28

Ночь предстояла бесконечная, я все никак не мог дождаться утра и предчувствовал, что оно тоже принесет страдание. С тетушкой Куин и Нэшем я расстался около десяти вечера, после еще одного несущественного и мучительного разговора о семействе Мэйфейров, пообещав им подумать насчет путешествия в Европу, даже если Мону не отпустят, и пообещав, что если никуда не поеду, то приму Нэша в качестве нового учителя.

Последнее обещание далось мне легко. Я сразу полюбил Нэша и поверил его твердым заверениям, что он будет абсолютно счастлив в Блэквуд-Мэнор, если придется остаться здесь жить.

Поднявшись наверх, я обнаружил, что Большая Рамона не спит, окно возле камина распахнуто настежь, и по комнате гуляет резкий ветер. Мы привыкли спать с включенным кондиционером в такие жаркие ночи, поэтому я слегка удивился. Меня озадачило и поведение Большой Рамоны: не успел я закрыть дверь, как она вылезла из кровати и пошла мне навстречу, шепча:

"Это Гоблин! Он открыл окно! Говорю тебе как на духу. Я дважды закрывала окно, а он дважды его распахивал. Сейчас он внизу! Взгляни на экран компьютера. Видишь, что он написал!"

"Ты видела, как двигались клавиши?" – спросил я.

На мониторе светились слова: "СПУСТИСЬ ВНИЗ".

"Еще бы не видеть! Мальчик, ты что, не слушаешь? Я видела, как окно открылось и закрылось! Ты понимаешь, что происходит с твоим Гоблином? Он становится все сильнее и сильнее, Квинн".

Я подошел к окну и выглянул на восточную лужайку. Там, в свете прожекторов, стоял Гоблин. На нем была моя привычная для этого часа одежда – длинная фланелевая ночная рубашка – но в ту минуту, разумеется, я был все еще полностью одет.

"Квинн, отправляйся на исповедь, – сказала Большая Рамона, – и расскажи священнику, что ты натворил с этим призраком! Неужели ты не понимаешь, что он послан дьяволом? Теперь я знаю, это он перебил тогда все стекла".

Я не стал даже спорить. Спустился вниз, вышел из дома и направился к кладбищу, где он прогуливался босой, как потерянная душа.

"Ты уезжаешь в Европу с Моной, ты покидаешь меня", – сказал он, едва шевеля губами, но волосы у него на ветру развевались.

"Я бы никогда тебя не покинул. Поедем со мной, – предложил я, – почему ты не можешь? Не понимаю".

Он не ответил.

"Я волнуюсь из-за тебя, – вслух произнес я, хотя и тихо, – беспокоюсь за твои чувства. Ты стал гораздо мне ближе, с тех пор как напал на того громилу. Ты многому за последнее время научился".

И снова никакого ответа. Я попытался скрыть свой страх, напомнив себе, что каким бы развитым он ни стал и какие бы у нас с ним ни были разногласия, он все равно не способен читать мои мысли.

Что касается меня самого, то я не находил покоя и лишь частично мог переключиться на Гоблина. Я был чересчур поглощен любовью к Моне, чтобы сосредоточиться на Гоблине. Как это было подло! После стольких лет... Интересно, он догадывался?

"Пошли, – сказал я, – уйдем от этого света".

Я прошел назад, обогнул флигель и вышел к западной стороне дома, где стояла плетеная мебель, залитая электрическим светом другого прожектора. Гоблин шел за мной, и, когда я оглянулся на него, когда обнял левой рукой, я увидел, что он снова стал моим двойником и по одежде. Для него это было проще простого.

"Ты постараешься взять меня с собой? – спросил он. – Когда поедешь в Европу? Будешь держать меня за руку?"

