Реакция на это сенсационное сообщение была очень бурной. Все заговорили одновременно. Раздались возгласы удивления, возмущения, недоверия, но все сошлись на том, что непременно хотели узнать, когда это произошло.

— Это было несколько недель тому назад, — с торжеством заявила молодая миссис Винтер.

— Какая гадость! Это надо же — приходит на наши собрания и водится с этим…

— Вы думаете, она перебежчица?

— Если не что-нибудь похуже, милочка. Рэйчел решила, что выслушала достаточно мнений, и прервала поток упреков в адрес Веры Эшли.

— Это был совсем не полковник, — спокойно сказала она, — это был лейтенант.

Рэйчел с удовлетворением наблюдала, как Евгения сконфуженно замолчала. Она ненавидела сплетни, особенно такие, которые могли загубить чью-то безупречную репутацию навсегда.

— Я с удовольствием сообщаю Вам, что Ваши страхи насчет предательства Веры Эшли не имеют никаких оснований.

Рэйчел прервала свою страстную речь, чтобы поцеловать сына в розовую щечку, и продолжала:

— Миссис Эшли передала моему мужу очень важную информацию. Он уже располагал некоторыми данными, и сообщение Веры было ему очень полезно. Но, милые дамы, все, что я Вам сказала, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Меня не интересуют обстоятельства ее знакомства с лейтенантом, важно то, что она смогла извлечь из него пользу для нашего общего дела. И я прошу Вас прекратить оскорбления в адрес миссис Эшли. Во-первых, она — наша хозяйка, во-вторых, их совсем не заслужила.

Закончив речь в защиту миссис Эшли, Рэйчел стала покачивать своего заснувшего сына. Она стояла с ребенком на руках у открытого окна гостиной. Солнечные лучи скользнули по его личику, и теплый весенний воздух струился вокруг него.

Элизабет стояла в коридоре под лестницей в полном смятении и смотрела перед собой ничего не видящими глазами. Она только что услышала окончание разговора в гостиной и пришла в ужас. Щеки ее побледнели, губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Ее поразило, как эти дамы могли так оскорбительно говорить о ее хозяйке.

Элизабет поспешила на кухню, где миссис Эшли вытирала остатки пролитого после кормления малыша молока. Смущение Элизабет не укрылось от Веры.

— Что случилось, Элизабет?

— Ничего, мэм, — ответила девушка неуверенно и фальшиво.

Она посмотрела на хозяйку. Выражение лица миссис Эшли показалось Элизабет виноватым, и она, сама того не желая, хихикнула.

— Нам надо спешить, Элизабет, наши гостьи нас ждут, — сказала Вера и направилась в гостиную.

Элизабет, поджав губы, последовала за ней. Дамы сидели вокруг разноцветного полотнища, которое стелилось от одного подола к другому, и продолжали шитье. Но их позы и взгляды, которыми они встретили входящую миссис Эшли, показались Элизабет неестественными и смущенными.

— Доброе утро, — сказала Вера. — Простите, что мне пришлось задержаться, и вы начали без меня. Но, думаю, печенье, которое мы с Элизабет для вас приготовили, этого стоило.

В ответ на свое приветствие Вера получила несколько натянутых и неискренних улыбок. Только Констанция Винтер казалась совершенно невозмутимой и приветствовала ее широкой улыбкой. Вера заняла свое место рядом с мисс Мадди Оуэне. Элизабет села рядом с хозяйкой, не решаясь поднять глаз.

Тягостное предчувствие охватило Веру. Она занялась шитьем, не произнеся больше ни слова. Всякий раз, когда возникала необходимость достать катушку или поднять с пола лоскуток ткани, миссис Эшли старалась еще раз взглянуть на своих гостей. Большинство присутствовавших дам принялись за шитье. Беседа постепенно оживилась, и только две женщины — молодая миссис Винтер и почти незнакомая Вере, только что вступившая в их кружок особа, откровенно разглядывали ее.

Вера очень любила шить. Эта работа всегда ее успокаивала и давала возможность собраться с мыслями. Ей было даже не важно, какого рода швейную работу выполнять. Она могла чинить белье или принимать участие в изготовлении торжественного полотнища. И то и другое приносило ей одинаковое удовлетворение.

