На этот вопрос я мог ответить.
      - Песчаный Тигр, - сказал я.
      Песня задержалась у меня в голове в поисках правды или фальши, нашла ответ и позволила мне удалиться.
      Удалиться. Я нахмурился. Уставился в пламя. Потом понял: от меня хотели, чтобы я прошел сквозь него.
      Я поднялся, глубоко вздохнул и вышел из круга.
      Я прислонился к стене каньона, чувствуя только что истощен умом и телом. Я уже не сомневался в рассказах Дел о магии в музыке Кантеада. Эта музыка прошла через мою душу и теперь я понимал ее.
      Я повернулся. За кругом света сидела Дел, глядя, как раньше я, в кольцо пламени. Красный свет застыл на ее лице и жестко обозначил глубокие линии - следы утомления и напряжения. Я видел кровь, синяки, грязь. У Дел почти не оставалось сил, я чувствовал, что она близка к срыву.
      Я хотел подойти к ней. Хотел вернуться в круг и вывести ее из пламени, из кольца, из песни Кантеада, но побоялся. Я узнал слишком много, чтобы выступать против такой силы.
      Подошла очередь Дел.
      - Имя при рождении? - спросил мастер песни.
      Она смотрела в пламя.
      Он повторил вопрос мягче.
      - Дел, - ответил танцор меча.
      - Имя при рождении? - настаивал мастер песни.
      - Делила, - прошептала женщина.
      Я подождал, пока она вышла из круга, ослепленная светом и слезами, взял ее за руку, отвел в сторону и прижал к себе. Ничего не говоря, ничего не спрашивая, я просто стоял рядом с ней. Надеясь, что это ей и нужно.
      Песня усилилась. Я услышал в ней диссонанс и жесткость. Скрытое требование. Мастер песни не делал поблажек, когда спрашивал имена остальных.
      Он задал вопрос каждому из них. Адаре, Киприане, Массоу.
      Все они солгали.
      Песня усилилась. Я видел десятки раздувающихся горл и боялся, что они разорвутся от напряжения. Я слышал высокие мелодичные стенания, низкое гудение, негромкое отрывистое жужжание. Я ощущал силу в песне и знал, что локи не смогут противиться ей.
      Ей ничто не могло противиться.
      Массоу сломался первым.
      - Шеду! - закричал он. - Шеду, Шеду, Шеду!
      Мастер песни повторил вопрос.
      - Шеду! - закричал Массоу слишком низким для ребенка голосом.
      Я посмотрел на мальчика. Массоу, который больше не был Массоу. Чье имя теперь было Шеду.
      Очередь Адары. Как и Шеду-Массоу, она сломалась под песней.
      - Даэва, - прошептала женщина. Я видел в ее глазах ярость, беспомощность, отчаяние.
      - Даэва, - снова сказала она, закусив губу. Кровь потекла по подбородку.
      - Даэва, - закричала она и крик эхом отозвался в каньоне.
      Я перевел взгляд на Киприану. Прямую, честную Киприану. Кокетливую, требовательную Киприану, которая напоминала мне Дел. Которая так старалась соблазнить меня. И которая теперь билась с песней всеми силами ее души.
      Вопрос был задан.
      - Киприана, - ответила она.
      Мастер песни повторил.
      - Киприана, - выкрикнула она.
      Ее спросила в третий раз.
      Светлые волосы встали на голове дыбом, негнущиеся руки взлетели в воздух.
      - Киприана! - закричала она.
      Я сделал шаг вперед. Дел удержала меня и молча покачала головой.
      Я ждал. Песня не менялась, не прерывалась. Мастер песни задал тот же вопрос.
      Воздух в круге затрещал. Я увидел в голубых глазах бешенство, ненависть, ярость и страх.
      - Кип... Кип... Кип... - она замолчала. Снова повторила атаку против имени. Ее лицо кривилось. Песня усилилась.
      - Имя при рождении? - последовал приказ.
      Губы приподнялись в хищном оскале. Имя вырвалось изо рта яростным шипением.
      - Ракшаса, - голос больше напоминал змею, чем человека. - Ракшаса, Ракшаса...
