Света и Григорий начали встречаться. За ней никто еще так не ухаживал. Он изо всех сил старался сделать ей приятное. Цветы на ее столе отныне не переводились. Это не укрылось даже от глаз шефа.
      – Какого я нам, Светлана, юриста-то нашел. И работник замечательный, и еще кому-то в радость. Лицо-то у тебя совершенно другое последнее время стало. А то ты была какая-то очень печальная.
      «Неужели это так бросается в глаза?» – удивилась Светлана, которой казалось, что она прекрасно скрывает свое состояние.
      – Смотри, не упусти, – продолжал Леонид Петрович. – Подобные молодые люди на дороге не валяются.
      – Вам-то какая от этого корысть? Вот выйду замуж, уйду в декрет, и останетесь вы беспризорный, – отшутиться она.
      Леонид Петрович задумался.
      – И правда не в моих интересах. Ну ничего. Готов пожертвовать собой ради твоего счастья.
      – Ой! – хохотнула она. – Прямо и не знаю, могу ли принять от вас подобную жертву.
      – Можешь, можешь, – покивал шеф. – А если серьезно, парень действительно хороший. Приглядись к нему. Очень тебе советую. Такие люди редкость. Особенно в наше время.
      Гриша и впрямь был очень хороший и милый, и темы для разговора у них всегда находились, но, увы, никаких чувств Светлана к нему не испытывала. Есть он сегодня рядом – хорошо. Однако исчезни он завтра, и не заметила бы.
      – Знаешь, – жаловалась она Даше, – Гриша такой хороший, такой правильный. Делает все, как надо, все по всем правилам. И цветы, и рестораны, и театр, и кино. И самые громкие выставки мы обошли. И в носу он никогда не ковыряет, и веничком, перед тем как сесть в машину, ботинки не отряхивает. Но мне с ним так скучно! Ну хоть бы что-нибудь сделал неправильно! Хоть бы маленький изъян у него был!
      – То есть, если бы в носу ковырял, сразу бы в него влюбилась? – спросила подруга.
      – Не знаю, – с мрачным видом отозвалась Света. – Но ты понимаешь, мы с ним гуляем-гуляем, а после я возвращаюсь домой, и прямо по пословице: с глаз долой – из сердца вон. Даже не вспоминаю о нем до следующего утра. Пока не увижу на работе. А когда вижу, ничего не екает. Что Леонида Петровича, что Гришу. Совершенно одинаково.
      – А когда целуетесь, екает? – поинтересовалась Даша.
      – Нет.
      – Но хоть приятно?
      – Приятно.
      – Очень? – не отставала подруга.
      – Слушай! – рассердилась Светлана. – тебе не кажется, что ты мне какой-то неприличный допрос устраиваешь?
      – Я не допрос. Я пытаюсь разобраться, чтобы тебе помочь, раз сама не можешь. Вот и отвечай начистоту: очень тебе приятно или не очень?
      Света задумалась:
      – Почти не очень.
      – Что значит, почти не очень? Это как чуть-чуть беременная? Он хоть тебя возбуждает или нет, когда вы целуетесь?
      – Скорее да, чем нет. Но только так, как бы сказать, механически.
      – Трах-тибирдах, ты можешь выражаться яснее? – теперь раздражение охватило Дашку.
      – По-моему, яснее некуда. Возбуждаться возбуждаюсь, но голова не кружится, а остается вполне ясная.
      – Подруга, я считаю, тебе пора с ним переспать, – менторским тоном произнесла Даша. – Иначе не разберешься. Я вообще не понимаю, чего ты с этим тянешь?
      – Ну, Гриша пока особо не настаивает, я и не тороплюсь.
      – Стра-анно, – протянула Даша и вдруг встрепенулась. – Ясное дело! Он решил, что ты еще девушка? Ты ему рассказывала, что у тебя раньше кто-то был?
      – Нет. Он не спрашивал, так зачем говорить.
      – Очень странно, что не спрашивал. Слушай, может он импотент, потому и ухаживает так красиво?
      – Не импотент, – уверенно возразила Света. – Точно тебе говорю.
