Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Древнерусская игра (№2) - Украшения строптивых

ModernLib.Net / Фэнтези / Миронов Арсений / Украшения строптивых - Чтение (стр. 23)
Автор: Миронов Арсений
Жанр: Фэнтези
Серия: Древнерусская игра

 

 


Цепь вывалилась наружу и засверкала. Йо-майо, раньше она была мутно-серая, а теперь прямо-таки сияет золотом! Круто. Катома вовремя заметил голду: заметно посерел рожей и разжал кулак. Усы задрожали, на миг показалось, что глаза его заблестели от слез. Вот нервный старый балбесище! Вы только гляньте: секунду назад хотел отсечь мне головизну, а теперь вот кланяется в пояс и лепечет извинения…

– Ох, не признал… Не серчай на дурня, о почтенная калика перехожая! – простонал посадник, задергался и попытался рухнуть мне в ноженьки. Я удержал его ленивым жестом.

– Нич… кхе! Ничего-ничего, – прохрипел шут-подрядчик, потирая онемевшее горло. – О репарациях и бонусах поговорим позже. А сейчас – начнем нашу презентацию.

Обернувшись к толпе, замершей внизу лестницы, я откашлялся и лучезарно проорал:

– ГОСПОДА! ПРОШУ ВСЕХ В ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ!


– Каждую минуту на Руси рождается полторы девочки. Это очень хорошая цифра, господа. Недорода на девочек в ближайшее столетие в нашей стране не предвидится, и это отрадно. – Я оторвал от бересты радостный взгляд и тут же обвел им собравшихся в зале. – Девочками страна обеспечена. Однако нельзя забывать, что каждая новорожденная девочка практически сразу подвергается угрозе быть киднепнутой. Злобные киднепперы не дремлют, точно-точно. По нашей статистике… – я порылся в записях, – по статистике Независимого Социологического Бюро профессора Язвеня, из каждых 100 девочек как минимум 99,8 рано или поздно подвергаются опасности со стороны разнообразных маньяков – будь то педофилы, вуайеры, фетишисты, эксгибиционисты или же просто учителя физкультуры. В среднем по Руси отечественные маньяки киднепят в среднем по 0,3 девочки ежедневно. Причем в Залесье этот показатель особенно высок – 0,39 девочек в день! Я вытер слезы и откашлялся. – Арсенал подло-коварных методов киднеппинга чудовищно разнообразен, господа! Обратите внимание на сцену. Сейчас наши актеры разыграют несколько зарисовок, иллюстрирующих эти мерзкие приемы. Прошу заметить, дамы и особенно господа: в роли маленькой жертвы (по традиции, мы назовем ее условно «Ирочкой») – восходящая звезда, новый секс-символ Залесья: девица Ластя! Поприветствуем! Роль киднеппера исполняет… прославленный Гнедан Ржавко!

Я попрошу убрать факелы из зала. Спасибо. Итак, первая сценка называется «Девочка Ирочка и лесной хищник». Маньяк притворяется сероватым волком и ложится на лесную тропинку. Вот мы видим, как девочка, вся в бантиках, идет по тропинке и вдруг… ах! она видит зверя. Разумеется, она приближается, чтобы добить волка и содрать с него замечательную шкурку себе на муфточку. Однако… внимание! Хитрый маньяк, как мы видим, начинает громко стонать и всячески вызывать жалость. Девичье сердце не камень, господа. Девочка Ирочка хочет помочь раненому животному. Мы видим, как она ласкает, обнимает и даже целует милого зверька, не догадываясь, что под волчьей шкурой скрывается злобный маньяк. Между жертвой и маньяком завязывается дружба. Волк подло дарит девочке заранее заготовленную карамельку и приглашает в свою нору, где, собственно, и происходит киднеппинг. Это ужасно, ужасно. Лично я не могу смотреть на сцену: трагический катарсис раздирает душу…

Минутку, господа! Не надо так волноваться! Волк не настоящий. Молодой человек в заднем ряду, опустите арбалет. Секьюрити, дери вас! Уберите этого идиота с рогатиной! Спасибо. Давайте вытрем слезы, стиснем зубы и продолжим наше шоу. Господа! При всей коварности рассмотренный способ относится к разряду примитивных приемов киднеппинга. Существуют гораздо более ухищренные и эффективные методы похищения девочек. Наша следующая сценка называется «Девочка Ирочка и заграничный супермен».

