– Долгая история, – повторила я. – Дело попадает под юрисдикцию Ричмонда.

Мы вышли на холодное крыльцо и быстро забросили ласты, оба гидрокостюма и прочее снаряжение в ледяную воду. Потом перетащили все это наверх, в мансарду, где было потеплее, и оставили там все это хозяйство, укрыв сверху несколькими слоями полотенец. Я сидела в душе столько, сколько позволяла мощность нагревателя, думая о том, как это необычно, что Люси, Марино и я вместе встретим Новый год в крошечном домике на побережье.

Выйдя из спальни, я обнаружила их на кухне, попивающими итальянское пиво и перечитывающими рецепт выпечки хлеба.

– Ладно, – сказала я им. – А теперь командовать буду я.

– Осторожно, – запротестовала Люси.

Но я уже приступила к делу: отмерила нужное количество высокосортной муки, положила дрожжи, немного сахара, налила в большую миску оливковое масло. Потом включила духовку на низкую температуру и открыла бутылку «Кот-Роти», потягивать которое положено лишь кухарке, приступающей к серьезной работе. К столу я предполагала подать кьянти.

– Ты просматривал бумажник Эддингса? – спросила я Марино, нарезая белые грибы.

– Кто такой Эддингс? – поинтересовалась Люси.

Она присела на столешницу, потягивая перони. В окнах за ее спиной сгущалась прочерченная падающим снегом темнота.

Я в общих чертах рассказала о том, что произошло сегодня, и Люси больше не задавала мне вопросов. Повисла тишина. Вдруг заговорил Марино.

– Ничего из ряда вон выходящего, – сообщил он. – Одна карточка «мастеркард», одна – «виза», информация по облигациям фондовой биржи. Еще кое-какие бумажки и парочка квитанций. Похоже, счета из ресторанов, но мы это выясним. Не возражаете, если я возьму еще одну? – спросил он, ловким движением бросая пустую бутылку в ведро и открывая дверцу холодильника.

– Посмотрим, что тут еще есть. – Зазвенело стекло. – Много денег при себе не носил. Двадцать семь баксов.

– А как насчет фотографий? – спросила я, вымешивая тесто на посыпанной мукой доске.

– Ничего, – констатировал он, закрывая дверцу холодильника. – Как ты знаешь, он был не женат.

– Но мы не знаем, был ли у него кто-то, с кем он поддерживал близкие отношения.

– Вот именно. Мы не знаем о нем чертову прорву вещей. – Марино взглянул на Люси. – В курсе, что такое «бердсонг»?

– У меня «зиг-зауэр» с таким покрытием, – ответила она, переводя взгляд на меня. – И у «браунинга» тети Кей такое же.

– У этого парня, Эддингса, был девятимиллиметровый «браунинг», в точности, как у твоей тети, и с таким же покрытием. Плюс пули с тефлоном и красной лаковой обводкой по капсюлю. Можно запросто стрелять в любое дерьмо через двенадцать телефонных книг в жуткий ливень.

– Интересно, зачем все это репортеру? – удивилась Люси.

– Есть люди, которые обзаводятся такими штучками только из горячей любви к оружию, – сказала я. – Хотя я не знаю, имеет ли это отношение к Эддингсу. При мне он никогда об оружии не говорил, хотя это ничего и не значит – с какой бы стати?

– Я в Ричмонде вообще KTW не встречал, – заметил Марино, имея в виду пули с тефлоновым покрытием. – Ни легальные, ни нелегальные.

– А на выставках их приобрести можно? – спросила я.

– Все возможно. В одном я уверен на все сто: на выставках этот парень точно бывал. Я еще не рассказал вам про его квартиру.

Я накрыла тесто влажным полотенцем и поставила миску в духовку с минимальной температурой.

