265 Шлют туда знатных людей. Владел тогда Фригии скиптром

Аттал: авзонским мужам в помощи он отказал.

Чудо свершилось: земля с продолжительным дрогнула громом.

Из тайников раздался голос богини самой:

«Быть увезенной хочу! Поспеши мою волю исполнить.

270 Рим — это место, где все боги должны пребывать!»

В ужасе Аттал и: «В путь, говорит, отправляйся, богиня.

Нашею будешь: ведь Рим — дедов фригийских страна!»

Тотчас стучат топоры, и несметные падают сосны, —

Так и фригийский рубил их благочестный беглец, —

275 Тысячи трудятся рук, и в покое, расписанном ярко

Жженою краской, везут Матерь Богов на ладье.

Бережно с нею плывут по волнам ее сына родного,

Длинный проходят пролив, Фриксову знавший сестру.

Мимо Ретея плывет она хищного, мимо Сигея,

280 И Тенедоса и вдоль Эетиона твердынь.

Лесбос уже позади, принимают богиню Киклады,

Справа остался Карист, мелью дробящий волну,

Пересекает в пути и море Икара, где крылья

Он потерял, а волнам имя оставил свое.

285 Слева оставила Крит, а справа воды Пелопа

И на Венерин святой остров Киферу плывет.

До Тринакрийских пучин дошла она, где закаляют

Крепко железо в воде Бронт, Акмонид и Стероп.430

Вдоль африканских плывет берегов, Сардинию видит

290 Слева и вот подошла вплоть к Авзонийской земле.

В Остию, где Тиберин, разделив свои надвое воды,

Может свободно бежать, в море открытое вплыв,

Всадники все и сенат величавый, с толпой вперемешку,

Встретить приходят ладью к устьям тирренской реки.

295 Вместе с ними идут их матери, дочки, невестки,

Также и девы, каким вверен священный огонь.

Сил не щадя, за причальный канат потянули мужчины,

Лишь чужеземный корабль против теченья пошел.

Засуха долго была, трава выгорала от жажды,

300 И на болотистом дне крепко застряла ладья.

Люди приказа не ждут, усердно работает каждый,

И помогают рукам, громко и бодро крича.

Точно бы остров, засел корабль посредине залива:

Чудом изумлены, люди от страха дрожат.

305 Клавдия Квинта свой род выводила от древнего Клавса,431

Был ее облик и вид знатности рода под стать.

И непорочна была, хоть порочной слыла: оскорбляли

Сплетни ее и во всех мнимых винили грехах.

Ей и наряд, и прическа, какую она все меняла,

310 Были вредны, и язык вечных придир — стариков.

Чистая совесть ее потешалась над вздорами сплетен, —

Но ведь к дурному всегда больше доверия в нас!

Вот появилась она меж достойнейших в шествии женщин,

Вот зачерпнула рукой чистой воды из реки,

315 Голову трижды кропит, трижды к небу возносит ладони

(Думали все, кто смотрел, что помешалась она),

Пав на колени, глядит неотрывно на образ богини

И, волоса распустив, так обращается к ней:

«О небожителей мать плодоносная, внемли, благая,

320 Внемли моим ты мольбам, коль доверяешь ты мне!

Я не чиста, говорят. Коль клянешь ты меня, я сознаюсь:

Смертью своей пред тобой вины свои искуплю.

Но коль невинна я, будь мне порукою в том предо всеми:

Чистая, следуй за мной, чистой покорна руке».

325 Так говоря, за канат она только слегка потянула

(Чудо! Но память о нем даже театр сохранил):

Двинулась Матерь Богов, отвечая движеньем моленью, —

Громкий и радостный крик к звездам небесным летит.

До поворота реки идут (где, как встарь говорили,

330 Был Тиберина дворец); влево свернула река.

Ночь наступала; канат к дубовому пню привязали,

И, подкрепившись едой, все погружаются в сон.

День наступает; канат от дубового пня отвязали,

А перед этим в огне ладан вскурили богам,

335 И увенчали ладью, и заклали телку без пятен,

Что не знавала ярма и не познала любви.