"Конечно, – ответил я. – Я все сделаю. Ты займешь место рядом со мной в самолете, и я буду крепко держать тебя за руку всю дорогу". – Я говорил искренне, но обращался к померкшей любви, так как теперь моя душа принадлежала благословенной Офелии. Я был ее Гамлетом, ее Лаэртом и, возможно, даже ее Полонием. Но мне не следовало забывать о Гоблине, и в эту минуту меня подстегивал вовсе не страх, а преданность.

Мои мысли были заняты и другим. В частности, Хижиной Отшельника и тем, как я собирался отвоевать запущенный дом у дикой природы. Я уже успел переговорить с Алленом, бригадиром мастеровых среди Обитателей Флигеля, насчет того, чтобы провести туда электричество, а кроме того, я намеревался осуществить и другие улучшения.

Разумеется, серьезную проблему представлял собой таинственный незнакомец – настолько серьезную, что Обитатели флигеля и не предполагали. Но я рисовал в своем воображении картины того, каким прекрасным станет это место. Как замечательно будет повезти на остров Мону и как здорово, что Мона сама хочет увидеть его и ничуть не боится.

Мечтая обо всем об этом, строя планы и представляя, как завтра увижу Мону и убегу с ней в Европу, я изо всех сил старался оставаться искренним с Гоблином, когда он внезапно напрягся и, сжав мне руку, сообщил с помощью телепатии:

"Будь осторожен. Он идет сюда. Он думает, я его не знаю. Он намерен причинить тебе зло".

С этими словами Гоблин исчез. По крайней мере, я перестал его видеть. В ту же секунду погасли прожектора, словно то-то щелкнул выключателем. Я оказался погруженным в темноту.

И тут чья-то рука обвилась сзади вокруг моей шеи, а вторая заломила мне левую руку за спину. Я задергался, но все было бесполезно. Свободная правая рука так и не смогла разжать цепкой хватки, а в ухо мне уже шептал голос незнакомца:

"Позовешь на помощь, и я убью ее. Я знаю, кто она, где живет, и я убью ее. Мне это будет просто, и никто никогда тебе не поверит, если ты скажешь, кто это сделал и почему".

"Ты ее не знаешь! – с яростью выпалил я. – Один раз я уже дал тебе отпор и готов дать отпор еще раз".

"Ты меня не слушаешь. – Голос его был тих, и в нем не слышалось угрозы. – Если твой дух снова нападет на меня, то, говорю тебе, я убью ее. Ее зовут Мона Мэйфейр, и живет она в доме цвета сумерек, в шести кварталах от реки, на углу Первой улицы, за двумя столетними дубами. Никто никогда не узнает, почему или как она умерла, если только я не захочу подставить тебя".

"Откуда ты все это знаешь?" – Я впал в бешенство.

"А все дело в том, что ты стал жертвой того, кто способен думать", – произнес он мне в ухо.

"Никакая я не жертва, – ответил я. – И не трогай ее".

"Не трону, потому что ты сделал все, что я хочу".

"А именно? – поинтересовался я. – Между прочим, мне больно". – Вспомнив чей-то давний совет, я попытался повернуть голову набок, чтобы гортань была сдавлена не так сильно, но он лишь сильнее прихватил и шею и руку. Боль стала невыносимой. И я знал, абсолютно точно знал, что он навредит Моне.

"Для начала я сломаю тебе хребет, – сказал он тем же спокойным, чуть ли ни ласковым голосом. – И брошу тебя здесь, на земле, как цыпленка со свернутой шеей, а утром тебя найдет тетушка Куин. – Он продолжал так же вкрадчиво, чуть громче шепота: – Ты ведь знаешь, что она любит прогуливаться перед рассветом? Старики плохо спят. Им не нужна целая ночь. Она выходит вместе с Жасмин, хотя та еле-еле может глаза открыть, но все равно они совершают маленькую прогулку, пока звезды еще видны на небе".

"А ты за этим подсматриваешь, – сказал я. – Чего ты хочешь от нас?"

"Ты будешь поражен моей щедростью, впрочем, я всегда славился своим умом и широтой души".