      Сразу после ее слов воздух перестал трещать. Волосы упали на плечи, руки бессильно повисли.
      - Ракшаса, - повторила она, но это был последний вызов.
      Шеду. Даэва. Ракшаса. Я никогда не слышал этих имен, но Дел их знала.
      - Свяжите их, - сказала она, - свяжите. Поставьте вокруг них камни. Запойте их в круг, который никто бы не смог разрушить.
      Внутренне я вздрогнул, вспомнив, как освободил их.
      - Запойте их, - шептала Дел, - запойте, - она замолчала, прижав ладонь ко рту и прикусив кожу.
      Песня изменилась. Я уловил это изменение, хотя оно было совсем тонким и понял, что пожелание Дел будет выполнено. Я не удивился, когда каждый Кантеада, образующий круг, медленно наклонился, положил что-то на землю и снова выпрямился. Не выпуская свечи из рук. Не прекращая песни.
      На земле лежали камни. Круглые гладкие камни, покрытые руническими узорами, похожими на те, что я видел на стенах пещеры мастера песни. Камни охраны, как лежавшие на вершине холма. Как камень, который я отбросил ногой, открыв круг. Освободив локи.
      Что-то ударило меня в живот. Изнутри, не снаружи: я вдруг вспомнил день, когда Массоу и Киприана отказались заниматься. День, когда каждый из них объявил, что его больше не интересует танец мечей. Не интересует круг.
      Теперь они были пойманы в круг такой же как тот, из которого их освободили.
      - Дел, - сказал я, - а как же остальные? Как же Адара и дети? Они мертвы?
      Я заметил, как под мокрыми от пота волосами сошлись светлые брови.
      - Не знаю, - обеспокоенно ответила она. - Их тела живы, но в них локи. Они не могут друг без друга.
      - А нельзя выгнать локи? Ведь раньше у них не было тел.
      Дел медленно покачала головой.
      - Я просто не знаю.
      Я посмотрел на локи. Нет, я посмотрел на женщину и ее детей. Я знал, хотя сомнения и оставались, что жители Границы живы. Где-то глубоко внутри каждого из них, куда не могли добраться локи, жил твердый дух, который заставлял вдову и ее детей продолжить путешествие, невозможное без помощи мужчины.
      - Давай спросим, - предложил я, и мы пошли к мастеру песни. Он не стоял в линии круга, он не пел. Его делом было создать песню и передать ее остальным.
      - Мастер песни, - позвал я, - осталось еще одно дело. Имена, которые ты слышал от локи, это имена настоящих людей. Имена женщины и ее детей. Люди с этими именами достойны жизни.
      Гребешок задрожал и застыл.
      Песня ловушки связывает.
      - Да, - сказала Дел, - мы знаем. Но локи назвали свои настоящие имена и освободили эти. Сила рассеяна. Можно женщине и детям вернуть их собственные имена?
      Кантеада нахмурился.
      Я облизнул сухие губы.
      - Ты мастер песни, - сказал я. - Я не сомневаюсь, что ты можешь создать песню, которая освободит их.
      Он взглянул на нас с тревогой.
      Песня грез могущественна. Я посмотрел на знакомые лица, за которыми теперь скрывались локи.
      - Я думаю, риск того стоит.
      Он тоже посмотрел на жителей Границы, подумал и взмахнул изящными пальцами, показывая на вход в пещеру. Это был приказ, которому я не посмел перечить.
      - Баска, - позвал я, - пошли.
      Она уже бежала.
      30
      Гаррод стоял перед входом в тоннель, ведущий в пещеру мастера песни. Не скрывая любопытства, он растерянно проводил глазами прошмыгнувшую мимо Дел. Пропустив ее, Северянин повернулся ко мне.
      - Я слышал крики, - сказал он. - Крики и... пение.
      - Не сейчас, - отрезал я, отмахнувшись от него. Как и Дел я скользнул в тоннель и Гарроду пришлось последовать за мной.
      Тоннель был невероятно тесным. Ничего в жизни мне так не хотелось как избавиться от веса камня и снова вырваться на свободу, в пустыню, под Южное небо. Но в глубине души я понимал, что главное сейчас - спрятаться.
