ГЛАВА 18

Вся группа Евы Даллас собралась у нее дома в каби­нете, а сама она расхаживала от стены к стене и раз­мышляла вслух:

– Мы можем дать его фотографию в средства мас­совой информации, попросить показывать ее по теле­видению каждые полчаса, но он едва ли будет выгля­деть, как на фотографии. Кроме того, у него достаточно денег, чтобы постоянно переезжать с места на место. Мы, конечно, постараемся пройти по его следу, но на­дежды схватить его таким образом очень мало.

Ева подошла к столику и налила себе еще кофе.

– Я попросила Миру сделать анализ ситуации, но, по-моему, тут и так все ясно. Ему помешали сегодня ве­чером, он пережил сильное потрясение и из-за этого должен быть в растерянности, на грани срыва. Он очень хитрый индивидуум, но он вынужден был бросить свой ящик с принадлежностями, кроме того, в спешке он не смог взять с собой из дома все, что ему необходимо для привычной жизни. Есть надежда, что он и дальше будет делать ошибки.

– Лейтенант, вы полагаете, он все еще в городе? – Ситуация была рабочей, и Пибоди не стала вставать с места.

– Нам известно, что он родился и вырос в Нью-Йорке. Он прожил здесь всю свою жизнь, и сомнитель­но, чтобы он стал искать безопасное место где-нибудь еще. Капитан Фини и Макнаб будут продолжать соби­рать о нем информацию, а пока мы будем действовать, исходя из того, что он в городе.

– У него нет автомобиля, – вставил Фини, – он никогда не сдавал на водительские права. В своих пере­движениях он будет зависеть от общественного транспорта или от других людей.

– А общественный транспорт сейчас переживает пик пассажиропотоков, – бросил Макнаб, не отрыва­ясь от компьютера. – Единственный способ для него покинуть город, если он не заказал билеты заранее, это – приделать крылья и улететь.

– Согласна. Добавлю только, что все предыдущие жертвы жили в Нью-Йорке. Скорее всего, и следующая живет здесь же. По этому поводу можно спорить, но он, вероятно, собирается закрыть свой список на пятой жертве. Рождественские каникулы в его плане являют­ся очень важным временным фактором.

Ева подошла к экрану на стене.

– Дайте пленку «Саймон 1-Х», – приказала она. – Мы конфисковали у него на квартире десятки видео­фильмов на праздничные темы, – продолжала она, когда на экране появились первые кадры. – Это старая лента – кажется, пятидесятых годов.

– Называется «Это прекрасная жизнь», – сказал Рорк, появившись в дверях. – С Джимми Стюартом и Донной Рид. – Он вежливо улыбнулся, поймав строгий взгляд жены. – Я мешаю?

– Это полицейская операция!

«Интересно, когда он спит?» – подумала Ева.

Игнорируя ее предупреждение, Рорк прошел в ком­нату и сел на подлокотник кресла Пибоди.

– Вам предстоит длинная ночь, может, заказать для вас какую-нибудь еду?

– Рорк!

– А я бы перекусил, – заявил Макнаб, несмотря на осуждающий взгляд Евы.

– Есть еще несколько подобных видеофильмов, – продолжила она, повернувшись спиной к экрану, когда Рорк вышел на кухню. – Он собирал их вместе с аудио­кассетами, на которых записаны рождественские гим­ны. Кроме того, мы нашли большую, коллекцию порнографических видеофильмов, которые продолжают тему. Например, пленка «Саймон, 68-А». Включайте.

Рорк вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть на экране абсолютно голую женщину с оленьими рогами и хвостом в виде кожаного ремешка, мурлыкающую пе­сенку «Назови меня просто танцовщица». При этом она делала минет Санта-Клаусу.

– Вот это развлечение! – прокомментировал он.

– Там больше десятка подобных фильмов и не­сколько десятков старых подпольных грязных лент. Но этот – явный победитель по мерзости среди них. А те­перь дайте пленку «Саймон, 72». Это уже он снимал сам.

Ева бросила недовольный взгляд на Рорка и отошла. На экране Марианна пыталась вырваться из веревок. Ее голова моталась из стороны в сторону. Она плакала. Саймон вошел в кадр в одежде Санта-Клауса. Он со­строил гримасу в камеру, затем посмотрел на женщину в постели: «Тебе мерзко или хорошо, девочка?»

