Лоуренс очень хотел бы успокоить его, но этому мешали его собственные чувства. Состояние злости и взвинченности, знакомое по прошлым годам, никогда еще не держалось так долго. Он побывал во многих, не менее опасных боях, но сегодняшний разительно отличался от прежних. Сегодня враг угрожал не кораблю, а его дракону, успевшему стать для Лоуренса самым дорогим существом на свете. Ранения Лили, Максимуса и других «неродных» ему драконов звена тоже ни в коей мере не оставляли его равнодушным, потому что он видел в них братьев по оружию. Все здесь было совсем не так, как на море, и Лоуренс понимал, что оказался морально не готов к внезапной атаке.

– Да, боюсь, что последствия часто тяжелы – особенно, если твой друг ранен или, хуже того, убит. Могу сказать, что этот бой мне дался особенно трудно, ведь мы не искали его, и он не принес нам никакой выгоды.

– Это правда. – Отчаянный лежал грустный, жабо у него на шее обвисло. – Было бы легче, если бы мы дрались ради чего-то, тогда и Лили бы ранили не напрасно. Они просто взяли и набросились на нас. Нам даже защищать было некого.

– А вот и нет. Ты, например, защищал Лили. И заметь, что французы предприняли хитрую, совершенно неожиданную атаку. Численность у нас была равная, но они нас превосходили по опыту, между тем мы одержали победу и прогнали их прочь. Ты не находишь, что тут есть чем гордиться?

– Да, наверное. – Отчаянный немного расправил плечи. – Лишь бы с Лили было все хорошо.

– Будем надеяться. Не сомневайся, для нее сделают все, что только возможно. – Лоуренс погладил дракона по носу. – Ты, должно быть, очень устал. Может, уснешь? Почитать тебе что-нибудь?

– Вряд ли мне удастся уснуть, но тебя я послушал бы с удовольствием. Просто полежу и отдохну, пока ты читаешь. – Сказав это, Отчаянный сладко зевнул и заснул прежде, чем Лоуренс достал книгу. Осень брала свое, и ровное дыхание дракона облачками подымалось в похолодевшем воздухе.

Лоуренс, оставив его, зашагал к дому. В полях, где спали драконы, горели фонари, впереди призывно светились окна. Соленый воздух, несомый с моря восточным ветром, смешивался с медным драконьим запахом, привычным и почти не замечаемым. Лоуренсу выделили теплую комнату на втором этаже, с окном в сад. Его вещи уже распаковали и убрали в шкаф. Помятая одежда наполнила его душу скорбью. Прислуга запасников, видимо, имела об аккуратности такие же смутные представления, как и сами авиаторы.

В столовой для старших офицеров, несмотря на поздний час, стоял шум. Капитаны их звена собрались за длинным столом, но к пище почти не притрагивались.

– Как там дела у Лили? – спросил Лоуренс, садясь на свободное место между Беркли и Чинери, капитаном Дульции. Из всего отряда отсутствовали только Харкорт и капитан Имморталиса Литтл.

– Он разодрал ее до кости, чертов трус, – больше мы ничего не знаем, – сказал Чинери. – Ее до сих пор зашивают, и она совсем ничего не ела.

Дурной знак, понял Лоуренс. Обычно раненые драконы, если их не слишком мучает боль, становятся прямо-таки прожорливыми.

– А Максимус, Мессория? – посмотрел он на Беркли и Саттона.

– Наелись и спать залегли. – Лицо Беркли, всегда безмятежно-спокойное, теперь осунулось, на лбу темнела полоска крови. – Чертовски проворно сработали нынче, Лоуренс. Если б не вы, мы могли ее потерять.

– Недостаточно проворно, – сказал Лоуренс, прервав согласные возгласы других капитанов. Он не хотел получать похвалы за сегодняшний бой, хотя и гордился подвигами Отчаянного.

– Проворнее, чем мы все. – Саттон осушил бокал – судя по цвету его носа и щек, не первый. – Проклятые лягушатники застали нас врасплох. Какого черта они там патрулировали, хотел бы я знать!

– Маршрут из Лэггана в Дувр не такой уж секрет, Саттон. – К столу подошел Литтл, и все подвинулись, чтобы дать ему место. – Имморталис успокоился и начал понемногу есть. Передайте мне, кстати, того цыпленка. – Он отломил ножку и жадно принялся за еду.