      – Тогда вообще ничего не понимаю. Но в любом случае тебе надо брать инициативу в свои руки. Во-первых, в себе разберешься. Вдруг распробуешь его и понравится? А если нет, тоже сделаешь выводы и больше не будешь зря на него время терять. И его способности проверишь. Вдруг он вообще сексгигант?
      – Если он мне не понравится, то без разницы, гигант или нет.
      – Э-э, не скажи. Хороший секс никогда еще никому не мешал.
      – Дарья, у меня такое впечатление, моргни он тебе, ты его тут же в койку уложишь.
      – А что. Глядишь, и уложила бы, – мечтательно ответила она.
      – Дашка, тебе не стыдно? У тебя такой замечательный муж. Кстати, кто мне еще совсем недавно жаловался, что Славка слишком часто к тебе пристает?
      – Это совсем другое, тебе не понять, – вздохнула подруга. – Славку я очень люблю, но, понимаешь, вижу его каждый день. Наизусть уже выучила. А мне ведь только двадцать четыре года. Вся жизнь впереди. И вот как подумаю, что у меня только Славка, и больше ни с кем ничего и никогда не будет, так порой страшно становится. Сама подумай, все оставшиеся сорок или шестьдесят, сколько там нам отпущено, только с ним, и одно и то же, одно и то же. – Она исторгла горестный стон. – Я однажды, знаешь, на чем себя поймала? Он меня ласкает, а я думаю про белье. Слишком много грязного накопилось, и пора стирать. А живем-то мы вместе всего ничего. Что же дальше-то будет? Раньше, когда он раздевался, меня прямо трясти начинало, а сейчас даже не замечаю.
      – Ты, наверное, просто устала, дома засиделась, ребенок маленький, – нашла объяснение Света. – Вам надо куда-нибудь съездить одним, и все снова будет.
      – Ой, не знаю уж, – с сомнением произнесла Даша. – Может, конечно, и будет. Но я как представлю, что больше ничего не будет, так сразу начинаю себя глубокой старухой ощущать. А главное, меня что еще мучает: вдруг и Славка то же самое чувствует? Представь, вдруг и у него появится желание встряхнуться!
      – У тебя запоздалая послеродовая депрессия.
      – Не послеродовая, а просто депрессия, – уныло бросила Даша.
      – Тогда срочно ищи няню и выходи хотя бы на полставки работать. Благо ты у собственного свекра в фирме числишься. Он тебе даже свободный график предоставит, точно. А ты хоть на люди начнешь выходить.
      – И ничего для меня не изменится, – с прежним унынием продолжала подруга. – Славка-то новым не станет.
      – Зато ты обновишься.
      – Что-то я сильно в этом сомневаюсь. Знаешь, я тебе даже завидую. Ты пока еще выбирать можешь. Окажись я на твоем месте, – глаза у нее вдруг мечтательно заблестели, – сразу бы с пятерыми встречалась. Разными! Чего ты время попусту теряешь?
      – Зачем мне пятеро? – пожала плечами Светлана. – С одним-то пока разобраться не могу.
      – Вот и разберись. – Глаза у Даши снова потухли.
      Света совершенно ее не понимала. С жиру бесится. Все у нее есть. Любящий муж. Замечательный, желанный, здоровенький сын. Быт полностью устроен: работа, квартира, машина. Казалось бы, живи и наслаждайся. А она чувствует себя преждевременно состарившейся. Вообразила, будто с замужеством все лучшее в ее жизни осталось позади. И в то же время активно пытается выдать замуж ее, Светлану.
      Завидует, что ли, ее свободе и пытается засадить в клетку брака, чтобы не видеть постоянно перед носом соблазнительную альтернативу? Чему завидовать? Не нужна Свете эта свобода! Однако выходить замуж просто ради того, чтобы стать чьей-то женой, она тоже не собиралась.
      С другой стороны, Гриша обладает всеми качествами, которыми она в своих мечтах наделяла воображаемого мужа. Он без ума от нее, любит ее без памяти. Предугадывает любое желание. Нежный, ласковый.
      И как трогательно выбирает для нее подарки! Не просто дежурно преподносит какие-нибудь духи, а находит именно то, что ей нравится.
