- Нет, не может!
      Таграй испуганно посмотрел на доктора, перевел вопрошающие глаза на Андрея Андреевича и опять на доктора.
      - Почему, доктор? - удивился Андрей Андреевич.
      - Я сказал: не может - и все! - уже сердито заявил доктор.
      - Доктор, вы же мне говорили, что я здоров? - спросил Таграй.
      - Для чего здоров, а для чего и нездоров. А вообще ты иди, немного погуляй. Иди, иди, Таграй. Нам одним нужно поговорить.
      Недовольно оглядываясь, Таграй вышел.
      - В чем дело, Модест Леонидович? Что он, действительно нездоров? Надо бы посмотреть, а вы выпроводили его.
      - Незачем мне смотреть! Они у меня и так все как на ладони. Вот листы диспансеризации учеников.
      - Ну, и что, он болен? Сердце не годится?
      - Нет, не болен. Но ты, Андрей Андреевич, не дело задумал!
      - Вот это замечательно, доктор! Давно бы на "ты" нужно перейти.
      - Прошу прощенья. Это - сгоряча.
      - Пожалуйста, пожалуйста! Мы с вами ведь давнишние приятели. Можно сказать, пионеры на Севере.
      - Я смотрю, Андрей Андреевич, нечего вам делать на своей заставе. Вот вы и выдумываете всякую чертовню. Летчика ему захотелось сделать! Чтобы он напоролся где-нибудь на торос?
      - Модест Леонидович, этот вопрос решен. Поглядите, пожалуйста, в листок Таграя.
      - Мне смотреть нечего. Я наизусть их всех знаю. Вот он, листок! Сердце - в норме, нервы - в порядке, а для вашего брата больше ничего и не требуется. А его глазами можно отсюда рассматривать Америку.
      - Вот и отлично! Я только, доктор, буду просить вас никому не говорить, что Таграй учится летать.
      - Это почему же? Что за секрет?
      - Он будет приезжать ко мне под видом обучающего моих бойцов чукотскому языку.
      - Тайну мы умеем держать не хуже вас. Но только я ни черта не понимаю во всей этой истории, - развел руками доктор.
      Андрей Андреевич засмеялся.
      - Модест Леонидович, здесь ничего особенного нет. Дело в том, что если заранее все будут знать, что Таграй учится летать, - это одно дело. И совсем иное, когда он стоит, предположим, около самолета, кругом народ, он влезает в кабину... вспорхнет и полетит один.
      Доктор, видимо, представил себе этот момент и улыбнулся, а Андрей Андреевич продолжал:
      - Ведь это же целая революция! Какой удар по шаманству! Ведь эти гады до сих пор распространяют болтовню, что в летчиках злые духи сидят.
      - Доля правды и резона во всем этом деле есть, - сказал доктор. - Ну ладно. Летать он, конечно, может. Только, Андрей Андреевич, пожалуйста, выкрутасы воздушные не устраивайте. Разные там фокусы-мокусы, петли ваши... - и доктор смешно изобразил все это руками в воздухе.
      Таграй стоял у больничного крыльца и с нетерпением дожидался Андрея Андреевича.
      У ПОГРАНИЧНИКОВ
      Человек в дубленом русском полушубке с бараньим воротником сидел в школьном зале. В одной руке он держал шапку-ушанку, в другой - большие рукавицы из оленьих лапок. Время от времени он покручивал рукавицами в воздухе.
      Мимо него прошла школьная сторожиха чукчанка. Она посмотрела на него и молча с усмешкой показала колокольчик.
      Не торопясь, вразвалку, как утка, она шла по длинному коридору и звонила около каждой двери, долго размахивая колокольчиком.
      Позвонив в свое удовольствие, сторожиха с той же усмешкой прошла мимо красноармейца обратно.
      В старших классах окончился последний урок. С шумом выбежали ученики и, увидев пограничника, окружили его. Каждый спешил поздороваться.
      - Мне Таграя нужно, - сказал пограничник.
      - Он придет. Он в классе, с учителем разговаривает.
      - Таграй, Таграй!
      - Таграй, Чельгы Арма* приехал. На многоголосый крик вышел Таграй вместе с Николаем Павловичем.
      [Чельгы Арма - Красная Армия.]
      - Товарищ Таграй, я приехал за вами по распоряжению начальника. Нарта стоит около школы, - сказал красноармеец.
      - Подождите, подождите! Ему же пообедать нужно, - вмешался учитель.
      - Начальник сказал, что пообедать можно у нас в погранпункте. Мы успеем приехать к обеду.
      Таграй вопросительно посмотрел на учителя и, не встретив возражения с его стороны, сказал:
      - Хорошо. Я быстро оденусь. До свидания, Николай Павлович. На весь выходной уезжаю.
      Он сорвался с места и побежал.
      Красноармеец поднял собак и, приготовив упряжку, сел с остолом в руках на нарту.
      Кругом него стояли ученики.
      - Слушаются тебя собаки? - спросил кто-то из учеников.
      - Еще как! И остолом тормозить не нужно. Только слово скажу - и сразу останавливаются.
      - А давно ты научился управлять ими?
      - У нас, в Орловской области, с малолетства ездят на них, - шутя заметил он.
      - Там у вас, должно быть, другие собаки?
      - Такие же, на четырех ногах.
      - Кони на четырех ногах у них, - подал голос ученик, стоявший сзади.