"Ну, это мы еще увидим", – сказал я, теряя от ярости способность рассуждать здраво.

"Отлично, – произнес он. – Я много думал о тебе и о том острове, на который мы оба претендуем, и пришел к заключению, что готов разделить с тобой Хижину Отшельника. То есть я позволю тебе пользоваться ею днем, а я буду хозяйничать там ночью, что стало моей привычкой".

"Ночью? Так ты приходишь туда только ночью?" – Это было почти невыносимо.

"Конечно. А как ты думаешь, почему ты нашел там свечи и пепел в камине? Днем мне этот дом ни к чему, но я не желаю, чтобы другие туда наведывались. Когда я прихожу, мне не нужны свидетельства, оставленные там посторонними. Для тебя делаю исключение. Пусть там лежат твои книги, бумаги и все такое прочее. А теперь перейдем к самой важной части сделки. Ты должен обновить Хижину Отшельника. Ты должен придать ей новый блеск. Понимаешь, о чем я?"

Он немного ослабил хватку, и я смог беспрепятственно дышать. Но держал он меня по-прежнему крепко, и моя левая рука болела. Я был парализован яростью.

"Самое главное – переделки, – сказал он. – Проследишь за всем, и тогда мы оба будем наслаждаться домом. Возможно, ты даже не будешь знать о моем в нем пребывании. Мы даже сможем обмениваться книгами. Получше узнаем друг друга. Неизвестно, быть может, мы еще станем друзьями".

"Какие переделки?" – спросил я. Субъект явно был сумасшедшим.

"Во-первых, я хочу, чтобы там все тщательно вымыли, – сказал он, – и золото на саркофаге должно быть вычищено и отполировано".

"Значит, это все-таки золото", – сказал я.

"Не сомневайся, – прозвучало в ответ. – Но если хочешь, можешь сказать своим рабочим, что это медь. И вообще, наболтай им с три короба об этом острове, чтобы они держались от него подальше".

"А для кого была предназначена могила?"

"Тебе не нужно об этом думать и, кстати, больше никогда ее не вскрывай. – Голос был тих, как дыхание. – А теперь вернемся к Хижине Отшельника. Ты должен повсюду провести электричество".

"Ты что, читаешь мои мысли?" – поразился я.

"Кроме того, я хочу, чтобы во все оконные проемы вставили стекла, чтобы можно было открывать и закрывать рамы. Мне все равно, какой будет дизайн, – лишь бы можно было видеть и чувствовать ночь, и дождь не попадал внутрь. Полы следует перестелить на обоих этажах – что-нибудь вроде мраморной плитки, которой выложен вестибюль в твоем доме, подойдет превосходно, хотя я думаю, плитка должна быть сплошь белой, посаженной на темный цемент".

"Господи, – ужаснулся я, – ты действительно прочел мои мысли. Кто ты такой?"

"Прочел мысли, говоришь? Что ж, у меня есть этот дар. А еще следует купить красивые лампы и мраморные столы, как тот, что уже стоит в доме. И красивые золотые стулья в римском стиле, и диваны. Сам знаешь. Выбор обстановки я оставляю тебе – у тебя есть вкус, ты вырос среди красивых вещей – и ты позаботишься, чтобы все было подобрано как надо".

"Для тебя это игра?" – спросил я, чувствуя, что меня прошиб холодный пот.

"Не совсем, – ответил он. – Я хочу, чтобы в доме были сделаны эти улучшения. А после я хочу покоя. И ты должен все это обеспечить".

"Ты говоришь серьезно".

"Конечно, серьезно, – прозвучал тихий приглушенный голос. – Итак, что еще я хочу предложить? Ах да, нужно переделать камин, ты так не считаешь? На случай холодных луизианских ночей зимой, о которых чужаки так мало знают".

"Как тебе удается шпионить за мной? С какой укромной точки?"