Последняя работа их швейного кружка была несомненно очень важной: дамы собирались украсить полотнищем Дом собраний в день памяти жертв «Бостонского избиения», к которому было приурочено открытие ассамблеи. Ожидали выступления самого Джозефа Уоррена, и Вера собиралась быть, как всегда, в гуще событий.

Вера немного успокоилась и теперь была готова сделать сообщение особой важности, которое подготовила для членов своего кружка. Она выпрямила спину, откашлялась и нашла глазами самого благодарного своего слушателя — Рэйчел Ривер, которая, прижав ребенка к груди и укутав его шалью, смотрела на Веру с интересом и пониманием.

— Уважаемые дамы, — начала миссис Эшли свою маленькую речь, — я надеюсь, все вы знаете, что Конгресс провинций издал приказ собрать как можно больше оружия. Наши кузнецы сейчас день и ночь приводят в порядок старые ружья и по возможности делают новые. Фермеры изготовляют селитру. По всей стране существуют склады, которые постоянно пополняются оружием. Британцы обнаружили наш склад пороха в Чарльстоне и реквизировали пушку в Кембридже. Это серьезный провал, но еще не катастрофа. Даже здесь, в Бостоне, — не так ли, миссис Винтер…

Вера хотела привлечь Евгению для того, чтобы та рассказала о положении в Бостоне. Но младшая миссис Винтер не произнесла ни слова. Она терпеть не могла слишком умных женщин, особенно тех, которые имеют наглость появляться в обществе британских офицеров.

— Продолжайте, Вера — спокойно сказала Констанция.

— Да, спасибо. Так на чем же я остановилась? Хорошо, перехожу сразу к основному. Не так уж важно, есть ли у нас ружья и порох, если у нас нет ни пуль, ни металла, чтобы их изготовить.

Последние слова миссис Эшли вызвали резкий отпор у некоторых слушательниц. Евгения смотрела на Веру с явным неудовольствием, а Мадди Оуэне просто заявила, что не желает слушать о таких страшных вещах.

Как всегда в таких случаях, последнее слово было за Констанцией. Грозно сверкая очами, она быстро поставила Мадди на подобающее ей место.

— Да, Мадди, — начала Констанция, сопровождая каждое свое слово резким движением пальцев, сжимающих иглу. Казалось, что миссис Винтер протыкает невидимого врага. — Это все очень тревожные и неприятные вещи. Но не будьте такой бестолковой и прикусите язычок, пока говорит миссис Эшли. И Вам всем советую сделать то же самое! Я хочу выслушать все, что она собирается сказать.

После короткой паузы Вера продолжила свое выступление.

— Мне очень жаль, что предмет нашей беседы пугает Вас. Но с этим ничего нельзя поделать. Меня просили узнать…

— Вас? — прервала Веру молодая миссис Винтер. — Почему Вас, хотела бы я знать, и кто Вас просил?

— Прекратите, Евгения! — остановила Констанция свою невестку. — Замолчите немедленно.

— Это вполне естественный вопрос, — ответила Вера.

Она только сейчас поняла, что поведение миссис Винтер вызвано не столько разногласиями по существу вопроса, сколько ее неприязненным отношением к ней самой. Впрочем, Вере это было совершенно безразлично.

— Конечно я могла бы рассказать, кто и по какому поводу задавал мне вопросы и давал указание. Но, я думаю, Вы сами понимаете, что об этом не следует говорить. Достаточно того, что каждая из нас готова сделать все возможное для общего блага и выполнить приказы Конгресса провинций.

Вера откинулась на спинку стула, чтобы перевести дыхание. Она вспомнила, что окунуться с головой в эти опасные и совсем не женские проблемы ее заставила и потребность дать выход своим чувствам после расставания с лейтенантом Айронсом той снежной ночью, о которой она до сих пор вспоминала с волнением. Хотя Вера пыталась убедить себя, что делает это для общего блага, в глубине души она прекрасно понимала, что ею движут и эгоистические побуждения. Миссис Эшли стремилась создать между собой и лейтенантом Флетчером Айронсом непреодолимую пропасть. Размышления Веры прервал голос миссис Ривер. Она позвала Элизабет и передала ей ребенка.

— Постойте с ним у окна, милочка, и предупредите нас, если появится кто-нибудь подозрительный.

Элизабет с восторгом взяла малыша на руки, а Рэйчел заняла ее место подле Веры.