«Спокойно, девочка, – услышала Ева голос отца. Запах конфет в его дыхании смешивался с перегаром от ликера. – Папочка собирается сделать тебе подарок». Голос проник в ее сознание, как шепот в ухо. Но Ева старалась, чтобы ее руки не дрожали, и заставляла себя смотреть на экран.

«Я думаю, тебе мерзко, очень мерзко, но сейчас ты получишь кое-что приятное».

Саймон опять повернулся к камере, исполняя сти­лизованный стриптиз. Не сняв парика и бороды, он начал заводить себя. «Сегодня первый день Рождества, моя единственная любовь!» А потом изнасиловал ее. Это было быстро и жестоко. Ее крики разносились эхом по комнате. Ева вцепилась в чашку с кофе. Несмотря на то, что он показался ей горьким, она все-таки протолк­нула его в себя.

На экране Саймон начал избивать Марианну. Она перестала кричать и лишь всхлипывала, как ребенок. Когда он закончил, его глаза были абсолютно стеклянными. Он достал что-то из чемоданчика и отошел в сто­рону, теперь его не было видно.

– Мы полагаем, что он вкалывает себе какую-то смесь из трав и химических препаратов, чтобы поддер­живать эрекцию.

Голос Евы был ровным, она не отводила глаз от эк­рана. Для нее это была плата за смерть, ответственность за которую она несла. И вызов самой себе. Она будет смотреть и видеть. И она перенесет это!

Марианна не сопротивлялась следующему изнаси­лованию. Ева знала, что она ушла далеко в себя – так далеко, где ей нельзя было больше причинить боль. В та­кую глубину, где во тьме она была одна-единственная.

Она не сопротивлялась, когда Саймон обвил краси­вое ожерелье вокруг ее шеи и стягивал до тех пор, пока оно не порвалось, и ему пришлось душить руками.

– Боже правый! – прошептал Макнаб, не в силах унять дрожь. – Это все, надеюсь?

– Сейчас он начнет делать ей прическу, наносить макияж, украшать ожерельем, – продолжала Ева все тем же глухим голосом. – Как видите, татуировка уже на месте. Он наводит камеру на нее и максимально приближает. Ему хочется этого! Он хочет иметь возможность просматривать это еще и еще, когда будет один. Видеть ее такой, какой он ее оставил, какой он ее сделал.

Экран погас.

– Он не нуждался в монтаже. Запись длится ровно тридцать три минуты и двенадцать секунд. Именно столько ему понадобилось, чтобы выполнить эту часть плана. Есть другие пленки последующих убийств. Все по тому же шаблону. Он человек дисциплинированный и раб привычек. Думаю, найдет неплохое местечко в го­роде, где, по его мнению, сможет спрятаться и прийти в себя. Он пойдет не в ночлежку, а в хороший отель или в хорошую квартиру.

– Снять квартиру в это время – непростое дело, – вставил Фини.

– Да, но все зависит от того, где искать. Завтра мы начнем опрашивать его коллег и друзей. Может быть, получим какой-то намек. Пибоди, будьте в салоне в де­вять ноль-ноль в униформе. Там мы встретимся.

– Слушаюсь, лейтенант.

– А сейчас лучшее, что мы можем сделать, это хоть немного поспать остаток ночи.

– Даллас, я хотел бы еще поработать. Если бы мож­но было заняться этим здесь, я бы смог получить пер­вые результаты уже рано утром.

– Хорошо, Макнаб. Работай.

– Я поехал, – сказал Фини, поднимаясь. – Я под­брошу тебя домой, Пибоди.

– Не играй с моими игрушками, Макнаб, – доба­вила Ева, уходя. – Я прихожу в ярость от этого.

– Тебе надо хорошо выспаться сегодня, – сказал Рорк, когда они направились в спальню.

– Не дави на меня.

Эту последнюю фразу Рорк предпочел проигнори­ровать.

– Лучше, если сегодня ночью ты будешь спать без снов. Тебе надо отключиться от всего хотя бы на не­сколько часов. Если не для себя, то во имя памяти той женщины, которую истязали на пленке.

– Я умею делать свою работу!

Ева начала раздеваться сразу, как только вошла в спальню, бросая одежду куда попало. Ей был необхо­дим душ, развращающе теплая вода, чтобы смыть смрад со своего тела.

Она оставила одежду на полу, прошла в ванную и пустила кипяток.