"Не будь столь уверен, что я это делал. Я хитер. Мне захотелось вернуть себе остров. Я знаю стиль, в котором ты живешь. И я хочу с тобой подружиться, разве не ясно? Мне приятно тебя обнимать. Если ты выполнишь все, как надо, я предлагаю мир. И если бы тебе понадобились средства, я бы тебе одолжил".

"А ты, со своей стороны, обещаешь предоставлять дом в полное мое распоряжение днем?"

"Да, – подтвердил он, – а еще я обещаю, что не убью тебя. Это самое главное – я оставлю тебя жить и не трону Мону Мэйфейр".

"Кто ты такой? – вновь сурово потребовал я ответа. – Как тебя зовут? Ты ведь тогда трупы сбрасывал в болото? Это ведь были человеческие тела? А как насчет цепей на втором этаже? Неужели ты ни разу не спросил себя, откуда там взяться цепям?"

Я попытался вырваться. Он крепче меня сжал.

Послышался тихий смех, очень знакомый, хотя я никак не мог вспомнить, где и когда его слышал. Неужели он звучал только раз, на болоте, в ту ночь, когда я увидел его в лунном свете? Но чувство нависшей опасности не позволило мне как следует все вспомнить.

"Можешь снять цепи, если хочешь, – сказал он. – Пусть их тоже почистят хорошенько, как я уже тебе говорил. Прикажи соорудить новую лестницу с первого этажа на второй. Пусть ее изготовят из бронзы. И накажи своим работникам держать язык за зубами. Предостереги их, чтобы они и других отпугнули. А если вдруг им понадобятся лишние руки, пусть наймут помощников откуда-нибудь издалека, а не тех, кто живет рядом".

"Как было во времена Манфреда", – сказал я.

"Как вы рассказываете об этом в своих экскурсиях по дому и всему имению, – сказал голос. – А теперь выслушай один мой совет".

"Какой совет?"

"Ты обладаешь способностью видеть духов и даже попал под чары одного из них по имени Ревекка".

"Откуда ты знаешь?"

"Достаточно сказать, что я знаю. Так вот, хочу тебя предостеречь на ее счет. Она хочет, чтобы ты отомстил тем, кто причинил ей зло, и она довольствуется твоей жизнью. Ты один из Блэквудов, а для нее это самое главное. Твое счастье завораживает ее, придает ей силы, причиняет боль".

"Ты сам ее видел?"

"Так и быть, уважу тебя. Я проник в те твои сны, которые она посещает. И благодаря этим снам я узнал о ее низменных желаниях".

"Ее пытали в Хижине Отшельника, – сказал я. – Ее пытали в тех цепях".

"Ты решил оправдать ее в моих глазах? Какое мне до нее дело? Я предлагаю тебе убрать цепи и перенести их к шкатулке с ее останками, которые ты захоронил на кладбище".

"Ты шпионишь за мной день и ночь", – процедил я сквозь стиснутые зубы, задыхаясь от злости.

"Если бы, – ответил он. – Я сейчас тебя отпущу. Можешь повернуться и посмотреть на меня, если хочешь. Выполнишь свою часть сделки – и я никогда не причиню вреда ни тебе, ни твоей семье, ни твоей рыжеволосой возлюбленной, ни ее клану ведьм".

Он убрал руки.

Я развернулся.

Он сделал шаг назад.

Именно таким я его и запомнил с того первого раза. Рост шесть футов. Густые черные волосы зачесаны назад, открытый лоб, коротко подстриженные виски и огромные черные глаза под темными бровями, придававшими ему решительный вид. Красивые черты лица: большой рот, изогнувшийся в улыбке, квадратный подбородок. Глаза буквально вспыхивают искрами при свете. Одет он был в прекрасно сшитый черный костюм. Я разглядывал его одну секунду, а потом он повернулся, продемонстрировав мне свою прическу – длинный толстый хвост, – и исчез, буквально растворился в воздухе, как Гоблин.