      В конце концов тоннель закончился и я оказался в пещере мастера песни. Меня снова ослепил яркий свет, который отражался от металла и стекла, играл на ярких коврах. Глядя на узоры на стенах, я никогда бы не сказал, что они нарисованы на грубом камне.
      - Дел... - начал я, но понял, что сказать больше нечего. Она сидела у стены съежившись, закутавшись в серо-голубое одеяло, и заглянув ей в лицо я увидел грязь, кровь и переживания. И страх.
      Гаррод его тоже заметил.
      - В чем дело? - резко спросил он. Но ответить ни Дел, ни я не успели, потому что Кантеада запели.
      Меня зашатало. Меня физически зашатало, заставив потянуться к стене. Я прижался к ней левым плечом, зацепился за неровности одеждой и рукоять меча звякнула о камень. Минуту я стоял так в шоке, потом опустился на колени.
      Не зная музыки, не интересуясь ею, я никогда не мог понять, что такое гармония. Услышав вырывающееся из горл Кантеада пение, я все понял. Их голоса смешивались, устремлялись вверх, сливались, рассыпались, связывая самые невероятные звуки, высокие и низкие, и всю гамму между ними, соединяя звуки, но делая это так тонко, что ухо улавливало разницу, а каждый звук отдельно узнать не могло.
      Аиды, это было потрясающе!
      А потом все изменилось. Это был уже не звук и даже не песня. Я услышал музыку воспоминаний, которые Кантеада яростно вырывали из души. Музыку, которая затекала во все трещины моей жизни и поднимала старательно забытые мною кошмары.
      Я забыл многое. Но теперь снова все вспомнил.
      - Мальчик лет шести, зеленоглазый, с каштановыми волосами лежит лицом вниз и рот его полон песка. Он старается не кричать, пока шукар опускает ему на спину плеть в наказание за святотатство: я сказал, что богов не существует. Ведь если бы они существовали, разве я был бы рабом?
      Тема вопроса заслуживала не меньшего наказания, чем само святотатство.
      - Теперь двенадцать, и снова избит. На этот раз отцом девушки, на которую мальчишка смотрел слишком долго и страстно. Девушка сама заигрывала с ним, а теперь клянется невинной и слезы катятся по ее лицу. Но сквозь слезы она улыбается.
      Сквозь кровь ему не до улыбок.
      - Теперь юноша лет пятнадцати. Он гораздо крупнее большинства мужчин, но постоянные насмешки и унижения заставляют его чувствовать себя совсем крошечным. Глядя на его руки и ноги, можно предположить, что он вырастет еще больше, а жизнь у Салсет обещает в дальнейшем заставить его почувствовать себя полным ничтожеством.
      Пока своим божеством он не делает ненависть.
      - Шестнадцать. Он стал мужчиной в глазах и хиортах женщин, у которых есть право использовать его как они используют шкуры зверей, чтобы мягче было спать. И именно в их хиортах, в их постелях, он узнает, что чего-то стоит. Он понимает, что может, хотя и ненадолго, быть не просто игрушкой в руках женщин.
      И именно в руках одной женщины, не похожей на других, он состряпал план спасения.
      План, который чуть не убил его.
      Песня по-прежнему связывала меня, но рука потянулась к лицу. Пальцы искали, нашли, ощупали неровные шрамы, прорезавшие щеку так глубоко, что на них не росла щетина. Песчаный тигр оставил мне глубокие отметки, но в придачу к ним он дал мне свободу. Хотя я украл его жизнь в медленной реке теплой, яркой крови.
      Не только его, но и моей.
      - Последнее воспоминание чулы, ставшего человеком. Он больше не безымянная вещь, он может назвать себя. Он - человек, который убил кошку, пожиравшую мужчин и детей Салсет, несмотря на магию шукара. Я совершил достойный поступок. Я заслужил соответствующее имя.
      Я заплатил почетную дань кошке, которая дала мне возможность спастись.
      Песчаные тигры, рожденные в Пендже, не принадлежат никому. Ни мужчине. Не женщине. Ни богу.
      Мои пальцы прижимались к шрамам и я почувствовал, как по щеке текут слезы.
      А Кантеада продолжали петь.