Внимание на сцену, господа. Вы слышите тяжелую напряженную музыку. Вот появляется маньяк. Он заблаговременно притворился восточным полубогом с накачанным торсом и нежным голосом. Злодей садится у тропинки и начинает играть на свирельке разные чарующие звуки. И вот! о ужас! заслышав музыку, отовсюду сбегаются девочки Ирочки! Они бросают свою вышивку, прекращают игру в резиночки – они обожают музыку, неудовлетворенное эстетическое чувство зовет их в лесную чащу, дабы насладиться игрой заграничного гастролера! Мы видим, как Ирочки толпой окружают маньяка, начинают ласкать и даже целовать его. Забугорный полубог цинично дарит им заранее заготовленные карамельки, увлекая в еще более густую чащу. Где, разумеется, киднепит всех по очереди.

Не рыдайте, господа. Такова горькая реальность. На Руси, к сожалению, немало подобных гастролеров со свирельками. И, безусловно, наиболее опасный из них – тот, чье мерзкое имя сегодня у всех на устах. Лично я не могу произнести это имя, ибо меня сразу тошнит и даже рвет. Намекну лишь, что начинается оно на букву Че. Да, господа, вы угадали. Совершенно верно; это – Чурила. О! Аггх! Оггх! Вот видите, господа, я говорил правду.

Этот иностранец – форменное чудовище. Он бесчинствует на наших лесных тропинках. Он сводит с ума наших девочек. Одно время нам казалось, что с Чурилой невозможно бороться. Однако недавно объединенным силам добра и света все-таки удалось одержать над Чурилой первую важную победу. Коллектив специалистов фирмы «Лубок Энтертейнментс» трудился несколько недель, выковывая будущий триумф справедливости в горниле тягот и лишений. Простые, скромные работники сделали это. Это их победа. Сегодня мы говорим спасибо всем труженикам дудки и трещотки, простым скоморохам и весельчакам, которые истоптали в кровь свои лапти, рыща по дорогам Залесья в поисках похищенной жертвы, несчастной зеленоглазой красавицы девочки! Успешно притворяясь болванами и идиотами, не вызывая у врагов подозрений, эти люди проникли в тыл противника и успешно выполнили свою миссию.

Уважаемые зрители, прошу обратить внимание на милых девушек, которые обходят ряды с большими серебряными блюдами. На эти блюда вы можете положить перстни и другие драгоценности – это будет вашим пожертвованием в фонд борьбы с Чурилой. Давайте же поприветствуем сегодняшних героев – этих паладинов невидимого фронта борьбы с киднеппингом! Дамы и господа… мой первый заместитель… мой друг… талантливый актер… индивид высочайшей нравственной пробы… господин Гнедан! Ура! Похлопаем рыжеволосому гению, этому рыцарю семейных ценностей, беззаветному защитнику наших русских девочек! Спасибо, Гнед… А теперь, господа, я спешу представить вам… джентльмена, который, несмотря на врожденную инвалидность, сумел занять активную социальную позицию и влиться в ряды борцов с Чурилой… мистер Лито! Виват, господа! У этого тонкого, глубокого человека железная воля! Низкий поклон тебе, Лито… Мы также низко кланяемся другому замечательному специалисту, человеку кристальной честности, великому ученому и провидцу… я говорю, разумеется, о докторе Язвене! Поприветствуем. Спасибо и тебе, милый Травень… И тебе спасибо, Ластенька… Низкий поклон вам… слезы душат меня, и я растерян… я теряю нить… я перепутал все записи со сценарием этого шоу… мне остается только выбросить эти ненужные записи – вот, я выбрасываю их! – и сказать то главное, что у меня сегодня на сердце…

Господа… соотечественники… несколько часов назад к нам вернулся драгоценный человек, которого мы так ждали вот уже пятнадцать лет… Она сегодня с нами, нам удалось вырвать это нежное существо из лап мерзкого заграничного киднеппера… Весь мир, кажется, замер в эту секунду… И я смотрю на мужественное лицо одного человека в зале… на лицо нашего посадника… У меня нет больше слов… Я умолкаю и прошу пригласить ее на сцену…

ДАМЫ И ГОСПОДА… Я ПРЕДСТАВЛЯЮ ВАМ… ДОЧЬ ПОСАДНИКА КАТОМЫ!!!