При взгляде на Литтла у других тоже проснулся аппетит, и на ближайшие десять минут за столом стало тихо. Они ничего не ели с тех пор, как наспех, еще до рассвета, позавтракали в запаснике близ Миддлборо. Вино здесь было неважное, однако Лоуренс осушил несколько стаканов подряд.

– Они, думаю, затаились между Феликстоу и Дувром. – Литтл, насытившись, вытер губы и продолжил свою прежнюю мысль. – Чтоб я еще хоть раз полетел с Имморталисом этим путем… Нет уж, теперь только над сушей, разве что самим подраться захочется.

– Ваша правда, – от души согласился с ним Чинери. – А, Шуазель, добрый вечер; придвигайте себе стул.

– Счастлив вам доложить, джентльмены, что Лили начала есть. Я только что от капитана Харкорт. – Роялист поднял бокал. – Могу ли я предложить тост за здоровье обеих?

– Слушайте, слушайте! – вскричал Саттон, заново наливая себе, и все с огромным облегчением выпили.

– Ужинаете? Прекрасно, прекрасно. – К ним присоединился адмирал Лентон, командующий дивизионом и, следовательно, всеми драконами Дуврского запасника. – Нет-нет, не вставайте, что за глупости. (Лоуренс и Шуазель поднялись, когда он вошел, остальные с запозданием последовали их примеру.) Обойдемся без церемоний после такого дня. Дайте-ка лучше сюда ту бутылку, Саттон. Вы уже знаете, что Лили начала есть? Врачи надеются, что через пару недель она начнет понемногу летать, а вы тоже недурно попортили их тяжелую гвардию. Пью за ваш отряд, джентльмены!

Напряжение и тревога наконец-то отпустили Лоуренса. Весть, что Лили и другие раненые вне опасности, очень его утешила, а вино растворило тугой комок в горле. Остальные, видимо, испытывали сходные чувства. Разговор не вязался, и все потихоньку клевали носом.

– Я уверен, что гран-шевалье зовут Триумфалис, – говорил Шуазель адмиралу. – Я его уже видел: во Франции это один из самых опасных бойцов. Когда мы с Прекурсорисом покидали Австрию, он определенно находился в Дижонском запаснике, и меня это, признаться, пугает, джентльмены. Бонапарт ни за что не перевел бы его сюда, не будь он уверен в победе над Австрией. Он наверняка послал и других французских драконов на помощь Вильнёву.

– Я и раньше был склонен с вами согласиться, капитан, а теперь просто уверен, что так все и есть, – произнес Лентон. – Но пока нам остается только надеяться, что Мортиферус доберется до Нельсона раньше, чем французские летуны до Вильнёва, и что мы справимся со своим делом здесь. Не будь у нас Лили, Эксидиума пришлось бы оставить в Дувре: не удивлюсь, если как раз из-за этого на вас и напали. Именно так он, проклятый корсиканец, и мыслит.

Лоуренс невольно вспомнил о «Надежном», которому, возможно, в этот самый момент грозило нападение с воздуха, и о других британских кораблях, блокирующих Кадис, – кораблях, на которых служили его друзья и знакомые. Если даже британские драконы прилетят первыми, большого морского сражения не миновать, и о многих он больше никогда уже не услышит. Последние месяцы он был так занят, что никому не писал, и теперь очень жалел об этом.

– Есть ли какие-то вести от тех, кто держит осаду Кадиса? – спросил он. – Военные действия уже были?

– Нет, насколько я знаю, – ответил Лентон. – Да, как же – ведь вы у нас флотский, верно? Ну что ж. Все, у кого звери остались целы, будут патрулировать над Проливом. Можете слетать на флагман за новостями. Они вам чертовски обрадуются. Мы при наших нехватках уже месяц как не носили им почту.

– Завтра и начинать? – спросил Чинери, не совсем успешно подавляя зевок.

– Нет, денек отдыха я вам дам. Побудьте с драконами. – Лентон отрывисто хохотнул. – Но уж послезавтра я подниму вас еще до зари.

