Я поздоровалась с ним, мысленно упрекнув своих подчиненных. Пропускать репортеров за закрытую пуленепробиваемую перегородку вестибюля без моего разрешения не разрешалось. Но мои коллеги, в особенности женская половина, питали к Эддингсу особые чувства. Он прошел от дверей к моему столу и поставил горшок на ковер. А потом улыбнулся так, что его лицо как будто осветилось.

– Должно ведь даже здесь быть что-то живое и веселое, – сказал он, глядя на меня своими голубыми глазами.

– Уж и не знаю, принимать ли ваше замечание на свой счет? – невольно рассмеялась я.

– Ну, что, перевернем?

Я снова увидела перед собой диаграмму и поняла, что Дэнни о чем-то спрашивает.

– Извини.

Он озабоченно посмотрел на меня. Тем временем Рош бродил по прозекторской с таким видом, словно впервые попал в морг, рассматривая содержимое стеклянных шкафов и то и дело посматривая на меня.

– Все нормально? – ненавязчиво поинтересовался Дэнни.

– Можно переворачивать, – ответила я.

Душа моя затрепетала, как огонек на ветру. В тот день на Эддингсе были поношенные брюки цвета хаки и черный свитер армейского образца. Мне очень хотелось бы вспомнить выражение его глаз. Может быть, уже тогда в них было что-то, предрекавшее его судьбу.

После долгого пребывания в реке тело было очень холодным на ощупь. Чем дальше, тем больше я ощущала непонятное беспокойство. Отсутствие первого коренного зуба указывало на вмешательство стоматолога. Эддингс поставил несколько очень дорогих фарфоровых коронок, а контактные линзы, зрительно увеличивая глаза, делали взгляд ярким и живым. Примечательно, что, когда под маску хлынула вода, уцелела только правая линза, и теперь его застывший взгляд был несколько асимметричен, отчего создавалось впечатление, будто на меня из-под полуопущенных век смотрят два разных человека.

Я практически закончила с внешним осмотром, но оставались еще инвазивные процедуры, необходимые в случаях, когда рассматривается вероятность насильственной смерти. В первую очередь требовалось исследовать сексуальные наклонности пациента. Столь очевидные знаки, как татуировки, указывающие на ту или иную ориентацию, встречались мне редко, а уж желающих добровольно поделиться со мной подробностями интимной жизни покойника не встречалось вообще. Впрочем, меня мало интересовало чужое мнение – я бы в любом случае искала свидетельства анальных сношений.

– Что вы ищете? – поинтересовался Рош, останавливаясь у меня за спиной.

– Проктит, анальные трещины, утолщение эпителия в результате травм, – ответила я, не прекращая работы.

– Значит, вы допускаете, что он – гей? – заключил Рош, выглядывая из-за моего плеча.

Дэнни залился краской, глаза его полыхнули злобой.

– Анальное кольцо, эпителий – не изменены, – ответила я, делая соответствующие пометки. – Другими словами, никаких травм, связанных с активным гомосексуальным поведением. А вам, детектив Рош, следовало бы отступить подальше, чтобы не мешать мне.

Я даже чувствовала его дыхание у себя на шее.

– Вы в курсе, что он часто бывал в том районе – брал интервью?

– Что за интервью? – поинтересовалась я. Детектив действовал мне на нервы.

– Не знаю.

– У кого он их брал?

– Прошлой осенью готовил материал о списанных кораблях. Возможно, капитан Грин рассказал бы больше.

– Я разговаривала с капитаном Грином совсем недавно, но он даже не упомянул ни о чем подобном.

– Материал вышел в «Вирджиниен пайлот» в октябре прошлого года… кажется, так. Ничего особенного. По-моему, он вынюхивал что-то еще.

– Например?

– Меня не спрашивайте. Я же не журналист, – резко отреагировал Рош, взглянув через стол на Дэнни. – Лично я их ненавижу, всю эту прессу. Лезут со своими дикими теориями и ничего не делают, чтобы их доказать. Этот парень такой же – один из ведущих репортеров, работал на «Ассошиэйтед пресс» и еще много на кого. По слухам, за девушками волочился только так, для видимости. Как говорится, картинка хороша, а за ней пустота. Ну, вы же понимаете, – добавил он с мерзкой ухмылкой.