      Совершенно выжатый, я всем своим весом навалился на стену. У меня не оставалось сил на самое простое движение, я не мог даже моргнуть. Поэтому я не стал открывать глаза, я еще сильнее зажмурился и попытался справиться с собой.
      Песня грез закончилась. Я слышал только хрупкую мелодию песни охраны, не подпускавшей к каньону гончих.
      Я взглянул на Дел. Она по-прежнему сидела закутавшись в одеяло, обернув им поплотнее плечи, чтобы не причинить себе вреда. Но шерстяная ткань помочь не могла, надеяться можно было только на глухоту, хотя я сомневался, что и ее было бы достаточно, чтобы скрыться от такой могущественной магии.
      Аиды, я ненавижу магию. Ей нельзя доверять.
      Я услышал шорох. Не там, где сидела Дел. Гаррод. Я совсем забыл о нем. Посмотрев на него, я понял, что он был пойман как и мы с Дел, а может ему пришлось еще тяжелее - он-то ничего не ожидал. Дел и я по крайней мере были хотя бы частично подготовлены. Говорящий с лошадьми ничего не знал.
      Как я, как Дел, он сидел скорчившись на полу пещеры мастера песни, но в отличие от нас он двигался, медленно наматывал на руку длинные светлые косы. Наматывал, закручивал, дергал, словно хотел вырвать волосы с корнем.
      Я вяло понял, что он действительно может остаться с голым черепом.
      Я пошевелился. Пополз. Добрался до Гаррода. Поймал его за запястье и удержал.
      - Не надо, - мягко сказал я.
      Губы раздвинулась. Он смотрел на меня светлыми, льдистыми глазами.
      - Что я сделал, - прошептал он. - Что я сделал в этом мире.
      - Не надо, - снова сказал я.
      - Что я сделал в этом мире!
      Я кивнул.
      - Я знаю. Ты думаешь, на мне меньше вины, чем на тебе? Я чище от крови, чем ты? - я отпустил его запястье и показал свою ладонь. - Пятен крови нет, - сказал я, - но я пролил ее больше, чем полагается человеку за жизнь.
      Он не отпускал косы, но уже не дергал их.
      - Говорящий с лошадьми, - прошептал он. - Я - Говорящий с лошадьми. Это настоящий дар, особая магия здесь, на Севере, а я был не лучше проститутки, которая продает себя всем, у кого хватает денег. Я шлюха, шлюха, занимающаяся кражей и обманом, готовая на все, лишь бы подзаработать, - его глаза сосредоточились на моем лице. - Я недостоин такого дара. Я опорочил его.
      Я слабо вздохнул.
      - Танцор меча, Говорящий с лошадьми... думаешь это имеет значение? Ни один из нас не безгрешен.
      Гаррод слепо смотрел на меня, затерявшись в своих мыслях, а потом резко встал, подошел к Дел и опустился перед ней на колени.
      - Я убивал только защищаясь. Я никогда не нападал первым. На моих руках нет крови невинных людей. Я не убил ни женщину, ни ребенка. Я забирал у Аджани одних лошадей и продавал ему других. Я брал у него краденные деньги, получал свою долю и считал себя умником. Но я Говорящий с лошадьми. Не убийца. Не налетчик. Я не из банды Аджани.
      Его косы свисали до ковра. Он ждал ответа.
      Дел подняла на него взгляд.
      - Имеет значение, что я думаю?
      Гаррод склонил голову.
      Дел едва заметно улыбнулась.
      - Тебе это нужно так же, как и мне, - она очень мягко коснулась его головы. Не знаю, что еще она ему сказала, потому что Дел заговорила на Северном, но поднялся Гаррод успокоенным и быстро вышел из пещеры.
      Я все еще был слаб, слишком слаб, чтобы стоять. Как и предупреждали Кантеада, песня грез была болезненной, но не физически, а эмоционально, а такая боль переносится тяжелее всего, хотя мужчины редко сталкиваются с ней. Эмоции - мир женщин.
      Я сидел сгорбившись на ковре и смотрел на Дел. Собравшись с силами, мне удалось медленно добраться до нее и опереться спиной о стену. Сидеть рядом с ней в тишине, ничего не предлагая и не принимая. Достаточно просто быть вместе.
