Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пираты Карибского моря. Проклятие капитана

ModernLib.Net / Морские приключения / Папоров Юрий / Пираты Карибского моря. Проклятие капитана - Чтение (стр. 29)
Автор: Папоров Юрий
Жанр: Морские приключения

 

 


— Я понимаю негодование против Бога, но я не понимаю тех, кто пытается отрицать его существование. Благоразумный человек стремится отблагодарить его не словам, а конкретными делами. Завтра я принесу казначею святой инквизиции Тринидада то, чем хочу отблагодарить Бога.

Архиерей тут же оживился и сказал:

— Я сам вас буду ждать завтра в поддень.

Глава святой инквизиции города поднялся со своего кресла, чем дал понять, что аудиенция окончена.

Счастливые Девото и Долорес прибыли в Тринидад на своем фрегате за неделю до дня свадьбы. Все, кто еще оставался на «Скорой Надежде», теперь по закону превращенной в торговое судно, приписанное к порту Тринидада, с радостью встретили некогда первого помощника капитана «Каталины», бесстрашного и справедливого Девото.

— Милый Андрес, мы с Каталиной безмерно счастливы, и ты, мой друг, внес в это наше земное блаженство неоценимую лепту, — де ла Крус светился радостью. — Мы заканчиваем приводить в порядок наш новый дом. Там ты и Долорес будете жить рядом с нами и Тетю. Возвращение Каталины подняло на ноги ее отца, который был близок к смерти. Сейчас его мучает только подагра.

— Не сомневайся в тех, кто болен подагрой; плохие люди никогда не страдают этой болезнью, — Тетю, как и прежде, любил изъясняться афоризмами.

— Можно обладать учением, теорией, принципами, однако выше всего следует ставить доброту, потому как, если ее нет, все остальное ничего не стоит, — промолвил Девото и нежно прижал к себе стоявшую рядом с ним, также светившуюся радостью Долорес.

— Счастье зарождается в сердцах, где властвует любовь, — сказала Долорес и зарделась. — Если бы был жив мой отец, он без звука благословил бы меня и бесконечно радовался бы тому, что со мной случилось.

— А у меня на уме лишь одно слово — Педро, — быстро проговорила Каталина и с нежностью взяла руку любимого в свои.

— Все готово ко дню нашей свадьбы, — Педро не переставал улыбаться. — Меня сделали почетным гражданином Тринидада и пожизненным членом муниципального совета. И вы, Тетю, Андрес и Долорес, будете желанными и почитаемыми гражданами Тринидада.

Каталина, ее родители, сестры и братик пребывали на пике блаженства, и все же Каталина каждый день, полная грусти, ходила в церковь отмаливать, как она говорила, «тягчайший грех». Купаясь в счастье, потому что любила и была любима, она не могла себе простить ни того, что нанесла физическую боль дорогому ее сердцу человеку — могла ведь его и убить, — ни того, что стала причиной потери де ла Крусом корабля, столь нужного ему для продолжения его дела.

Священник Лукас Понсиано де Эскасена всякий раз с терпением выслушивал одно и то же признание Каталины в ее «тягчайшем грехе» и не уставал вспоминать все возможные доводы из Библии о прощении.

На этот раз по возвращении из храма Каталина застала своего Педро в гостиной дома. Он мирно рассуждал с ее отцом о возможном в скором времени походе шхуны капитана в город Картахену, где можно было выгодно сбыть не только партию табака, но и вяленое мясо и шкуры крупного рогатого скота.

С появлением Каталины деловой разговор прекратился, и девушка тут же увела своего жениха в сад к дуплу старого манго.

— Ты и сегодня была в церкви? — спросил Педро.

— Да! И сегодня мне отец Эскасена на прощание молвил: «Петр же сказал им: покайтесь, да и крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа». Когда же я вышла из храма, наш падре догнал меня и добавил: «Не мучай себя, не стыдись. Не забывай, что мы все в чем-то виноваты. Но прежде ты поговори с твоим женихом».

— Большой знаток жизни наш священник!

— А скажи, Педро, ты действительно меня простил? Не держишь в сердце зла?