      Света порой удивлялась:
      – Как ты угадал?
      Он смущенно объяснял:
      – А вот ты однажды рассказывала, а я запомнил.
      Он ни разу никуда не пропал. Даже чуть-чуть задерживаясь, звонил, предупреждал, чтобы она не волновалась. Он всегда под рукой. Готов неизменно прийти на помощь. Другие девушки на работе ей завидовали. Гриша очень многим нравился, весь незамужний женский персонал фирмы с ним изо всех сил заигрывал. Особенно поначалу, когда еще не догадывались, что он глаз положил на Свету. Даже тридцатипятилетняя главная бухгалтерша всерьез попыталась его охмурить. А когда узнала про Свету, мигом покрасилась в рыжий цвет, видимо, полагая, что в таком виде у нее есть шанс отбить Гришу.
      Вокруг него плелись настоящие интриги. И только когда все поняли, что его сердце безраздельно принадлежит Свете, страсти несколько поутихли. Словом, у нее было множество оснований гордиться, и им, и собой. Но если Григорий – воплощение ее мечты, почему эта мечта ее совсем не волнует?
      Почему она чувствовала себя гораздо счастливей с Артуром, который поступал с ней как хотел? Сколько раз она плакала, ожидая его. Не находила себе места, когда он в очередной раз исчезал, оставляя ее гадать, где он, что с ним, и когда вернется.
      Для Артура главным была не любовь к ней, а он сам, его дела, его карьера. И он оказался не готов поступиться всем этим ради нее. Почему же с ним она не испытывала никаких сомнений, и готова была и дальше терпеть все его несовершенства? А может, дело как раз именно в них? Когда у нас есть все, нам становится скучно, когда же чего-то не хватает, нам есть чего добиваться?
      Вот и она, когда Артур пропадал, мечтала о его возвращении, и, едва обретя его, чувствовала себя на вершине блаженства. А стоило ей чуть-чуть успокоиться, он вновь исчезал. И опять для нее наступало время томительного ожидания. Может, в этом и заключалась его притягательность? Но влюбилась-то она, когда ничего еще о нем не знала. Значит, дело не только в этом, и любим мы не за что-то, а просто так, независимо ни от чего.
      И как Света не старалась, не выходило у нее полюбить идеального Григория. Она даже попробовала расстаться с ним, не желая понапрасну мучить хорошего человека, однако и это не получилось: зацепившись за какой-то пустячный предлог и поссорившись с ним, она неожиданно для себя обнаружила, что, оказывается, успела к нему привыкнуть и теперь ей его не хватает.
      – Понимаешь, – объясняла она Даше, – мне с ним, конечно, скучно, но без него тоже плохо.
      – Помирись, переспи, а потом уж разбирайся, – отрезала подруга.
      Света и помирилась. Не специально, а как-то само собой. И снова ее по утрам встречали цветы на столе, и вновь он начал водить ее на премьеры, на выставки, в рестораны. Она ждала его следующего шага, решив про себя обязательно согласиться. Однако именно его Гриша отчего-то не предпринимал, брать же инициативу в свои руки ей совершенно не хотелось. Хотя бы по той причине, что тогда ей придется пригласить его домой, к чему она была не готова. Это казалось ей почти святотатством, словно она оскверняла память о прошлой большой любви. Дух Артура, как ни силилась Света прогнать его, продолжал оставаться в стенах ее квартиры.
      Другое дело, если бы Григорий пригласил ее к себе. Новая любовь на новом месте Свету вполне устраивала. Однако он почему-то в гости не звал. И ничем не объяснял, а Свете спрашивать было неудобно. Он даже своего домашнего телефона ей не оставил. Мол, звони на мобильный, он всегда при мне, а дома я очень редко бываю. И они по-прежнему встречались или на работе, или в общественных местах.
      Сближение их произошло само собой, совершенно естественно, когда они вчетвером – Света, Гриша, Леонид Петрович и переводчица Оля – отправились в Финляндию на переговоры. Причем если остальные трое работали, то Свете в командировке делать было практически нечего, и она сильно подозревала, что шеф ее взял с собой просто в качестве поощрения за хорошую работу в Москве. Впрочем, она была вполне довольна: первый раз попала за границу!