— Объясните мне, Бога ради, о чем это так долго толкует нам миссис Эшли, если Вы, конечно, имеете об этом представление, — обратилась к Рэйчел младшая миссис Винтер.

— Разумеется, я в курсе всех этих дел, — ответила Рэйчел. — Очень важно, чтобы каждый понял ситуацию и осознал необходимость действий.

— Речь идет о нашем патриотическом долге и о необходимости жертвы, — заявила Вера, и в ответ раздались возгласы одобрения. — Почти у всех есть оловянная посуда.

— И она сделана из того же сплава олова со свинцом, который нужен для отливки пуль, — включилась в разговор Констанция. — Ведь не будут же отливать пули из серебра! И чистое олово тоже не годится.

— Вы совершенно правы, — поддержала ее Вера.

Все замолчали. Тишину прерывало только воркование малыша, которому очень нравилось играть с Элизабет.

Первой заговорила дама в коричневом платье, сидящая прямо напротив Констанции, жена одного из городских деятелей.

— Мой оловянный сервиз переходит из поколения в поколение уже 100 лет, — произнесла она в смущении.

Все взоры были обращены к этой женщине: ведь она одна решилась сказать то, о чем молчали остальные.

— Выбор остается за вами, — напомнила своим слушательницам миссис Эшли. — Никто не заставляет нас делать это. Мы должны прислушаться к голосу своей совести.

— Это Вы-то осмеливаетесь говорить о совести? — с горячностью воскликнула Евгения.

Ее слова были настолько резки и неожиданны, что Вера опешила.

— Простите, я не поняла.

— Совесть, я хотела сказать…

Но Евгения была совершенно не в состоянии вразумительно объяснить, что она имела в виду. Дама в коричневом пришла ей на помощь.

— Скажите, миссис Эшли, Вы сами отдадите переплавить Вашу оловянную посуду на пули?

— Да, конечно, отдам. Я бы никогда не стала Вас просить о том, чего сама не смогла бы сделать. Но если Вы считаете, что не можете последовать моему примеру независимо от причин, которыми руководствуетесь, Вас никто не осудит. Как христианка я, конечно, испытываю страх перед возможностью кровавого столкновения: когда эти пули начнут убивать людей, даже если эти люди и враги.

— Сантименты! — сухо заметила Евгения.

— Да успокойтесь наконец, — резко отпарировала Рэйчел, которую поведение молодой миссис Винтер заставило выйти из себя.

Вера прошлась по комнате, стараясь обрести утраченное спокойствие, вернулась на свое место и встала за своим стулом, обхватив его резную спинку ладонями. Теперь голос миссис Эшли звучал резче, появились нотки раздражения:

— Но если пули не будут отлиты, это может привести к гибели тех, кого мы нежно любим: наших мужей, отцов и братьев.

— Вы думаете, что будет война?! — испуганно спросила Мадди Оуэне.

— Нет! — воскликнула Вера, вложив в свой ответ всю свою страсть. — Нет, мы все будем молить Бога, чтобы он отвел от нас эту страшную беду. Сейчас Конгресс ожидает ответа на свои требования, и, возможно, он будет положительным. Но в любом случае мы всегда должны быть готовы исполнить свой долг.

— О да, — вздохнула Мадди с облегчением.

— Да, да, — повторили за ней все присутствующие дамы.

Напряжение, возникшее в комнате во время выступления миссис Эшли, постепенно спадало.

— Куда нам нести оловянную посуду? — спросил кто-то.

— Ее будут собирать специально назначенные люди, — сказала Вера. — Если Вы согласны, то к Вам зайдет мужчина, одетый в зеленую куртку и спросит, не надо ли что-нибудь починить. Если Вы передумаете, то просто отпустите его. Если нет — скажете, что нуждаетесь в его услугах и пригласите войти в дом. Он заберет все, что вы приготовите.

— И когда же его ждать?

— Завтра.

— Так скоро?

— Но что Вас смущает? Ведь решить Вы должны сейчас. Не будем падать духом, милые дамы, — сказала Вера, — ведь мы такие сильные.

Миссис Эшли пыталась подбодрить не только своих гостей, но и саму себя. Ведь как только металл будет переплавлен, а пули отлиты, их понадобится тайком вывозить из города. А Вера уже успела убедить тех, от кого все зависело в этом деле, что знает самые безопасные пути. Этот день приближался, и Веру все чаще охватывал страх.