— Нисколько!

— Я так страдаю!

— Ты же сделала это во имя сохранения своей жизни, думая лишь обо мне. Если б увидела меня прежде, дорогая, этого никогда бы не произошло. А потом, милая моя, ты спроси лучше Девото или Тетю — они знают, какие страшные удары порой наносят женщины мужчинам. Твой укол кинжалом так только мне радость принес, соединил нас. Потому, добрая, любимая моя Каталина, с этой минуты и до последнего вздоха больше никогда не вспоминай об этом! — Педро нежно обнял любимую, которую с таким трудом и риском для жизни искал по морям целых пять томительных лет.

Тут в саду появилась донья Марсела. Радостная, она пригласила молодых к столу.

Последняя неделя перед бракосочетанием Педро и Каталины прошла для друзей как один беспрерывный праздник. И вот в третью книгу, на восьмидесятую страницу, свидетельств рождений, крещений и браков собора Святой Троицы была внесена следующая запись: «В городе Тринидаде, 15 дня августа месяца 1707 года, я — удостоенный блага Лукас Понсиано де Эскасена, приходской священник и церковный судья, удостоверившись в подлинности исполнения юридического акта, совершенного Сантьяго де Пельерией, городским нотариусом и опираясь на благоразумные и обоснованные положения Святого Собора, принятые в Тренто, и не имея каких-либо препятствий к браку, повенчал словом вступивших в брак Педро де ла Круса, рожденного в городе Бордо королевства Франции, законного сына Антонио Безона де ла Круа и Хуаны де Рио, и Каталину де Андрадэ, урожденную этого города, законную дочь Рикардо Луиса де Андрадэ и Марселы де Кото, при крестных бухгалтере доне Херонимо де Фуэнтесе и его жене Микаэле де Арбелаес и свидетелях алькальде Тринидада, капитане Себастьяне де Кала, пожизненном члене муниципального совета и корсаре, капитане Хуане Васкесе и нотариусе Антонио Игнасио Идальго.

Ставит свою подпись священник Лукас Понсиано де Эскасена».

На лицах у всех, присутствовавших в соборе, было написано ликование. Несколько мрачной выглядела лишь донья Марсела. Причиной было то обстоятельство, что в отличие от других женихов, как положено, Педро не преподнес никакого подарка Каталине. Дочь поняла переживания матери и, как только окончился церковный обряд, подхватила ее под руку и быстрым шагом повела во двор дома к дуплу старого манго. Дупло в стволе дерева не было порожним. Там лежал сверток, обернутый шелковой материей и перевязанный красной атласной лентой. Обе, помогая друг другу, поспешно развязали узлы и увидели две шикарные коробки. В одной оказалось бриллиантовое колье, а в другой — большая золотая брошь, усыпанная крупными изумрудами.

— Каталина, верно люди говорят, счастье приходит лишь после того, как человек испытает глубокие страдания, — промолвила донья Марсела сквозь слезы радости.

Праздничный вечерний ужин на двести приглашенных гостей был организован под руководством Коко под открытым небом, на площади Утешения. Когда все уселись, слово взял губернатор:

— Сеньоры, основание нашего славного города Тринидад, которое, как вы знаете, имело место в тысяча пятьсот четырнадцатом году, обязано находке впервые прибывшими в эти места испанцами нескольких крупных зерен золота на песчаных излучинах речушки Хобабо. На этом запасы драгоценного металла иссякли. Однако город стал процветать благодаря уму и усилиям людей, которые во сто крат дороже золота. И вот сегодня, в эти дни, наш город обрел в лице новых его почетных граждан капитана Педро де ла Круса и Каталины де Андрадэ, сим часом сочетающихся браком, капитана Девото и Долорес Кано де Вальдеррама и капитана мосье Тетю новые бриллиантовые зерна, обрел героев, лаврами покрывших свои чела. Теперь нам, нашему городу не страшны никакие, ни английские, ни голландские, пираты!