Отчаянный спал долго и крепко, подарив Лоуренсу несколько свободных часов после завтрака. За столом капитан встретился с Беркли, и они вместе отправились навестить Максимуса. Медный регал, поглощавший одного барана за другим, только пророкотал что-то в виде приветствия.

Беркли взял с собой бутылку довольно скверного вина, которую большей частью сам и прикончил. Лоуренс пил только из вежливости. Они заново обсудили вчерашний бой, чертя все его перипетии на земле и галькой обозначая драконов.

– Нам бы еще кого-нибудь легкого, вроде сизаря, чтобы летал над звеном в качестве наблюдателя, – сказал Беркли, усаживаясь на камень. – Дело в том, что все наши большие драконы молоды, а когда крупные начинают паниковать, мелочь, даже опытная, тоже поневоле пугается.

– Надеюсь, что после этого приключения они по крайней мере перестанут бояться таких сюрпризов, – кивнул Лоуренс. – Да и французы не скоро дождутся столь идеальных условий. Без облачного покрова этот номер у них не прошел бы.

– Разбираете вчерашнюю баталию, джентльмены? – Шуазель, шедший мимо, присел на корточки над чертежом. – Очень сожалею, что пропустил начало. – Мундир у него запылился, галстук весь пропотел. Похоже было, что он не переодевался с прошлого вечера, и белки глаз у него покраснели.

– Вы, верно, всю ночь не ложились? – спросил Лоуренс.

– Мы с Кэтрин… с Харкорт посменно дежурили при Лили – та ни за что не хотела оставаться одна. Обоим удалось немножко соснуть. – Шуазель зевнул во весь рот, чуть не свалился набок и сказал поддержавшему его Лоуренсу: – Мерси. Я вас оставлю – нужно принести Кэтрин поесть.

– Ступайте отдыхать, я сам принесу, – сказал Лоуренс. – Отчаянный все равно спит, и мне нечего делать.

У самой Харкорт сна не было ни в одном глазу. Все еще бледная, но значительно успокоившаяся, она отдавала команды своему экипажу и кормила Лили из рук парной говядиной. Ласковые, подбадривающие слова нескончаемым потоком текли с ее уст. Лоуренс принес ей хлеба с беконом. Харкорт, не желая отвлекаться, протянула окровавленную руку за сандвичем, но Лоуренс уговорил ее отойти чуть в сторону, умыться и поесть толком, оставив при Лили своих офицеров. Лили продолжала заглатывать мясо, поглядывая на Харкорт золотым глазом.

Шуазель вернулся, когда капитан еще не закончила завтракать, без галстука и мундира. За ним шел слуга с горячим кофейником.

– Ваш лейтенант ищет вас, Лоуренс. Отчаянный зашевелился. – Шуазель тяжело опустился на землю рядом с Харкорт. – Я так и не уснул больше – кофе меня взбодрил.

– Благодарю вас, Жан-Поль. Буду только рада вашей компании, если вы не слишком устали. – Харкорт пила уже вторую чашку. – А вы, Лоуренс, идите скорей, успокойте Отчаянного. Спасибо, что заглянули.

Лоуренс откланялся, испытывая неловкость впервые после того, как преодолел шок от знакомства с ней. Она, видимо совершенно бессознательно, прислонилась к плечу Шуазеля, а тот смотрел на нее с нескрываемой нежностью. Она совсем еще молода, невольно подумал Лоуренс, и приглядеть за ней некому.

Впрочем, не будь даже эти двое так измучены, в присутствии Лили и всего экипажа ничего дурного с ними не произойдет. Лоуренсу обстоятельства никак не позволяли остаться, и он поспешил к Отчаянному.

Остаток дня он провел спокойно. Сидя, на своем обычном месте в изгибе передней лапы Отчаянного, Лоуренс писал письма. В море, где досуга было более чем достаточно, он завел обширную переписку, и теперь приходилось наверстывать упущенное. Мать за истекшее время написала ему несколько раз, второпях – видимо, втайне от мужа. Письма от нее, во всяком случае, приходили без почтового сбора, и Лоуренс при получении сам их оплачивал.

Отчаянный с лихвой вознаградил себя за скудный вчерашний ужин. Лоуренс прочитал ему письма, и дракон добавил от себя приветы леди Эллендейл и Райли.