– Ловко позорище учинилося, обожаемый босс! – восхищенно заметил Язвень, сладко помаргивая белесыми ресницам и доливая в медный кубок репчатого квасу с хреном. – Како мы эву девицу Метанку на помосты вытолкнули, народишко ажно и замер! Даже сам посадник обомлел.

– Бедный Катомушка… вполусмерть обмер! – Лито покачал головой и приблизил блюдо с деликатесным гороховым сыром. – Здоров мужичина, в сражениях бывалый – ан ровно девица со стульчика на пол повалился.

– Дык йолы-пальцы, эффект-то какой! – улыбнулся я. – Видать, это у них с Метанкой фамильное: хлебом не корми – дай в обморок шлепнуться. А Катома потому и рухнул, что сразу понял: вот она, в натуре, дочурка родименькая. Глотыч, мне пивка и соленых груш – только околоченных, гляди у меня!

– Барма Глотыч, мне бы тож олуя Опорьевского придобавить, потемнее! – подпрягся Травень, отрываясь от заливной белорыбицы.

– Можно понять посадника, гы-гы! – радостно заикал Гнедан, вытирая с красных губищ крошки яицкого пирога с рыжичками. – Видать, крепко Меташка на мамашку свою похожа. На Ведуницу-покойницу.

– Кто Ведуницу помнили, оне враз Метаночку за ейную дочку признали, – кивнул Гай, солидно куроча хладную баранью ногу. – Крепко на мамку похожая. Волос, очи, дородности в грудях…

– Даже веснушки, – заметил Травень.

– Мазюнечка, милая, мне пожалуй крюки бараньи под мозжечным взваром. – Лито вернул берестяное меню ближайшей официантке. – Признаться, братцы, я и сам подивился. По сердцу речи, не верилось мне, будя Метанка по правде Катомина дочка.

– Гы! Я тожде думал: обманка! – Гнедан закивал рыжей головищей. – До последня мига не верил! А оказалось: настояща!

– Дивно дело… Была нежить голодрана, а стала богата невеста…

– Казалось – полуденица, ан вышло: посадница!

– Глотыч, значит, так… Тащи-ка сюда для низкого старта уху белую с перцем, а потом черную с гвоздикой… – задумчиво сказал я, движеньем брови подозвав личного шеф-повара (мы отмечали успех сегодняшней презентации в студийном ресторанчике «У Джокеров», наспех обустроенный на верхнем этаже офисного терема). – И еще… каравай покрупнее. И… пирожки там разные, точно-точно.

– Караваюшку желаем яцкую али битую? Аль сырую, то бишь с сыром? Аль братскую? – улыбчиво изогнулся бородатый Барма Глотыч.

– Сказано: покрупнее, – нахмурился я.

– А… пирожки пожелаете… меж ух? – не моргнув, осведомился шеф-повар.

– Ч-чего?! – Я поперхнулся от такой наглости. – Что ты сказал, зараза?! Да я тебя… да ты у меня щас сам… меж ух огребешь!

– Вы не поняли, обожаемый босс, – поспешно разъяснил Язвень. – Досточтимый наварщик спрашивает: вы пирожки желаете кушать в промежутке меж рыбных ух али после оных?

– И перед, и после. Короче: всегда, – хрипло сказал я, вытирая с возмущенного чела испарину. Что за идиотские вопросы? Распоясались, дери вас…

– Ох и сладки твои гусята, Бармочка Глотыч! – вовремя ободрил перепуганного шеф-повара чревоугодливый Гнедан. – Люблю твои копчения, даже обожаю. Ничуть не жалость, что мы с посадникова пира ушли! У него само курки да лебеди к столу уготовлены, а гусей нетути! Скучно без гусика! А я гусика страсть люблю – с гречкою да под хренком…

– У посадника Катомы тожде неплохое пированьице затеяно, – заметил Гай ради справедливости. – Он на радостях обещался весь город три дни напропалую кормить… Шибко радуется Дубовая Шапка. Истосковал по доченьке, это понятно.

– М-да… А сама Метанка с виду что-то… больно перепугана вся!

– Мыслим, не верит своей радости. Мазюня, молочных рябчиков еще.