— Сеньор губернатор, надо непременно создать из жителей города роту его защитников, — решительно заговорил де ла Крус. — Обучить их владению оружием. В любую минуту они возьмутся за него, и вот тогда действительно никаким пиратам нашим городом не овладеть! Кроме того, мы возведем редуты у залива Касильда и на реке Гуаурабо.

— И ни при каких обстоятельствах бывших пиратов Дженнингса и Френсиса Рейли, осевших в Тринидаде и принявших нашу веру и наш образ жизни, мы англичанам с Ямайки не отдадим. Они их уже требуют. Однако мы будем тверды в своем решении! — заявил со своего места священник де Эскасена.

Затем молодых поздравил глава святой инквизиции города, и зазвенели бокалы.

Педро предложил Каталине провести медовый месяц рядом с ее родителями и его друзьями и, когда она с радостью согласилась, повел молодую жену в ее спальню. Там перед взором Каталины предстала ее кровать, заваленная не виданными ею никогда прежде штуками бархата, шелковой венецианской золотой и серебряной парчи, черного атласа, усеянного ювелирными украшениями, особенно дорогого голубого бархата с расшитыми по нему золотом лилиями и несколькими рулонами разных тонких кружев.

Так началась счастливая жизнь Педро и Каталины. Бартоло был с ними рядом и всегда перед сном благодарил Бога за дарованную ему судьбу.

Добрая Душа и Меркурий благодаря стараниям Медико привели в порядок свое здоровье, однако ходить в плавание больше уже не могли. Они, как и Медико, решили возвратиться в Гавану. Педро было очень грустно расставаться с ними, но противиться их воле де ла Крус не имел права.

— Разбей меня паралич, если я когда-нибудь забуду вашу доброту, ваше большое сердце! — эти слова Добрая Душа прокричал в окно уже тронувшегося с места дилижанса.

Утром, в день своего отъезда, Медико заверил де ла Круса в том, что он всегда, по первому зову, готов оказаться рядом с Педро и Каталиной и делить с ними не только их радости, но и невзгоды.

Провести медовый месяц рядом с родителями Каталины Педро не удалось. Оказалось, что со временем товар, приготовленный доном Рикардо, может потерять свои кондиции. И тогда Девото предложил Педро, Каталине, Тетю, Бартоло и Коко сходить в Картахену на его фрегате. Из торгового предприятия получилась чудесная увеселительная прогулка верных друзей. На улицах и площадях, в скверах и в порту красавицы Картахены-де-Индиас, коммерческом и политическом центре испанской колонии Новая Гренада, путешественники увидели много прекрасных мест, и им надолго запомнилась эта поездка.

Вскоре по возвращении из Картахены как-то за ужином Девото, опустив глаза, заговорил о желании его и Долорес отплыть в Испанию. У всех эта новость вызвала грусть, но никто не решился перечить. Присутствовавшие понимали, что яркие рассказы молодой жены о ее добрых дядюшках и сердобольных тетушках убедили Андреса Девото в том, что настало и его время обзавестись собственным очагом. Андрес неделю нежно прощался с Педро, Каталиной, Тетю, своими новыми друзьями и старательно загружал всем необходимым свой фрегат. Морякам с фрегата, осевшим на постоянное жительство в Вест-Индии, Девото пообещал, что в Испании непременно продаст корабль только тому, кто с ним отправится на Кубу.

Каталине же Девото сказал на прощание:

— Дорогая моя сестра, прежде я полагал, что любовь — это небесная божественная капля, которая падает на чашу весов жизни, чтобы смягчить приносимую ею горечь. Теперь я знаю, что любовь в женском сердце — это бриллиант, в котором горит сияние жизни, желание существовать.

Педро де ла Крусу, который наблюдал за ними, стоя чуть поодаль, подумалось, что прежде глубокие складки меж бровями Андреса Девото за последние месяцы заметно разгладились.

— Я восхищаюсь Долорес! Глубоко сожалею, что она уезжает. Нам с Педро вас будет не хватать! — В голосе Каталины слышалась искренность. — Как Педро рассказывал мне, Долорес своей любовью к вам совершила чудо. Я думаю, что любовь заключает в себе всю жизнь женщины; это для нее тюрьма и одновременно царство небесное. Я уверена, Бог послал наконец счастье двум самым лучшим на земле мужчинам.

