Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Прекрасная художница

ModernLib.Net / Николз Мэри / Прекрасная художница - Чтение (стр. 1)
Автор: Николз Мэри
Жанр:

 

 


Мэри Николз
Прекрасная художница

Глава первая

       1817
      Френсис, графиня Коррингам, стояла с кистью в руке, поглядывая то на мольберт, то на сидевшую поодаль женщину. Леди Уиллоуби была крайне грузна; под подбородком громоздились складки жира, из-под которых, еще более подчеркивая их, сияло тяжелое бриллиантовое ожерелье; маленькие глазки терялись между подпиравшими их щеками и мясистыми веками; рыжие кудряшки торчали из-под громадного розового атласного тюрбана, над которым покачивалось перо, закрепленное бриллиантовой заколкой.
      Изображение на полотне мало походило на оригинал. Ничего не поделаешь – заказчице надо угодить, иначе она ничего не заплатит за работу. Сохранив очертания глаз, бровей и носа, Френсис убавила мясистости, складок и морщин, оставив лишь намек на двойной подбородок. И все же это, несомненно, была леди Уиллоуби.
      Придет такой день, мечтала Френсис, когда можно будет рисовать то, что хочется, не думая о последствиях. А на сегодня достаточно. Она взяла тряпку и начала вытирать кисть.
      – Я слыхала, – в голосе леди Уиллоуби сквозили торжественные нотки, – герцог Лоскоу приехал в город и собирается провести здесь весь сезон.
      Френсис и глазом не моргнула, хотя далось ей это не без труда.
      – В самом деле?
      Она наклонилась, усердно вытирая кисть.
      – Да, мне сказал мой сын Бенедикт, а он узнал от маркиза Риели, сына герцога, то есть, можно сказать, из первых рук. Вы же знаете, Бенедикт учится вместе с маркизом.
      – Правда? Нет, я не знала, – пробормотала Френсис.
      – Ну да, Бенедикт на два года его старше, ему семнадцать, но они друзья неразлейвода.
      – В самом деле?
      – Уж поверьте мне. Кстати, леди Лавиния скоро выходит в свет, хотя непонятно, как встретит ее общество.
      – Леди Лавиния? – Френсис была полна решимости скрыть тот факт, что она знает о детях Маркуса Стенмора, третьего герцога Лоскоу. Ей не хотелось, чтобы старый скандал снова вытащили на свет. Вдова, приближающаяся к своему тридцать пятому дню рождения, она считала себя достаточно умудренной жизнью, чтобы не обращать внимания на сплетни, и все-таки в душе шевельнулось что-то похожее на сожаление. Или гнев?
      – Ну, леди Лавиния Стенмор – дочь герцога. Отец ее вконец испортил, особенно после кончины герцогини. Мне говорили, она гоняет верхом или на коляске по всему дербиширскому поместью в сопровождении одного грума. А еще отец позволяет ей вмешиваться в дела поместья, присутствовать на обедах, когда приезжают его друзья, и не только присутствовать, но и болтать всякие глупости. А ведь ей и семнадцати еще нет.
      – Я уверена, герцог знает, что делает. – Френсис стала складывать мольберт, полотно, кисти и краски.
      – Уж позвольте мне выразить сомнение в этом, графиня. Девушке нужна мать, кто-то, кто укажет ей, что можно, а чего нельзя, в противном случае из нее толку не будет. Кстати, я слыхала, он для того и приехал в город – ищет себе новую жену.
      Френсис слегка дернулась, а леди Уиллоуби между тем добавила еще одну щепотку соли на давным-давно затянувшуюся рану:
      – Ему уже за сорок, но он прекрасно сохранился и все еще очень хорош собой. Уверена, он станет главным объектом охоты в этом сезоне.
      – К счастью, моя падчерица уже замужем, так что меня это прямо не касается. – Френсис сложила кисти и краски в специальную большую сумку. – Ну, мне пора. Думаю, портрет будет готов дня через два.
      – Хорошо. Занесите его мне в четверг, лорд Уиллоуби как раз будет дома, впрочем, я уверена, что ему понравится. У вас несравненная репутация, иначе он не стал бы делать вам заказ.