      Дел пошевелилась, приподняла край одеяла и протянула угол мне. Я взял и придвинулся к ней так, что мы соприкоснулись плечами и бедрами. В тишине мы делили неистовство наших песен и слова нам были не нужны.
      Дел наклонила голову и опустила ее на мое плечо. Вес был незначительным, но доверие в движении огромным. Я понял, насколько она открылась мне и готов был идти навстречу.
      - Я думала, что будет Аджани. Думала, что снова увижу их смерти, тихо сказала она.
      Я нахмурился: я тоже был уверен, что перед ней пройдет день, который сделал из девочки танцора меча.
      - Что тогда, баска?
      - Как я убила ан-кайдина.
      Так, значит эти шрамы были глубже. Гораздо глубже, чем я думал.
      - Эта песня... - начал я.
      - Это было легко, - прервала меня Дел. - Я думала, будет тяжело. Я думала, что это должно быть тяжело... а было легко, Тигр.
      Подумав, я кивнул.
      - Механика смерти не так сложна, если тебя этому хорошо обучили, а ты занималась серьезно. Так что я думаю...
      Голова Дел чуть пошевелилась на моем плече.
      - Я не имею в виду механику смерти, я говорю о самой смерти, когда я забрала жизнь ан-кайдина, когда я взяла его в мой меч, - она помолчала. Когда Бореал стала моей, действительно моей, какой должна быть яватма... Кровожадная яватма...
      Я почти не видел ее лица, его скрывала путаница волос, но все, что происходило с Дел, я чувствовал по голосу.
      - Баска...
      Она снова прервала меня. Она сбросила с нас обоих одеяло и тяжело встала на колени. Быстрый взгляд в мою сторону приказал мне не шевелиться. Я застыл и Дел вытащила меч.
      Вырвавшись из ножен, в пещере он зазвучал. Он пел как Кантеада. И в этот момент я понял, что весь мир сделан из музыки: песня жизни, песня смерти, песня грез. Воплощение цикла.
      - Певец меча, - сказал я.
      Дел дернулась, сжимая рукоять, и повернула голову и мою сторону.
      - Певец меча, - повторил я. - Для танца нужна песня.
      Делила заулыбалась.
      - Вот что ты делаешь, правильно? - продолжил я. - Поешь. Своему мечу. Своим противникам. Своим богам. Чтобы заплатить дань миру, - я медленно кивнул. - Я помню слова старика, того Северянина в Харкихале, который продал нам теплую одежду, - я снова кивнул. - Это было как пожелание хорошо петь.
      Дел тяжело вздохнула.
      - Танец нельзя танцевать в тишине.
      - И ты вызываешь к жизни меч.
      - Песня помогает вызывать, - согласилась она, - хотя нужна не только она... нужно знать настоящее имя... Но без песни не обойтись.
      - Но тогда песня должна быть особой, как и имя? Личная песня? Такая, чтобы ее не знал никто другой, - я нахмурился. - Но в этом нет смысла, баска. Если кто-то услышит твое пение, песня уже не будет тайной.
      Дел отвернулась, по-прежнему сжимая меч и стоя на коленях. Помедлив, она опустилась на ковер и положила яватму на бедра. Одна рука на рукояти, другая на клинке, с бесконечной нежностью касаясь металла.
      - Ты создаешь новую, - сказала она, - каждый раз. Ты касаешься себя того, что ты есть, чем был, чем можешь стать - и делаешь из этого песню. Она часть тебя, как твоя рука на рукояти, но выходит из глубин твоей души, - за грязью, кровью и спутанными волосами безупречное лицо было серьезным. - Ты запеваешь самого себя в меч, и меч становится тобой.
      - Тогда зачем возиться и поить его кровью? - не унимался я. - Зачем заниматься ерундой и вливать в него жизнь достойного противника? - я нахмурился. - А что случится, если враг не достоин? Что случится, если ты убьешь кого-то до того, как успеешь подготовиться?
      - Меч требует крови, - невозмутимо объяснила Дел. - Первая кровь часть ритуала. Это обряд посвящения, - она нежно коснулась клинка. Мальчик становится мужчиной, девочка женщиной, меч яватмой. До той поры он не полон.
