Глава 21

Голос девицы в приемном покое был холоден, бесстрастен и категоричен:

— Посещение больных разрешается ежедневно только с пяти до семи часов.

— Простите, — сказал Милстейн, — я прилетел из Калифорнии этой ночью и не знал о ваших порядках.

— Кого вы желаете навестить?

— Джейн Рэндолф.

— Джейн Рэндолф, — повторила она совершенно бесстрастно. Потом заглянула в список, лежащий перед ней, и сказала:

— Если вы присядете в холле и подождете, я свяжусь с ее врачом, и мы посмотрим, что можно будет сделать.

— Благодарю вас, — сказал Милстейн и сел у окна, из которого можно было видеть разбросанные на поляне заснеженные деревья. Он попытался вспомнить, когда в последний раз видел снег, — и не смог.

В глубине души он вес еще удивлялся тому, что прилетел сюда.

Вспомнил, как отнеслась его дочь к решению лететь в Нью-Йорк: когда он сказал ей об этом, она некоторое время внимательно смотрела на него, так, словно видела собственного отца впервые, затем бросилась ему на шею и, обняв, со слезами на глазах воскликнула:

— Папочка, ты прекрасен! Ты просто замечательный!

— Скорее я старый дурак. Девушка, возможно, рассылала письма всем, кого она знает.

— Не имеет никакого значения, папа! — воскликнула Сюзан. — Она кричит о помощи, а ты решил ответить на ее призыв. Вот что главное!

— Что-то в ее письме зацепило меня, Я помню, какой испуганной она была, когда я ее встретил.

— Она была красивая?

— В известном смысле, да, как мне кажется. Возможно, под всем тем гримом, который ока накладывала на себя, на свое лицо...

— Она заинтересовала тебя, папа?

— Что ты хочешь сказать?

— Ты знаешь, папа.

— Почему всегда возникает в первую очередь вопрос о какой-то мужской заинтересованности? — воскликнул он возмущенно. — Перестань вести себя, как романтическая девица.

Она звонко рассмеялась и чмокнула его в щеку.

— В нашей семье не я романтическая девица, папа. А ты.

Он вспоминал дочь и смотрел на замерзший снежный покров за окном.

Может быть, дочь, в конечном итоге, была права. Ведь он здесь, в больнице.

К нему подошла сестра в белой униформе.

— Вы посетитель к Джейн Рэндолф? Он кивнул и поднялся на ноги.

— Будьте любезны пройти со мной, — сказала она. — Доктор Слоун хотел бы познакомиться с вами.

Молодой рыжебородый человек в белом коротком халате поднялся из-за стола ему навстречу и крепко пожал руку.

— Доктор Слоун, — представился он, — врач Джейн Рэндолф.

— Эл Милстейн.

Доктор повертел в руках незажженную трубку.

— Сестра из приемного отделения сообщила мне, что вы прилетели из Калифорнии.

Милстейн кивнул.

— Я надеюсь, что смогу повидать ее сегодня. Я, к сожалению, ничего не знал о часах посещений.

— Ничего, это преодолимо. Если говорить откровенно я рад, что вы приехали именно утром. Иначе я, возможно, не встретил бы вас. Вы ее родственник?

— Нет. Просто друг.

— А-а-а... И как долго вы были с нею знакомы?

— Если правду сказать, недолго. Всего несколько дней.

— Не понимаю. Вы знаете друг друга всего несколько дней, и тем не менее, за все время, что она находится здесь, она выбрала и написала только вам, только с вами она попыталась связаться.

— Вы знали, что она написала мне письмо?

— Именно мы подтолкнули ее написать. Мы надеялись, что таким путем нам удастся выйти на ее семью.

— Вы хотите сказать, что за полгода никто не пришел навестить ее — ни друзья, ни родственники?

— Именно так. Насколько нам известно, она совершенно одинока в этом мире. До тех пор, пока она не написала вам, у нас не было возможности выйти на контакт ни с кем, кого бы она знала.

— Господи!

— Поскольку вы приехали сюда, я могу сделать вывод, что вы хотели бы ей помочь. Поэтому первое, что я должен выяснить, — каковы были ваши отношения с ней?

— Боюсь, что я разочарую вас, доктор, и шокирую.