Девото в порыве душевного волнения привлек к себе Каталину и нежно прижал к груди. В эту минуту к друзьям подошли Педро и Долорес.

— Я долго буду грустить о вас, но эта печаль, верьте мне, будет удваивать мою любовь к Андресу! — Долорес нежно прижалась к мужу.

Педро было нелегко расстаться с таким другом, как Девото, но он понимал, что за последние годы Девото сильно изменился. Потеплела его душа, ушла постоянно терзавшая его сердце ожесточенность, появилась верная любовь, и потому было вполне закономерно, что Андреса Девото потянуло на родину, где он вновь обретет свое имя и свою настоящую фамилию.

Провожать Девото и Долорес в дальний путь Педро, Каталина, Тетю, донья Марсела, даже дон Рикардо, Антонио Идальго и Бартоло с Коко вышли в море. Там у живописнейшего островка Кайо-Бланко, прежде чем Девото положил фрегат курсом на Гавану, оба корабля, «Долорес» и «Скорая Надежда», произвели прощальный салют, по три раза разрядив холостыми зарядами пушки обоих бортов.

Тетю пробыл рядом с Педро и его добросердечной и теперь большой семьей еще два месяца. И однажды, когда все семейство гуляло в горах, собирая целебные травы, Тетю тихо сказал Педро:

— Мой нежно любимый младший брат, когда мы плавали и перед нами стояла благородная цель, я не ощущал тяжести лет на своих плечах. Теперь мне очень хорошо с вами, но я все чаще вспоминаю дни моего детства в родовом имении неподалеку от Булонь-сюр-Мер. Чувствую, как во мне просыпается желание снова увидеть родное отечество.

— Если бы не Каталина рядом…

— Не говори! Я все понимаю. Надеюсь, дорогой Педро, что и ты меня поймешь. Строго не осудишь. Годы, проведенные рядом с тобой, возродили во мне силы, было утраченные с невзгодами.

— Мне будет нелегко перенести расставание с тобой, дорогой Тетю, но воспоминания о нашей дружбе помогут мне собрать силы и подавить печаль. Забыть тебя, как и Девото, мне не дано! И мы еще не раз увидимся!

— До гробовой доски передо мной будет стоять образ праведного человека неблагородного корсара Педро де ла Круса!

Оба друга, к изумлению присутствовавших, принялись безудержно обниматься. Обстановку смягчила Каталина, которая, поспешив к Тетю, с жаром поцеловала его в щеку.

Дабы сократить грусть расставания, Тетю, скоро собравшись, пригласил Коко с собой — пожить с ним в имении под Булонь-сюр-Мер, и тот дал согласие. Педро и Каталина сели вместе с ними в дилижанс, чтобы проводить до порта Гаваны и распрощаться там окончательно.

Де ла Крус с болью в душе разлучался со своими неоценимыми друзьями, которые не только помогли ему и поддержали его в тяжелые годы дружбой, но и во многом послужили ему примером.

Не прошло недели после возвращения Педро и Каталины из Гаваны, где муж представил гаванским друзьям свою жену, ту, которую столь исступленно искал, как он, проснувшись поутру, застал Каталину в слезах. Но то были слезы радости. Каталина сообщила, что у них будет ребенок.

Прошло еще два месяца, и Педро де ла Крус вместе с Каталиной вновь направились в Гавану, чтобы сесть там на рейсовый галеон, отплыть в Испанию и затем в Мадриде, в резиденции королей Эскориал, получить награду за успешное корсарство из рук короля Филиппа V.