      - Но ты убила не врага. Ты убила друга.
      Она только вздрогнула, но через секунду я заметил кровь на ее пальцах. Капли стекали в руны.
      - Я убила его по необходимости, - сказала она. - Я убила уважаемого мною ан-кайдина и взяла его в меч.
      - Ты не жалеешь, что сделала это?
      Ее рука плотнее сжала рукоять. Четко проступили мускулы.
      - Временами я ненавижу этот меч. Временами я ненавижу себя.
      - Ты жалеешь о том, что сделала?
      Дел посмотрела мне в глаза.
      - Нет, - сказала она, - не жалею. Это меня и пугает.
      На рассвете мы стояли перед кольцом локи: Дел, я, Гаррод и жители Границы. Над нами сгущался туман, скрывающий край каньона. Влага липла к одежде, пропитывала волосы. У меня замерзли даже нос и уши.
      Массоу вырвался от матери и побежал к Дел.
      - Прости! - кричал он. - Прости!
      Дел вздрогнула и отшатнулась. Я видел, каких усилий ей стоило не оттолкнуть его.
      - Прости! - кричал мальчик, прижимаясь к запястью Дел. - Это был не я, я клянусь... не я... не я! - всхлипывания заглушили остальные слова, превратив их в бессвязный лепет.
      Значит они все знали. Все помнили. Киприана покраснела и старалась не смотреть на меня. Адара не чувствовала себя такой униженной, но и ей тяжело было встречаться со мной глазами. Она нервно теребила юбки.
      Я осмотрел каньон. Все Кантеада снова спрятались, оставив мастера песни как посредника, но я помнил их этой ночью. Помнил их со свечами и камнями для охраны, появившихся из темноты, чтобы освободить жителей Границы и заключить локи в кольцо, которое я уже не разрушу.
      Такая изящная вещь, кольцо, такое хрупкое. Гладкие круглые камни, аккуратно выложенные в круг в центре каньона недалеко от пещеры мастера песни. В нем находились локи. Даэва, Шеду, Ракшаса. Демоны из детских снов.
      - Нам пора уходить, - сказал я. - Мы не должны здесь задерживаться. Это место мира, а мы портим Кантеада песню.
      Я почувствовал на себе взгляд Дел. Признаюсь, я удивился своим словам не меньше ее, но ведь я сказал правду.
      - А как же мы? - мягко спросила Адара. - Я знаю, вы должны идти, но что нам делать? Здесь ведь мы остаться не можем.
      Гаррод стоял позади умытой Дел, на лице которой остались синяки и кровоподтеки. Он опустил веки, спрятав бледные глаза, потом моргнул и посмотрел на жителей Границы.
      - Я отведу вас, - сказал он.
      Киприана отвлеклась от нас и изумленно посмотрела на Гаррода.
      Массоу не отходил от Дел.
      - А ты не можешь взять нас с собой? - спросил он.
      Я видел как тяжело было Дел, она никак не могла забыть локи-Массоу. Ей пришлось приложить усилие, чтобы не шарахнуться от мальчика и говорить ровно.
      - Нет, - сказала она, легко касаясь взъерошенных светлых волос. Нет. Я должна идти. Мне нужно закончить важное дело.
      Адара смотрела на Гаррода. В ее зеленых глазах были и надежда, и смущение. Только тут я вспомнил, что Северянин совсем чужой для них, он появился, когда в их телах уже были локи.
      Говорящий с лошадьми взглянул на меня.
      - Я возьму на себя эту ответственность.
      Я поднял брови.
      - А ты сможешь?
      Губа со шрамом немного изогнулась.
      - После песни грез - да. Я думаю, мне еще не поздно исправиться.
      Адара расправила свои юбки.
      - Мы идем в Кисири.
      Гаррод слабо улыбнулся, кинув взгляд на Киприану.
      - Кисири далеко, но Высокогорья - мой дом. Я проведу вас безопасными дорогами.
      Киприана смотрела на Гаррода.
      - У нас нет лошадей.
      Бусинки в косах зазвенели, когда Говорящий с лошадьми засмеялся.