— Вы, видимо, не понимаете, мистер Милстейн. Моя профессия учит меня никогда не удивляться и, тем более, не быть шокированным ни при каких обстоятельствах. Я уже понял, что вы состояли в любовной связи.

Милстейн рассмеялся.

— Простите меня, доктор, но вы опять ошибаетесь. Я видел ее только дважды, и никакой любви между нами не было.

На лице доктора появилось выражение полного недоумения и любопытства.

Милстейн чуть усмехнулся и продолжил:

— Я детектив, служу в полиции Санта-Моники, познакомился с ней, когда ее арестовывали, как офицер полиции.

— Если так, то почему вы приехали?

— Потому что тогда мне стало ее жалко. Когда я ее арестовывал, существовала очень серьезная опасность, что ее отправят в тюрьму и осудят за то, чего она не совершала. Я не мог допустить, чтобы это произошло. И когда я получил ее письмо, я почувствовал то же самое — жалость. Что-то происходит с ней, с чем она самостоятельно не может справиться, вот я и решил узнать, могу ли помочь ей хоть чем-нибудь.

Доктор ничего не ответил и только долго набивал и разжигал свою трубку.

— В письме она написала, что вы рассматриваете возможность выписать ее из больницы.

— Да, рассматривали. Она, действительно, сделала большие успехи за то время, что пробыла в больнице. Но есть несколько моментов, которые все еще непонятны для нас и остаются загадкой. Вот почему мы все еще сомневаемся.

— Какие же это моменты, доктор?

— Прежде чем мы перейдем к ним, вы должны узнать, почему она оказалась у нас. Милстейн согласно кивнул.

— Она была переведена к нам из общей больницы «Ист-Элмвуд» в сентябре прошлого года для проведения детоксикации. У нее было отравление, вызванное злоупотреблением химических наркотиков.

— Насколько серьезное?

— Она страдала от галлюцинаций. Развивались пара-ноидальные явления, вызванные комбинированным приемом и злоупотреблением различных наркотиков, таких, как ЛСД и амфитамин в сочетании с транквилизаторами, барбитуратами и марихуаной. До того как поступить к нам, она трижды арестовывалась — два раза за проституцию и приставание к мужчинам на улице, один раз за нападение на человека, который, по ее утверждению, преследовал ее и угрожал, что, конечно, не соответствовало действительности и представляло явный симптом шизоидного состояния, вызванного применением наркотиков. В добавление ко всему сказанному, она дважды пыталась покончить с собой.

Первый раз она попыталась броситься под колеса поезда в подземке, и ее спасло только то, что патрульный в подземке обладал мгновенной реакцией.

Второй раз она приняла огромную дозу барбитуратов, но ее удалось откачать при помощи врачей подоспевшей скорой помощи. Последний арест привел к тому, что ее определили на принудительное лечение. Мужчина, на которого она бросилась, отказался от-всех обвинений, но у нее продолжались галлюцинации. И тогда, по заключению экспертной комиссии, которая собралась в больнице «Ист-Элмвуд», ее направили к нам, в Кридмор.

Милстейн молчал и слушал. Информация, которую буквально вывалил на него врач, привела его в подавленное состояние.

— Не можете ли вы сказать, были ли признаки начинающейся болезни у Джейн, когда ее арестовывали? — спросил доктор.

— Я не знаю, я ведь не врач. Но одно я могу сказать совершенно определенно: она была тогда очень нервозной и в какой-то момент страшно напуганной.

— Не знаете ли вы, принимала она и тогда наркотики?

— Думаю, что о серьезном злоупотреблении наркотиками не приходится говорить. Но в Калифорнии, как мы считаем, все молодые люди в той или иной степени принимают их. Если не марихуану, то таблетки. Если они не злоупотребляют, мы стараемся смотреть на это сквозь пальцы. Иначе у нас просто не хватило бы тюрем, чтобы посадить туда всех.

— Во всяком случае, я считаю, что от наркотиков мы ее излечили. По крайней мере, временно. Мы не можем знать, что с ней произойдет, после того как она выйдет отсюда.

— Вы собираетесь выпустить ее?

— Нам придется. Она должна предстать перед экспертной комиссией по реабилитации через две недели. Она, без всяких сомнений, пройдет комиссию, я в этом уверен.