Рорк ждал ее. Он знал, что она сама должна начать бороться с этим, пусть даже сначала эта борьба обер­нется против него и созданного им комфорта. Крепкая раковина, которую Ева нарастила внутри себя, была одним из тех качеств, которые восхищали его в ней.

И он знал, как будто сам находился внутри ее, что она пережила, смотря этот фильм. Поэтому, когда Ева вышла из ванной комнаты в ночной сорочке – глаза чер­нее ночи, а лицо белее полотна, – он просто обнял ее.

– О боже, боже! – У нее стучали зубы, пальцы от­бивали дробь на его спине. – Я чувствовала запах его пота на себе. Я слышала его запах.

У него сердце разрывалось, когда он видел ее разби­той, чувствовал под руками ее содрогающиеся плечи.

– Он никогда не сможет больше прикоснуться к тебе.

– Он прикасается ко мне! – Она зарылась головой в его грудь, стараясь наполниться запахом его тела. – Каждый раз, когда я вспоминаю о нем, он прикасается ко мне, и я не могу этого прекратить!

– Я смогу. – Он взял ее на руки и сел на кровать, убаюкивая, как ребенка. – Не думай больше ни о чем. Просто обними меня.

– Я доведу это расследование до конца.

– Я знаю.

«Но какой ценой?» – подумал он, продолжая баю­кать ее.

– Я не хочу снотворного – только тебя, – прошеп­тала Ева. – Тебя вполне достаточно.

– Тогда иди спать. – Он поцеловал ее волосы. – И постарайся заснуть.

– Не уходи. – Она спрятала лицо у него на плече и глубоко вздохнула. – Ты мне нужен. Очень нужен.

– Вот и хорошо. Не бойся этого. Близкие люди всегда нужны друг другу.

«Она положила свою память в нашу коробочку, – подумал он. – Теперь и я положил туда свое желание. Одну ночь – вернее, всего несколько часов – оно бу­дет там, и она сможет спокойно спать».

Он держал ее на руках, пока она не уснула безмя­тежным сном без сновидений. И держал так, пока она не проснулась. Тогда он отнес ее на кровать, разделся и лег рядом.

Какое-то время Ева лежала молча, изучая его лицо. Оно казалось неестественно красивым в нежном свете утра. Мужественные черты, чувственный рот поэта… Ева хотела потрогать его волосы, ощутить их шелковис­тую нежность, но ее руки были скованы – он крепко прижимал ее к себе. Вместо этого она его поцеловала, и Рорк обнял ее еще крепче.

– Ммм… Еще минутку.

Ева удивилась: его голос звучал томно, невнятно, а глаза оставались закрытыми.

– Ты устал?

– Кажется, да.

Она поджала губы.

– Ты никогда не устаешь!

– А теперь устал. Просто весь разбит.

Она удивилась еще больше, услышав нотки раздра­жения в его сонном голосе.

– Полежи еще немного, а мне надо вставать. – Ева высвободила руку и погладила его волосы. – Засыпай.

– Я засну, если ты заткнешься.

Она засмеялась и высвободилась полностью.

– Рорк!

– О боже… – Он глубже зарылся в подушку. – Ну, что еще?

– Я люблю тебя.

Он повернул голову, тяжелые веки чуть приподня­лись, в глазах появился легкий блеск. Все ее существо затрепетало. «В этом его магия, – подумала Ева. – Он может заставить меня мечтать о сексе после всего, что я видела, что пережила».

– Ну, тогда вернись ко мне. Я могу еще долго не спать…

– Потом.

Вместо ответа он опять уронил голову на подушку.

Ева поспешно оделась, наскоро умылась и нацепила наплечную кобуру. В его лице не дрогнул ни один мус­кул, когда она выходила из комнаты.

Сначала Ева решила проведать Макнаба и обнару­жила его спящим на ее кушетке с Галахадом, который лежал у него на голове, как толстые пушистые наушни­ки. Оба храпели. При ее приближении кот открыл один глаз, с явным выражением скуки посмотрел на нее, а затем издал раздраженное «мяу».

– Макнаб!

Не получив ответа, Ева слегка толкнула его в плечо, но он только всхрапнул громче и отвернул голову. От этого движения кот сполз немного вниз, а потом вер­нулся на свое место, используя когти. Макнаб опять всхрапнул и пробормотал во сне:

– Осторожнее с ногтями, дорогая.