ЧАСТЬ III

КАПИТАН КОРАБЛЯ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА

Глава 1

МИЗАНТРОПЫ С ЯМАЙКИ

Пора разрушительных циклонов на суше и зловещих штормов на море сменилась ласковой, бархатной погодой. Покрывались свежей листвой, зацветали плодовые деревья. Особенное дурманящее благоухание исходило от апельсиновых садов. Природа, да и люди тоже, начинали забывать о превратностях зимы, условной в карибских широтах Вест-Индии, однако часто приносившей беды. Известный корсар из кубинского города Тринидада Педро де ла Крус, прославленный за свои подвиги наградой короля Испании Филиппа V, в полной мере отдохнул от прошлых опасных для жизни дальних морских походов. Теперь он готовился отплыть в коммерческих целях в Картахену-де-Индиас, богатейший город заокеанских испанских владений. Храбрый корсар, который в поисках увезенной в 1702 году английскими пиратами с Ямайки из Тринидада любимой им Каталины, дочери состоятельного сеньора Рикардо де Андрадэ, пять лет не на жизнь, а на смерть сражался с пиратами, теперь был предельно счастлив. Он нашел Каталину! Они составили семью и с радостью ждали прибавления семейства. Ликующая Каталина и ее мать, донья Марсела, были охвачены всецело заботами о приготовлении всего необходимого для появления на свет малыша или малышки. Дон Рикардо де Андрадэ с возвращением домой дочери забыл о своих болезнях и с радостью готовился стать дедушкой. Он и посылал де ла Круса на его ходкой шхуне «Скорая Надежда», некогда принадлежавшей американскому пирату Бобу Железная Рука, совершить рейс в Картахену.

В марте ночи наступали рано и до появления луны были темными. Педро возвращался в полночь из дома корсара Васкеса. Как только де ла Крус свернул с улицы Анимас на улицу Бока, чутьем, свойственным только высокоорганизованным людям, ощутил присутствие опасности. Человеческая тень стремительно отделилась от стены дома. Смертельная сталь сверкнула в темноте. Педро успел отпрыгнуть, уклонился, мгновенно выхватил свою шпагу, выкинув руку вперед, развернулся правым плечом. И это его спасло, поскольку на миг прежде, чем Педро почувствовал, что клинок его шпаги достиг противника, шпага того проткнула камзол, разорвала рубаху и, пройдя вдоль груди, вспорола кожу ее до крови. Слышно звякнуло выпавшее из руки оружие, которое могло стать гибельным, и тело нападавшего опустилось на брусчатку улицы. Де ла Крус выдернул шпагу из груди злоумышленника, поскольку понял, что ее жало угодило прямо в сердце несчастного.

Вложив шпагу в ножны, поглядев в лицо поверженного, которое оказалось ему совершенно незнакомым, и убедившись, что его собственная рана не опасна, Педро, продолжая недоумевать и сокрушаться, быстрым шагом отправился в дом алькальда Тринидада, капитана Себастьяна де Калка. Власти, осмотревшие место происшествия, без труда убедились в правдивости рассказа де ла Круса, на которого неизвестный напал на безлюдной улице. Никому из местных жителей погибший не был знаком. Выяснилось, кто он, лишь в полдень следующего дня с прибытием очередного рейсового дилижанса из Гаваны. Де ла Крус получил письмо от сына гаванского палача верного давнего друга Хуана, теперь известного всей Гаване врача по прозвищу Медико, и официальный пакет от начальника святой инквизиции. Как один, так и другой сообщали, что Педро де ла Крусу грозила опасность со стороны сына того самого гранда, которого Педро отправил на тот свет в 1703 году в ночном поединке на улице Гаваны.

Еще утром, чтобы лишить дорогую сердцу жену ненужных волнений в связи с происшествием и возможных ее причитаний по поводу его раны на груди, Педро заговорил с Каталиной о том, как же все-таки они назовут своего первенца.

— Если будет сын, как ты хочешь, то ты и дашь ему имя. Если родится девочка, ее я назову. Согласен? — Каталина делала достаточно логичное предложение.

Педро ответил не сразу. Казалось, он вспоминал о чем-то. Чуткая Каталина ощутила это и спросила:

— Милый, я сказала что-то не так?