      Поселили их за городом, в туристическом комплексе, расположенном в живописной местности, на берегу озера с прозрачной водой. На четверых им выделили большой коттедж, каждому досталось по комнате.
      После первого дня работы вся маленькая команда собралась в уютной общей гостиной с камином. Несмотря на лето, вечер выдался прохладный, и весело потрескивающий огонь в камине был как нельзя кстати. Переговоры прошли на редкость удачно.
      – Предлагаю обмыть, – потер руки шеф. – Чтобы и завтра вышло не хуже. Я тут коньячку припас. Сейчас принесу. А вы, девчонки, – обратился он к Свете и Оле, – помойте на кухоньке фрукты, которые мы по дороге купили.
      Когда стол был накрыт, а по рюмкам разлита золотистая жидкость, Леонид Петрович произнес тост:
      – Ну, чтобы завтрашний день был не хуже сегодняшнего. И вообще, за нашу слаженную команду.
      Они посидели, еще немножко выпили, не забыв и «прекрасных дам». Затем Леонид Петрович объявил, что немного притомился, и день завтра тяжелый, поэтому он, пожалуй, пойдет на боковую, а остальные люди молодые, могут посидеть и подольше. На какое-то время они остались втроем. Потом и Оля сказала, что ей пора спать. Гриша и Света остались одни у затухающего камина.
      Они сидели, молча глядя на становившиеся все ниже и ниже языки пламени. Гриша обнял Светлану и начал ее целовать. Рука его плавно скользнула ей под майку. Света не сопротивлялась.
      – Пошли ко мне, – прошептал он ей на ухо.
      Она покорно поднялась.
      – Пойдем.
      Дальше все происходило именно так, как она когда-то мечтала. Они зашли в его комнату. Гриша нежно раздел ее, а она помогла раздеться ему. А потом он легко подхватил ее на руки и отнес на мягкую широкую двуспальную кровать с девственно чистыми благоухающими лавандой простынями.
      Вся инициатива исходила от него. Света лишь ему покорялась. Ее изголодавшееся по мужской ласке тело яростно отвечало ему. Он оказался великолепным любовником. Однако когда ее тело сыто расслабилось, пустота в душе по-прежнему осталась незаполненной. Душа ее плакала: любовь так и не пришла, и Свете оставалось довольствоваться лишь грустной нежностью.
      А Гриша светился от счастья. И, кажется, уже в тысячный раз повторял, как она прекрасна, как он ее любит и как ему с ней хорошо. Он смотрел на нее, и в его по-собачьи преданных глазах она читала немой вопрос: «А ты любишь меня? Тебе тоже со мной хорошо?» Она понимала, что надо ответить «да», но не могла себя заставить. Потому что первое «да» было бы неправдой. Второе же, без первого, не имело никакой цены. Ведь Гриша ее любил, любил без памяти. И, продолжая молчать, Света с ужасом ощутила, что напоминает себе Артура. В союзе с Гришей она словно заняла его место. Артур ведь тоже ни разу по собственной воле не сказал ей, что любит. Каждый раз Света буквально вытягивала из него признание, умоляя: «Ну, Артур, ну скажи, ты любишь меня? Правда любишь?» А он отвечал: «Я ведь с тобой. Что еще тут говорить». К счастью, Гриша так и не задал свой вопрос вслух, он лишь немо метался в Гришиных глазах, и выражение счастья на его лице постепенно таяло. А если бы задал, Свете наверняка бы пришлось ответить словами Артура.
      Рано утром она проснулась. Гриша еще крепко спал. На лице его блуждала по-детски блаженная улыбка. У Светы сердце защемило. Стало ужасно жалко Гришу. И себя тоже жалко. Ну почему у нее все так нескладно? Собрав разбросанную на полу одежду и часть ее натянув на себя, она босиком на цыпочках проскользнула в свою комнату.
      Уже затворяя дверь, Светлана уловила тихое движение в коридоре, с той стороны, где располагались комнаты шефа и переводчицы, и выглянула в щелку. Из комнаты шефа с босоножками в руках выскользнула Оля. Судя по всему, Леониду Петровичу «не было чуждо ничто человеческое».