– Боже! – Ева ударила его сильнее. – Эй, парень, никаких сексуальных снов на моей кушетке!

– Ах, давай, девочка! – Внезапно его глаза откры­лись и теперь тяжело смотрели в никуда. Лишь посте­пенно его взгляд стал осмысленным и сфокусировался на Еве. – Даллас?.. Что? Где? – Он поднял руку к пле­чу и нащупал голову Галахада. – Кто?..

– Ты забыл вопрос «Почему?». Давай уж все сразу.

Макнаб пробормотал что-то невнятное и, повернув голову, встретился взглядом с Галахадом.

– Это твой кот?

– Во всяком случае, он живет здесь. Ты достаточно проснулся, чтобы дать мне отчет?

– Конечно. – Пытаясь сесть, он облизнул пересо­хшие губы. – Кофе! Умоляю!

Ева целиком разделяла его желание и поэтому от­правилась на кухню.

Когда она вернулась с двумя чашками крепкого черного кофе, кот уже стоял на своих лапах на полу, терся о ноги Макнаба и смотрел на него с удивлением: поче­му человеку это не нравится? Макнаб взял чашку обеи­ми руками и одним махом выпил половину.

– Прекрасно! Мне снилось, что я где-то на забро­шенном далеком острове занимаюсь любовью с огром­ным мутантом, у которого вместо кожи шерсть. – Он посмотрел на Галахада и улыбнулся. – Боже мой!

– Меня не интересуют твои похотливые фантазии, Макнаб. Что тебе удалось сделать?

– Ладно. Я прошерстил все окраинные гостиницы в городе. Ни один человек не заказывал номера вчера ве­чером. Я прошелся по отелям среднего класса – кое-какие результаты есть. Кроме того, собрал данные на нашего клиента. Дискета у тебя на столе.

Ева подошла к столу, взяла дискету и положила в сумку.

– Доложи кратко.

– Нашему типу сорок семь лет, родился в Нью-Йорке. Родители развелись, когда ему было двенадцать. Мать была лишена родительских прав, и он находился под опекой. Она никогда больше не выходила замуж. Работала актрисой, в основном в дешевеньких филь­мах. У нее была какая-то история с психическим забо­леванием. Постоянно ложилась в клинику, в основ­ном – депрессия. Они не дали информации по ней сра­зу, потому что она покончила с собой в прошлом году. Догадайся, когда?

– Рождество?

– В точку! Саймон сам заработал себе на высшее образование. У него две специальности: театр и косме­тология. Дипломы по обеим. Работал в одноразовых ангажементах как продюсер-стилист. В салон был принят два года назад. Никогда не был женат. Делил жилье с матушкой.

Он сделал паузу, чтобы выпить кофе.

– Он никогда не обвинялся в нарушении кредит­ных обязательств, но лечение матери активно опусто­шало его счета. Никаких уголовных преследований. Стандартные тесты на физическое и психическое стоя­ние – все в норме.

– Сделай копию его данных для Миры. Потом по­смотри, что ты можешь накопать на отца. Займись оп­латой чеками в гостиницах. Он должен был где-то но­чевать.

– А нельзя ли мне позавтракать?

– Ты знаешь, где кухня. Я буду в городе. Держи ме­ня в курсе дел.

– Заметано. Даллас, с тобой и Пибоди все в порядке?

– А почему с нами что-нибудь должно быть не в по­рядке?

– Мне показалось, что с вами что-то не так…

– Держи меня в курсе дел, – повторила Ева и ушла, оставив его пить кофе, чесать за ухом кота и разгады­вать загадки.

Ева подумала, что ее помощница либо спала за сто­лом, либо получила еще одну нашивку за службу: Пи­боди выглядела строгой и подтянутой, как хорошо под­жаренный тост. Но она ошибалась. Обменявшись кив­ками вместо слов, они вместе вошли в салон. Иветта уже сидела за своим столом, заканчивая работу над се­годняшним планом приема пациентов.

– Вы стали посещать нас регулярно, – улыбнулась она Еве. – Я просто обязана предложить вам сделать маникюр или еще что-нибудь.

– У вас есть свободный процедурный кабинет?

– Даже два. Но ни одного свободного сотрудника до двух часов дня.

– Запишите меня на пять.

– Простите?..

– Часов. А сейчас мне надо поговорить с вами. Мы можем занять один из пустующих кабинетов.