Место есть, где Альмон впадает быстротекущий

В Тибр и теряет свое имя в могучей реке:

Там поседелый от лет и порфирою жрец облаченный

340 И госпожу, и ее утварь в Альмоне омыл.

Воют сопутники, визг неистовый флейты несется,

И под обмякшей рукой бубны тугие гудят.

Клавдия всех впереди выступает с радостным ликом,

Зная, что честь ее днесь подтверждена божеством.

345 Через Капенские в город богиня вступает ворота,

И под дождем из цветов шествует пара телиц.

Назика встретил ее. Кто ей выстроил храм, неизвестно;432

Август его обновил, а перед этим — Метелл».

Смолкла, сказав, Эрато. Но тут я спросил ее снова:

350 «Но почему для нее медная мелочь нужна?»

«Медные деньги собрал народ Метеллу на стройку

Храма, — сказала она, — этот обычай блюдут».

«Поочередно зачем одни других приглашают

Чаще тогда на пиры и угощают гостей?»

355 «Так как сменяла жилье Берекинтия очень удачно,

То, по примеру ее, ходят все из дому в дом».

Я уж готов был спросить, почему Мегалезские игры —

Первые в Риме у нас; но (угадав мою мысль)

Так мне сказала она: «Богов породившей дается

360 Первое место, и ей первую честь воздают».

«Но почему же скопцы ее носят прозвание галлов,

Коль от Фригийской земли Галлия так далека?»

«Между Келенским текут хребтом и зеленой Кибелой

Воды сводящей с ума, Галлом зовомой реки.

365 Бесится каждый, кто пьет ее воду: бегите, кто хочет

В здравом остаться уме, — бесится каждый, кто пьет». —

«Ну, а пристойно ли нам, — я спросил, — деревенскую тюрю

Ставить на стол госпожи? Ты не откроешь ли мне?»

«Цельным всегда молоком в старину кормились и тою

370 Зеленью, что на земле без обработки росла.

Вот и смешайте вы зелени тертой да белого сыра:

Древней богине мила древняя эта еда».

Завтра, лишь только блеснет Паллантова дочь433 и прогонит

Звезды с небес, а Луна снежных коней отпряжет,

375 Всякий, кто скажет: «В сей день на холме посвящен был

Храм Фортуны Благой», — будет наверное прав.

В третий день (помнится мне) были игры, и некий со мною

Рядом сидевший старик так обратился ко мне:

«В сей знаменательный день на Ливийском морском побережье

380 Цезарь коварную рать гордого Юбы разбил.434

Цезарь вождем моим был, у него получил я трибуна

Чин и горжусь, что моя должность идет от него.

Здесь я как воин сижу! А ты здесь сидишь, потому что

В мирное время вошел ты в децемвиров число».

385 Поговорили бы мы, но внезапный дождь разлучил нас,

Чаши небесных Весов хлынули ливнем с высот.

Прежде, однако, чем день последний окончится зрелищ,

В море с небес низойдет с звездным мечом Орион.

Сразу за тем, когда Рим осветит заря величавый

390 И когда Фебу звезда место уступит свое,

Весь переполнится цирк богов многочисленным сонмом

И состязаться начнут кони, как ветер летя.

Игры Цереры идут. Объяснять их причину не надо:

Щедрость богини ясна и очевидна для всех.

395 Первые люди травой вместо хлеба питались зеленой,

Той, что давала всегда без обработки земля;

То вырывали ростки живучие прямо из дерна,

То поедали листки нежные с верха дерев.

Выросли желуди. Их отыскав, люди стали довольны:

400 Великолепную дуб твердый еду им давал.

Первой Церера людей приучила к улучшенной пище,

Желуди им заменив снедью полезней для них.

Шею склонять под ярмо она им волов приучила,

Вспаханным глыбам земли солнце увидеть дала.

405 Сделалась ценною медь, а железа тогда и не знали:

О, если б можно его было сокрыть от людей!

Миролюбива Церера; просите и вы, поселяне,

Вечного мира для нас и миротворца вождя.

Полбой богиню почтить и крупинками надобно соли,

410 Ладана зерна сжигать на вековых очагах.

Если же ладана нет, зажигайте смолистые ветви:

Просит Церера себе малых, но чистых даров.