      – Благодарю вас.
      – У меня соберется на чай небольшая компания. Приглашаю присоединиться к нам.
      Еще раз поблагодарив, Френсис вышла. Лакей провел ее до дверей, где другой лакей подал ей пелерину и перчатки, после чего третий донес ее сумку до коляски. Джон Харкер, конюх и кучер Френсис, пустил лошадей вдоль по Верхней Брук-стрит, свернул на Дьюк-стрит и натянул поводья перед парадным входом Коррингам-хауса.
      – Ты мне сегодня больше не понадобишься, Джон, – сказала Френсис конюху.
      – Хорошо, миледи.
      Войдя в дом, Френсис следом за слугой прошла в мастерскую.
      – Спасибо, Грили, – сказала она слуге. – Прошу, скажи повару, что я буду обедать через полчаса.
      – Хорошо, миледи.
      Слуга ушел, а Френсис осталась одна. Находиться одной в этой комнате, где все пробуждало воспоминания, было тяжело. Но она привыкла и порой специально вызывала в памяти воспоминания.
      После кончины мужа, пэра Коррингама, Френсис осталась прекрасно обеспеченной вдовой, но ей необходимо было знать, чего она стоит и сама по себе. Живопись, занятия искусством спасали от излишних размышлений.
      Френсис прошлась по мастерской, поглядывая на картины, плоды ее трудов за последние семнадцать лет. Ее ранние работы были лишены утонченности, свойственной более поздним полотнам, зато от них веяло свежим чувством и непосредственностью.
      Остановившись, она вперила взгляд в портрет герцога Лоскоу – в те времена маркиза Риели, – который она написала, когда тому было двадцать три года и она любила его. Молодой человек был изображен в образе боксера: обнаженным по пояс, в узких штанах. Все в нем дышало уверенностью, силой и мужеством.
      Портрет был неплох, но не таков, чтобы выставить его на всеобщее обозрение. Светские дамы пришли бы в ужас, как это мужчина осмелился позировать перед леди в столь легкомысленном виде, а их мужья поставили бы под сомнение нравственность леди, которая такое допустила. К тому же выражение глаз и складка у рта недвусмысленно намекали на отношения между рисовальщицей и натурой.
      Нетерпеливо тряхнув головой, Френсис сняла портрет и поставила на пол лицом к стене. Там, где он висел, осталось пятно, и она принялась перебирать полотна, чтобы повесить вместо него.
      Френсис часто забредала со своим рисовальным блокнотом в самые бедные районы столицы и зарисовывала, ничего не приукрашивая, все, что попадалось на глаза: обшарпанные дома и грязные подворотни, оборванных детей и их замученных нищетой родителей. Как ни странно, с ней ни разу ничего дурного не случилось – может быть, потому, что она щедро платила людям, чтобы они позволили рисовать себя. Затем, уже дома, она на основе своих набросков писала картины.
      Френсис знала им цену, это были хорошие вещи, но не для гостиной. Она мечтала когда-нибудь устроить выставку своих работ, чтобы великосветская публика увидела, что творится у нее под носом.
      Перебирая полотна, Френсис наткнулась на еще одно изображение герцога. Этот торопливый набросок был сделан во время пикника в Ричмонде незадолго до разлуки. Он, без сюртука, лежал на траве, закинув руки за голову, и смотрел, как она рисует. По его лицу блуждала мечтательная улыбка, а в янтарных глазах светилась любовь к ней. Впрочем, было ли это на самом деле?
      – Да пропади все пропадом! – Френсис поспешно взяла портрет принца Уэльского в смешном мундире, который он сам придумал для своего полка, и повесила на стену. После чего направилась в спальню, где ее дожидалась горничная.
      Та помогла ей снять запачканное краской платье и стала наливать горячую воду из кувшина в таз, а Френсис, в одном белье, тем временем рассматривала себя в большом, в полный рост, зеркале рядом с умывальником. Интересно, что бы сказал герцог, увидев ее сейчас. Конечно, ее фигуру не назовешь образцом грациозности, но все же она не растолстела, а волосы все такие же густые и черные как вороново крыло. О ее фиалковых глазах говорят, что это самое красивое в ее внешности, а Маркус утверждал, будто глаза выдают все, что у нее на душе. Интересно, научилась ли она с тех пор прятать свои мысли и чувства под маской вежливого равнодушия?