– Я очень занята.

– Выбирайте: здесь – или в управлении полиции.

– О боже мой! – С тяжелым вздохом Иветта ото­двинула стул. – Мне надо кого-то посадить вместо се­бя. Саймон не любит, когда мы покидаем пост вне рас­писания.

– Можете мне поверить, он не создаст для вас про­блем.

Направляясь в процедурный кабинет, Ева мечтала об одном: чтобы он не выглядел, как лаборатория пато­логоанатома.

– Когда вы последний раз видели Саймона?

– Вчера. – Как только они вошли в кабинет, Ивет­та надела массажную рукавицу и стала водить ею по об­наженным рукам и шее. – Он закончил к шести часам с одной грудастой толстухой. Если вам нужен Сай­мон, он будет здесь с минуты на минуту. Вот-вот по­явится. Накануне Рождества у нас огромный наплыв клиентов.

– Я бы не стала ждать его сегодня.

Иветта замерла, массажная рукавица скрипнула в ее дрогнувшей руке.

– С Саймоном что-нибудь случилось? Он попал в автомобильную катастрофу?

– С Саймоном кое-что случилось, но он не попал в автомобильную катастрофу. Прошлой ночью он напал на Пайпер Гоффман.

– Напал? Саймон?! – Иветта с трудом сдержала смех. – Вы не в своем уме, лейтенант.

– Он убил четырех человек. Изнасиловал и убил че­тырех человек и почти то же самое сделал вчера ночью с Пайпер. Он сбежал. Где он может скрываться?

– Вы ошибаетесь. – Руки Иветты затряслись, и она сдернула массажную рукавицу. – Вы ошибаетесь! Саймон – интеллигентный и мягкий человек. Он и мухи не обидит.

– Как давно вы его знаете?

– Я… Пару лет, с тех пор как он пришел в салон. Нет-нет, вы ошибаетесь! – Иветта вдруг прижала ладо­ни к щекам. – Пайпер?.. Вы сказали, что на Пайпер напали? В каком она состоянии? Где она?

– Она в коме, в больнице. Саймону помешали по­кончить с ней, и он сбежал. Он вернулся в свою кварти­ру, но теперь его там нет. Куда он мог пойти?

– Я не знаю. Я не могу поверить в это! Вы уверены?

Ева холодно посмотрела ей в глаза.

– Я уверена.

– Но он обожал Пайпер! Он был их консультан­том – ее и Руди. Он делал для них все. Он называл их «ангелы-близнецы»…

– С кем еще он был близок? Кому он мог рассказы­вать о своей личной жизни? О своей матери?

– О своей матери? Я знаю, что она умерла в про­шлом году. Саймон был в отчаянии. Она умерла в ре­зультате несчастного случая.

– Он говорил вам, что это был несчастный случай?

– Она потеряла сознание, или что-то в этом роде, в ванной. Захлебнулась. Это ужасно! Они были очень близки.

– Он рассказывал вам о ней?

– Конечно. Мы ведь работаем вместе, проводим здесь много часов. Мы друзья… – Ее глаза наполни­лись слезами. – Я не могу поверить вашим словам!

– Вам лучше поверить, для вашей же безопасности. Куда он мог пойти, Иветта? Если он напуган, если он не может пойти домой. Если ему надо где-то спрятаться.

– Я не знаю. Вся его жизнь проходила здесь, в сало­не. Особенно после того, как он потерял мать. Я не ду­маю, что у него есть другие близкие люди. Его отец умер, когда он был ребенком. Он не звонил мне. Кля­нусь, не звонил!

– Если он позвонит, вам необходимо срочно свя­заться со мной. И будьте крайне осторожны: не встре­чайтесь с ним одна, не открывайте дверь, если он при­дет к вам. А сейчас мне надо осмотреть его шкаф и переговорить с вашими сотрудниками.

– Хорошо, я организую это. Вы знаете, Саймон вовсе не был загадочным или что-нибудь в этом духе. – Иветта встала и смахнула со щеки слезу. – Он, знаете ли, настоящий рохля. В последние дни он был занят ис­ключительно подготовкой к Рождеству, хотя потеря ма­тери навсегда испортила ему отношение к праздникам.

– Да, но теперь он, похоже, разобрался с этой про­блемой…

Ева вошла в комнату персонала, мельком взглянув на какого-то толстяка, который опустошал бутылку с зеленого цвета жидкостью.