Не закалайте волов, жрецы, подоткнувши одежды:

Вол — это пахарь; колоть праздную надо свинью.

415 Пусть занесенный топор подъяремную шею не тронет,

Пусть скотина живет, вечно трудясь над землей!

Срок подошел: изложу я тебе похищение девы:

Многое знаешь, но есть кой-что внове тебе.

Остров Тринакрия есть, он три скалистые мыса

420 Выдвинул в море, по ним носит название он.

Любит Церера его. Ее городов там не мало

И плодородный средь них город, что Энной зовут.

Матери вышних на пир собрались к Аретусе холодной435

И белокурая к ней с ними Церера пришла.

425 В сопровожденье подруг, как бывало всегда, ее дочка

Бегала тут по своим, ног не обувши, лугам.

Место укромное есть там в овраге сыром и тенистом,

Где бьет росистый ручей, падая с верху скалы.

Сколько есть в мире цветов, все цветы были там на поляне,

430 Как расписная, была в пестром уборе земля.

Только увидев цветы, она закричала: «Подруги,

Все набирайте со мной полны подолы цветов!»

Девичьи рады сердца дающейся в руки добыче:

Не замечая трудов, все за работу взялись.

435 Полнит кошницы одна, из веток сплетенные ивы,

Та отягчает подол, пазуху эта свою,

Первая рвет ноготки, другую прельстили фиалки,

Третья ногтем спешит мака подрезать цветы;

Этих манит гиацинт, а тех влекут амаранты,

440 Донник хорош и тимьян, ягодник и розмарин.

Множество собрано роз, а есть и цветы без названий.

Крокусы ищет сама, белые лилии рвет,

Вот, собирая цветы, она все дальше уходит,

Вот уже нет никаких с нею сопутниц теперь.

445 Дядя увидел ее и, увидев ее, похищает —

Мчится он в царство свое с нею на синих конях.

Тут закричала она: «Меня похищают, на помощь,

Милая мама!» — и рвет платье на нежной груди.

Быстро уносится Дит436, торопятся Дитовы кони,

450 Трудно им долго терпеть свет непривычный дневной.

Свита ровесниц кричит, кошницы наполнив цветами:

«Эй, Персефона, скорей наши подарки прими!»

Нет ответа. Они оглашают пронзительным криком

Горы и горестно бьют голые груди рукой.

455 Вопль их Цереру сразил, едва подходившую к Энне:

«Горе! — богиня кричит. — Дочь моя, где же ты, где?»

Мчится она без ума, как фракийские, слышно, менады

Носятся, космы волос на голове распустив.

Словно мать мычит о тельце, что от вымени отнят,

460 И порожденье свое ищет везде по лесам,

Так и богиня свой вопль удержать не может и мчится

Всюду, начав от твоих, Энна, лугов и полей.

Дальше идет, на следы девичьей ступни нападает

И отпечаток родной видит на почве она.

465 Может быть, тут и конец ее наступил бы блужданью,

Ежели свиньи кругом не истоптали бы все.

Через поля Леонтии, вдоль быстрой воды Аменана

Мчится она и твои травы минует, Ацид;

Быстро Киану прошла и тихие воды Анапа

470 И неприступный для всех, Гела, твой водоворот.

Вот и Ортигии нет, миновала Мегару, Пантагий

И побережье, куда льет свои воды Симет,

Нет и пещер, где киклопы повыжгли над кузнями своды,

Сзади остался залив, выгнутый в виде серпа;

475 Гимеры с Дидимой нет, Тавромения нет, Акраганта

Нет и Мелана с его паствой священных быков.

На Камерину идет, и к Тапсу, и к долу Гелора,

И к Эрицинской горе, той, что на запад глядит.

К Пелориаде затем, к Лилибею идет и к Пахину —

480 Трем рогам, трем углам на треугольной земле.437

Всюду, куда ни придет, оглашает окрестности скорбным

Плачем, — такой издает птичка по Итисе плач.

То «Персефона!» кричит, то «дочка моя!» она кличет,

Попеременно зовет то Персефону, то дочь.

485 Ни Персефона Церере, ни матери дочь не ответит,

И замолкает в тиши имя и той и другой.

