерской умудрились увеличить объем внутреннего пространства, так что пять человек там теперь помещались с относительным комфортом. Олег, впрочем, ездил на переднем сиденье, рядом с шофером, и о том, как широкоплечие охранники помещаются сзади втроем, предпочитал не задумываться.
      Разумеется, даже такой машине Безобразов жизнь Нарпреда полностью не доверял.
      Где-то глубоко в ее потрохах жил своей автономной жизнью радиомаяк, а на расстоянии примерно в километр всегда держались две или три машины сопровождения, готовые прибыть на сигнал бедствия в течение минуты. Но такая схема давала относительную иллюзию свободы и позволяла Олегу наносить внезапные визиты туда, где его совсем не ждали. В самом начале своего нарпредства он довольно часто использовал чудо-машину для нанесения таких визитов, но со временем эта забава ему поднадоела. И вот теперь автомобиль снова пригодился.