Невероятно, но как же сильно он невзлюбил человека, с которым познакомился только сегодня.

– Откуда такая информация? – спросила я.

– Держу ухо востро.

– Дэнни, давай возьмем образцы волос и ногтей.

– Я, знаете ли, люблю послушать, что говорят на улице, – продолжал Рош, касаясь бедром моего бедра.

– Образцы волос из усов тоже нужны? – спросил Дэнни, беря с хирургической тележки пинцет и конверты.

– Да, не помешает.

– Хотите проверить его на ВИЧ? – Рош повторил свой маневр.

– Да.

– Значит, все-таки допускаете, что он может оказаться геем.

Все, хватит.

– Детектив Рош, – резко развернувшись, твердо произнесла я. – Намерены оставаться в моем морге – освободите мне место для работы. Прекратите тереться о меня и постарайтесь относиться с уважением к моим пациентам. Этот человек ничем не виноват в том, что оказался здесь мертвым и голым, на столе, под чужими взглядами. Кроме того, мне совсем не по вкусу слово «гей».

– Ну, как ни называйте, а ориентация тем не менее может оказаться важной. – Он ничуть не смутился, а мое раздражение, похоже, его даже порадовало.

– Я не знаю, был этот человек геем или нет. Но могу сообщить, что умер он явно не от синдрома приобретенного иммунодефицита.

Я схватила скальпель с операционного столика, и поведение Роша вдруг резко изменилось. Он попятился и даже занервничал, поняв, что я собираюсь сделать первый разрез. Еще одна проблема.

– Вы когда-нибудь присутствовали при вскрытии?

– Несколько раз, – ответил он, и мне показалось, что его вот-вот вырвет.

– Почему бы вам не присесть вон там, – предложила я не слишком любезно. И кому только в чесапикской полиции пришло в голову назначить его вести это дело? Да и вообще, как можно поручать такому хоть что-то? – Или выйдите.

– Просто тут жарко.

– Или идите к ближайшему мусорному ведру, если подкатывает, – добавил Дэнни с усмешкой.

– Я лучше посижу вон там, – сказал Рош, отходя к столу возле двери.

Я быстро сделала Y-образный разрез. Лезвие прошло от плеч до таза. Как только кровь соприкоснулась с воздухом, я поняла, что чувствую запах, заставивший меня остановиться.

– Знаете, у «Липшоу»[11] есть замечательная точилка – вот бы и нам такую, – проговорил Дэнни. – Она водяная, вставляешь ножи и гуляй.

Запах, который ударил мне в нос, нельзя было спутать ни с чем другим, но мне все еще не верилось.

– Я только что просматривал их новый каталог, – продолжал мой ассистент. – Меня просто сводят с ума все эти крутые штуки, которые мы не в состоянии себе позволить.

Нет, не может быть.

– Дэнни, открой двери. – Я произнесла это с такой поспешностью, что напугала парня.

– Что такое? – с тревогой спросил он.

– Здесь необходимо немедленно проветрить. Ну же, – поторопила я.

Он быстро, несмотря на больное колено, прошел по прозекторской и открыл ведущие в холл двойные двери.

– Что-то не так? – воспрянул Рош.

– Своеобразный запах. – Мне не хотелось озвучивать свои подозрения, тем более в его присутствии.

– Ничего не чувствую. – Он встал и повертел головой, словно мог увидеть загадочный, неуловимый для его обоняния душок.

Кровь Эддингса отдавала горьким миндалем. Меня совсем не удивило, что ни Рош, ни Дэнни его не чувствуют. Способность ощущать запах цианидов – рецессивный признак, обусловленный половой принадлежностью, но обладают им всего тридцать процентов от общего числа – мне в этом отношении просто повезло.

– Поверьте на слово, – сказала я, отделяя кожу от ребер и стараясь не повредить межреберные мышцы. – Запах очень странный.

– И что это может значить? – спросил Рош.