А пастуха увидав, землепашца застигнув за плугом,

Тот же вопрос: «Видел ты деву, бежавшую здесь?»

Смерклось, смешались цвета, и все окуталось темной

490 Тенью, и сторожевых больше не слышно собак.

Вот перед ней над Тифоновой пастью возвысилась Этна:

Пламенем пышет гора, почву сжигая кругом.

Два сосновых ствола зажигает, как факел, Церера:

Вот почему по сей день факелы в честь ее жгут.

495 Мрачный таится там грот, в изъеденной созданный пемзе,

Место, куда не зайдет ни человек, ни зверье.

Здесь запрягла, зауздав, она пару змей в колесницу

И по поверхности вод, посуху будто, летит.

Сирты минует, тебя, засевшая в Занкле Харибда,438

500 Вас, нисейских собак, чудищ для всех моряков;

По Адриатике мчится, минует Коринф у двуморья

И достигает твоей, Аттика, твердой земли,

Здесь лишь присев на скалу холодную в тяжкой печали

(У кекропидов скала Скорбной зовется досель),

505 Много дней провела под небом она неподвижно,

Перенося и луну, и проливные дожди.

Жребий дан каждой земле: где теперь Элевсин у Цереры,

Там в те давние дни жил престарелый Келей,

Желуди там Келей собирал и плоды ежевики

510 И к своему очагу из лесу хворост носил.

Девочка-дочка двух коз со взгорья домой загоняла,

А в колыбели лежал хилый ребенок больной.

«Мама! — воскликнула дочь (богиню растрогало имя

Матери) — что здесь одной делать в пустыне тебе?»

515 Стал и старик, и, хоть тяжко стоять под ношей, он просит

Не погнушаться войти в хижину скромную к ним.

«Нет, — говорит она, — нет!» Притворилась старухой и, скрывши

Волосы легким платком, так отвечает ему:

«Вечно будь счастлив, отец! У меня же похищена дочка.

520 Жребий твой моего лучше гораздо, увы!»

Так сказала и, будто слеза (а ведь боги не плачут),

Светлая капля на грудь теплую пала ее.

Плачет и добрая дочь, и старый отец вместе с нею,

И говорит наконец вот что достойный старик:

525 «Пусть же вернется к тебе твоя дочь, о которой ты плачешь!

Встань, не гнушайся, прошу, хижиной жалкой моей».

«Ладно, веди! — говорит богиня, — меня убедил ты».

С камня встает и пошла следом за старцем она.

Спутнице тут поведал отец, что сын его болен:

530 Вовсе не спит и своей хвори не в силах избыть.

Намереваясь войти под скромную кровлю жилища,

В поле она набрала мака снотворных плодов,

Но, набирая (молва говорит), их коснулась устами,

Вовсе забывшись, и тем голод слегка уняла.

535 Так как она свой пост прервала с наступлением ночи,

То и жрецы ее пост держат до первой звезды.

Переступивши порог, она видит глубокое горе:

При смерти мальчик, и нет на исцеленье надежд.

Матери «здравствуй!» сказав (ее Метанирою звали),

540 Благоволила в уста мальчика поцеловать.

Бледность сходит с лица, на глазах возвращаются силы, —

Вот из божественных уст сила какая идет! —

Весел весь дом, то есть трое: и мать, и отец, и сестрица:

Все они вместе, втроем, и составляли семью.

545 Тотчас же ставят на стол молочный творог, простоквашу,

Яблоки и золотой, в сотах хранившийся мед.

Яства не тронув, дает благая Церера младенцу

Мака снотворного сок с теплым испить молоком.

Полночь была, и кругом все было спокойно и тихо:

550 Тут Триптолема она крепко прижала к груди.

Трижды погладив его и промолвив три заклинанья,

Три заклинанья, каким смертный не должен внимать,

Мальчика тело в очаг, на еще не остывшие угли

Хочет она положить, чтобы очистить огнем.

555 Неясная тут просыпается мать и, в ужасе вскрикнув:

«Что с тобой?» — из огня вдруг вырывает дитя.

Ей богиня в ответ: «Ты преступницей стала невольно —

Страх материнский мои тщетными сделал дары:

Будет он смертным теперь, но первым пахарем будет,

560 Первый высеет хлеб, первым плоды соберет».