— Но вы чем-то неудовлетворены? Я прав?

— Если говорить с предельной откровенностью — да, я не испытываю полного удовлетворения. Я чувствую, что нам так и не удалось добраться до сокровенной причины всех ее проблем. Мы пока не нашли ключа к тем событиям, которые подтолкнули ее ко всему тому, что произошло с ней. Вот почему я захотел связаться с кем-либо из ее знакомых, друзей, родственников. Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы знал, что у нее есть место, где она сможет жить, что есть люди, которые станут заботиться о ней. Я бы хотел, чтобы она продолжала терапевтическое лечение.

— А если она не станет этого делать?

— Она скатится обратно. Ведь то, что давило на ее сознание, останется.

Милстейн подумал — каким же дураком он был, когда решил, что сможет ей в чем-то помочь. Ему следовало бы отправить ответ на письмо и забыть.

Он не Господь Бог. И он не может остановить кого бы то ни было, если тот вознамерился попасть в ад.

— Она когда-нибудь упоминала при вас такое имя — Джери-Ли? — спросил доктор.

— Нет. А кто это?

— Она была сестрой Джейн. Вроде как бы ее идолом, насколько я могу судить. Самый талантливый ребенок в семье, тот, кому отдавалось все внимание в семье. Джейн любила ее и нанавидела в одно и то же время.

Типичное сестринское соперничество. До известной степени проблема Джейн заключается в том, что она хотела бы стать Джери-Ли и не в состоянии это сделать. К тому времени, когда она осознала, что это именно то, к чему она стремится, она зашла слишком далеко в противоположном направлении и уже не может выбраться из этого состояния.

— Вы пытались установить, где ее сестра?

— Наш единственный источник информации — сама Джейн. А она сказала, что Джери-Ли умерла. У нас нет ни средств, ни возможностей для персональных расследований.

Доктор посмотрел на детектива.

— Иными словами, — сказал Милстейя, — вы хотите сказать, что не верите ее рассказу?

— Я и верю и не верю. Я просто не знаю.

— Понимаю , — и Милстейи кивнул врачу. — Я могу увидеть ее прямо сейчас?

— Конечно, — врач нажал на кнопку в столе. — Спасибо, что приехали, пришли к нам и согласились поговорить со мной.

— Спасибо, доктор. Я хотел бы надеяться, что сумел помочь вам.

— В моей профессии все помогает, — сказал врач. В кабинет вошла сестра. Врач обратился к ней:

— Будьте так любезны, проводите мистера Милстей-на в комнату для посетителей и приведите туда Джейн. — Потом он снова обратился к детективу:

— И еще одно, мистер Милстейн. Постарайтесь при встрече с Джейн не выражать своего удивления по поводу ее внешнего вида. Помните, что она прошла тяжелый курс химической и электрической терапии, что, к сожалению, приводит к снижению реактивности и некоторому ослаблению памяти хотя и временному. Сейчас курс лечения приостановлен но побочный эффект все еще сказывается и продержится какое-то время. Ну и, кроме того, она сильно похудела. Словом, вы сами все это увидите.

— Не беспокойтесь, доктор, я все понял и буду об этом помнить.

Комната посещений оказалась всего-навсего небольшим помещением, но хорошо обставленным. Окна затемняли веселые занавески из яркой набивной ткани.

Она вошла в комнату неуверенно, прячась за медицинскую сестру.

— Джейн, вас ожидает мистер Милстейн, приехавший повидать вас, — сказала сестра профессионально-приветливым тоном.

— Хелло, Джейн, — приветствовал ее Милстейн, с трудом заставив себя улыбнуться.

Перед ним стояла худющая женщина е маленьким осунувшимся личиком, обрамленным длинными, тщательно причесанными волосами. И с огромными, ничего не выражающими, кроме испуга, глазами.

Какое-то время она смотрела на него и не узнавала, Потом в ее глазах сверкнул крохотный огонек воспоминания, и она неуверенно улыбнулась.

— Детектив Милстейн, — сказала она, и в голосе был вопрос, но и надежда и сомнение.

— Да.

— Мой друг, детектив Милстейн. Мой друг, — повторила она, словно убеждая себя, что это именно так, а не-кажется ей, и сделала шаг навстречу ему, и вдруг слезы выступили у нее на глазах. — Мой друг, детектив Милстейн, — еще и еще повторяла она.