– Не могу представить вашему вниманию полный отчет, – продолжал Марино. – Расскажу лишь о самых важных моментах. Начнем с той комнаты, где он, видно, держал личное оружие. Где брал, никто уже не скажет, но у него целый арсенал, было из чего выбрать. И не только пистолеты – AK-47, МР-5 и M-16. С такими в мелочь не стреляют. К тому же он выписывал несколько журналов по проблемам выживания, я нашел «Солджер оф форчун», «Ю-Эс кэвелри мэгазин» и «Бригейд куортермейстер». И, наконец, – Марино сделал глоток пива, – обнаружилось несколько видеокурсов по снайперской стрельбе. Ну, знаете, тренировки подразделений спецназа и тому подобное дерьмо.

Я сварила яйца и смешала пармезан с творогом.

– И что, никаких намеков на то, чем он мог заниматься?

Вокруг мертвеца сгущалась зловещая завеса тайны, и мне все больше становилось не по себе.

– Нет, но он точно охотился за чем-то крупным.

– Или кто-то охотился за ним, – добавила я.

– Он боялся, – уверенно, словно уж она-то точно все знала, заявила Люси. – Никто не пойдет нырять в темноте, прихватив с собой девятимиллиметровый пистолет с водоотталкивающим покрытием, если ему нечего бояться. Так может вести себя только человек, который знает, что его заказали.

Тут я и поведала о странном утреннем звонке неведомого офицера Янга, а заодно упомянула капитана Грина и его поведение, показавшееся мне странным.

– Зачем было ему звонить, если он замешан в этом деле? – нахмурился Марино.

– Ему определенно не хотелось, чтобы я выезжала на место происшествия. И если бы я удовольствовалась информацией, полученной от полиции, то стала бы ждать, когда доставят тело, как, впрочем, обычно и бывает.

– Ну, а мне кажется, что тебя просто хотели запугать, – заметила Люси.

– Пожалуй, что так, – согласилась я.

– А ты пробовала звонить по тому телефону, что оставил несуществующий офицер Янг? – продолжала моя племянница.

– Нет.

– Где он?

Я продиктовала номер, и она тут же его набрала.

– Это номер местного метеобюро, – сообщила Люси, кладя трубку.

Марино вытащил стул из-под покрытого скатертью обеденного стола и сел, широко расставив ноги и опершись руками на спинку. Никто не проронил ни слова, каждый обдумывал факты, выглядевшие с каждой минутой все более странными.

– Послушай, док. – Марино хрустнул костяшками пальцев. – Мне бы надо покурить. Разрешишь здесь или выйти на улицу?

– На улицу, – сказала Люси, тыча пальцем в сторону двери и демонстрируя неожиданную строгость.

– А если я провалюсь в сугроб, маленькая ты негодница? – возмутился он.

– Да там глубина всего дюйма четыре. Так что сугробы только у тебя в голове.

– Завтра пойдем на берег стрелять по жестянкам, – сказал Марино. – Надо же кому-то ставить тебя на место, спецагент Люси.

– Никуда вы не пойдете, – твердо отрезала я. – И никакой стрельбы не будет.

– Ладно уж, давай разрешим Питу открыть окно – пусть подымит, – смилостивилась Люси. – Но это только лишний раз доказывает, что привычки трудно искоренить.

– Кури, но побыстрее, – сказала я. – В этом доме и без того холодно.

Оконная рама заупрямилась, но Марино не уступал, и в конце концов ему удалось отворить окно. Передвинув стул поближе, он зажег сигарету, затянулся и выдохнул дым в москитную сетку.

– Ты так и не рассказала, как твои дела, – обратилась я к племяннице, пока она возилась с огнем.

– У меня все просто здорово.

Она подбросила поленьев, и искры роем взметнулись в закопченный дымоход. На ее руках выступили вены, мускулы рельефно вырисовывались на спине. Она была одаренным IT-специалистом, а в последнее время серьезно увлеклась еще и робототехникой, которую изучала в Массачусетском технологическом институте. Именно эти таланты и привлекли к ней внимание КСЗ. Но ожидали от Люси, разумеется, мозгового штурма, а не физического участия в операциях. До сих пор ни одна женщина не прошла изнуряющих испытаний, практиковавшихся в этом подразделении, и меня огорчало, что она не желает признавать никаких ограничений в этом деле.