      От этого Свете почему-то стало еще грустнее. Ей-то казалось, у шефа крепкая семья. И жену его она знала. Удивительно милая женщина. Но, видимо, и ему чего-то в жизни не хватало. Впрочем, это личное дело шефа, и ее, Светланы, не касается. Гораздо больше ее волновала она сама. Ей-то чего не хватает?
      Опустившись на неразобранную кровать и обхватив голову руками, она заплакала. Вновь стало жалко себя, Гришу, молодость, которая проходит зря. Вот ей уже двадцать пять, а она по-прежнему одинока. Одинока из-за того, что уже однажды сильно любила, и теперь любое чувство обречена сравнивать с тем, навеки прошедшим. А может, как раз не прошедшим? Может, в том все и дело? Она по-прежнему любит Артура, ее сердце занято им, и для нового чувства в нем попросту нет места. Неужели она до сих пор надеется на его возвращение? Два года прошло с его отъезда. Два года, в течение которых от него не было ни звонка, ни открытки, ни даже привета, переданного с оказией. Ни единой весточки. Он будто в воду канул. Уехал и забыл. Как растворился.
      Света старательно читала все статьи про кино в надежде, что где-нибудь мелькнет его имя. Тщетно. Не только про Артура, но и про сериал, в котором ему якобы дали роль, ничего не писали. Она уже грешным делом подозревала, что кастинг и сериал – целиком его выдумка. Артур просто бросил ее и отправился в Штаты налегке искать лучшую долю. Ехать вдвоем с ней он посчитал слишком обременительным. И технически осуществить это было несравнимо сложнее, и вертеться одному проще. Нет, она обязана его забыть. Хотя бы потому, что он забыл ее. И надо сделать это сейчас, пока не поздно, и у нее есть Гриша. И пока он не догадался, что она совсем его не любит.
      Света перестала плакать. Резко поднявшись на ноги, она распахнула окно и полной грудью вдохнула свежий сырой воздух, напоенный запахом хвои. Стало немного легче. Тоска, сдавливающая грудь, отступила. Ну что она, в конце концов, изводит себя. Скучно ей, видите ли, с Гришей. Недостаточно она его любит. Да куча людей так живет. И ничего. Вон Дашка обожает своего Славку, и, тем не менее, тоже закисла. Даже на работу вышла при первой же возможности. И вообще, где гарантия, что останься Артур, и выйди Света за него замуж, он сейчас ей бы уже не наскучил? Жизнь как на вулкане тоже, наверное, приедается, и начинаешь мечтать о спокойствии. И вот у нее как раз появилась возможность получить это спокойствие, которого так недоставало с Артуром. А она опять недовольна. Прямо по принципу: хорошо там, где нас нет. Кстати, и точно. Пробовала ведь она с Гришей расстаться. Не вышло. Без него было еще хуже. «А это доказывает, – вдруг с облегчением подумала Светлана, – что какие-то чувства у меня к нему есть».
      Она еще несколько раз глубоко вдохнула свежий озерный воздух. На душе становилось все легче и легче.
      Если какое-то чувство у нее к Грише есть, оно может со временем перерасти в нечто гораздо большее. Ей вспомнилось признание Даши, что она далеко не сразу полюбила Славу. Зато потом какая получилась семья. Может, то, что ярко горит быстрее сгорает, а уголек тлеет дольше? Света готова была в это поверить. Мешал лишь один вопрос: почему ее любовь к Артуру никак не перегорит. Но она и тут себя успокоила: либо она сама упорно лелеяла ее в себе, либо просто время еще не пришло. И Света твердо решила: по приезде в Москву она сразу же позовет к себе Гришу. Чтобы убить призрака, загостившегося в ее доме.

      Дашка торжествовала и требовала подробностей.
      – Наконец-то ты меня послушалась. Признайся: ведь права я была, права?
      – Ну, в общем... – не слишком уверенно отвечала Света.
      – Тебе ведь хорошо было?
      – Ну и энтузиазм у тебя, подруга. Можно подумать, я с тобой в постели побывала. Такие вопросы обычно задают.