      – Какое платье наденете, миледи? – спросила Роуз.
      – Наверно, розовое шелковое с зелено-лиловым пояском.
      – Да оно же старое, миледи. Последний раз, надевая его, вы сказали…
      – Я помню, Роуз, но мне в нем удобно, а я сегодня никуда не собираюсь, пообедаю одна. А потом хочу закончить портрет леди Уиллоуби. Не хочется портить хорошее платье.
      Френсис редко обедала одна. У нее было много друзей, она вела открытый образ жизни. Ее гости были людьми различного происхождения и социального положения, их взгляды на вопросы политики, искусства и науки зачастую были противоположны, но благодаря редкой способности Френсис улаживать споры между ними сохранялись добрые отношения. Сегодня, однако, ей захотелось побыть в одиночестве.
      За обедом Френсис размышляла о своей жизни. Все сложилось в конце концов не так уж и плохо, хотя в семнадцать лет, когда все ее надежды и мечты рухнули из-за предательства Маркуса, ей казалось, что жизнь кончилась. Как он мог?! – кричала она, рыдая в подушку по ночам. Говорил, что любит, а сам по велению отца женится на другой! Мягкотелый, бесхарактерный тип!
      Она сказала ему, что ненавидит его, что видеть его не желает, и он исчез из ее жизни и женился на указанной ему шотландской наследнице, за которой давали замок в горах. Зачем ему понадобился этот замок? Он и так должен был унаследовать обширное поместье в Дербишире, дворец в Лондоне, дом в Бате, а также охотничьи угодья в Лестершире. К тому же она любила его не за богатство…
      Как раз в тот год Френсис впервые вышла в свет, но ничто не могло отвлечь ее от случившегося. Ни один из возможных женихов не шел ни в какое сравнение с тем, кого она потеряла. Мать, решившаяся на непосильные расходы, чтобы вывезти ее в Лондон, была в бешенстве.
      – Зря только потратилась! – кричала она. – Ну конечно, ты у нас особенная, Фэнни, только не понимаю, на каком таком основании? Спору нет, ты хорошенькая, но что толку, если у тебя нет приданого? Я не смогу привезти тебя сюда снова на следующий год, так что или в этом году, или никогда.
      – Мама, ну что я могу поделать, если никто не делает мне предложение?
      – И не сделает, если ты будешь думать только о своем Риели. В свете и так идут разговоры, а если еще ты вернешься домой несолоно хлебавши…
      В угоду матери Френсис приняла предложение графа Коррингама. После недавней кончины жены он остался с двумя детьми – сыном семи с половиной лет и шестилетней дочерью – и как раз подыскивал женщину, которая могла бы заменить им мать. Скромная свадьба всего на две недели опередила женитьбу Маркуса Стенмора на Маргарет Конно.
      Френсис не любила мужа и даже не пыталась создавать видимость любви, но ей было спокойно и хорошо с ним, она научилась делать его жизнь приятной и полюбила его детей, особенно когда стало ясно, что своих ей иметь не дано. Муж отнесся к этому философски.
      – Наследник у меня уже есть, – сказал он. – Мы с тобой хорошо ладим друг с другом. Так зачем нам еще дети?
      Они были женаты уже десять лет, когда неожиданный сердечный приступ унес Джорджа, и с тех пор Френсис жила одна. Она жила, как хотела, была свободна в своих поступках, посещала концерты и спектакли, читала газеты и новинки литературы и даже поигрывала, но умеренно. Свои способности Френсис использовала с толком, обучая рисованию и живописи молодых девушек, и радовалась, когда кто-то из них добивался успеха. Но главным для нее была благотворительность, о масштабах которой знали только ее банкир да Джон Харкер. В общем, жизнь ее шла гладко, и ей совсем не хотелось, чтобы что-то нарушило ее мирное течение.