– Не могу ответить, пока не проведу все тесты. А сейчас мы займемся тщательной проверкой его оборудования. Надо удостовериться, что все работает как положено и что Эддингс не мог, к примеру, получить порцию угарного газа через дыхательный шланг.

– Знаете, как работает хука? – спросил Дэнни, возвращаясь к столу, чтобы помочь мне.

– Я сама никогда этим не пользовалась.

Подведя инструмент под срединный разрез грудины, я зашла сбоку. Сдвинула назад мягкие ткани, и таким образом образовался карман, который Дэнни наполнил водой. Я вставила скальпель между двумя ребрами. Тест должен был показать, не появятся ли пузырьки воздуха, которые означали бы полученную при погружении травму. При этом воздух из легких просачивается в грудную полость. Но ничего подобного я не увидела.

– Принеси из лодки хуку и шланг, – решила я. – Неплохо бы подключить консультанта по дайвингу и получить экспертное мнение. Есть в округе кто-нибудь, кто не откажется приехать, несмотря на праздник?

– Есть магазин для дайверов, неподалеку, на Хэмптом-роудз. Туда и доктор Мант обращался.

Он нашел номер и позвонил, но к телефону никто не подходил, очевидно, в этот снежный предновогодний день магазин был закрыт. Дэнни вышел в бокс, а когда вернулся, я услышала знакомый громкий голос и тяжелые, громыхающие шаги.

– Будь ты копом, тебе бы этого не позволили, – донесся голос Пита Марино.

– Знаю, но не понимаю, – ответил Дэнни. – Почему?

– Одну причину я тебе, так и быть, назову. За такие длинные волосы, как у тебя, любой говнюк может ухватиться. Я бы постригся. Между прочим, и девчонки больше любить будут.

Он приехал как раз вовремя, чтобы помочь внести хуку и скрученный шланг. К тому же походя дал Дэнни отцовское наставление. Я никогда не удивлялась, отчего у Марино жуткие проблемы с собственным сыном-подростком.

– Ты знаешь что-нибудь о хуке? – спросила я, как только Марино появился на пороге.

Он равнодушно взглянул на тело.

– Что? Подхватил какую-то чудную заразу?

– Та штука, которую ты принес, называется хука, – пояснила я.

Они с Дэнни сгрузили все на стальной стол, стоявший рядом с моим.

– Похоже, магазины будут закрыты еще несколько дней, – добавила я. – Компрессор выглядит достаточно просто – насос, который приводится в действие двигателем в пять лошадиных сил, прогоняет воздух сквозь фильтрующий впускной клапан, затем через шланг под низким давлением подает на регулятор второго уровня, тот, что у дайвера. С фильтром, по всей видимости, все в порядке. Топливопровод не поврежден. Это все, что я могу сказать.

– Баллон пуст, – отметил Марино.

– Думаю, газ закончился уже после смерти.

– Почему это? – спросил Рош. Подойдя к нам, он уставился не то на меня, не то на мой халат так пристально, словно, кроме нас двоих, в комнате больше никого не было. – Откуда вы можете знать, что он, потеряв счет времени, не израсходовал под водой весь воздух?

– Потому, что, если бы у него закончился воздух, времени на всплытие все равно бы хватало. Там глубина всего-то тридцать футов.

– Не так уж и мало, если учесть, что шланг за что-то зацепился.

– Такое могло бы случиться, но тогда он должен был сбросить пояс.

– Запах исчез? – спросил Рош.

– Нет, но уже слабее.

– Что за запах? – заинтересовался Марино.

– У его крови странный запах.

– Ты имеешь в виду выпивку?

– Нет, это совсем другое.

Он потянул носом несколько раз и только пожал плечами. Рош снова прошел мимо меня, старательно отводя взгляд от того, что лежало на столе. Невероятно, но он снова попытался прикоснуться к моему телу, хотя места было более чем достаточно. Пришлось сделать еще одно предупреждение. Марино, потный и громоздкий в своем флисовом пальто, проследил за ним взглядом.

– А это еще кто такой? – обратился он ко мне.

– Ах да, вы ведь еще не знакомы. Детектив Рош из Чесапика – капитан Марино, полиция Ричмонда.