      – Попрошу без скабрезных намеков, – надулась Даша. – И почему мне нельзя спросить? Я-то тебе все рассказываю. – Она вздохнула. – Вернее, раньше рассказывала, а теперь даже поделиться нечем. Где мои семнадцать лет!
      – В моей ванной остались, – фыркнула Света.
      – Вот именно, но ты расскажи, расскажи...
      – Понятно. За неимением собственных свежих впечатлений...
      – Ну мне же любопытно. У вас сейчас с Гришей самый захватывающий период. Ну как он в постели-то?
      – Замечательно, – ответила Света.
      Лицо у подруги разочарованно вытянулось.
      – Неужели тебе с ним и там скучно?
      – Да нет. Нормально.
      – Значит, плохо.
      – Наоборот, – возразила Светлана. – Мужчина хоть куда, особенно с голодухи.
      – Так и пользуйся на радость. Как говорят, расслабься и получи удовольствие. Чем ты недовольна?
      – Тем, что не люблю его.
      – Да хрен с ней, с твоей любовью. И вообще, какой смысл ты вкладываешь в слово «люблю»?
      Света задумалась.
      – Словами не объяснишь, – наконец тихо произнесла она.
      – Не объяснишь, потому что сама себе мозги запудрила. Придумала такую любовь, которой вообще на свете не существует, и все ею меряешь. Может, ты его все-таки любишь и просто сама этого не понимаешь? Потому что ждешь страсти, а у тебя нормальная, спокойная, разумная – взрослая любовь.
      – По-твоему, любовь бывает разумной?
      – У разумных она разумная. А у безумных – безумная. Тебе, считай, повезло. Безумную любовь уже испытала. А теперь пришла разумная. Только ты ее за любовь не признаешь.
      – Значит, считаешь, с Артуром у меня была безумная любовь?
      – Двух мнений быть не может. Сплошной мазохизм с твоей стороны. Я бы так не смогла.
      – Раньше ты мне этого не говорила.
      – Какой смысл. Раньше ты и слушать бы не стала. Втюрилась в своего Артура, как кошка, и глаза бы мне выцарапала, скажи я хоть слово против. Зато теперь могу признаться: считаю большой для тебя удачей, что он съехал и растворился. Этот мазохизм не мог продолжаться вечно.
      – По-твоему, у нас все было так плохо?
      – Хуже, конечно, бывает. Он мог тебя колотить, сесть целиком и полностью на твою шею, да мало ли что мужики еще выделывают. Но ваши отношения здоровыми тоже не назовешь. Он ведь тебя морально совсем задавил. Разве так можно? Ты уже вообще ради него готова была на все. Про себя совсем забыла. И вот теперь появился нормальный мужик, который, наоборот, ради тебя готов на все, а тебе пресно. Острых ощущений не хватает. Наверное, если бы он тебе иголки под ногти загонял, тут бы ты в него и влюбилась.
      – Перестань чушь нести! – рассердилась Светлана. – Какие еще иголки?
      – Моральные, – ответила Даша. – Признайся как на духу: тебе ведь именно этого не хватает? Просто Григорий твой дурак наивный. Влюбился и сразу честно тебе показал, что ты для него свет в окошке, больше ему никого не нужно. Пушкина, видать, в детстве читал невнимательно. «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей.» Вот я бы на его месте пропала пару-тройку раз с твоего горизонта. Почти уверена: ты сразу бы воспылала к нему большой и острой любовью.
      – Боюсь, большой не воспылала бы, – с сожалением проговорила Светлана. – Но когда мы поссорились, мне и впрямь стало его не хватать.
      – Вот! Уже ближе к делу! – обрадовалась Даша. – Только ведь ты сама с ним поссорилась и знала, что в любой момент можешь помириться. А ты представь, что инициатива исходит от Гриши?
      – Не могу, – призналась она. – Потому что тогда это был бы не Гриша.
      – Мне лично диагноз ясен, – обреченно бросила Даша. – Надеюсь, у тебя хоть хватит ума его не бросать?
      – Не собираюсь я его бросать, наоборот, как раз хочу к себе его пригласить, – поделилась ближайшими планами Света.