      Пока Джордж был жив, большую часть времени она проводила в семейном поместье в Эссексе, наезжала в Лондон лишь изредка и ни разу не столкнулась с Маркусом. Он тоже редко бывал в Лондоне, предпочитая проводить время в своем поместье или в шотландском замке. По слухам, после смерти жены, случившейся два года назад, он вел почти затворническую жизнь. И вот сейчас появился в Лондоне. Ничего, у нее, слава богу, хватает здравого смысла не переживать по этому поводу.
      На завтра у нее была запланирована верховая прогулка с сэром Персивалем Понсонби, и они договорились отправиться рано утром.
      Перси, закоренелый холостяк, вел рассеянную жизнь, и с его лица не сползало выражение вселенской скуки, за которым, впрочем, скрывался живой, насмешливый ум. При этом он оказался добрым и снисходительным товарищем. Между ним и Френсис существовало своего рода соглашение – они только друзья, их обоих привлекает свободная жизнь, и никакие потуги добровольных свах ни к чему не приведут.
 
      Это апрельское утро выдалось ветреным, но не холодным. На каштанах уже набухли почки, а в садах покачивались под ветром нарциссы и левкои, кое-где показались уже и бутоны роз и дельфиниум. Скоро лондонский сезон вступит в полную силу.
      Френсис надела, как обычно, свою синюю с серебряной окантовкой амазонку, поверх шляпки накинула газовый шарф, затянув его для надежности под подбородком. По мнению Перси, выглядела она очень мило.
      Они катались уже около часа, когда на дорожке парка появился прогулочный фаэтон, и в держащем поводья мужчине Френсис узнала того, кого знала когда-то как Маркуса Стенмора, маркиза Риели. Рядом с ним сидела, горделиво выпрямившись, темно-рыжая девушка.
      – Убей меня Бог, если это не Лоскоу, – проговорил Перси, поднося к глазу монокль. – А выглядит, выглядит-то как! Давно я его не встречал. А что это за красотка с ним, интересно бы узнать?
      – Должно быть, дочь, – пробормотала Френсис.
      – Дочь, говоришь. Боже, как летит время. Интересно, что он делает в Лондоне?
      – Говорят, подыскивает себе жену. – Френсис почувствовала невольное любопытство. Она уже не та неловкая, стеснительная семнадцатилетняя девушка, какой он ее знал, но и ему уже далеко не двадцать три. Впрочем, время обошлось с ним милостиво. Он возмужал, правильные черты лица стали четче, из-за легких морщин в уголках глаз и губ появилось выражение, которого не было прежде, подбородок стал как-то тяжелее и выпячивался вперед, придавая ему несколько презрительный вид. И все же он был необыкновенно хорош собой.
      Перси скосил глаза на Френсис.
      – Может, свернем, пока не поздно, или как?
      – С чего вдруг? – засмеялась Френсис. – Это выглядело бы слишком демонстративно, а я ему ничего демонстрировать не собираюсь.
      Они уже поравнялись с фаэтоном, и этикет предписывал ей обратиться к герцогу первой. Френсис натянула поводья и одарила его одной из своих знаменитых улыбок, той, что освещала все ее лицо и повергала в трепет большую часть мужского населения Лондона.
      – Ваша светлость. – Она изобразила легкий поклон.
      – Миледи. – Он остановил фаэтон и снял высокую шляпу. Скользнувшая по лицу улыбка не коснулась янтарных глаз, лишь губы как-то иронически изогнулись. В юности он так не улыбался, она помнила это точно. – Как поживаете?
      – Прекрасно, благодарю вас. Вы знакомы с сэром Персивалем, не так ли?
      – Да, знаком. Приятного вам дня, Понсонби.
      – И вам тоже, – откликнулся Перси. – Каким ветром вас занесло в нашу деревню? Я вас тут сто лет не видел.
      – Вы правы. – Он повернулся к Френсис. – Графиня, разрешите вам представить мою дочь Лавинию. Лавиния, графиня Коррингам. – Голос его звучал холодно и равнодушно. – А это сэр Персиваль Понсонби.