Рядом со мной сразу оказался Гоблин и произнес вслух:

"Это зло, Квинн, зло. Он не исчезает. Он использует скорость".

"Возьми меня за руку, Гоблин, – попросил я. – Я чувствовал, что ты рядом. Наверное, ты слышал его угрозы". – Меня немилосердно трясло.

Я повернулся, все еще дрожа так сильно, что едва мог держаться прямо, и увидел то, что ожидал, – свет в окне тетушки Куин. Мертвенно-бледное свечение телевизора Я обнял Гоблина и сказал ему, что мы должны пойти к тетушке Куин. Волнение помутило мой рассудок. Я ворвался в кухню, пробежал по коридору и забарабанил в ее дверь. Тетушка, как всегда, устроилась в шезлонге, рядом стояла бутылка шампанского и порция шербета с шампанским – так она завершала свой запойный марафон, начавшийся за обедом. Жасмин крепко спала под одеялом. По телевизору показывали "Кровавую императрицу" с Марлен Дитрих[25].

"Послушай меня, – сказал я, подсаживаясь к ней. – Я понимаю, что быстро теряю в твоих глазах репутацию здравомыслящего человека".

Я достал носовой платок и промокнул им взмокшее лицо.

"Ничего страшного, – ответила тетушка. – Зато у тебя несокрушимая репутация как моего внучатого племянника".

"На меня вновь напал незнакомец. Только что. У дома. Он чуть меня не придушил, зажав в тиски".

"Боже мой, Жасмин..."

"Погоди, не зови никого. Он ушел, но перед этим рассказал, чего добивается. Он выдвинул целый список требований, и все они касаются переделки Хижины Отшельника. Когда ремонт окончится, мы с ним будем вдвоем использовать дом – он ночью, а я днем. И если бы я не согласился на его план, он бы меня убил".

Тетушка пришла в ужас. Она ничего не говорила, только не мигая смотрела на меня своими маленькими голубыми глазками.

"Но самое странное, тетушка Куин, другое – не то, что он потихоньку пробрался в наше поместье, не то, что он выключил прожекторы на западной стороне дома, не то, что он чуть меня не придушил, – все это более или менее объяснимо. Самое странное – его распоряжения насчет ремонта!"

"Что ты имеешь в виду?"

"Реконструкцию Хижины. Я точно так задумывал все сделать, как он хочет! Он как будто прочитал мои мысли. Да не как будто, а точно. Электричество, новые мраморные полы, застекленные окна, новая бронзовая лестница на второй этаж. Все, о чем он попросил, я уже придумал раньше. Я ведь даже тебе говорил, да и работникам тоже, что им следует запомнить дорогу на остров, потому что я намереваюсь провести туда электричество. Он прочел мои мысли. Уверяю тебя. Он сыграл на этом. Этот субъект не человек. Он или призрак, или дух вроде Гоблина. Только он другого рода дух, тетушка Куин, так что мне обязательно нужно пойти к Моне, уж кто-кто, а Мона точно знает, как и Стирлинг Оливер".

"Квинн, прекрати, успокойся! – приказала тетушка. – Ты бредишь! Перестань разглагольствовать. Жасмин, просыпайся".

"Не впутывай ее в это, она только помешает", – сказал я.

Но Жасмин уже проснулась и сидела молча, делая для себя выводы.

"Сейчас я поднимусь к себе и напишу подробно план реконструкции, а потом отдохну немного, прежде чем ехать к Моне", – сказал я.

"Дорогой, уже полночь. Обязательно поговори со мной, прежде чем отправишься к Моне", – сказала тетушка Куин.

"Поклянись мне, что выделишь средства на перестройку Хижины Отшельника. Это пустяки по сравнению с теми деньгами, что мы тратим каждый год на Блэквуд-Мэнор. Я жду не дождусь, когда увижу Хижину, заново отделанную. Хотя, постой, у меня ведь самого есть деньги. Совсем забыл. Теперь мне самому это по карману. Как замечательно".