– Да нет, кажись, поверила. Гы-гы! На шее у батяни повисла, даже в щеку поцеловала. Я видел.

– Всего-то один раз! Маловато. Я тревожусь: не удручился бы Катома… Уж больно холодна доченька…

– Фигня все это. Не переживайте. Я Катоме сказал, что деваха под чарами пятнадцать лет была. Не до конца вылечилась. Типа еще пару дней слегонца чумная будет. Но это нормально: медовая диета плюс аэробика – через пару месяцев начнет хихикать и веселиться, как новенькая.

– А вот я другое скажу, обожаемый босс: маловато вы испросили у Катомы. Маловато. Услугу посаднику оказали огромнейшу, а награда – на курий смех. Смешно сказать: всего тысяча серебряных гривен!

– Хе. Дурашка ты, Язвень. Дело не только в баксах! Смотри: теперь у нас в руках весь лубочный бизнес в княжестве, вся роспись по глине и практически вся вышивка! Это круто! Отныне – абзац народному творчеству: ни один орнамент нельзя пользовать в быту без нашего согласия. Даже узоры на этих… на девичьих прялках – и те утверждаются комиссией «Лубок Энтертейнментс». Я уж не говорю про клейма на мечах. Будем проверять, нет ли скрытой рекламы чурилизма в рунах и символах. Завтра с утра разработаем ГОСТ по орнаментам. Далее: наладим выпуск красочных агитационных стикеров на седла и телеги. Например: «Я ненавижу Че». Или – «Запретить свирельки!». Вся наружная реклама в наших руках, партнеры!

– Пирожки с молоками, извольте…

– Спасибо, Глотыч. Впрочем, убери: опять калории… Так вот, парни: я перехожу к ведомству нашего любимого Лито. Послезавтра Ассоциация Бардов России получит свой офис на Борзой Речке. Уже есть деньги на закупку наливных яблочек. Нужно быстренько наладить звукозапись и массовое производство лазерных блюдцев с популярной музычкой. Начните с видеоклипа песни «Не ходите, девки, в Азию гулять» в исполнении нашей ударной суперзвезды Ластеньки. Только аранжируйте веселее, попсовее: поменьше классических волынок, побольше сопелок. Ок?

– Патрон, а вот мне бы… Мне бы гривенок триста, а? На сказочный городок?

– Гнед, я же обещал: финансирование будет. Тематический парк – приоритетная задача. Наших русских девушек нужно сызмальства приучать к чурилофобии. Посетив многочисленные аттракционы, поучаствовав в костюмированных шоу, детишки поймут, что имя Чурилы Свароженина стоит в одном ряду с такими чудовищными словосочетаниями, как Дарт Вейдер, Саддам Хуссейн, монстр Франкенштейна, Фреккен Бок и другие…

– Патрон, а мне бы еще гривенок полета… На смотрины девичьих красот под названием «Прелесть Залесья – 970», а?

– Довольно те. Гнедко! Имай совесть, рыжа морда! Патрон, не давайте ему! Лучше мне дайте. Гудочникам платить несть чем! Уж не говорю про прислугу… Прислуги мне до сих пор не дадено…

– Лито, это кошмарное недоразумение. Ты до сих пор без прислуги? Без секретарши? Это саботаж какой-то… Завтра же получишь двадцать гривен на офисные расходы. Закупи хорошую мебель и остальное. Только умоляю: не бери блондинок. Они капризные.

– Пирожки с бараниной на яловичном сале, извольте…

– Спасибо, Глотыч, передай Гнедану. Короче, парни: все еще будет. Самое главное: заслужена репутация в народе. Нам верят, к скоморошьему слову прислушиваются. И мы не ограничим себя Властовским княжеством! Властов – не предел. Мы соберем под знамена чурилофобии всю Русь, будем профессионально скоморочить мозги народам от Владивостока до Бреста. Начнем сколачивать Союз Непокорившихся Городов! Пройдет немного времени, и наши лубки станут выписывать за Варяжеским морем, в Ледянии и Стекольне! Сигналы телекомпании «Метанкино» проникнут, как лучи света в темное царство, в самые кромешные закутки империи Сварога, и тогда…

– Поберегись!

– Стоять! ДЕРЖИ ЕГО!