– Он сменил замок, – пробормотала Иветта. – Я не могу открыть его шкаф.

– Кто здесь отвечает за комнату персонала?

Иветта тяжело вздохнула.

– Я.

Ева вынула револьвер.

– У нас нет времени. Эта штука сможет открыть за­мок, но вы должны дать мне разрешение на взлом.

Иветта молча кивнула и закрыла глаза.

– Вы пишете на пленку, Пибоди?

– Да, лейтенант.

Ева прицелилась, выстрелила и разнесла замок в клочья. Выстрел сопровождался грохотом и вспышкой. Дверца шкафа отлетела в сторону и повисла на петлях.

– Дьявол! Иветта, что здесь происходит?

– Это полиция, Стиви. – Она махнула рукой взвол­нованному сотруднику. – Ты должен быть в кабинете 930. Иди и займись делом.

– Саймон будет в ярости, – покачал он головой и вышел из комнаты.

Подойдя к шкафу, Ева взялась за висящую дверцу, но тут же отдернула руку.

– Черт! – вскрикнула она и стала дуть на паль­цы. – Слишком горячо.

– Попробуйте с этим. – Пибоди достала из карма­на и протянула ей сложенный в несколько раз носовой платок. Их глаза на секунду встретились.

– Спасибо.

При помощи платка Ева отогнула дверцу.

– Санта-Клаус спешил, – пробормотала она.

Костюм Санта-Клауса был свернут и брошен на дно шкафчика. Начищенные до блеска высокие черные са­поги стояли на нем.

Ева надела специальные перчатки.

– Посмотрим, что там еще есть.

На полках стояли две банки дезинфектанта, полбан­ки мыла на травах, тюбики защитного крема, ультра­звуковой прибор для уничтожения микробов. Она на­шла еще один комплект приспособлений для татуиров­ки и образцы для ряда сложных рисунков. На одном из них была надпись стилизованными буквами:

– Прекрасно. Это его пригвоздит. Пибоди, собери­те все и упакуйте. Я хочу, чтобы в течение часа все это было в лаборатории. Я пока останусь здесь и опрошу сотрудников.

Больше ничего интересного от сотрудников фирмы Ева не узнала. Здесь Саймона любили и уважали. Она услышала о нем такие слова, как «умеющий сочувство­вать», «добрый» и «симпатичный».

И все это время у нее перед глазами стоял полный ужаса и боли взгляд Марианны Хоули.

По дороге в больницу к Пайпер Ева и Пибоди мол­чали. Несмотря на то, что новый кондиционер в маши­не работал прекрасно, нагоняя приятный теплый воз­дух, дух стоял тлетворный.

«Ладно, – подумала Ева. – Хорошо, пусть Пибоди ходит, гордо задрав хвост, – это ее проблема. Главное, чтобы это не отразилось на работе».

– Позвоните Макнабу, – не оборачиваясь, сказала Ева, войдя в лифт. – Узнайте, получил ли он какие-ни­будь новые данные о возможном местонахождении Сай­мона. Затем выясните, удалось ли Мире создать психо­логический портрет с учетом новых данных.

– Есть, сэр.

– Если вы еще раз назовете меня «сэр» таким высо­комерным тоном, я вас свяжу!

С этими словами Ева вышла из лифта. Пибоди, сер­дито сопя, вынуждена была догонять ее.

– Мне нужны данные о состоянии Пайпер Гоффман, – бросила Ева дежурной медицинской сестре, швырнув свою сумку на стол.

– Пациентка находится в спокойном состоянии.

– Что вы имеете в виду? Она вышла из комы?

Медицинская сестра поправила свой цветастый ха­латик.

– Пациентка Гоффман пришла в сознание около двадцати минут назад.

– Почему мне не сообщили? На ее больничном листе должна быть пометка.

– Она есть, лейтенант. Но дело в том, что, когда па­циентка пришла в сознание, у нее началась буйная ис­терика. Мы были вынуждены связать ее и дать успоко­ительное лекарство, согласно указаниям врача и с со­гласия родственника.

– Где этот родственник?

– Он в ее палате, с ним все в порядке.

– Я пройду к ней.