"И этот замечательный дом после ремонта ты намерен делить с человеком, который скармливает трупы аллигаторам?" – отозвалась тетушка.

"Возможно, я ошибся. Возможно, то было что-то другое. Я знаю только, что теперь смогу осуществить собственный план реконструкции, незнакомец не станет мешать, разве ты не поняла? Еще час назад он был огромным препятствием, мешавшим воплотить в реальность все мои мечты, связанные с Хижиной Отшельника. Он был чужаком. Теперь он стал частью плана. Он попросил переделать только то, что я уже задумал. Тетушка Куин, он следит за нами. Он знает, что по утрам ты гуляешь вокруг дома. Отныне бери с собой охрану. Он коварен".

Лицо ее было ужасно. Наверное, я лишил ее шампанское всех пузырьков, а заодно и градусов. Протрезвев, тетушка уставилась на меня глазами, полными горя. Потом она неторопливо съела ложку шербета, словно это было единственное средство, способное поддержать в ней жизнь.

"О, мой дорогой, – сказала она. – Жасмин, ты слушаешь?"

"Конечно, слушаю, как же иначе? – отозвалась Жасмин. – Когда-нибудь, когда я стану старой и седой, мы повесим портрет Квинна на стенку, а я, шаркая, буду рассказывать туристам, как он исчез на болотах и больше не вернулся..."

"Жасмин, прекрати! – отрезал я. – Тетушка Куин, я пошел наверх. Перед отъездом к Моне я приду с тобой попрощаться. Завтра до трех я никуда не двинусь с места. Я знаю, что не смогу сесть за руль в таком состоянии. Кроме того, мне нужно кое-что сделать".

Мы с Гоблином взбежали по лестнице на второй этаж. Я включил компьютер, несмотря на то что Большая Рамона крепко спала в кровати, но, к счастью, пока я нажимал кнопки, она не проснулась. Гоблин уселся на стул рядом со мной. Его лицо ничего не выражало, и он не попытался дотронуться до клавиш. Просто сидел и смотрел на экран монитора, пока я работал. Я не заговаривал с ним. Он и так знал, что я его люблю. Но он также знал, что я падок на соблазны вновь открытого для себя мира. Да, я боялся незнакомца, но теперь этот самый дьявол внушил мне восторженное волнение. Я сходил с ума.

Я составил подробный список всех нововведений, касающихся Хижины Отшельника, отдельно останавливаясь на том, как и что должно быть выполнено, вплоть до мельчайших деталей, насколько позволила мне память. Я исходил из того, что основные работы выполнят Обитатели Флигеля во главе с Алленом, а наемных рабочих со стороны привлекут только в крайнем случае, поэтому я и вдавался в такие подробности, чтобы они заранее все знали.

Для внешних стен я выбрал ярко-красный цвет с темно-зеленой отделкой для окон и дверей, мраморную плитку с тончайшими прожилками, которую следовало посадить на темный раствор так, чтобы он выступал в зазорах, – это для внутренних полов и для крыльца, ведущего на белокаменную террасу, которая должна была иметь выход на пристань – ее тоже следовало отстроить как следует, – а еще я заказал новую бронзовую лестницу между этажами, до самого купола. Это был великолепный, но дорогостоящий проект. Но после его окончания Хижина будет иметь вид, достойный странной золотой гробницы.

Что касается обстановки, я собирался заказать все по тем же каталогам, по которым нам привозили мебель для Блэквуд-Мэнор, и, разумеется, я намеревался съездить в Новый Орлеан, в магазин Гурвица Минца, чтобы выбрать из их чудесного ассортимента все самое лучшее. Хотелось расставить по всему полу торшеры и мраморные столики, как я мечтал и как распорядился мой странный и коварный партнер.