— Все так! Ты, как всегда, умница. Но я предлагаю сделать наоборот. — И, увидев удивление на лице жены, он обнял ее и пояснил: — Давно собирался тебе рассказать. В Гаване, когда я приобретал и снаряжал корабль, чтобы на нем отправиться на поиски тебя, мне неоценимую услугу оказала графиня Иннес де ла Куэва. У нее проснулось сильное чувство ко мне. И я честно должен тебе сказать, дорогая, что не будь тебя, которую я беззаветно, бесконечно любил и люблю, возможно, и я ответил бы ей взаимностью. Но я сообщил графине о тебе, о том, что с тобой приключилось, что я люблю тебя, и она поняла. Осмыслила, смирилась и уехала в Испанию. Когда же плохой человек, генерал-губернатор, состоявший на службе короля, но являвшийся его врагом, без причин арестовал меня и навеки, казалось бы, заточил каземат, графиня Иннес испросила поддержку самого короля, специально приплыла из Испании, освободила меня. И я смог найти мою ненаглядную Каталину… Я многим обязан графине. Она…

— Ладно, родной, милый, не говори мне больше о ней ничего. Она, эта женщина, честный и мужественный человек. Я согласна, Педро! Девочку назовем Иннес, а мальчику дадим имя в честь твоего друга Андреса Девото.

— Разумница ты моя. Спасибо! А знаешь, моя драгоценная, он уже не Девото, а вновь сиятельный граф Сепульведа. И, надеюсь, уверен, что счастлив! — Педро прижал к себе Каталину и нежно ее поцеловал.

Не прошло и недели после этого разговора, царапина на груди уже не беспокоила, как Каталина вновь приятно удивила и обрадовала Педро настойчивой просьбой обучить ее мастерству фехтования. Для женщины того времени это являлось непривычным, даже недозволенным занятием. Педро, однако, не стал возражать. Со шхуны принесли нагрудники со шлемами и шпаги. Каталина быстро научилась правильно держать для нее, возможно, тяжеловатую мужскую шпагу, и Педро без промедления принялся показывать своей ненаглядной половине основные позиции 6, 4, 8 и сложную 7-ю. С дополнительными, такими как 1, 2, и 5-я позициями у Каталины поначалу были трудности, но она, с упорством влюбленной женщины, осилила и их. С уколом прямым, с оппозицией в ответ на прямой, с углом в кисть тоже надо было провести несколько повторных занятий, а вот укол «захлестом» в руку Каталина освоила сразу. Мать, донья Марсела, не переставала охать, хотя добрая бывшая наставница дочери, донья Кончита, не уставала твердить, что Каталина способна освоить все. Она же в ответ на охи и ахи матери лишь звонко смеялась и поясняла ей, что ни в чем не хочет уступать своему Педро. Из пистолета благодаря донье Кончите она уже давно стреляла не хуже мужа.

Шхуна «Добрая Надежда» была основательно загружена солидной партией невыделанных шкур и объемистыми тюками табачного листа, доставленного из района Вуэльта-Абахо, провинции Пинар-дель-Рио. Уже тогда табак из Вуэльта-Абахо признавался, как и нынче считается, лучшим в мире. Только потому из Вуэльта-Абахо американцы в начале прошлого века вывезли к себе три парохода земли. Однако напрасно. Дело оказалось не столько в земле, сколько в климате. На привезенной земле гринго стали выращивать хороший табак, но не лучший в мире.