      – Я рада встрече с вами, леди Лавиния, – сказала Френсис, пока Перси изображал поклон, сидя в седле. – Надеюсь, вам понравится в Лондоне.
      В ответ девушка что-то невнятно буркнула, некрасиво скривившись, чем вызвала укоризненный взгляд отца.
      Френсис была несколько обескуражена, но, поскольку церемонию знакомства можно было считать законченной, переключила свое внимание на герцога.
      – Вы надолго в Лондон, ваша светлость?
      – Полагаю, на весь сезон. У меня есть кое-какие дела, а Лавинии не помешает приобрести немножко столичного лоска.
      Френсис не могла не согласиться с этим. Девушка была необычайно хороша, и можно было ожидать, что она произведет фурор среди светской молодежи, если, конечно, научится улыбаться и вести себя вежливо.
      – Тогда мы, наверное, еще увидим вас в свете.
      – Думаю, да. Я намереваюсь поводить Винни по светским собраниям, хочу дать ей некоторое представление о том, что ее ждет, когда она на следующий год выйдет в свет. – Он внезапно улыбнулся, и Френсис словно что-то укололо в сердце. А она-то думала, что его чары на нее больше не подействуют… – Леди Уиллоуби пригласила нас завтра на чай.
      Френсис выругалась про себя. Положительно Эмма Уиллоуби везде поспевает первая. Да еще выбрала тот самый день, когда Френсис обещала привезти ей портрет. Можно, конечно, доставить его утром и отговориться от чая, но это означало бы признаться себе, что она трусит. К тому же все равно не удастся избегать его в течение всего сезона, так что пусть все идет как идет.
      – Как мило, – сказала Френсис. – Буду очень рада увидеть там завтра вас обоих. До свидания, Лоскоу. Леди Лавиния.
      – Графиня. – Он кивнул и натянул поводья, собираясь тронуться с места. Френсис и Перси развернулись и продолжили свой путь. Встреча как встреча, ничего экстраординарного, простой обмен любезностями между знакомыми. А чего она ждала? Может, фейерверка? Улыбнувшись, Френсис повернулась к своему сопровождающему. Уж кто-кто, а он не заслужил, чтобы она его забывала.
      – А на что ты намекал, предлагая свернуть? – спросила она.
      – Господи, Фэнни, не строй из себя простушку. Как будто я не знаю, что в те далекие времена все только и ждали, что со дня на день он сделает тебе предложение.
      – Правда? – Френсис вдруг почувствовала, как в ней поднимается раздражение. – Сплетники иногда ошибаются, сам знаешь.
      – Это так, но я тогда думал, как ты, должно быть, разочарована.
      – Ничуть, – слукавила Френсис. – Я знала, что мы не пара. И, знаешь, Перси, давай оставим этот разговор, я не вижу в нем никакого смысла.
      – Прошу прощения, клянусь, больше никогда не заикнусь об этом.
      – Вот и хорошо. И еще, я буду тебе очень обязана, если ты и другим заткнешь рот.
      – Так и сделаю, хотя, по правде говоря, вряд ли об этом станут сплетничать, уж очень давно это было.
      – Но ты же запомнил.
      – А что я? Я особый случай.
      – В каком смысле?
      – Ну, у меня крепкая память… только помнить нечего, – туманно пояснил Персиваль. – Ну что, едем домой или еще погоняем?
      Френсис засмеялась.
      – Второе. Давай галопом.
      Считалось, что леди не подобает скакать галопом; можно было проехать на лошади шагом или рысью по дорожке. Френсис, однако, частенько позволяла себе отступать от правил. Вот и сейчас она промчалась по траве до центра парка и пустила лошадь в галоп. Сэр Персиваль последовал за ней.
      Полчаса спустя он и Френсис, разгоряченная, забывшая о том, что тревожило ее совсем недавно, повернули к дому.