Все дамы были сильно возбуждены и самим Вериным выступлением, и последовавшими спорами. Поэтому, когда Элизабет обратилась к ним взволнованным шепотом, все вздрогнули от испуга.

Элизабет отошла от окна, по-прежнему прижимая к груди безмятежно посапывающего малыша. Ее голубые глаза были широко открыты и, кажется, побелели от страха.

— Простите меня, простите. Я никого не заметила, покуда не услышала шагов. Он сюда идет! «Красный мундир» идет сюда. Он уже здесь!

Вера забрала у Элизабет малыша, отдала его матери и обратилась ко всем присутствующим.

— Милые дамы, начинайте шить. Все, что нужно будет, «красный мундир» скажет мне. Я открою ему дверь и поговорю на пороге.

— Да, уж в этом я не сомневаюсь, — прошипела Евгения.

Вера оглядела комнату, ища поддержки. Только сейчас, глядя на Евгению, она поняла, что такое женская злоба. Вера попыталась взяться за край полотнища, чтобы подать пример остальным женщинам, но в этот момент в дверь постучали. Вера поспешила открыть, руки ее дрожали.

Миссис Эшли хотела подойти к дверям размеренным шагом, чтобы ничто не выдавало ее беспокойства. Она распахнула дверь и сразу прикрыла ее за собой, чтобы с улицы нельзя было увидеть, что происходит в доме.

Вера подняла глаза и тут же резко отшатнулась. Сердце ее бешено забилось. Миссис Эшли поняла, что теперь навсегда лишится доверия своих друзей: перед ней стоял Флетчер Айронс, британский офицер, «красный мундир». В узком проеме двери он показался Вере огромным. Молодая женщина стояла прямо, высоко подняв голову, и ждала. Казалось, им не о чем было говорить.

— Миссис Эшли, — сказал лейтенант.

— Да, — с трудом произнесла Вера единственное слово.

— Могу я войти?

— У меня гости, лейтенант. Сегодня у нас занятия кружка, — холодно ответила она.

— В самом деле? Тогда, быть может, Вы пойдете со мной?

— Вы хотите арестовать меня? — голос Веры обретал утраченную уверенность.

— Нет.

— Так у меня неприятности?

— Возможно, — ответил он равнодушно, но его взгляд был уже далеко не таким холодным, как минуту назад, и в нем сквозило что-то очень похожее на боль.

Вера оглянулась назад, и сердце защемило с новой силой. Констанция и Рэйчел торопили остальных женщин поскорее упаковать свои вещи, так как их собрание не могло продолжаться далее.

— Лейтенант Айронс, не могли бы Вы сообщить мне о своем деле прямо здесь, на пороге?

— Думаю, что нет. Вряд ли Вы захотите, чтобы наш разговор услышал кто-то из Ваших друзей.

— Вы уверены в этом, лейтенант?

— Да, — ответил Флетчер.

Рэйчел безмолвно появилась у дверей.

— Я отдала ребенка Элизабет, — сказала она, — а здесь все в порядке?

Вопрос был обращен и к миссис Эшли и к офицеру. Вера молча кивнула и посмотрела прямо в глаза Рэйчел, ища у нее поддержки. Она дотронулась до края полотнища, которое держала в руках Рэйчел и сказала многозначительно:

— Не забрасывайте это дело… Рэйчел не надо было повторять это дважды. Она поняла, о чем идет речь.

— Нет, не заброшу это дело, и все будет хорошо.

— Прошу Вас, Рэйчел, будьте хозяйкой в мое отсутствие. Я надеюсь, Вам понравится печенье, которое испекла Элизабет. Она очень старалась. Надеюсь, Вы хорошо проведете время, а мне надо ненадолго отлучиться.

— Вы уверены, Вера, что Вам не требуется помощь? У Вас все в порядке? — еще раз спросила Рэйчел, переводя взгляд с лейтенанта на миссис Эшли.

— Мне ничего не угрожает, — ответила Вера с непонятной горечью в голосе.

Она отвернулась от лейтенанта Айронса, стараясь не смотреть ему в лицо. Вера боялась, что Рэйчел догадается о чувствах, которые трудно было скрыть.

— Лейтенант, я готова идти с Вами. «Лейтенант, — подумала Рэйчел. — Тот самый, о котором говорили недавно». И, закрывая дверь, услышала, как о том же самом, не скрывая злорадства, говорит Евгения.