– Сколько времени ты тренируешься? – спросила я.

Она закрыла заслонку и примостилась у камина.

– Много.

– Если подкожный слой жира истончится, это будет сказываться на здоровье.

– У меня просто избыток и здоровья, и жира.

– Я буду чувствовать себя виноватой, если ты в результате заработаешь анорексию. Уж мне-то известно, что неправильное питание способно убить человека. Ты сама видела жертв подобных диет.

– У меня нет проблем с питанием.

Я подошла к ней и села рядом, повернувшись спиной к мягкому теплу очага.

– Ну что ж, похоже, мне придется поверить тебе на слово.

– Ага.

– Послушай, – продолжала я, похлопав Люси по ноге, – ты ведь была приписана к КСЗ в качестве технического консультанта. Подразумевалось, что тебе не придется ни спускаться по веревке из вертолета, ни бегать наравне с мужчинами.

– И это ты говоришь мне про всякие ограничения, – вспыхнула она. – Что-то я не помню, чтобы ты делала себе какие-то поблажки только потому, что ты женщина.

– Я знаю свои пределы, – возразила я, – и к тому же стараюсь по возможности работать головой. Вот так и выживаю.

– Послушай, – с чувством откликнулась Люси. – Я устала от программирования и роботов. И потом, каждый раз, когда происходит что-то важное, допустим, взрывы в Оклахома-Сити, парней отправляют на авиабазу Эндрюс, а я остаюсь. Или если даже и еду с ними, то меня запирают где-нибудь в маленькой комнатушке, как полную дуру. А я не дура, черт побери! Я не хочу быть просто девочкой с ключом.

В ее глазах блеснули слезы, и она отвернулась.

– Я в состоянии пройти любую полосу препятствий. Могу спускаться по веревке, могу быть снайпером и нырять с аквалангом. Более того, я не показываю виду, даже когда они ведут себя как придурки. Ты же знаешь, что не все рады видеть меня рядом.

Я ничуть в этом не сомневалась. К Люси относились по-разному, поскольку она обладала прекрасным аналитическим умом, но отличалась неуживчивостью. К тому же она была красива в том классическом смысле, который предполагает сочетание здоровья и силы, и меня изумляло, как ей удается выживать в спецподразделении, состоящем из пятидесяти мужчин, ни одному из которых она никогда не назначила свидания.

– Как Джанет?

– Ее перевели в периферийное отделение в Вашингтоне, будет работать по административным преступлениям.

– Это, наверное, произошло совсем недавно? – озадаченно поинтересовалась я.

– Да, – подтвердила Люси, сложив руки на коленях.

– А где она проводит сегодняшний вечер?

– У ее семьи есть кондоминиум в Аспене.

Мое молчание можно было расценить как вопрос, и ее голос прозвучал довольно раздраженно.

– Нет, меня не пригласили. И совсем не потому, что мы с Джанет не ладим. Просто это была не такая уж блестящая идея.

– Понимаю. Значит, ее родители еще не знают, – немного поколебавшись, добавила я.

– Черт, а кто вообще знает? Думаешь, мы не скрываем это на работе? Делаем все вместе, но каждая при этом следит, чтобы к другой кто-то не приклеился. Это такое удовольствие, – с горечью добавила она.

– Я знаю, как бывает на работе. И я тебя об этом предупреждала. Но гораздо больше меня интересует семья Джанет.

– В основном все из-за ее матери. Сказать по правде, не думаю, чтобы ее отцу было до чего-то дело. Но принимать это он не желает, потому что это означало бы его признание, что он упустил что-то в воспитании дочери. Моя мать, кстати, рассуждает в том же духе. Но она хотя бы допускает мысль о том, что не она, а ты что-то сделала неправильно. Ведь это ты, как она утверждает, занималась моим воспитанием и была моей «матерью».