Молвила так и, себя за облаком скрыв, ко драконам

Вышла Церера и в путь по небесам понеслась.

Суния мыс позади, и спокойная гавань Пирея,

И берега, что лежат с правой руки от нее.

565 Дальше в Эгейскую зыбь направляется, видит Киклады,

К хищной Ионии мчит и к Икарийским брегам.

По азиатским летит городам, стремясь к Геллеспонту,

И то туда, то сюда в сторону правит свой путь.

То она видит страну собирающих ладан арабов,

570 Индию, Ливию, то знойной Мерой пески;

То к гесперийским летит она Рену, Родану, Паду

Или к могучим струям Тибра грядущего мчит.

Смею ли вслед? Нельзя перечислить пути ее страны:

Не был Церерой забыт край ни один на земле.

575 Бродит и в небе она по созвездьям, не тонущим в море,

Так обращаясь к звездам хладного края небес:

«Звезды Паррасии!439 Вы ведь можете знать все на свете,

Ибо в пучине морской не исчезаете вы,

Матери бедной мою обнаружьте вы дочь Персефону!»

580 Молвила так, и такой дан ей Геликой ответ:

«Ночь неповинна: спроси о похищенной дочери Солнце,

Солнце ведает все, что совершается днем».

К Солнцу идет, но в ответ она слышит: «Напрасны искания

С братом Юпитера дочь в третьей державе царит».

585 Долго стенала она и так Громовержцу сказала,

А на лице у нее горькая виделась скорбь:

«Если ты помнишь еще, от кого родилась Прозерпина,

То и тоску ты о ней должен со мною делить!

Целый я мир обошла, чтоб узнать про ее похищенье, —

590 Но и доселе она в прежнем томится плену.

Но Персефона моя недостойна хищника-мужа

И не такого себе зятя готовили мы.

Если б Гигант победил, разве хуже мне, пленнице, было б,

Нежели стало сейчас, в век, когда царствуешь ты?

595 Он безнаказан. Пускай! Я отмщенья не требую; пусть он

Дочь мне вернет и свою этим искупит вину».

Ей в утешенье вину извиняет любовью Юпитер

И говорит ей: «Ведь зять нам не позорен такой!

Я не знатнее его: моя держава на небе,

600 Водами правит мой брат, хаосом брат мой другой,

Но коль упорствуешь ты и воля твоя непреклонна

И коль решила рассечь узы супружества ты,

Я постараюсь помочь, если дочь твоя все голодает,

Если же нет, то навек быть ей Плутону женой».

605 В Тартар, приказ получив, на крыльях летит Жезлоносец440

И, возвратившись скорей, чем ожидали, донес:

«Девы похищенной пост, — сказал он, — уже разрешился:

Взявши гранатовый плод, съела она три зерна».

Впала в отчаянье вновь, точно снова похитили дочку,

610 Бедная мать и в себя долго прийти не могла.

И говорит: «Дольше жить не могу я в небесных чертогах:

В доле Тенара теперь мне обитать повели!»441

И удалилась бы в глубь, коль не дал бы клятвы Юпитер

В том, что шесть месяцев в год в небе останется дочь.

615 Только тогда прояснилось лицо и душа у Цереры

И увенчал ей главу вновь из колосьев венок.

Вновь породили поля на земле изобильную жатву

И поместился едва весь урожай в закромах.

Белое все по душе Церере: наденьте одежды

620 Белые в праздник ее; темная шерсть не про нас.

В иды апрельские чтим Юпитер у нас Победитель;

В этот день ему храм некогда был посвящен.

В этот же день, если я не ошибся, во славу народу

Римскому был заложен нашей Свободы чертог.

625 В утро грядущего дня, мореплаватель, в гавань укройся:

Западный ветер тебя в море настигнет и град.

Хоть, несмотря и на град, бушевавший тогда при Мутине,

Наголову разбил Цезарь все войско врагов.442

После Венериных ид, когда третье утро настанет,

630 Надо, понтифики, вам стельную «форду» заклать.

«Фордой» корову зовут, что беременна, но не телилась:

«Форда» от «ферре» — носить, так же как «фетус» — телок.