 
      В тот же день, позже, Френсис, чтобы доказать себе, что она в полном порядке, взяла блокнот для набросков, пастельные карандаши и велела Джону Харкеру ехать в Ист-Энд. Там она поставила мольберт на пристань, уселась на табуретку и начала рисовать стоявшую под разгрузкой шхуну, прибывшую с грузом чая. Она с головой ушла в работу и очнулась, лишь когда пришла пора возвращаться домой. Мысли о Маркусе Стенморе, герцоге Лоскоу, полностью выветрились у нее из головы. Чтобы вернуться на следующий день.
 
      В этот день она повезла портрет леди Уиллоуби к ней домой. Та долго не могла решить, на какой стене главной гостиной расположить портрет, чтобы его было лучше видно, и лакей то и дело перетаскивал его с места на место.
      – Может, лучше повесить его в другой комнате? – предложила Френсис.
      – Ну уж нет, он должен быть здесь. Я хочу, чтобы все, кто ко мне приходит, сразу его увидели.
      В этот момент появился лорд Уиллоуби, к которому незамедлительно обратились за советом. Он постоял с задумчивым видом, а потом показал на свободное место в отдалении от камина.
      – Поставь его тут прямо как есть, на мольберте.
      – Не вешать? – удивилась его супруга. – Но у портрета будет какой-то незаконченный вид!
      Он засмеялся.
      – Зато ты сможешь его передвигать куда вздумается. Ты даже можешь стать родоначальницей новой моды – выставлять картины на мольбертах.
      Леди Уиллоуби радостно захлопала в ладоши.
      – Я так и сделаю. – Она повернулась к Френсис. – Милая графиня, вы не позволите мне временно оставить здесь ваш мольберт, пока я не куплю другой?
      – Ну зачем же временно? – отозвалась Френсис, думая о пачке денег, которые она несколько минут назад положила в свой ридикюль. – Мне будет только приятно, если он останется у вас навсегда.
      – Наверное, я его пока прикрою, – радостно проговорила леди Уиллоуби, – а потом, когда все соберутся, сниму покрывало. Вот будет сюрприз! Портрет прелестный, он еще больше поднимет вашу репутацию, дорогая графиня. И как вам удается добиваться такого сходства?
      Френсис проглотила смешок: на портрете леди Уиллоуби была много стройнее той, что стояла сейчас перед ней. Простодушная женщина этого не замечала, но муж-то уж точно заметил, да и от остальных это не ускользнет. Френсис задумалась было, и уже не в первый раз, не разменивает ли она свои способности и не стоит ли проявлять больше уважения к искусству, но в этот момент лакей объявил о приходе гостей.
      Гости пошли вереницей, их приветливо встречали, усаживали и угощали чаем с маленькими миндальными пирожными. Мольберт стоял накрытый скатертью. Френсис очень хотелось исчезнуть до того, как его откроют. Она всегда чувствовала себя неловко, когда она сама и ее работы оказывались в центре внимания, – ведь можно было подумать, что она тщеславна, а это была неправда. Френсис уже привстала со стула, чтобы уйти, когда объявили о приходе герцога Лоскоу и леди Лавинии, и она снова села, ощутив себя в ловушке.
      Он вошел с самым непринужденным видом, нисколько не смущаясь тем, что гостиная полна незнакомых ему людей. На нем был безукоризненный темно-синий сюртук с черными пуговицами и высоким воротником. Галстук, в котором поблескивала бриллиантовая булавка, был явно завязан не без помощи искусного камердинера, а над шевелюрой наверняка потрудился какой-нибудь модный куафер высшего света. Заправленные в высокие сапоги светло-синие панталоны туго обтягивали длинные мускулистые ноги герцога. У всех присутствовавших дам вырвался дружный вздох. Исключение составила лишь Френсис.
      Герцог поклонился хозяйке.
      – К вашим услугам, миледи.
      – Вы оказали нам такую честь, присоединившись к нашей маленькой компании, ваша светлость, – просюсюкала леди Уиллоуби. – А это, я полагаю, леди Лавиния?
      – Вы не ошибаетесь. – Он посмотрел на дочь. – Реверанс, Винни.
      Лавиния сделала требуемое и даже более того – изобразила улыбку.
      – Миледи, – буркнула она.
      – А теперь разрешите познакомить вас с гостями, – проговорила леди Уиллоуби.