Защищаться от нападок моей единственной сестры Дороти, которой, к несчастью, довелось стать матерью Люси, не имело смысла.

– Теперь, правда, у матери появилась другая теория. Она говорит, что ты и была той самой первой женщиной, в которую я влюбилась. И этим все объясняется, – с иронией продолжала Люси. – Ее не интересуют такие мелочи, как кровосмешение, и то, что у тебя нормальная ориентация. Ты же знаешь, она ведь пишет все эти глубокомысленные детские книжонки – значит, она знаток психологии и заодно сексотерапевт.

– Мне жаль, что, кроме всего прочего, тебе приходится расхлебывать еще и это, – с сочувствием произнесла я. Говорить на такие темы было нелегко, и я не знала, как правильно себя вести. Я еще к этому не привыкла и даже боялась подобных откровений.

– Знаешь… – в гостиную вошел Марино, и Люси поднялась, – с некоторыми вещами приходится уживаться.

– Ну, а у меня есть для вас новости, – объявил Марино. – По прогнозу, вся эта дрянь начнет таять. Так что отправляемся завтра с утра, все должны быть готовы к отъезду.

– Завтра же Новый год, – напомнила Люси. – И что-то я не пойму, почему мы должны уехать отсюда?

– Потому что мне необходимо доставить твою тетю на квартиру к Эддингсу. И Бентону тоже не мешало бы притащить туда свою задницу, – чуть помедлив, добавил он.

Я постаралась не реагировать на его слова. Бентон Уэсли был начальником отдела уголовно-следственного анализа ФБР, и я очень надеялась, что не увижусь с ним в праздники.

– Что ты хочешь этим сказать? – спокойно спросила я.

Он уселся на диван и некоторое время задумчиво смотрел на меня. А потом ответил вопросом на вопрос:

– Мне вот что любопытно, док. Как можно отравить человека под водой?

– Возможно, это случилось не под водой, – предположила Люси. – Может, он глотнул цианида перед тем, как нырнуть.

– Нет, это невозможно, – сказала я. – Цианид обладает сильным разъедающим действием, и, если бы Эддингс проглотил его, я бы обнаружила обширное повреждение слизистой желудка. И, возможно, полости рта и пищевода.

– Так как же все произошло? – спросил Марино.

– Думаю, он вдохнул цианид вместе с газом.

Марино озадаченно моргнул.

– Как? Через компрессор?

– Он прогоняет воздух через выпускной вентиль, который закрыт фильтром, – напомнила я. – Смешать немного соляной кислоты с таблеткой цианида – вот и все, что нужно было сделать. Потом поднести флакон поближе к вентилю, чтобы газ всосался.

– Если Эддингс вдохнул цианид там, внизу, что должно было произойти?

– Приступ, а потом смерть. Причем за считаные секунды.

Я подумала о зацепившемся воздушном шланге и удивилась тому, насколько близко Эддингс оказался от винта «Эксплойтера», когда получил тот глоток цианида. Все случилось внезапно. Это объясняло положение, в котором я обнаружила его тело.

– Ты можешь проверить хуку на цианид? – спросила Люси.

– Ну, попробовать можно, но надежды мало. Скорее всего, таблетка цианида была расположена непосредственно на фильтре. Если это было именно так, то кто-нибудь мог успеть покопаться в нем к тому времени, как я приехала. Лучше заняться тем отрезком шланга, который находился ближе всего к телу. Я завтра же назначу токсикологические тесты, если только найду кого-нибудь, кто согласится прийти в лабораторию в праздничный день.

Моя племянница подошла и посмотрела в окно.

– Снегопад все еще сильный. Просто удивительно, насколько светлее становится от выпавшего снега. Я даже могу рассмотреть отсюда океан. Он – как черная стена, – задумчиво произнесла она.

– То, что ты видишь, и есть стена. Кирпичная стена в задней части двора, – заметил Марино.