      - Предоставьте это мне. Я знаю, как достать лошадей.
      - Мошенничеством? - поинтересовался я. - Кантеада не ездят верхом. Здесь красть лошадей негде.
      Льдистые глаза прищурились и сочли недостойным со мною связываться.
      - Прошлой ночью мастер песни сказал, что недалеко отсюда есть поселение. Я собираюсь купить лошадей, Южанин, на деньги, которые ты одолжишь мне.
      - Одолжу?
      - Или дашь, - мягко сказала Адара. - Ты обещал купить лошадь и повозку вместо тех, что мы потеряли.
      - Да, - подтвердила Дел. - Обещал.
      Я кинул на нее хмурый взгляд, порылся в кошельке, отсчитал деньги и отдал их Гарроду.
      Адара протянула руку.
      - Деньги будут у меня.
      Лицо у Говорящего с лошадьми было такое, словно он проглотил что-то кислое. Он неохотно отдал монеты Адаре. Она завязала их в тунику, а Дел одобрительно кивнула:
      - Доверяй деньги женщине. Женщины ими лучше распоряжаются.
      - Я пойду к жеребцу, - объявил я, услышав знакомое ржание.
      Думаю, он мне обрадовался. И уж конечно ему было приятно ткнуться носом в мою шею и размазать по мне слюну. Я выругался, отпихнул его нос, вытащил колышек из земли. Повернулся и увидел Киприану.
      Щеки ее покраснели. Она обхватила себя руками и смотрела в землю, собираясь заговорить, но никак не решаясь.
      Жеребец потянулся к ней своим вездесущим носом. Коснулся ее лица. Понюхал и фыркнул на нее.
      Вряд ли Киприана испытывала удовольствие, когда стирала предплечьем слюну с лица. Я отпихнул жеребца и вдруг понял, что было неправильно.
      Нет. Что было правильно.
      - Все это время, - сказал я изумленно, - все это время он чувствовал неладное. Помнишь?
      Она взглянула на меня, не успев как следует протереть лицо.
      - Он укусил Массоу, - вспоминал я. - Он беспокоился когда ты была рядом. Жеребец нервничал, даже Гаррод говорил мне об этом. Он просто ничего не мог объяснить.
      Словно подтверждая мои слова, жеребец как бы ненароком подобрался к Киприане. Девочка сначала шарахнулась, но взяла себя в руки и шагнула к гнедому. Румянец заливал ее щеки.
      Я игриво шлепнул жеребца по носу.
      - Все нормально, - успокоил я ее. - Я не виню тебя... Ты не имеешь к этому никакого отношения.
      - Но.... все, что я говорила, - девочка едва выговаривала слова. То, что я говорила и делала...
      - Это была не ты, - повторил я. - Не ты, не твоя мать, не Массоу.
      - Но... ты мне нравился, правда, - в ее голосе звучало удивление и меня это немного раздражало. - А потом я вела себя как дура, говорила и делала такое... пыталась заставить тебя... захотеть меня, - краска залила ее шею, лицо от стыда покрылось потом и заблестело. - Я вела себя как потаскуха из кантины Харкихала, продающая себя за деньги...
      - Ты вела себя как женщина, которой нужен мужчина, - грубовато сообщил я. - Киприана, ты молода, но ты взрослеешь. Тебе нечего стыдиться. Скоро придет день, - я вдруг подумал о Гарроде, - может даже скорее, чем ты думаешь, когда мужчина ответит на твою благосклонность, - я вспомнил ее мать, - после того, как ты выйдешь замуж.
      Киприана робко улыбнулась.
      - То же самое говорит моя мама.
      - Тогда может стоит к ней прислушаться. У нее есть опыт, - я повернулся и медленно пошел назад, к Дел. - Не вини себя, Киприана. В искренних чувствах ничего плохого нет, о них можно говорить вслух.
      Она застенчиво приподняла одну бровь.
      - А ты говоришь о них Дел?
      Я покорно вздохнул.
      - Может быть не всегда.
      Киприана примерилась к моему шагу и протянула мне раскрытую ладонь.
      - Мне это нужно, - сказала она. - Это принадлежало Ракшасе.