Задумавшись хорошенько, поймав себя на том, что мысленно я называю его уже партнером, я замер на секунду и вспомнил, как увидел его впервые в лунном свете. Нет, ошибки никакой не было. А потом в памяти всплыло то, как он впервые напал на меня, и письмо, которое он тогда оставил. Я вспомнил, как только что чувствовал себя совершенно беспомощным в его руках. Он тогда пригрозил убить меня, если я не выполню его распоряжения. Но поверил ли я ему?

Разумеется, я ненавидел его. И боялся. Но недостаточно сильно.

Мне следовало бы вести себя осторожнее. Следовало бы отказаться от авантюры. Мне следовало бы возненавидеть его до отвращения. Но то, что я сказал тетушке Куин, было правдой. Я сам хотел восстановить Хижину. Я хотел возродить ее, и одна из моих самых больших проблем разрешилась сама собой. Теперь не стоило ломать голову, как быть с таинственным незнакомцем. Мне не нужно было отвоевывать у него это место. Теперь мы стали партнерами. Итак, я продолжал. Неужели в мою душу закралась любовь к этому монстру? Неужели это и была моя тайная правда?

Я даже вспомнил совет незнакомца отвадить наемных рабочих от острова, вернее, окутать остров завесой тайны, и внес этот пункт в план. Затем я написал, что следует сделать в первую очередь – почистить и отполировать мавзолей, строго-настрого запретив впредь его открывать. Наконец я завершил свой план реконструкции. И отпечатал нужное количество экземпляров. После этого я набросал эскиз роскошной гранитной ванной, которую следовало пристроить к круглой Хижине Отшельника, шириной не более одного окна. Сделав четыре копии эскиза с помощью факса, я покончил с официальной документацией.

В эту самую секунду Гоблин заговорил:

"Это зло, Квинн, – сказал он. – В любом случае, Квинн-Гоблин умрет".

Я обернулся и, взглянув на Гоблина, увидел то же холодное непроницаемое выражение, которое часто замечал у него последние несколько дней. Не было в его лице ни прежней любви, ни теплоты, ни озорства.

"Что это значит – Квинн-Гоблин умрет? – спросил я. – Мы этого не допустим, старина. Ни за что. Обещаю. Ты ведь понимаешь меня? Эти слова идут от сердца".

"Ты всем нужен, – продолжал Гоблин на одной ноте. – Ты нужен Моне. Ты нужен Ревекке. Ты нужен тетушке Куин. Ты нужен Нэшу. Ты нужен незнакомцу. Куда ни поверни – Квинну-Гоблину конец".

"Нас никому не разлучить, – доверительно сказал я. – Возможно, они просто не подозревают, насколько сильна между нами связь. Но мы-то с тобой это знаем".

Он по-прежнему глядел холодно, а потом очень медленно растворился в воздухе. У меня появилась твердая уверенность, что он ушел по собственной воле, а не потому что был вынужден, и что он хотел уколоть меня своим уходом, – и я действительно почувствовал боль.

"Все, что я сказал тебе, – правда, – вслух произнес я. – Только ты можешь заставить нас умереть, только ты можешь разделить нас, если решишь оставить меня".

Где он тогда был – далеко или близко – слышал он меня или нет, понятия не имею. Впрочем, в ту минуту я так волновался, что мне было не до Гоблина.

Я поспешил вниз, чтобы отдать копию плана тетушке Куин, которая отнеслась к моей идее вполне доброжелательно, а потом отправился к флигелю, где опустил экземпляр в почтовый ящик Аллена. Аллен был бригадиром мастеровых, как я уже говорил. Ему предстояло наблюдать за проведением работ. Из вежливости я оставил копию и в ящике Клема – все-таки Клем выполнял обязанности босса, – затем отправился обратно к дому.

Пересекая заднюю террасу, я почувствовал приступ головокружения. Сейчас, оглядываясь назад, когда я вспоминаю звездное небо и теплый воздух, свет, струящийся из кухонной двери, когда я вспоминаю тот душевный подъем, я вспоминаю заодно, каким я тогда был оживленным, как сильно любил Мону и как глупо разволновался от встречи с таинственным незнакомцем, а еще я почему-то считал себя непобедимым, хотя налицо были все доказательства, что это не так.