      Герцог отвешивал поклоны, бормотал учтивости и двигался дальше. Следом шла его дочь, с лица которой не сходила вымученная улыбка.
      – Графиня Коррингам, – произнесла леди Уиллоуби, как-то неожиданно возникнув перед Френсис. – Но я полагаю, вы знакомы.
      – Вы правы. – Он поклонился. – Как поживаете, графиня?
      Она принужденно улыбнулась.
      – Прекрасно, ваша светлость.
      – Графиня – виновница того, что мы сегодня собрались здесь, – продолжала леди Уиллоуби. – Почетная гостья, так сказать, не считая, естественно, вашей светлости.
      – Вот как? – Он поднял красиво очерченные брови. Френсис растерялась. Он что, действительно все забыл? Или только делает вид? – Я уверен, честь по заслугам.
      Леди Уиллоуби, уже не слушая, развернулась и хлопнула в ладоши, призывая ко всеобщему вниманию.
      – Друзья, – заговорила она, – это не официальная церемония, так что обойдемся без речей, но я решила, что именно вы должны увидеть это первыми. – С этими словами она сдернула ткань с мольберта. – Перед вами последнее произведение графини Коррингам.
      Секунды две стояла тишина, и в эти две секунды Френсис ничего так не желала, как провалиться сквозь землю; а потом кто-то захлопал, все подхватили и заговорили вразнобой:
      – Цвета удивительно естественные.
      – Как тонко, однако, выписан каждый волосок!
      – А руки! Вы посмотрите на руки! Прелестно! Не всякий сумеет так нарисовать руки.
      – Я польщена, – проговорила Френсис, поднявшись с места и оказавшись в нежелательной близости к герцогу.
      – Вы польщены? – прошептал он ей на ухо. – По-моему, это вы занимаетесь лестью.
      – А почему бы и нет? От этого никакого вреда, – шепотом ответила Френсис, стараясь побороть пронизавшую ее дрожь, увы столь ей знакомую. Как будто и не прошло семнадцати лет.
      – Боюсь, это вредит вам самой.
      – Какое глубокомыслие! – пробормотала Френсис и прикусила язык – меньше всего ей хотелось вступать с ним в перебранку.
      – Неужели вы так стеснены в средствах, что приходится создавать такую безвкусицу? – Он кивнул на портрет.
      – Леди Уиллоуби в восторге от него. А это означает, что и другие…
      – Тоже с удовольствием станут платить вам.
      – Не вижу в этом ничего дурного.
      – Нет, но я лучше думал о вас. – Герцог с улыбкой повернулся к приближавшейся к ним хозяйке дома.
      – Лорд Лоскоу, – заговорила та, отдуваясь, – а что скажете вы? Правда, удивительно похоже?
      Он поклонился.
      – О, это замечательно, – проговорил он, не глядя на ухмыляющуюся Френсис. – Леди Коррингам действительно очень талантлива.
      – А вы, милорд, когда-нибудь позировали для своего портрета? – продолжала леди Уиллоуби.
      – Когда-то давно, много лет назад, – осторожно ответил герцог. – Это, должно быть, крайне утомительно, да у меня и времени нет.
      – Ах, но здесь, в городе, вы, возможно, не так сильно заняты. Очень рекомендую вам ее милость леди Коррингам.
      – Ох, ну что вы, леди Уиллоуби, – сказала Френсис. – Вы заставляете меня краснеть.
      – Ой, да оставьте, вы же не молодая девушка, чтобы краснеть. – Эта бестактность заставила герцога хмыкнуть, а Френсис почувствовала, что заливается краской. – Прошу вас, милорд, – продолжала хозяйка, – подойдите, пожалуйста, к другим гостям. Они тоже жаждут поговорить с вами, а Фелисити просто не терпится познакомиться с леди Лавинией.
      Герцог поклонился Френсис. – К вашим услугам, миледи. – Он отошел, за ним последовала его дочь.
      Френсис проводила взглядом его высокую фигуру и повернулась к столпившимся вокруг нее гостям, жаждущим договориться с ней насчет портретов. Несколько минут она была занята, а потому не заметила, как герцог с дочерью ушли. Вскоре ушла и она.