Рош, разглядывавший вблизи хуку, услышал звук ножниц, которыми Дэнни перерезал ребра за соседним столом. Лицо его снова приняло молочный оттенок, уголки рта поползли вниз.

Марино закурил сигарету. По выражению его лица было ясно, что он уже сделал определенный вывод относительно Роша. И не собирался держать это мнение при себе.

– Не знаю, как вы, – обратился он к детективу, – но одно я понял сразу: побывав в этом местечке, на печенку я буду смотреть уже другими глазами. Сами увидите. – Он засунул зажигалку в карман рубашки и выпустил струю дыма. – Раньше так любил ее с лучком, а теперь и под страхом смерти к ней не прикоснусь.

Рош низко склонился над хукой, едва не уткнувшись в нее носом, будто запахи резины и бензина были спасительным антидотом. Я продолжала работать.

– Эй, Дэнни, – продолжал между тем Марино, – ты, с тех пор как начал работать здесь, ел хоть раз дерьмо вроде почек или желудка?

– Да я за всю жизнь ни разу ничего подобного не пробовал, – ответил Дэнни, помогая мне передвинуть грудину. – Но я понимаю, о чем вы. Когда вижу, как кто-то в ресторане заказывает большие куски печени, меня так и подмывает поискать выход. Особенно, если она хоть чуть розоватая.

Запах от открывшихся органов ударил в нос так сильно, что я невольно подалась назад.

– Чувствуете? – спросил Дэнни.

– О да.

Рош немедленно ретировался в облюбованный им дальний угол, и теперь уже Марино, поразвлекшийся за его счет, воспользовался моментом и встал рядом со мной.

– Думаешь, утопили? – быстро спросил он.

– В данный момент я ничего такого не думаю. Но, конечно, проверю эту версию.

– И как узнаешь, что он не сам утонул?

Случаи, когда человека убивают с помощью утопления, встречаются нечасто, так что интерес Марино был мне понятен. Он всегда старался вникнуть во все мои дела.

– Ну, вообще-то, способов много, – заговорила я, не прекращая работать. – У меня уже есть подкожный карман со стороны груди, и я наполнила его водой и ввела скальпель в грудную полость, чтобы проверить наличие в ней пузырьков воздуха. Теперь собираюсь заполнить водой сердечную сумку и ввести в сердце иглу, опять-таки для того, чтобы проследить, не станут ли выделяться пузырьки воздуха. Потом проверю головной мозг на наличие точечных кровоизлияний и осмотрю мягкие ткани средостения для определения наличия альвеолярного воздуха.

– И что же все это может показать?

– Возможно, пневмоторакс или воздушную эмболию. Они могут возникнуть даже на глубине менее пятнадцати метров, если ныряльщик неправильно дышит. Это происходит из-за избыточного давления в легких, которое приводит к маленьким разрывам альвеолярных стенок. Это вызывает кровоизлияния и утечку воздуха в одну или обе плевральные полости.

– А это, как я понимаю, может убить, – подытожил он.

– Да. С очень большой долей вероятности.

– А как насчет слишком быстрого всплытия и погружения?

Он перешел на другую сторону стола, чтобы удобнее было наблюдать.

– Изменение давления, или баротравма, связанная с погружением или подъемом, не слишком вероятна на той глубине, где ему приходилось нырять. И, как видишь, ткани не рыхлые, как можно было бы ожидать в случае баротравмы. Не хочешь надеть халат?

– Чтобы я стал похож на какого-нибудь Терминекса?[12] – спросил Марино, поглядывая в сторону Роша.

– Смотрите не подхватите там СПИД, – вяло откликнулся тот из своего дальнего угла.

Марино надел фартук и перчатки, а я тем временем начала объяснять, что необходимо принять во внимание в качестве аргументов, чтобы исключить смерть от декомпрессии, кессонной болезни или утопления. Как раз в тот момент, когда я стала вводить иглу в трахею, чтобы взять образец воздуха на цианид, Рошу захотелось выйти. Хрустя бумажным пакетом для вещдоков, детектив торопливо прошел через комнату.

– Значит, мы ничего толком не узнаем, пока не будет результатов теста, – бросил он уже из дверей.