— Да, Джейн. Как вы себя чувствуете?

Вместо ответа она взяла его руку и прижала к щеке.

— Вы пришли забрать меня отсюда? Так же, как в тот последний раз?

Он почувствовал в горле комок, с которым никак не мог справиться — он застрял и не давал ему говорить.

— Я надеюсь, Джейн, — сказал он, наконец. — Но такие вещи требуют времени.

— Мне гораздо лучше, я поправилась, вы сами видите. Я больше не стану делать тех глупостей, что делала тогда. Я полностью здорова.

— Я знаю, Джейн, — сказал Милстейн, успокаивая ее. — Вы скоро выберетесь отсюда.

Она склонила голову ему на грудь и застыла в этой позе.

— Я надеюсь, я так надеюсь. Мне тут не нравится. Иногда они делают больно.

Он тихонько погладил ее по голове.

— Это делалось только для вашего же блага. Вы очень тяжело болели.

— Я знаю, что болела. Но нельзя лечить больных, причиняя им еще более сильные страдания.

— Теперь это в прошлом, — сказал он убежденно. — Доктор Стоун сказал мне, что курс лечения завершен, и он доволен результатами.

— Вы получили мое письмо?

— Конечно, потому я и приехал к вам сюда.

— Вы — единственный друг, который у меня есть. Больше мне некому было написать.

— А как насчет того, чтобы написать Джери-Ли? В ее глазах мгновенно возник прежний испуг.

— Вы знаете о ней? — прошептала она.

— Конечно. Доктор Стоун рассказал мне. Так почему вы не написали ей?

— Разве он не сказал вам, что она умерла?

— А она разве умерла?

Она кивнула.

— Она была хорошей?

Она подняла на него глаза — они блестели.

— Она была очень красивой. Все ее любили. Все хотели заботиться о ней. Она была такой способной, что могла заниматься всем, чем хотела.

Когда она появлялась, никто уже ни на кого не обращал внимания. Одно время мы были очень близки, потом мы разошлись, разъехались. А когда я пришла и стала искать ее, оказалось, что поздно. Она ушла от нас.

— А как это случилось?

— Что?

— Где она умерла?

— Она покончила с собой, — прошептала Джейн.

На ее лице появилось выражение невыносимого страдания и муки.

— Она принимала таблетки. Упала на рельсы перед поездом или прыгнула с моста! — закричала она голосом, пронизанным болью. — Какое это имеет значение, где она умерла? Главное — ее нет, и я не могу вернуть ее!

Он обнял ее за плечи. Она сотрясалась от конвульсивных рыданий, уткнувшись ему в грудь. Сквозь хлопковое платьице он чувствовал острые косточки ее худенького тела.

— Я больше не хочу говорить о ней, — сказала она, постепенно успокаиваясь.

— Хорошо. Мы не будем больше говорить о ней.

— Мне нужно выбраться отсюда, — сказала она. — Если я не выберусь, я действительно сойду с ума. Вы не представляете себе, что означает на самом деле находиться здесь. Они ничего не разрешают. Словно вы не только не человек, но даже не животное, а совсем-совсем какая-то тварь...

— Скоро вы выйдете отсюда.

— Я хочу вернуться и работать... Я знаю одного агента, когда я выйду, он поможет мне найти работу танцовщицы.

Он вспомнил, что у нее в комнате стояла пишущая машинка и что какой-то агент вернул ей рукопись после того, как ее выпустили.

— А как обстоит дело с писательством?

— Писательство? Вы, наверное, меня с кем-то путаете. Я никогда не была писателем. Писала Джери-Ли.

Глава 22

Так уж заведено, что полицейские часто тратят массу времени на то, чтобы пройти по жизни человека в обратную сторону, то есть проследить все его по жизни от могилы до колыбели. Эту полицейскую привычку приобрел и Милстейн за годы работы.

Поговорив с Джейн, Милстейн вернулся в кабинет доктора Слоуна.

— Я не думал вас еще увидеть, мистер Милстейн, — сказал с удивлением врач.