Странные слова Гоблина ничего для меня не означали, абсолютно ничего. Скажу больше, я заподозрил его в самой примитивной ревности, а все его недавнее поведение заставило меня усомниться в его любви. Да, я действительно от него отстранялся. Да, Гоблину-Квинну предстояло умереть.

Это должно было случиться, потому что наступал период Возмужания.

И на поле битвы Возмужания Мона была моей Принцессой, а Таинственный Незнакомец превратился в темного рыцаря, скачущего рядом со мной или даже навстречу мне в рыцарском поединке, правила которого я только сейчас начал изучать.

Нам с темным рыцарем еще предстояло как следует познакомиться. Мы обязательно побеседуем в Хижине Отшельника. Я разгадаю секрет той иллюзии, когда тела исчезали в темной воде. Я обнаррку, что это был всего лишь сон. Такое злодеяние ничем другим и быть не могло – только сном. Возьмем, к примеру, Ревекку. Ревекка всегда приходила во сне. Что еще можно было сделать для бедняжки? Разумеется, я не мог ей дать "жизнь за жизнь, смерть за смерть".

Я вернулся к себе наверх. Окна закрыты. Гудит кондиционер. Никаких признаков Гоблина. Подойдя к окну, я бросил взгляд на западную лужайку и там, вдалеке, при лунном свете разглядел расплывчатые светлые очертания кладбища. Я помолился за Ревекку, чтобы ее душа оказалась на небе с Богом.

Неохотно я лег спать, устроившись рядом с Большой Рамоной, а когда проснулся в рассветных сумерках, меня ожидали нелегкие задачи возмужания.

29

Для начала мне предстояло съездить в Хижину Отшельника, но я был не настолько глуп, чтобы думать, будто сумею в одиночку забрать проржавевшие цепи. Я взял с собой Аллена. Обитатели флигеля всегда выходили на работу около шести, чтобы к трем освободиться, и, когда я сказал ему, куда мы отправимся, он очень оживился и чуть ли не прыгнул в пирогу.

Аллен по своему характеру всегда был и остается человеком, для которого все в жизни – сплошное удовольствие. Это большой грузный человек с аккуратной седой шевелюрой, зачесанной на одну сторону, он носит очки в серебряной оправе и всегда улыбается. На рождественских вечеринках ему всегда достается роль Санта-Клауса, которого он играет с огромным успехом.

В общем, когда мы добрались до хижины, еще не было и семи. Мы принялись за работу, используя привезенные инструменты, и вскоре вытащили из стены все ржавые цепи и волоком стащили вниз.

Я так сильно был очарован Хижиной Отшельника, что с трудом заставил себя отправиться в обратный путь, но я знал, что мне в этот день предстоит много дел, и поэтому после короткой прогулки по острову, во время которой я представлял, как все здесь станет хорошо после ремонта, мы с Алленом снова оказались в пироге. Когда мы подплыли к пристани и я сообщил своему помощнику, что сейчас мы похороним цепи рядом с останками Ревекки, Аллен впал в состояние непреходящего веселья.

Как бы там ни было, я выкопал глубокую яму, нашел шкатулку, расширил могилу и обмотал цепи вокруг шкатулки. А затем Аллен помог мне засыпать могилу и водрузить на место надгробный камень. Я начал молиться, Аллен молился со мной. Я не почувствовал присутствия Ревекки. И головокружения у меня не было. Но, стоя над ее могилой тем тихим утром, я испытывал жалость ко всем призракам, которых встречал на кладбище в течение многих лет, и гадал, не суждено ли и мне после смерти превратиться в духа-скитальца. Ничего подобного прежде со мной не случалось. А теперь я об этом задумался. Я произнес про себя еще одну длинную молитву за Ревекку, а затем прошептал: "Ступай к Свету".