– Славко, ложись! – гаркнул Гнедан, больно толкая плечом. Загремели тарелки; тяжкий кус рыбного студня с чавканьем упал на колени – оглушительно взорвался глиняный горшок! Я вздрогнул, пошатнулся на стуле…

«Вор! Вражина! Лови!» – загрохотало сзади, треснула выбитая дверь и тут же часто-часто завизжали из ножен лезвия: я повернул голову и увидел странного человека, приближавшегося в клубке каких-то смазанных пятен, кровавых тряпок, оборванных веревок и тянучих соплей грязи – страшный мужик в жестяной полумаске и жеваных доспехах быстро летел от порога прямо к нашему столу. Вот гнида! Он пребывал в затяжном прыжке: грузно перемахнул через жаба-охранника, коряво растопырившего руки; железным плечом сбил белобрысую официантку: в воздух красиво ударило фонтаном разлетевшихся глиняных черепков, багровых ягод и мутного сока… Приземляясь, дернул рукой: голубой взмах меча – и мой охранник зашипел, хватаясь за раненое предплечье. «Гы, – успел подумать я, – кажись, это покушение».

Сбоку мелькнула рогатая тень: тяжкая табуретка ударила незнакомца в желто-чешуйчатую бочину; в тот же миг ловко подлетевший холоп с размаху переломил о грязную вражескую спину сухое древко печного ухвата. Странный окровавленный мужик вздрогнул, досадливо обернул грязную личину – в ту же секунду рукастое бело-розовое пятно свалилось на него откуда-то с потолка: это прыгнул милый Травень, молодой дружинник в шелковой рубахе – обрушился незнакомцу на спину, тяжко заваливая на задравшийся ковер.

– Йес, Травень, йес! – заорал я, вскакивая. – Мочи его, мочи!

Всего секунду Травень удерживал незваного гостя в партере – отовсюду набежали мои телохранители: дружно навалились, задергали локтями, моча и придавливая вражеское тело коленями к полу.

– Пизмо! Пизмо! – вздруг заревел избиваемый человек в маске, успел поддеть ближайшего охранника сапожищем и, улучив момент… выбросил вверх железную ручищу с пергаментным свитком!

– Назад! – рявкнул Гай, выпрыгивая через стол. – Это вестник!

Гай успел оттащить Травеня; опомнившийся Гнедан вовремя пнул охранника, который уж замахивался топором. «Пизмо! Пизмо!» – орал избитый иностранец. «Прррочь рруки! Пословный человек с вестью!» – рычал раздосадованный Гай. Тьфу, подумалось, тоска. Я то думал: киллер. А это банальный почтальон.

Кто-то схватил вестника за голову, оторвал от шлема личину – я увидел знакомую перекошенную харю. Хе, хехе.

Привет, Фока! Не сердись на моих парней. Садись пока к столу, отведай-ка вот фирменное бланманже из макового молока. Приподнимите его, господа… Ну, брат, напугал ты нас! Зачем же дверь вышибать? Не пущали, говоришь? Кто не пущал? Охрана? А ты как думал? У них работа такая. Ладно, давай сюда свою депешу.

Улыбаясь глазами, разгрызая многочисленные узелки на свитке, я поглядывал на старого знакомца. Милый Фока… Отважный крендель, меченосец из греческой дружины князя Лисея Вышградского. Совсем недавно вместе пировали в Жиробреге, отмечая победу над злобным мафиозо Рогволдом-Посвистом… Ужасный, грязный, вонючий Фока, забрызганный чужой кровью, по пояс заляпанный хлопьями лошадиного мыла! Передо мной предстал, сопя и воняя, живой кусок моей вчерашней жизни – той жизни, в которой я и сам нередко вышибал двери, крушил чужие челюсти и вламывался к добрым людям без приглашения. Как давно это было! Страшно сказать: позавчера… Многое изменилось с тех пор. Я успел привыкнуть к комфорту, к стильному халату от Версаче, к дизайнерской кухне, к тонизирующему паточному взвару из винных ягод с имбирем… Ты – не просто почтальон, Фока. Ты – напоминание о тех страшных, голопузых временах… которые, надеюсь, никогда не вернутся. Я приблизился и осторожно обнял его, стараясь не запачкать халат кровищей.

– Пизмо… от мегало кнез Алексиос Геурон! Бидва, бидва! Помогить… – прохрипел греческий дружинник и облизал сизые губы. Я поймал его взгляд, поморщился. Кажется, у моего друга Старцева возникли проблемы.