Ныне беременен скот, беременна почва весною,

А плодовитой земле плодная жертва под стать.

635 В храме Юпитера часть, а тридцать коров закалают

В курии: льется там кровь полным, широким ручьем.

Только лишь вынули плод из нутра материнского чрева,

Тотчас бросают куски мяса на дымный алтарь,

А сожигать там телят поручают старшей весталке,

640 Чтобы народ очищать пеплом в Палилиев день.

Стали при Нуме-царе бесплодны труды земледельцев —

Все их мольбы к небесам были напрасны тогда.

То ли засушлив был год, то ли дули холодные ветры.

То ль постоянный лил дождь и затоплялись поля:

645 Часто хозяев в обман зеленями вводили посевы

И бессемянный овес рос в бороздах полевых,

Или до времени скот порождал скороспелое племя,

Или давила овца новорожденных ягнят.

Лес престарелый стоял, топорам дровосеков запретный,

650 И Меналийскому он был посвящен божеству:443

Из лесу бог подавал ответы спокойно безмолвной

Ночью. Нума в лесу двух закалает овец,

В жертву Фавну одну, другую сладостной Дрёме,

И на земле постелил шкуру и той и другой.

655 Дважды обрызгал он пряди волос родниковой водою.

Дважды оплел он виски буковых веток листвой,

И, воздержась от любви, воздержась от животного мяса,

Ни единым кольцом не украшая перста,

Грубой одеждой укрыт, растянулся на свежем руне он,

660 В благочестивых словах бога молитвой призвав.

Между тем, осенив чело свое тихое маком,

Ночь подступает, за ней черные тянутся сны;

Вот появился и Фавн, руно попирая копытом,

И одесную изрек он таковые слова:

665 «Смертью, о царь, двух коров умолить тебе следует Земли:

Пусть же телица одна в жертву отдаст две души».

Ужасом царь пробужден, о виденье он думает странном:

Тайна приказа темна и непонятна ему.

Тут обретает его в лесу дорогая супруга

670 И говорит: «Надо взять стельной коровы нутро!»

Стельной коровы приплод приносят в жертву; обилен

Стал этот год, родили щедро и скот и земля.

Этому дню поспешить Киферея однажды велела

И приказала быстрей мчаться ретивым коням,

675 Чтобы как можно скорей получил императора званье444

Юноша Август за то, что победил он врагов.

Но миновало уже после ид и четвертое утро,

И увлекает к себе ночью Дорида Гиад.

По удаленье Гиад, когда третье засветится утро.

680 Порознь будут стоять в Цирке упряжки коней.

Но почему в этот день лисиц выпускают, зажегши

Факелы им на хвостах, надобно мне объяснить.

Почва Карсеол совсем холодна, для маслин непригодна,

Но для посева хлебов очень она хороша.

685 Там путешествовал я по родимой земле Пелигнийской,

Малой, но вечно сырой из-за дождей проливных.

К старому другу я в дом вошел, как бывало обычно,

В час, когда распрягал Феб утомленных коней.

Многое друг рассказал, как и прежде, и то мне поведал,

690 Что пригодиться могло в начатом мною труде.

«В этой равнине, — сказал и мне показал на равнину, —

Скромно селянка жила с мужем суровым своим.

Он обрабатывал там свое поле, работая плугом,

Иль искривленным серпом, или двузубой киркой:

695 Дом подметала жена, стоявший на крепких подпорках,

Да под наседку клала яйца, цыплят выводя,

Иль собирала грибы для еды и зеленую мальву.

Иль разводила огонь в малом своем очаге;

Не покладая рук, она ткала постоянно

700 И запасалась всегда теплой одежей к зиме.

Был у нее и сынок, по малому возрасту резвый:

Ведь миновало ему только двенадцать годков.

Раз в ивняке на краю их усадьбы словил он лисицу:

Множество птицы она за загородкой крала.

705 Пленницу он обмотал кругом соломой и сеном

Да и поджег, но лиса вырвалась прямо из рук,

И, убежав, заронила огонь на хлебные нивы:

Ветер подул и раздул с гибельной силой пожар.