Кто был первооткрывателем табака, неизвестно, как неведомо, кто первым ухитрился воспламенить огонь, кто изобрел колесо, порох и многое другое. Однако истории известно, древние североамериканские индейцы племени виннебаго утверждают в своих легендах, что семена табака были вручены Богом первому человеку, с тем чтобы он, бросая их в огонь, мог свои прошения, свои мольбы отправлять на небо в волнах дыма. Кое-кто из просвещенных людей знает и то, что в Земном Раю табак уже существовал и был тем растением добра и зла, тем самым запретным плодом, еще до яблока, который сладок и который подтолкнул первых мужчину и женщину на свершение первородного греха. При этом, однако, в священной книге еврейского народа нет ни единого упоминания о табаке. Когда она создавалась, о табаке ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке ничего не знали. И жители этих трех древних континентов не ведали о табаке ничего еще добрых пятнадцать веков. До тех пор пока Кристобаль Колон (Христофор Колумб) не открыл с обнаженным мечом от имени католических королей Землю Адама, или Orbe Novo, Новый Мир. Славный мореплаватель увидел, как индейцы Больших Антильских островов, коренные жители открытого им нового материка, приветствуя его и его людей, как «пришельцев с Неба», «детей Солнца», втягивали носом дым от листьев некоего растения и приходили от этого в раж. Колумб первым и привез в Европу растение семейства пасленовых — «прелестный подарок», как и сифилис, Старому Свету от Америки! Однако истинным «отравителем» Европы, а затем и остального мира, поскольку курение табака человеком, как и плохое питание, изнурительный труд, стрессовые состояния, значительно укорачивает его жизнь, явился английский барон, сэр Вальтер Ралей. Тридцатилетний красавец, знаток морского дела, прославивший себя в войнах и легко ставший любовником пятидесятилетней королевы Елизаветы I, увлекаемый романтикой завоеваний, отправился в Новый Свет. Там он для Англии открыл Северную Америку и в 1584 году основал первую английскую колонию на берегах, которые в нынешних США занимает штат Виргиния. Капитан Ралей в 1585 году впервые привез табак в Лондон, где вся мужская часть королевского двора, как признак высшей моды, тут же начала курить трубки. В Виргинии же в начале XVII века начали расти, как листья на деревьях по весне, табачные плантации. Это прибыльное дело вела из Лондона «Виргиния Компани», основанная расчетливой английской королевой Елизаветой I.

Так возник интерес к табаку как к товару, как к предмету экспорта, который очень быстро достиг колоссальных размеров, весьма возможно, по доходности переплюнув золото.

К тому времени, когда по просьбе тестя, сеньора Андрадэ, наш капитан Педро де ла Крус отправился на своей шхуне с партией табака в Картахену, крупный коммерческий центр материковой Америки, табак являлся наиболее лакомым кусочком контрабандистов многих стран мира и прежде всего пиратов Карибского моря. Потому в те времена партии табака и перевозились, как правило, на вооруженных судах.

И не без основания. На шхуне только было закончили обедать, как из беседки грот-мачты марсовый сообщил, что по курсу видит шхуну без опознавательных знаков. Педро и его старший помощник Хорхе немедленно поднялись на капитанский мостик. Опытный старший боцман Добрая Душа воспользовался подзорной трубой, но пришел к убеждению, что прежде этой шхуны не встречал.

— Однако, намотай мои внутренности на брашпиль, если это не пираты!

Такая встреча де ла Крусу на этот раз была совсем некстати, но он не изменил своего курса. Скорее всего, это и заставило пиратскую шхуну отвалить.

— Небось капитан на мостике отдал приказ: «Фока-рей на фордевинд!» — сказал де ла Крус и внимательно поглядел на своего нового старшего помощника. — Что вы думаете?

— А командир фок-мачты: «Фока-шкот, фока-рей, фока-булинь отдать! На брасы, правые! Пошел брасы!»

— И я бы так точно поступил, — согласился де ла Крус и отдал нужные распоряжения, чтобы увеличить расстояние между своей и чужой шхунами.

— Когда реи фок-мачты займут требуемое положение, должна последовать команда: «Крепить так брасы!» Когда же обрасопят все реи, очередное предписание: «Фока-шкоты выбрать!»

А в это время на шхуне, которая увалилась до фордевинда, звучала команда: «Грот и бизань на правую! Грота-гика-шкот стянуть! Завал-тали травить! Бизань-гика-шкот стянуть! Завал-тали травить!»

Корабли разошлись, «Добрая Надежда» продолжила свой путь, а де ла Крус остался доволен знаниями Хорхе.