      В мою руку скользнул шнурок с красно-коричневыми камешками, отшлифованными за многие годы прикосновения к человеческому телу. Мысленно я увидел шею Дел. Представил, как я надену на нее это ожерелье, как она когда-то надевала его на мать. Киприана улыбнулась и побежала вперед, к своей матери.
      31
      Гончие взяли нас в кольцо. Я успел позабыть, насколько они уродливы.
      Жеребца, естественно, в этот момент счастливым назвать было нельзя. Он слишком хорошо помнил раны и укусы, полученные в последнем бою. Гнедой пританцовывал, бил копытами и фыркал, готовясь дать достойный отпор.
      - Аиды, - проворчал я, - что теперь?
      Дел сидела за моей спиной на жеребце, держась за мою одежду. Думая только о предстоящем путешествии, мы оставили позади каньон, а с ним и охранную песню, позабыв, что только она держала гончих на расстоянии.
      - Это, - спокойно сказала Дел, нащупывая что-то под шерстяной туникой.
      Я не повернулся, чтобы посмотреть, побоявшись отвлечься от гончих, поэтому не увидел, что она сделала. Я знал только, что мы были окружены белоглазыми хищниками, а через секунду они исчезли. Убежали как побитые собаки.
      Убедившись, что они действительно убрались, я повернулся к Дел.
      - Ладно, баска... что ты сделала?
      Она сняла что-то с шеи и передала мне. Я взял: тонкий кожаный ремешок и крошечная металлическая трубка, серебристо сверкавшая в слабом туманном свете.
      - Это? - подозрительно уточнил я. - В аиды, что это?
      - Кое-что от Кантеада, - она шлепнула жеребца по бокам и мы продолжили путешествие. Мне пришлось выпрямиться и переключить внимание на гнедого.
      - Хей, - крикнул я, не выпуская из рук трубки на ремешке и заставляя жеребца прекратить прыжки, скачки и приплясывание. Когда гнедой успокоился, я посмотрел в сквозное отверстие в трубке. - Свисток?
      - Мастер песни сказал, что он будет отгонять гончих.
      - Но не отошлет их совсем.
      - Нет. Они действуют по заклятью или подчиняясь какому-то другому принуждению. Может они так и будут идти за нами, зато нам не придется нервничать и отгонять их.
      - Мне это не нравится, - сказал я.
      Дел вздохнула.
      - А тебе вообще что-нибудь нравится?
      Я ответил не задумываясь.
      - Меч, круг, хорошая женщина. И меч, кстати, Южный... без Северного я проживу.
      - И Южная женщина?
      Я провел жеребца через рощу и надел на шею свисток. Всегда пользуюсь преимуществом, независимо от его происхождения.
      - Южная женщина, - мягко начал я, - имеет несколько преимуществ. Она послушна и не нужно беспокоиться, что она тебе нахамит если ее о чем-то попросить. Она прекрасно разбирается в домашних делах, прекрасно готовит, убирает и заботится о благополучии мужа. Она знает, как угодить мужчине в постели и вне ее, поскольку женщине с детства объяснили кто за главного.
      Дел долго молчала и о чем-то думала. Я ухмыльнулся и в ожидании ответа рассматривал уши жеребца.
      - Если Южные женщины идеальны, - наконец изрекла Дел, - почему Южные мужчины охотятся за Северянками?
      Моя улыбка исчезла. Собравшись с мыслями, я ответил:
      - Может из-за того, что они совсем другие? Цвет кожи, обычаи, характеры.
      - Это означает только одно: Южные мужчины предпочитают женщин более независимых и сильных духовно.
      - Возможно, - осторожно согласился я, - но я никогда не слышал, чтобы хотя бы один Южный мужчина мечтал встречаться со сварливой женщиной.
      - Сварливая и независимая это не одно и тоже, - отрезала Дел.
      - Только очень несчастная женщина будет стремиться к такой независимости, - упрямился я. - Держу пари, если ты спросишь Южных женщин как они предпочитают жить, большинство выберет Южный вариант.
      - Может быть, - холодно согласилась она. - И в первую очередь потому что они к нему привыкли... но они будут жить такой жизнью только до того момента, пока не узнают, что такое свобода.