– Именно так. В данный момент причина и способ причинения смерти еще не определены. – Я остановилась и взглянула на него. – Вы получите копию моего отчета, как только все будет готово. И, прежде чем уйдете, я хотела бы осмотреть его личные вещи.

Он не спешил подходить ближе, ведь мои руки были испачканы кровью.

– Ты не против? – обратилась я к Марино.

– С удовольствием поучаствую.

Он шагнул к Рошу, поднял сумку и грубовато бросил:

– Пошли. Осмотрим все в холле, так что сможете глотнуть свежего воздуха.

Они уже вышли за дверь, когда я услышала, как снова захрустела бумага. Марино вытряхнул обойму, открыл патронник и громко пожаловался, что пистолет не поставлен на предохранитель.

– Просто не могу поверить, что вы повсюду таскали эту штуку заряженной. Боже правый! Это же не завтрак хренов таскать!

– С него еще не сняты отпечатки пальцев.

– Ну так надели бы перчатки да разрядили, как я и сделал. Эй, вы это куда? Вас что, в Кистоунской полицейской академии хорошим манерам не научили?

Марино продолжал в том же роде, и я поняла, зачем он прихватил Роша в холл. Разумеется, не для того, чтобы тот глотнул свежего воздуха. Дэнни глянул на меня через стол и ухмыльнулся.

Скоро Марино вернулся, качая головой. Рош удалился. Я испытала облегчение и не собиралась этого скрывать.

– О господи! Что же это за тип!

– Силен тем умом, что дал Всевышний, – отозвался Марино. – Тем, что у него между ног, – уточнил он.

– Вот и я бы так сказал, – поддержал Дэнни. – Он уже бывал здесь пару раз, досаждал доктору Манту по разным поводам. Но они всегда разговаривали наверху. Он никогда раньше не спускался в морг.

– Я потрясен! – с комическим ужасом воскликнул Марино.

– Говорят, что он, когда учился в полицейской академии, всегда ссылался на болезнь, если курсантов отправляли на вскрытие, – продолжал Дэнни. – К тому же его лишь недавно перевели из отдела по работе с несовершеннолетними. Так что в детективах этот Рош от силы месяца два.

– Отлично, – пробормотал Марино. – Для такого дела, как это, лучшего кандидата не найти.

– Ты чувствуешь запах цианида? – спросила я.

– Нет. Единственное, что я чувствую, это запах моей сигареты, а он в точности такой, каким и должен быть.

– Дэнни?

– Нет, мэм, – ответил он с некоторым разочарованием.

– Я до сих пор не нашла никаких подтверждений тому, что это смерть от утопления. Никаких пузырьков ни в сердце, ни в легких. Нет подкожной эмфиземы. Нет воды ни в желудке, ни в легких. Не могу пока сказать, есть ли гиперемия, – комментировала я, разрезая другой сектор сердца. – Да, гиперемия присутствует, но только в левом желудочке, но из-за чего? Есть покраснение на стенках желудка, но это согласуется с воздействием цианида.

– Док, – спросил Марино, – насколько хорошо ты его знала?

– В личном плане, можно сказать, совсем не знала.

– Ну, так я расскажу, что было в пакете. Рош не понял, что видит, а я не захотел ему объяснять.

Марино наконец-то выбрался из своего пальто и подыскивал подходящее место, чтобы его повесить. В конце концов он пристроил его на спинку стула и закурил очередную сигарету.

– Черт, на этом полу ноги переломаешь, – проворчал он, продвигаясь к столу, на котором лежали хука и свернутый шланг. – Погубишь ты здесь свое колено, – наклонившись над краем стола, добавил он, обращаясь к Дэнни.

– Точно.

– У Эддингса был девятимиллиметровый пистолет марки «браунинг» со спецпокрытием «бердсонг».

– «Бердсонг»? И что это такое? – спросил Дэнни, кладя селезенку на ручные весы.

– Рембрандт в отделке пистолетов. Мистер Бердсонг – тот самый парень, которому посылают свое оружие, если хотят сделать водоотталкивающее покрытие и окрасить его под цвет среды, – пояснил Марино. – В общих чертах это выглядит так: сначала зачистка, потом пескоструйная обработка, потом тефлоновое покрытие и обжиг. В КСЗ у всех пистолеты с покрытием «бердсонг».