Какое-то время Люси молчала, а я думала о том, как сильно все это время скучала по ней. Я мало виделась с ней в те годы, когда она училась в университете, но теперь мы стали встречаться еще реже. Даже тогда, когда случай приводил меня в Квантико, это вовсе не значило, что у нее найдется для меня время. Она стала совсем взрослой, и в глубине души я очень хотела, чтобы ее жизнь и работа были менее суровыми. Но она сделала другой выбор.

– Итак, – заговорила моя племянница, по-прежнему глядя в окно, – у нас есть репортер, и у него такое оружие, которое обеспечивает выживание в любых условиях. И этот репортер отравлен цианидом ночью, при спуске под воду на закрытой территории верфи для списанных кораблей.

– Но все это не более, чем наши предположения, – напомнила я. – Выводы делать преждевременно. Так что поосторожнее с версиями.

Она обернулась.

– А где бы ты взяла цианид, если бы захотела кого-нибудь отравить? Его сложно достать?

– Достать можно… на различных промышленных производствах, – ответила я.

– Например?

– Ну, например, его используют в процессе извлечения золота из руды. И в металлических покрытиях, и как фумигант[13]. И при производстве фосфорной кислоты из костей, – перечисляла я. – Одним словом, любой – от ювелира до рабочего на заводе или дезинсектора – имеет доступ к цианиду. Что касается соляной кислоты, то ее можно позаимствовать из любой химической лаборатории.

– Но, заметьте, – вступил в разговор Марино, – тот, кто отравил Эддингса, должен был знать, куда он отправляется. Знать время и место.

– И не только это, но и многое другое, – согласилась я. – Например, какой тип дыхательного аппарата Эддингс собирается использовать. Если бы он нырял с аквалангом, а не с хукой, то и план был бы другой.

– Хотелось бы мне знать, какого черта его туда понесло, – проговорил Марино, открывая заслонку и наклоняясь к огню.

– Что бы это ни было, но он, похоже, собирался фотографировать. И, судя по оснащению его камеры, настраивался на серьезную работу.

– Но камеру ведь не нашли, – заметила Люси.

– Не нашли, – подтвердила я. – Ее могло отнести куда-нибудь течением или, например, засосало в ил. К сожалению, такие вещи не плавают в воде.

– Интересно было бы взглянуть на эту пленку, – задумчиво сказала моя племянница, глядя в снежное небо и думая… Об Аспене?

– Мне ясно одно: полез он туда не рыбешек щелкать. – Марино запихнул в камин толстенное сырое полено. – Остаются, значит, корабли. А еще я думаю, что он готовил материал, который был кому-то поперек горла.

– Возможно, он и собирал материал, – согласилась я, – но это совсем не обязательно связано с его смертью. Кто-то вполне мог воспользоваться этим погружением для того, чтобы убить его, но по совсем другой причине.

– Где тут у тебя растопка? – спросил Марино, отчаявшись раздуть огонь.

– На улице, под навесом, – ответила я. – Доктор Мант не хочет держать ее в доме. Боится термитов.

– Лучше бы боялся пожаров да сквозняков. Эту развалину продувает насквозь.

– Сзади, прямо за верандой, – сказала я. – Спасибо, Марино.

Он натянул перчатки и вышел на улицу без пальто. Камин упрямо чадил, в покосившейся кирпичной трубе жутко завывал ветер. Я посмотрела на свою племянницу, которая так и стояла у окна.

– Давай-ка займемся обедом, ты не возражаешь? – предложила я.

– Что он там делает? – спросила она, вглядываясь в темень за окном.

– Марино?

– Да. Представь, этот увалень умудрился заблудиться. Посмотри, пошел к стене. Подожди-ка. Я что-то его не вижу. Выключил фонарик. Странно.

От ее слов по спине пробежал холодок. Я вскочила, метнулась в спальню и схватила лежавший на тумбочке пистолет. Люси следовала за мной по пятам.

– В чем дело? – воскликнула она.

– У него не было с собой фонарика.