Мстислав!

Срочно выручай. Моя дружина зажата в окресностях Глыбозера. С одной стороны – превосходящие силы Чурилы, с другой наступает армия Катомы, властовского посадника. Кретин Катома на меня зол за аннексию Опорьевского княжества и предъявляет глупые ультиматумы. Теперь вот послал одну из своих дружин с воеводой Гнетичем, чтобы меня усмирить. Дружище, на тебя вся надежда. Это не розыгрыш, я попал в тиски. Дошли слухи, что ты ловко устроился при властовском дворе и якобы имеешь на Катому влияние. Скажи старику, чтобы оставил меня в покое. Разве он не видит, что я иду против Чурилы? Извини за краткость. Привет всем,

Алекс.

P.S. Если не сможешь выручить, расценивай это письмо как приглашение на мои поминки.


…Правда, мне повезло с друзьями?

Нет, это радостно. У большинства людей приятели – нормальные люди. Приглашают в гости, угощают пивком, помогают написать реферат по трудовому праву. А мне кто достался? Не друзья, а балбесы глупые. Не дадут даже ушицы похлебать спокойно.

И что теперь делать, я спрашиваю? Не, мы все понимаем:

Старцев случайно шел по живописным окрестностям Глыбозера – мирно собирал бабочек, плел веночки, и вдруг… опана! попал в тиски. Сидит теперь в тисках и практически приглашает на поминки. Ловкий парень, правда? Молодеццц… Добраться бы до него, да потуже тиски закрутить, потуже! И пинчищу ему, фофана в лобешник! Чтоб не повадно было проказничать со своими греческими катафрактами. Мажоры, драть их! Экспаты хреновы! В золоченых доспехах! Нахулиганили, нашкодничали – а теперь, когда папаша Катома намерен наложить на них совершенно заслуженное наказание, они пишут влажные письма и умоляют выручить!

До него, значит, дошли слухи, что я «ловко устроился при дворе». «Повлияй, – говорит, – любефный друг мой Флавик, на фтарого кретина Катому, да пофкорее, дгужок!» А как теперь влиять?! Метанку я уже возвернул и все вознаграждение сполна получил! Под каким предлогом у Дубовой Шапки новые бонусы выпрашивать? Ради чего он мне навстречу пойдет, а?

Другое дело, если бы волшебный поясок был по-прежнему у меня за пазухой. Можно бы, чисто теоретически, завязать на нем очередной узелок… В этом случае Метанке пришлось бы оставить новообретенный отчий дом и снова прилететь ко мне, к любимому хозяину. Я бы очень ей обрадовался, честно-честно. Посадил бы девочку в благоустроенный подвал и стал ждать, пока посадник Катома сам не явится с визитом. Что ж вы, посадник, опять дочурку упустили? Нехорошо-с. Так и быть, я вторично возьмусь ее разыскать (в последний раз! только ради нашей дружбы!), однако вам придется… нет-нет, денег нам больше не надо! Все гораздо проще: вам придется оставить князя Лисея Вышградского в покое…

М-да, было бы круто. Но – нет пояска. Я уже вернул его Метанке, дери меня! К сожалению, больше не могу на халяву эксплуатировать юную ведьмочку… Нет рычагов влияния.

Я грустно перевел взгляд на Фоку. Боюсь, любезный дружище, «Лубок Энтертейнментс» при всем желании не сможет оказать содействие твоему князю Алексиосу Вышградскому.. Золоченой греческой коннице придется красиво лечь костьми – прямо там, в кровавых тисках на берегу глубокого Глыбозера. С одной стороны – черный грозовой фронт Чурилиного войска, с другой – длинные светлые копья властовской дружины воеводы Гнетича. Надеюсь, у Лешки хватит мудрости на то, чтобы вовремя сбежать из ставки – прежде, чем в его шатер ворвутся озлобленные кинг-конги с амулетами Чурилы на волосатых грудях…

Фока смотрел на меня, как голодный беспризорник на педагога Макаренко. В крупных глазах цвета крепкого чая горел жесткий, упрямый огонек надежды. Надежда – тупая, но живучая тварь. Кто знает, подумал я… Может быть, и есть некий выход…

Я отвернулся от уповающего Фоки и невесело прошел к окну. За толстой запотевшей слюдой сгущалась зеленая чернота назревающей июньской ночи – отвязно-безлунной и ненастной. Прямо перед окном в грозовом нетерпении шумно мотались мутные древесные ветки. Пожалуй, будет мощный дождь. Маленький зелененький листик, влажно телепавшийся перед глазами, приклеился снаружи к полупрозрачной слюде. Надо бы выручить Старцева, дери его.