– И попроси капитана Райли передать мои наилучшие пожелания команде «Надежного». Кажется, что это было давным-давно, правда, Лоуренс? Я уже столько месяцев не пробовал рыбы.

Такой способ отсчета времени позабавил Лоуренса.

– Да, случилось много всего. Странно думать, что с тех пор не прошло и года. – Он запечатал конверт, надписал адрес. – Надеюсь, что у них там все хорошо. – Это письмо было последнее, и Лоуренс, примиренный со своей совестью, положил его на внушительную стопку других. – Роланд, – позвал он, и девочка прибежала, оторвавшись от игры в камушки. – Отдайте это курьеру.

– Сэр, могу я отпроситься у вас на вечер? – неуверенно спросила она, беря письма.

Он пришел в недоумение. Несколько крыльманов и мичманов обратились к нему с такой же просьбой, желая, видимо, сходить в город. Их он отпустил, но чтобы десятилетний кадет, не будь он даже девочкой, в одиночестве слонялся по Дувру?

– Вы просите только за себя или за кого-то еще? – Возможно, кто-то из старших пригласил ее на совершенно невинную прогулку, реши Лоуренс.

– За себя, сэр. – Она смотрела с надеждой, и Лоуренс подумал даже, не пойти ли с ней самому – но без него Отчаянный вновь мог предаться мрачным думам о недавнем сражении.

– Может быть, в другой раз, Роланд, – сказал он мягко. – В Дувре мы долго пробудем, и у вас, ручаюсь, еще будет случай его посетить.

– Д-да, сэр, – пробормотала она. Отказ так расстроил ее, что Лоуренс почувствовал себя виноватым.

Отчаянный посмотрел ей вслед.

– Лоуренс, может, и нам посмотреть город, если там есть что-нибудь интересное? Вон сколько наших туда идет.

– Милый ты мой. – Лоуренс пришел в затруднение. Как объяснить, что главная достопримечательность Дувра – обилие портовых проституток и дешевая выпивка? – Там, конечно, много жителей, и развлечений тоже хватает.

– И книги там можно купить? Но я никогда не видел, чтобы Данн и Коллинс что-то читали, а им очень хотелось пойти – они весь вечер только об этом и говорили.

Лоуренс мысленно проклял злосчастных мичманов, усложнивших ему задачу. Мщение рисовало в уме картины того, чем он заставит их заниматься в ближайшие дни.

– Есть еще театр, концерты, – сказал Лоуренс, но ему неприятно было выдумывать и обманывать Отчаянного – тот, как-никак, уже вырос. – Однако боюсь, что кое-кому хочется просто выпить и погулять в дурном обществе.

– А, понимаю – продажные женщины, – сказал Отчаянный. Пораженный Лоуренс едва не упал со своего сиденья. – Я не знал, что в городах они тоже есть, но теперь понял.

– Но где ты, скажи на милость, мог о них слышать? – Его избавили от необходимости объяснять, но Лоуренс вопреки здравому смыслу чувствовал себя оскорбленным из-за того, что Отчаянного вздумал просветить кто-то другой.

– Мне рассказал Виндикатус в Лох-Лэггане. Я все думал, зачем офицеры ходят в деревню, раз их семьи там не живут. А вот ты не ходил ни разу: ты уверен, что тебе не хотелось бы? – Надежда в голосе Отчаянного подсказывала, какого ответа он ждет.

– Голубчик, о таких вещах не принято говорить вслух, – сказал Лоуренс, краснея и сотрясаясь от смеха одновременно. – Если уж мужчины не в силах отказаться от подобной привычки, то поощрять это, во всяком разе, не следует. Я непременно поговорю с Данном и Коллинсом. Они не должны хвастаться своими похождениями, особенно когда крыльманы их слышат.

– Не понимаю все-таки. Виндикатус говорил, что мужчинам это очень приятно и что в противном случае они бы захотели жениться, а нам бы это совсем не понравилось. Хотя если бы ты сильно захотел, я, наверное, не возражал бы. – Это была в лучшем случае полуправда, и Отчаянный, пока говорил, все время косил глазом на своего капитана.

Веселье и смущение оставили Лоуренса разом.