Повернувшись на каблуках, Ева пересекла коридор и вошла в палату. Пайпер спокойно спала – бледная, но от этого не менее красивая блондинка. Под глазами легкие тени, на щеках неестественный румянец, вы­званный сильными лекарствами. Рядом с кроватью мерцали мониторы специальных приборов медицин­ского контроля за состоянием больной. Палата больше походила на дорогой номер в пятизвездном отеле.

«Пациенты с деньгами могут позволить себе болеть в весьма комфортабельных условиях», – подумала Ева. Ее собственные воспоминания о первом пребывании в больнице были ужасными: узкая комната, вдоль стен стоят неудобные кровати, на которых от боли и отчая­ния стонут женщины. Стены были серыми, окна за­крыты черными занавесками, а воздух наполнен стой­ким запахом мочи.

Ей было восемь лет – одинокая, разбитая девочка, даже не помнившая своего имени…

Слава богу, Пайпер проснется в совсем других усло­виях. Сейчас рядом с ее кроватью сидел брат, он нежно держал руку сестры, как будто неосторожное движение могло разбить этот нежный сосуд. По всей палате стоя­ли различной формы и величины вазы, наполненные цветами. Тихо играла успокаивающая музыка.

– Она проснулась с криком. – Руди не повернул головы на шаги Евы, продолжая смотреть в лицо се­стры. – Звала меня на помощь. Она издавала какие-то нечеловеческие звуки. – Он взял тонкую, длинную ла­донь Пайпер и провел ею по своей щеке. – Я был ря­дом, но она не узнавала меня, а когда к ней подошла медицинская сестра, набросилась на нее с кулаками. Она не понимала, где находится. Ей казалось, что она все еще… Ей казалось, что он все еще с ней.

– Она сказала что-нибудь, Руди? Она назвала его имя?

– Она прокричала его!

Руди поднял лицо, Еве оно показалось маской мертвеца. В нем не было ни кровинки, и оно напо­минало восковой слепок.

– Да, она назвала его имя, – сказал Руди, пытаясь взять себя в руки. – «О Саймон, не надо! – кричала она. – Саймон, не надо! Не надо, не надо, нет! Не де­лай этого опять!»

Жалость к обоим пронзила сердце Евы.

– Руди, мне надо поговорить с ней.

– Ей необходимо поспать. Ей надо забыть все это. – Он поднял свободную руку и поправил Пайпер сбив­шиеся волосы. – Когда ей станет лучше, когда она бу­дет в состоянии передвигаться, я заберу ее отсюда. Ку­да-нибудь в теплое солнечное место, где много цветов. Там она излечится от всего этого. Я знаю, что вы думае­те обо мне, о нас. Меня это не волнует.

– Не имеет значения, что я думаю о вас. Только ее состояние имеет значение. – Ева подошла к кровати с другой стороны, чтобы видеть его лицо. – Не кажется ли вам, что она выздоровеет быстрее, если будет знать, что человек, который сделал с ней все это, арестован? Мне необходимо поговорить с ней.

– С ней сейчас нельзя разговаривать об этом. Вы не можете понять, что она переживает, каково ей сейчас!

– Я могу понять. Я знаю, через что она прошла. Я очень хорошо представляю себе, через что она про­шла, – повторила Ева, четко выговаривая каждое слово и глядя прямо в глаза Руди, который с интересом смот­рел на нее. – Поверьте, я не сделаю ей больно. Я хочу изолировать этого человека, Руди, прежде чем он сдела­ет то же самое с кем-нибудь еще.

– Ну, хорошо, – сказал он после некоторого раз­мышления. – Но я должен быть здесь. Я могу ей пона­добиться. И доктор, доктор тоже должен находиться здесь! Если ей станет плохо, он сможет вновь успокоить ее.

– Ладно. Но вы не должны мешать мне работать.

Руди кивнул и снова посмотрел на лицо Пайпер.

– Скажите, сможет ли она… Как долго… Если вы знаете, что сейчас с ней, сколько времени ей понадо­бится, чтобы все это забыть?

– Она никогда не забудет этого, – сказала Ева грустно. – Но она научится с этим жить.

ГЛАВА 19

– Это постепенно приведет ее в себя. – Доктор был молод и, судя по всему, еще сохранил любовь и предан­ность своему искусству. Он ввел лекарство сам, не став обращаться за помощью к медсестрам или своим ассис­тентам. – Я дал ей медленно действующий препарат, через некоторое время она проснется и не будет слиш­ком возбуждена.