Возможно, я поступил не вполне красиво. Мне заранее стыдновато, особенно перед читательницами. Они не сразу простят джентльмену то, что я сделал.

А что я сделал? Я засунул руку за пазуху и извлек оттуда узкую шелковую ленточку нежно-зеленого цвета. Не простая ленточка, а сувенирная: кажется, она по-прежнему слабо пахнет медом и горькими лимонами. К ленточке прилип тонкий извивистый волос солнечного цвета. Я дунул: волос, тихо прозвенев, отцепился и медленно поплыл вниз, к полу.

Отведя глаза, быстро завязал на зеленой ленточке кривой мочалистый узел.

– Слушай внимательно, брат Фока. – Обернувшись, протянул греческому дружиннику перевязанную ленточку. Мелькнув мимо пылающих лучин, зеленый шелк отчаянно вызолотился мелкими искорками. – Переоденься в славянскую одежду и – пулей свисти на двор посадника Катомы. Передай это посадниковой дочке. Дери меня… Да поживее, дружок. Кажется, гроза начинается.


ДНЕВНИК АЛЕКСИОСА,

князя Вышградского, Опорьевского,Жиробрегского и Глыбозерского

Среда

Волхв-террорист. – По кровавому следу. – Увидеть Калин и выжить. – Моя война. – Уловки горбунов. – Группа армий «Центр». – Я аннексирую Глыбозеро. – Ультиматум господина Катомы. – Записки попавшего в тиски. – Свастика

Настоящий разрывчатый лук невозможно купить на рынке. Чудовищную игрушку не закажешь обычному мастеру-оружейнику. Жуткая мощь колдовского инструмента заключается даже не в том, что его тугие «рога» (кованные из красного золота, согнетенные толстой шелковой косицей тетивы) способны выбросить трехфутовую стрелу вдвое дальше, чем обычный тисовый лук. Само слово «разрывчатый» намекает на удивительную способность так называемого скрамасакса метать волшебные стрелы с необычными наконечниками. В былинах я встречал неопределенные упоминания о разрывчатом луке. Но не знал, как выглядит и как действует это дорогостоящее оружие древних террористов-цареубийц.

За полчаса до теракта я впервые заподозрил неладное. В среду, около десятого часа утра исторический Жиробрегский съезд был еще в полном разгаре: царь Леванид, резко жестикулируя, спорил с окаменелым Данилой о судьбе Императорских Статей, маленький старец Посух задушевно шептался с уже разомлевшим, пречудно опохмелившимся Бисером. Десятник Неро и рыжий деревенщина Гнедан восхищенно разглядывали тяжелое перекрестье Константинова меча, возвращенного в хрустальный, окованный золотом ковчежец царя Леванида. Слепой Лито любознательно водил пальцем по алыберской пергаментной карте… У порога веселые греки-катафракты в шутку переругивались с вооруженными зорянскими медведями… Я поднялся с низенького резного стульчика и отошел к просторному окну: резные косящатые створки с серебряными причалинами были широко и крылато распахнуты в солнечное городское утро – сюда, на четвертый уровень грандиозного посадникова терема поднимался гудливо-переливчатый, звонкий шум площади. Навалился грудью на теплый дубовый подоконник, глянул вниз – увидел широкий двор, уже сплошь заполненный народом: белые рубахи, рыжеватые сермяги, алые, коричневые пятна расшитых накидок. Народ густо топтался по желтому песку дорожек, по красному камню площади – собрались с раннего утра. Как сообщил Неро, «представители кланов и сословий желают послушать речь нового князя».

Вдруг словно мягкий толчок в грудь. Кажется, даже отпрянул от подоконника, схватился за ворот: под пальцами ощутилась золотая цепь… Господи, она опять наливается темной желтизной, начинает слабо лучиться, будто раскипая изнутри. Мне стало не по себе. Я догадывался: цепь почувствовала недоброе.