– Я вижу, тебе далеко не все рассказали. Прости меня. Нам давно надо было поговорить об этом. Не волнуйся, пожалуйста. Ты моя главная забота и всегда ею будешь, даже если я когда-нибудь и женюсь – а я не думаю, что это случится.

Он помолчал, опасаясь еще больше растревожить Отчаянного, но потом решил не скрывать ничего.

– До того как ты у меня появился, я был негласно помолвлен с одной дамой, но она вернула мне мое слово.

– То есть отказала тебе? – Негодование Отчаянного доказывало, что драконы могут быть не менее противоречивы, чем люди. – Мне очень жаль, Лоуренс. Ничего, захочешь опять жениться – найдешь себе другую, получше.

– Ты мне льстишь, но уверяю тебя: у меня нет ни малейшего желания искать ей замену.

Отчаянный, явно довольный, помолчал и начал опять:

– Но ведь, Лоуренс… Хотя нет. Ты сказал, что об этом не принято говорить – значит, и я не должен?

– При других воздержись, но со мной ты можешь говорить о чем хочешь.

– Мне просто любопытно – неужели в Дувре, кроме этого, ничего больше нет? И Роланд ведь еще мала для таких дел, не так ли?

– Перед таким разговором мне, пожалуй, не помешает бокал вина, – пробормотал Лоуренс.

Отчаянный, по счастью, удовлетворился рассказом о театрах, концертах и прочих городских удовольствиях. Лоуренсу удалось перевести беседу на патрулирование, маршрут которого им утром принес вестовой, и Отчаянный задался вопросом, сможет ли он наловить рыбы себе на обед. Лоуренс порадовался, видя его воспрянувшим после треволнений минувшего дня, и решил все-таки сводить Роланд в город, но тут увидел, что она идет к нему вместе с другим капитаном – с женщиной.

Спохватившись, что сидит на драконьей лапе в не слишком презентабельном виде, Лоуренс поспешно спрятался за Отчаянным. Мундир его висел на дереве чуть поодаль, однако он успел заправить рубашку в бриджи и повязать галстук.

Кланяясь даме, он разглядел ее вблизи и чуть не споткнулся. Она была недурна собой, но ее портил шрам, который мог оставить только клинок. Уголок чудом не задетого левого глаза слегка опустился, и багровая черта шла через все лицо, переходя в белый след на шее. Из-за шрама Лоуренс затруднялся определить, одних она с ним лет или немного старше. Так или иначе, на плечах она носила три полоски капитана первого ранга, а на лацкане – маленькую золотую медаль за битву на Ниле.

– Лоуренс, не так ли? – начала она, не дожидаясь официальных представлений и не дав ему опомниться. – Я Джейн Роланд, капитан Эксидиума. Если есть какая-то возможность отпустить сегодня вечером Эмили, я почту это за личное одолжение с вашей стороны. – Она бросила выразительный взгляд на ничем не занятых кадетов и крыльманов. Ее саркастический тон выдавал обиду.

– Виноват, – сказал Лоуренс, поняв свою ошибку. – Я думал, что она отпрашивается в город. Я не знал… – Здесь он вовремя остановился. Он был уверен, что они мать и дочь – на это указывала не только фамилия, но и большое сходство, – но сообщать свое умозаключение вслух было бы опрометчиво. – На ваше попечение я, разумеется, ее отпускаю.

Выслушав его объяснение, капитан Роланд сразу оттаяла.

– Ха! Понятно, что вы могли вообразить на ее счет. – Смеялась ока на удивление сердечно и совсем не по-женски. – Обещаю, что шалить она не будет и вернется обратно к восьми часам. Благодарю вас. Мы с Эксидиумом не видели ее почти год и начали уже забывать, как она выглядит.

Лоуренс поклонился и посмотрел, как они уходят. Роланд старалась приспособиться к широкому мужскому материнскому шагу, трещала без умолку и махала рукой друзьям. Лоуренс же чувствовал себя несколько глупо. Он уже привык к Харкорт и путем несложных рассуждений сам мог бы понять, что Эксидиум как длиннокрыл тоже должен был настоять на опекуне женского пола. А за столько лет службы его капитан вряд ли мог избежать боевых действий. Тем не менее женщина с боевой отметиной на лице, ведущая себя столь свободно, удивила и слегка шокировала его. Харкорт, единственная другая знакомая ему женщина-капитан, тоже была далеко не кисейная барышня, но молодость и раннее повышение по службе делали ее менее самоуверенной.