Кончилась эта беда, но память о ней сохранилась:

710 Ныне в Карсеолах строг вечный запрет на лису;

А в искупление жгут в Цереалии чучело лисье,

И погибает оно так же, как хлеб погибал».

Утром, как только взглянуть на земные выйдет просторы

Алая Мемнона мать на розоцветных конях,

715 Солнце покинет вождя руноносного стада, что предал

Геллу, и Солнцу вослед тучные жертвы несут.

То ли Тельца славят здесь, то ль Телицу, узнать невозможно:

Видно переднюю часть, задняя скрыта от глаз—

Будь это знак Тельца или знак Телицы, — однако,

720 Как там Юнона ни злись, он знаменует любовь.445

Кончилась ночь, и встает Аврора. Парилии надо

Петь: не напрасно, коль мне Палес на помощь идет!

Палес благая, певца вдохнови ты пастушеских таинств,

Если могу я почтить праздник твой песней своей.

725 Я ведь и пепел тельца, и бобовые стебли рукою

Полной тебе приносил как очистительный дар;

Я ведь и через костры, по три в ряд разожженные, прыгал,

И окропляли водой с ветви лавровой меня.

Благословляет мой труд богиня: из гавани вышла

730 В море ладья, и надул ветер мои паруса.

С девственного алтаря проси курения, тополь:

Веста подаст тебе дар, Веста очистит тебя.

А для курений пойдет кровь коня и пепел теленка;

Третьим пустой черенок твердого будет боба.

735 Сытых очисти овец при первых сумерках, пастырь,

Землю водой окропи, веткой ее подмети,

Зелень повсюду вплети и ветвями увей ты овчарни,

Двери укрась и повесь длинный венок на косяк.

Чистая сера пускай голубым разносится дымом,

740 И от дымящейся пусть серы заблеет овца.

Жги ты мужские еще маслины, сосну, можжевельник,

Пусть посреди очагов лавр, загораясь, трещит.

Пшенные пусть пироги пойдут с корзинкою проса:

Эта особенно снедь сельской богине мила.

745 Яства прибавь и кувшин молока и, раздав эти яства,

Палес лесную моли, теплым почтив молоком:

«Ты позаботься, скажи, о скоте и хозяевах стада,

Чтоб никакого вреда не было стойлам моим!

Коль в заповедник забрел, иль под деревом сел я священным,

750 Иль ненароком овца траву щипала с могил,

Если ступил я на место священное, если от взоров

Нимфы бежали моих или бог-полукозел,

Если мой нож нарезал ветвей в раскидистой роще,

Чтоб захворавшей овце листьев в лукошко нарвать, —

755 Ты уж меня извини! А когда идет град, не преступно

Будет скотину свою к божьим навесам пригнать.

Коль взбудоражил прудки, вы простите, пожалуйста, нимфы,

Что мой копытами скот воду вам всю замутил.

Ты же, богиня, для нас охрани родники, родниковых

760 Нимф умоли, призови в рощах живущих богов:

Да не заметим дриад, не подсмотрим купален Дианы

Или же Фавна, когда в полдень траву он примнет.

Хвори от нас отгони: пусть здравствуют люди и стадо

И не болеют ничем наши сторожкие псы.

765 Пусть без урона стада с утра и до вечера будут,

И не оплачу я шкур, содранных волком с овец.

Пусть злобный голод уйдет, пусть травы и листвы будет вдоволь,

Вдоволь воды, чтоб омыть тело и жажду унять;

Полное вымя пусть брызжет, пусть сыр мне приносит доходы,

770 Пусть на моем решете соком сочится творог;

Будь баран похотлив, а самка его многоплодна,

Чтобы по стойлам моим множество было ягнят;

Шерсть вырастает пускай такая, что пальцев не ранит

Женских и будет всегда мягкой для ловкой руки!

775 Все это сбудется пусть, а мы ежегодно богине

Палес, как все пастухи, будем месить пироги».

Так богине молись и скажи это раза четыре,

Ставши лицом на восток, руки росою омыв.

Братину взяв, молоком белоснежным наполни, как чашу

780 Ты для питья, и к нему сусла багряного влей;

И через кучи потом на огне трещащей соломы

Мчись, оттолкнувшись ногой в ловком и быстром прыжке,