Капитан де ла Крус не раз бывал в Картахене. Теперь, в начале апреля 1708 года, этот укрепленный порт и город уже достаточно отстроился после его ограбления в феврале 1697 года «бригадой Санто-Доминго» в составе семи новейших фрегатов и пятнадцати подсобных судов. Этой армадой командовали капитан Жан Баптис Дю Касс и вице-адмирал барон Дю Пойнт. Нападавшие французы — пираты с островов Тортуга и Санто-Доминго (Гаити) и специально прибывшие из Франции солдаты, — Франция в те годы враждовала с Испанией, — храбростью, обманом и беспутством овладели добычей стоимостью сто миллионов долларов. Когда Наполеон продал Соединенным Штатам Америки земли Луизианы, втрое большие по территории самой Франции, она получила за нее всего пятнадцать миллионов.

Картахена-де-Индиас, столица Новой Гренады, была для пиратов весьма привлекательной добычей. Потому вход в ее закрытую гавань охраняли форты Св. Креста, Св. Луиса и Св. Лазаря, а город — воздвигнутая на холме крепость Св. Фелипе. Дю Касс и Дю Пойнт, во главе 1700 пиратов и солдат, еще до рассвета атаковали Картахену на лодках. Крупнокалиберные орудия фортов и крепости с двадцатичетырехфунтовыми ядрами оказались бессильны против «муравьиной» флотилии. Губернатор дон Диего де лос Риос, чтобы избежать разрушения Картахены, предложил Дю Кассу сдать город на условиях, что мирные жители не станут подвергаться насилию, их имущество будет сохранено, а церкви не будут разграблены. Город, в виде контрибуции, обязывался из своей казны выплатить тридцать миллионов франков. По тем временам то было огромным богатством. Крупную денежную сумму, как старший в предприятии, получил барон Дю Пойнт, который преспокойно отказался выдать Дю Кассу и его пиратам соответствующую часть, как полагал Дю Касс, не менее двадцати миллионов франков. Вице-адмирал поднял якоря своих кораблей и ушел. Тогда пираты принялись грабить жителей Картахены. Соборы Св. Михаила, Нашей Девы Росарио и Св. Девы Марии были опустошены. Позднее Дю Пойнт все же поделился с пиратами, но выдал им лишь шесть миллионов. Людовик XIV за тот «подвиг» присвоил капитану Дю Кассу звание рыцаря Ордена Св. Людовика и произвел его в адмиралы.

Когда же испанский трон занял Филипп V, внук Людовика XIV, адмирал Дю Касс стал исправно служить и испанской короне. Бывшие враги стали его лучшими друзьями. Его принимали в Картахене как высокого гостя.

Де ла Крус в Картахене только закончил продажу привезенного им товара, как был вызван к губернатору. Тот, управлявший Новой Гренадой последние пять лет, сообщил славному корсару, что агенты святой инквизиции задержали в городе подозрительного человека. Им оказался лазутчик, английский пират с острова Ямайка. Под обещание сохранить ему жизнь, пират рассказал, что новый вице-губернатор острова, ослепленный успехом нападения французов на Картахену десять лет назад, решил вновь осуществить ее ограбление. Шпион собирал для того необходимые сведения.

— Скажите, де ла Крус, вы много лет плаваете по здешним морям. Вам что-либо говорят такие имена, как Дженнингс, Френсис Рейли и Дампе?

— Еще бы! Очень даже! Это отъявленные английские пираты. Последнего, Ненормального, прошлым августом я захватил. Он оказал мне большую услугу и был отпущен. Твердо обещал прекратить разбой на море, вернуться в Англию. Все трое страдали болезненной страстью властвовать над другими людьми. От них, в прямом смысле, бежали их собственные сограждане, которые затем селились на наших землях, принимали испанское гражданство. С десяток таких англичан живет сейчас и в моем Тринидаде.

— Вот как раз поэтому я вас и пригласил во дворец! Этот вице-губернатор прежде решил снарядить малую экспедицию, напасть на Тринидад, захватить «изменников» и казнить их. Скорее всего, если бедняг захватят, то отправят в Лондон, где и четвертуют! Если пойманный шпион не врет, то нападение на Тринидад намечено на середину апреля. Сегодня тринадцатое число. Что скажете, де ла Крус?

— Сеньор Кордоба, я сейчас же поднимаю паруса! Спасибо вам! — И де ла Крус поспешил оставить дворец.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42