После недавнего разговора на брачные темы с Отчаянным Лоуренс невольно задавался вопросом об отце Эмили. Супружеские узы, неудобные для мужчины-авиатора, для женщины казались и вовсе недостижимыми. Лоуренс пришел к выводу, что Эмили родилась вне брака, но тут же упрекнул себя за подобные мысли по отношению к уважаемой женщине.

Вскоре, однако, он убедился в правильности своей дерзкой догадки.

– Понятия не имею; я не видела его десять лет. – Капитан, доставив Эмили обратно, пригласила его на поздний ужин в офицерский клуб, и Лоуренс после нескольких бокалов рискнул осведомиться, как поживает отец его кадета. – Женаты мы, разумеется, не были. Вряд ли ему даже известно, как зовут его дочь.

Она явно не испытывала никакого стыда относительно этого обстоятельства, и Лоуренс стал понимать, что какие-то законные отношения в ее случае были бы невозможны. Тем не менее ему стало неловко. Роланд это заметила, но не обиделась, а добродушно сказала:

– Я вижу, вы еще не свыклись с нашим образом жизни. Уверяю вас, что авиатору брак не заказан – Корпус не будет иметь ничего против, если вы того пожелаете. Главное препятствие в том, что другому супругу тяжело всегда быть вторым после дракона. Я лично никогда не чувствовала, что мне чего-то недостает, и ребенка завела только ради Эксидиума. Эмили просто милочка, и я счастлива, что она у меня есть, но в свое время это причинило мне множество неудобств.

– Значит, Эмили станет его капитаном после вас? Могу я спросить: драконы… драконы-долгожители… всегда переходят по наследству таким путем?

– Когда удается. Они очень тяжело переживают потерю опекуна и лучше принимают нового, если чувствуют с ним какую-то связь, если он разделяет их горе. Поэтому мы должны размножаться так же, как и они. Думаю, Корпус и вас попросит предоставить пару детишек.

– Боже правый! – Мысли о детях покинули Лоуренса вместе с брачными планами в тот самый миг, как Эдит ему отказала. Еще менее он был склонен думать об этом теперь, когда мнение Отчаянного на сей счет полностью прояснилось. Он даже не представлял себе, как это можно устроить.

– Понимаю, как это должно вас шокировать, бедный вы мой. Извините. Я предложила бы вам себя, но с этим лучше подождать, пока ему не исполнится лет десять по меньшей мере. Кроме того, сейчас мне никак нельзя выбывать из строя.

До Лоуренса не сразу дошел смысл ее предложения. Когда же это случилось, он нетвердой рукой взял винный бокал и попытался укрыться за ним. Самые невероятные усилия воли не помешали ему залиться густейшей краской.

– Вы очень добры, – пробормотал он, разрываясь между глубоким шоком и смехом. Он не думал, что когда-нибудь услышит нечто подобное, пусть даже в сослагательном наклонении.

– К тому времени Кэтрин, пожалуй, как раз для вас подойдет, – самым практичным тоном продолжала капитан Роланд. – Лучше и не придумаешь: у вас будет по одному для Лили и Отчаянного.

– Благодарю, – сказал Лоуренс с твердым намерением переменить разговор. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

– Да, портвейн будет в самый раз, спасибо.

Лоуренс уже утратил способность испытывать потрясение. Вернувшись с двумя бокалами, он охотно принял от Роланд раскуренную ею сигару.

После нескольких часов разговора они остались в клубе вдвоем. Слуги красноречиво прикрывали зевки ладонями.

Капитаны поднялись наверх вместе, и Роланд, взглянув на красивые напольные часы, сказала:

– Час не такой уж и поздний. Если вы не слишком устали, мы могли бы сыграть у меня в пикет.

Лоуренс уже так с ней освоился, что ничего дурного в этом не усмотрел. Когда он глубокой ночью возвращался к себе, ему встретился в коридоре слуга. Лишь тогда Лоуренс задумался о приличиях и почувствовал себя крайне неуютно. Но зло, если то было зло, уже свершилось. Лоуренс отогнал от себя все сомнения и наконец-то улегся в постель.