      С деловой точки зрения день прошел очень успешно, хотя Френсис не совсем понимала, почему леди Уиллоуби рекламирует ее с таким жаром. Может, думает, что ей нужны деньги? Впрочем, они ей действительно нужны.
 
      Вечером того же дня Френсис была в концерте, который миссис Джорджина Баттерворт устраивала в пользу сирот войны. О герцоге Лоскоу она уже успела забыть, и каково же было ее удивление, когда во время антракта она снова увидела его, с кем-то оживленно беседующим. Интересно, его в самом деле волнует судьба сирот войны или он просто не упускает случая побывать в обществе, в надежде присмотреть кого-нибудь себе в жены?
      Прошло какое-то время, прежде чем герцог наконец заметил Френсис. Его брови поползли вверх, словно он никак не ожидал ее здесь увидеть. Извинившись перед пожилой дамой, с которой разговаривал, он направился к ней.
      – Графиня, вот уж не думал снова увидеть вас так скоро.
      – А я вас. Мне кажется, это не та компания, которая может вас заинтересовать.
      – Ну почему же? – В голосе его послышалось недовольство. – Участь детей, осиротевших в войну, не может не волновать. Вы, должно быть, думаете так же, если пришли сюда.
      – Вы правы.
      – Значит, у нас есть общие интересы.
      Френсис промолчала, но сердце в груди подпрыгнуло, так что пришлось усилием воли заставить себя успокоиться. Этого только не хватало, ведет себя точно юная школьница, при том что на носу тридцать пятый день рождения!
      – Вот и прекрасно. Мне бы не хотелось, чтобы мое присутствие как-то мешало вам в ваших добрых делах.
      – Господи, да о чем вы говорите? – воскликнула Френсис и, понизив голос до свистящего шепота, продолжила: – Вы слишком о себе возомнили, если думаете, что для меня имеет хоть какое-то значение, где вы и чем вы занимаетесь.
      – Ну, тогда извините.
      Френсис не успела ничего сказать в ответ, потому что подошла миссис Баттерворт.
      – Я вижу, вы уже знакомы с герцогом, – обратилась она к Френсис.
      – О, мы с ней старые спарринг-партнеры, – проговорил Маркус, заставив Френсис мгновенно вспомнить свою мастерскую и портрет боксера. – Мы много лет не виделись, приятно было вспомнить былое.
      – Прекрасно! Мы с вами должны быть благодарны герцогу, миледи, за то, что он присоединился к нашей небольшой группе подписчиков. Как вы думаете, его имя на подписном листе вдохновит других?
      – Не сомневаюсь, – пробормотала Френсис.
      – Мы сейчас ищем подходящее здание, чтобы временно разместить ребят, пока найдутся семьи, которые согласятся взять их к себе, – стала рассказывать миссис Баттерворт, обращаясь к герцогу. Френсис внимательно наблюдала, не появятся ли на его лице признаки скуки. Но нет, их не было. Впрочем, он всегда умел притворяться.
      – Можете рассчитывать на мою помошь, миссис Баттерворт, – произнес он с улыбкой, совершенно покорившей его простодушную собеседницу. Где ей, бедняжке, знать, подумала Френсис, что за этой улыбкой скрывается холодное, твердое, как камень, сердце.
      – О, благодарю вас, сэр. Концерт имеет такой успех, что мы подумываем, не устроить ли нам бал, чтобы собрать побольше пожертвований. Могу ли я рассчитывать на то, что вы купите билет?
      – Со всем моим удовольствием, если только мне не придется приходить на этот бал.
      Френсис вернулась на свое место в расстроенных чувствах. Он что, так и будет подстерегать ее на каждом шагу? Попадаться ей повсюду, куда бы она ни пошла? Но не может же она запереться дома!
      Внезапность его появления выбила ее из колеи, оживила воспоминания о лете 1800 года. Всего одно лето… Какое это сейчас имеет значение? У нее слишком много дел в настоящем, чтобы копаться в прошлом.
      Она увидела его снова, когда все расходились.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11