— В беседе со мной, доктор, вы сказали, что не име-сте возможности проводить настоящее расследование обстоятельств, так или иначе связанных с вашими пациентами. И вы еще сказали, доктор Слоун, что иногда для лечения, для правильного выбора того или иного способа лечения, это было бы очень важно.

— Да, конечно, я так сказал.

— Думаете ли вы, что если будете знать больше о Джейн, то сможете более эффективно помочь ей?

— Да, безусловно.

— У меня есть неделя. Вы примете мою помощь?

— Я буду вам чрезвычайно благодарен, мистер Милстейн. Практически все, что вы сможете выяснить, будет нам очень важно и добавит новую информацию к тому, что мы сейчас знаем о ней. У вас уже есть какие-нибудь предположения?

— Кое-что есть, доктор. Но я бы предпочел подождать и, прежде чем говорить, хочу удостовериться, что эти предположения верны.

— Хорошо. Чем я могу помочь?

— Вы можете разрешить мне прочитать заключение, которое было сделано в вашей больнице?

— Вот оно.

Милстен прочитал его быстро. В нем не содержалось никакой новой для него информации. Он поднял глаза от бумаг, взглянул на врача и спросил:

— А где бы я мог получить некоторые подробности?

— Для этого вам придется вернуться к первоисточнику. В нашем случае это больница «Ист-Элмвуд». А до них — суд и полицейские участки. Но первым делом, вам, наверное, нужно получить информацию в больнице.

Детектив поблагодарил, попрощался с врачом и вернулся в отель. Он лег на диван и задумался. Однако перемена времени суток сказалась на нем, и он вскоре заснул. Когда он проснулся, было уже время ужина. Он взглянул на часы — в Калифорнии четыре часа дня. Дочь, наверное, вернулась домой после занятий.

Голос дочери звучал ясно и весело:

— Ты нашел ее, папа? Повидался?

— Да.

— Как она?

Он вложил все, что чувствовал сейчас, в одно слово:

— Печально.

На том конце вротеда замолчали.

— Я не уверен, что смогу ясно выразиться, Сюзан, — сказал он. — Но впечатление такое, что она разорвала себя на две части, и одна часть умерла.

— Бедняжка. Ты можешь что-нибудь для нее сделать? Ома обрадовалась твоему приезду?

— Не знаю, что я смогу сделать. Да, она обрадовалась. Во всяком случае, мне так кажется. Ты знаешь, что она сказала мне? Она сказала, что я единственный ее друг. Представляешь? И это при том, что мы с ней едва знакомы.

— Я не могу себе даже представить такого одинокого человека.

Надеюсь, ты ей поможешь, пап? Ты хотя бы попытаешься, да?

— Да.

— Я очень горжусь тобой, папа!

Собственно больничное здание стояло немного в стороне от служебных помещений, расположенных вокруг него по всей территории больничного комплекса. С другой стороны неширокого проезда для автомобилей был разбит небольшой парк, на углу, напротив парка, — столовая, на ней большой рекламный плакат, сообщающий, что здесь можно получить завтрак за шестьдесят пять центов.

Милстейн постоял некоторое время на бетонной ступеньке лестницы, прислушиваясь к голосам людей, входивших и выходивших из больницы.

Большинство из них говорили на испанском. Не с мексиканским мягким акцентом, к которому он привык дома, но тем не менее, это был все тот же язык бедных.

Через несколько минут он уже сидел в маленьком кабинете на девятом этаже перед столом миссис Пул, главы администрации больницы. Для того чтобы пройти к ней, ему пришлось преодолеть несколько забранных в стальные решетки дверей, которые отделяли женское психиатрическое отделение от остальных отделений.

Миссис Пул была женщиной средних лет, чернокожая, симпатичная, с теплой приветливой улыбкой на устах и добрыми глазами. Она взглянула на копию заключения, полученную Милстейном у доктора Слоуна.

Джейн Рэндолф? У нас проходит так много девушек, офицер.

Он кивнул, соглашаясь.

Она сняла телефонную трубку.

Через минуту молодая женщина-полицейский в форме принесла личное дело Джейн Рэндолф.

— Думаю, это то, что вы ищете, — сказала миссис Пул.

На обложке было напечатано имя: «Джейн Рэндолф», ниже дата и номер.

Дело было заведено пять месяцев назад.

— Я могу сделать выписки, миссис Пул?