КСЗ – это команда по спасению заложников, специальное подразделение в составе ФБР. Учитывая, сколько статей Эддингс написал о правоохранительных органах, он должен был иметь дело с Академией ФБР в Квантико и ее лучшими агентами.

– Похоже, у «морских котиков» такие же, – предположил Дэнни.

– У них, у полицейского спецназа, антитеррористических подразделений и ребят вроде меня, – дополнил Марино, снова принимаясь осматривать топливопровод и клапан хуки. – И у большинства прицел «новак», такой же, как у него. Чего у нас нет, так это KTW – пуль, способных пробивать металл, их еще называют убийцами копов.

– Пули с тефлоновым покрытием? – Я подняла голову и взглянула на Марино.

– Семнадцать, одна в патроннике. Все с красной лаковой обводкой вокруг запала для водонепроницаемости.

– Ну, здесь ему вряд ли где-нибудь удалось бы достать такие патроны. Во всяком случае, легальным путем. В Вирджинии они запрещены к продаже уже несколько лет. А что касается покрытия на пистолете, ты уверен, что это фирменный «бердсонг»? К этой компании ведь и Бюро обращается?

– Да, вроде бы настоящий «бердсонг», – ответил Марино. – Хотя, конечно, есть и другие места, где можно заказать такое покрытие.

Я приступила к вскрытию желудка, и мой собственный сжался в кулачок. Похоже, Эддингс был большим фанатом силовых ведомств. Я слышала, что он выезжал на происшествия вместе с полицией, принимал участие в их пикниках и баскетбольных турнирах. Но страстным любителем огнестрельного оружия он мне не казался. Вот почему меня поразил тот факт, что его собственный пистолет был заряжен нелегальными патронами, предназначенными убивать и калечить именно тех, кого Эддингс хорошо знал и с кем, возможно, даже дружил.

– Содержимое желудка состоит из небольшого количества коричневатой жидкости, – продолжала я. – Перед смертью пищу он не принимал, что неудивительно, если планировалось погружение.

– А есть вероятность того, что он надышался топливными выхлопами, скажем, при соответствующем ветре? – продолжая осматривать хуку, спросил Марино. – От этого кожа могла покраснеть?

– Тест на наличие угарного газа мы, конечно, проведем. Но это не объясняет присутствия запаха, который я чувствую.

– Уверена?

– Я не могу спутать этот запах ни с чем другим.

– Вы ведь считаете, что его убили, да? – спросил Дэнни.

– Так нельзя говорить. – Я потянула вниз шнур от прикрепленной вверху катушки и подключила хирургическую пилу. – Такого права нет ни у чесапикской полиции, ни у кого бы то ни было еще. Ровно до тех пор, пока не проведены все тесты и не вынесено официальное заключение. Я еще не знаю, что откроется дальше. Не знаю, что найдено на месте событий. Это значит, что нам необходимо соблюдать даже большую, чем обычно, осторожность.

– Ты давно здесь работаешь? – спросил Марино, глядя на Дэнни.

– Восемь месяцев.

– Слышал, что док сказала?

Дэнни поднял голову и посмотрел на Марино, удивленный тем, как изменился его тон.

– И ты знаешь, как держать рот на замке, ведь так? – продолжал Марино. – Это значит, что нельзя ни похваляться перед парнями, ни пытаться произвести впечатление на родственников или подружку. Усвоил?

Дэнни, производивший в это время круговой надрез по задней части головы, от уха до уха, вспыхнул, но сдержался.

– Смотри, если только что-то просочится за эти стены, мы сразу же поймем, кто источник информации, – продолжал наступление Марино, хотя повода для этого, по существу, и не было.

Дэнни оттянул скальп и сдвинул его вперед, к глазам, так, чтобы обнажить череп. Лицо Эддингса сжалось и обвисло, словно он знал, что здесь происходит, и очень огорчился. Я включила пилу, и комната наполнилась пронзительным воем вгрызающегося в кость диска.