Всего десять шагов прочь от окна – в глубину светилицы, к широкому столу, в гудящую, оживленную толпу соратников и слуг – грубые кованые звенья потемнели, успокоились за пазухой. Недоброе было там, на улице. Я тряхнул головой, допил густую сладость из красиво озеленевшего медного кубка с двумя отделениями под накидной крышкой (в одном – мед, в соседнем – сбитень). За нашим столом такой кубок полагался старшему – то есть мне. Теперь я законный князь Жиробрегский, занявший трон свергнутого негодяя Рогволода-Посвиста. Этот разбойник доигрался: вчера ему пришлось отречься от престола. Грамоту с отречением бедолаги Рогволода мне передал наш расторопный друг Мстиславка Бисеров. Через полчаса, окруженный блестящей дружиной и мудрыми советниками, я выйду на высокое княжье крыльцо и покажу эту грамоту представителям кланов и сословий. Вот и все. Кто-то скажет: наглая аннексия соседнего княжества в результате грязного шантажа. А я улыбнусь и замечу: ничего страшного. Просто восторжествовала мудрость. И справедливость.

Цепь пылала и жгла грудь. За пять минут до торжественного выхода Лисея Грецкого на княжье крыльцо она снова пробудилась. Я прятал ее под тяжелым плащом, но мне казалось, что яркие отсветы вырываются наружу из-под одежды, заливая мерцающей желтизной шею, странно подсвечивая снизу мое спокойное лицо. Царь Леванид заметил, чуть побледнел. Я твердо улыбнулся ему. И попросил принести самую толстую кольчугу. Придется надеть ее под дорогую рубаху из тафты-шамохейки, прямо на исподнее.

Принесли дюжину кольчуг на выбор (в купеческом, мирном Жиробреге больше доспехов, чем воинов). Я выбрал самую грубую, длиннополую «ратную кожу» работы созидальских кропотливых кузнецов. Толстые, поцарапанные кольца уже тронуты ржавчиной по вороту и подолу – ничего. Зато надежнее.

«Боишься?» – грустно-насмешливо спросил Данила, обнимая сзади за плечо. Я не ответил: просовывал голову в тесное жерлье кольчатого доспеха. «Надо посадить арбалетчиков на крышу терема», – заметил Каширин, отворачиваясь. «Не надо», – сказал я, туже затягивая кожаный пояс. Князю Вышградскому нельзя бояться собственных подданных.

Сладко, волнующе прозвенели рожки катафрактов: впереди шумящей свиты, впереди глашатаев и тиунов, широкими шагами я пошел по длинному коридору-рундуку – к выходу на княжье перенокрыльцо. Слуги уже распахнули ворота в парадных сенях: снаружи, навстречу, в лицо ударило многоголосым стоном истомленной толпы, тонущим в сдержанном рокоте кожаных барабанов. Тридцать… двадцать шагов до порога: я шел по рундуку, жмурясь солнечным потокам, косо стоявшим в узких окошках. Сквозь хрустальные «зерцала», сквозь толстые витиеватые решетки видно, как снаружи, под самыми окнами мигают, трепещут алые стяжки на черных танцующих копьях: вдоль боковой стены терема я повелел поставить десяток катафрактов в парадном обмундировании. Всадников не видать, только кончики копий, как черный частокол, волнуются на уровне второго этажа. Слышите лязг? Это мои железные парни.

Толкнув замешкавшегося холопа с ковровой дорожкой, я вышагнул на крыльцо. Ударила дробь, жестяная оторопь – стальными рукавицами по щитам! Визгнули трубы: толпа вздохнула, кратко заревела – и смолкла напряженно. Я увидел круглые пятна белых лиц: черно-синие точки глаз; мельком разглядел желтобородого купца в первом ряду, взмокшего под меховой шапкой. Рослого одноглазого старика в потемневшем рогатом шлеме. Широкоплечую бабу-богачку, сопревшую под дюжиной пестрых платков. Мой народец, подумал я, подходя к точеным перильцам. Поднял лицо, обводя толпу уже натренированным взглядом властителя. «…Ах, каков худенький…» – донесло женский шепот снизу, из первых рядов. «…Лют хозяин… очи яры, сущи уголья!» – восхищенно крякнул кто-то сбоку.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34