      – Задумка полезная, – одобрила подруга. – Но тут у меня вопрос: почему Григорий тебя к себе-то никогда не зовет?
      Для Светы теперь это уже не было тайной, и она объяснила:
      – Гриша живет вместе с мамой и с братом, у которого какие-то проблемы. Он из института вылетел. Сейчас, правда, заканчивает, а Гриша за него платит. Говорит, как только брат получит диплом, пристроит его на работу и немедленно съедет. Наш Леонид Петрович обещал ему кредит на квартиру дать.
      – Славная перспектива, – оценила Даша. – Значит, и тут все нормально. Ты только, пожалуйста, не передумай.
      – Будешь давить, обязательно передумаю. Из вредности, – засмеялась Света.
      – Я не давлю, а взываю к твоему разуму, – не унималась Даша. – Мужик тебе, дура, попался редкостный.
      – Еще хоть раз его похвалишь, и я решу, что ты сама в него влюбилась.
      Глаза у Дашки подернулись поволокой.
      – Если бы не Славка, увела бы его у тебя. Сама. Лично. Не отказалась бы.
      – Учту на будущее.
      – Ты учти не на будущее, а на настоящее. Такого любая уведет.
      – Между прочим, уже пытались, только Гриша не поддается.
      – Сегодня не поддается, а завтра поддастся, если ты по-прежнему с ним так обращаться будешь, – сочла своим долгом предупредить Даша.
      – Да он пока вроде не жалуется.
      – Еще дождись, когда жаловаться начнет.
      – Дашка, хватит меня пугать.
      – А-а-а, – в голосе подруги послышались торжество и одновременно удовлетворение. – Испугалась! Выходит, он для тебя все-таки что-то значит. И появляется надежда на большее. Ой, я за тебя так рада! Честно сказать, боялась, что ты этого своего Артура никогда не забудешь.
      Вскоре Света действительно пригласила Гришу к себе домой, и ничего страшного не произошло. Мало-помалу он становился частью ее жизни. В чем-то, конечно, история повторялась. Жить он к ней не переехал, ссылаясь на брата, которого хотел довести до окончания института. Мол, дальше может поступать как угодно, но, по крайней мере, хоть высшее образование у него будет, и он, Гриша, может считать свой долг выполненным.
      – Олег у нас младшенький, мамин любимчик, она его избаловала, – жаловался он Свете. – А мне теперь приходится перевоспитывать великовозрастного недоросля. Как распускать его, так мама. А как из всяких историй вытягивать, сразу: «Гришенька, помоги!» Я бы хоть завтра к тебе переехал, но ведь Олег тут же воспользуется моим отсутствием и распустится. А я столько сил и денег в него вложил. Уж доведу его до конца последнего курса.
      И Григорий оставался у нее ночевать лишь изредка. В основном, на выходные, да и то не каждую неделю. Зато они ежедневно виделись на работе, и Света была спокойна. Она всегда знала, где он.
      Какое-то время спустя он познакомил ее с мамой и Олегом. Свету поразило, насколько родные братья не походили друг на друга. Обаятельный и привлекательный, но не более, Гриша и настоящий красавец Олег, лицо которого, будто изваянное античным скульптором, портил только тяжелый мутный сонный взгляд. Насколько старший брат располагал к себе, настолько младший отталкивал высокомерием и снисходительной хамоватостью. Тем удивительней показалось Свете, что мать, располневшая женщина неопределенного возраста «со следами былой красоты», сполна унаследованной Олегом, обожала именно младшего. Любую сказанную им банальность она воспринимала как откровение. И смотрела на него с нескрываемым восторгом.
      Визит Светы она восприняла настороженно и держалась с ней, хоть и вежливо, но с подчеркнутой холодностью. Это не имело ничего общего с весьма распространенной ревностью матери к предполагаемой невестке. Гриша явно не относился к числу ее героев, чувствовалось, что ей, в общем-то, все равно, на ком он женится. Куда больше ее волновало другое. Гриша был единственным добытчиком в семье, и мама тревожилась, как бы из-за Светланы не оказался обделенным младший сын.