— Конечно. Если некоторые сокращения окажутся непонятными, я с удовольствием объясню.

Он положил дело на стол, достал свою записную книжку. Большинство записей были достаточно простыми: отчет об аресте, обвинение, кто произвел арест, обстоятельства и месторасположение. Он выписал все показавшиеся ему важными сведения. Только на последней странице иератические каракули поставили его в тупик.

— Миссис Пул? — спросил он, указывая на записи.

— Это наш отчет по ее состоянию и по применявшимся лечебным мероприятиям. Здесь вкратце говорится, что она поступила в сильно возбужденном состоянии, проявляла поползновение к насилию, что, по всей вероятности, было вызвано злоупотреблением наркотиками. Видите ли, наркотики вызывают часто галлюцинации при больших дозах, а Джейн, говоря попросту, перебрала. Два дня ее держали без лекарств и связанной, поскольку она поступила сюда с выраженными галлюцинациями, а также чтобы предотвратить самоубийство или любые другие агрессивные выходки по отношению к окружающим и к самой себе.

В конце второго дня ее пребывания у нас нам сообщили, что обвинения против нее сняты. И тогда, поскольку у нас уже не было юридических оснований задерживать ее, лечащий врач обратился в суд с просьбой выдать ордер на принудительное лечение. На следующий день она была направлена в больницу «Кридмор» для продолжения лечения.

— Понятно. Можете ли вы что-нибудь добавить к этому?

— К сожалению, ничего. К несчастью, она одна из многих, кто проходит через наши руки. Кроме того, она была у нас недостаточно долго, чтобы мы могли за это время составить себе какое-нибудь представление о типе ее заболевания.

— Благодарю вас за помощь, миссис Пул.

Она протянула ему руку.

— Простите, что не могу рассказать вам больше, детектив Милстейн.

В такси на обратном пути он изучал свои записи. Может быть, ему повезет больше в полицейском участке. Они наверняка хотя бы помнят ее.

Именно в этом районе произошли все три ее ареста.

— Приходите в одиннадцать вечера сегодня и спросите сержанта Риордана. Он возглавляет отдел уличных девочек, если можно так мягко выразиться о них, — сказал ему дежурный сержант. — Он вас просветит. Он знает каждую шлюху тут, в районе Бродвея.

Милстейн пришел после одиннадцати и обнаружил сержанта Риордана, высокого мужчину лет сорока, сидящим напротив камеры для задержанных женщин с бумажным пакетом кофе в руках.

— Что привело вас сюда? — спросил он после того, как Милстейн рассказал ему, что интересуется информацией, касающейся Джейн Рэндолф. — Она что — убила кого-нибудь?

— Почему вы спросили об этом? Вы ее помните?

— Да затрахайся она до смерти! Помню ли я ее! Каждый раз, когда она оказывалась здесь, она устраивала такой бунт! Она все время сидела на наркотиках. Свихнулась, до того накачалась. Дошло до того, что я просто сказал своим парням: увидите ее — отвернитесь, шут с ней! Нам хватает забот и без таких, как она, свихнувшихся.

— Она когда-нибудь говорила о себе или о своей семье?

— С ней бессмысленно было разговаривать о чем бы то ни было, я же сказал, — она была ненормальная. Все, что она тут болтала, было сплошной бредятиной. Никакого смысла. Кто-то, мол, охотится за ней, преследует ее, хочет убить. Последний раз, когда она сюда попала, это было связано с совершенно дикой выходкой: она набросилась на одного несчастного туриста и разбила ему камеру. При этом она кричала, что он гангстер из Лос-Анджелеса, посланный специально убить ее. А бедняга был из какой-то зачуханной страны и перепугался до полусмерти. Думаю, что он умотал домой, как только смог. Он так и не появился здесь и не подтвердил обвинение.

— А два других раза?

— Первый раз ее доставил сюда один из моих парней. Он был одет как турист, и она пристала к нему с предложением сделать массаж в номере его отеля за двадцать баксов. Сначала он не обращал на нее внимания — нет такого закона, запрещающего делать массаж. Она пошла за ним и сказала, что за лишнюю десятку она сделает так, что у него уши распухнут. Она сказала ему, что занимается вовсе не массажем, а что она лучшая ми-нетчица в мире.