      Подбежал Таграй. Он взглянул на упряжку и весело сказал:
      - Давай, я буду управлять собаками.
      - Не полагается, товарищ Таграй, - ответил пограничник. И, желая смягчить свои слова, добавил: - Садитесь, садитесь.
      Нарта побежала мимо больницы.
      - Тагам, тагам! До свидания, доктор! - крикнул Таграй и помахал рукой.
      Доктор стоял на крыльце и тоже махал. Он смотрел вслед убегавшей нарте и думал:
      "Вот черт! Увез все же парня. Летчика готовить! Да из такого пария я бы лучше доктора сделал!"
      Домб пограничников расположились у самого берега моря. Виднелись мачты радиостанции и красный флаг, развевающийся по ветру.
      Часовой с винтовкой в руках пропустил нарту и вновь зашагал по скрипучему снегу.
      Упряжка подбежала к небольшому домику Андрея Андреевича Горина, стоявшему в стороне, и остановилась.
      - Здорово, Таграй! - встретил его Андрей Андреевич. - Приехал?
      - Приехал, товарищ начальник! - сказал Таграй, по-военному отдавая честь.
      Небольшой кабинет Андрея Андреевича был прост. Здесь стоял письменный стол, несколько стульев. Над столом висел портрет Сталина; пол закрывала огромная шкура белого медведя "собственного производства", как говорил о ней Андрей Андреевич; на одной из стен висела карта Чукотского округа. Карта настолько большая, что на ней были все населенные пункты, все бухточки, заливчики, самые незначительные речушки и ручьи.
      Таграй засмотрелся на карту.
      - Вот она какая, Чукотка! - воскликнул он. - У нас в школе карты, на которых вся Чукотка со спичечную коробку.
      - Понравилась?
      - Да. А что означают, Андрей Андрей, эти линии - зеленые, красные, черные?
      - Это мои маршруты, Таграй, по которым я летал. Сам для интереса вычертил. Вроде самолетная дорога. Вот смотри - прямая дорога в Чаун, на реку Амгуэму, а это - дорога в хребты.
      - Андрей Андрей, ты же всю Чукотку облетал!
      - Конечно. На собаках попробуй столько объехать. Научишься летать - и ты везде побываешь.
      - Только, Андрей Андрей, я, наверно, не научусь, - с сомнением сказал Таграй.
      - Я тебе дам "не научусь"! Попробуй, не научись!
      Таграй довольно засмеялся.
      Андрей Андреевич взял телефонную трубку.
      - Как у вас там с обедом? Давно готово? Ну хорошо.
      - Никогда не говорил я по телефону. Можно и голос узнать? - спросил Таграй.
      - Конечно. Вижу я по твоим глазам, что охота тебе поговорить по телефону.
      - Правильно, Андрей Андрей. Ведь интересно!
      - Ну ладно. Вон видишь тот дом - столовую? Там же и красный уголок. Беги, оттуда поговоришь со мной. Я вызову тебя.
      Таграй убежал.
      Андрей Андреевич подошел к телефону:
      - Дежурный, сейчас придет к вам Таграй. Дайте ему трубку поговорить со мной. Да нет! Просто для интереса: ему хочется поговорить со мной по телефону.
      Андрей Андреевич стоял около телефона и, приложив трубку к уху, тихо смеялся.
      - Я слушаю! Таграй? Здравствуй, здравствуй, Таграй. Узнал, говоришь? Близко? Все равно рядом? Вот видишь, как удобно... Что, что? Вот чудак, зачем же мы будем еще разговаривать по телефону, когда я сейчас приду и поговорим без телефона? Нет, нет, Таграй. Мы и так запоздали с обедом. Дисциплину нарушать нельзя. До свидания, до свидания.
      За большим обеденным столом сидели бойцы. Красноармеец-повар подавал обед.
      - У вас - как в школе-интернате, - сказал Таграй.
      - Да, да. И занятия идут у нас каждый день. Садись рядом со мной, предложил Андрей Андреевич.
      Таграй сел, с любопытством присматриваясь ко всему.
      - Товарищ Таграй, как же это вы проиграли партию нашему Смирнову? спросил один из бойцов.
      - Нельзя Красную Армию обыгрывать! - смеясь, ответил Таграй.
      - А начальника зачем обыграли?
      - Начальника - это по дружбе, - вмешался Андрей Андреевич.
      Пообедав, Горин вместе с Таграем пошли в красный уголок. Судя по тому, что здесь стояла классная доска, здесь проводились занятия с бойцами.
      Андрей Андреевич сел за стол и стал раскладывать какие-то чертежи и перелистывать книгу.
      - Ну, Таграй, стенгазету после почитаешь. Иди сюда. Мы сейчас побеседуем.
      И он рассказал Таграю, как они будут заниматься теорией, как потом перейдут к занятиям на практике.
      - Что такое самолет? - начал Андрей Андреевич. - Взять, например, всякий живой организм. Что в нем самое главное? Сердце. А у самолета что самое главное? Самое главное...
      - Мотор, - подсказал Таграй.
      - Ну, правильно. Моторы бывают разные, как разные бывают и яранги. Есть рульмоторы, моторы на шкунах, авиационные моторы. Есть большие, есть маленькие. Одни сделаны прочно, другие - менее прочно, а в общем они все как-то по-одинаковому сделаны, что-то имеют общее между собой.
      - Принцип один и тот же, - вставил Таграй.
      Андрей Андреевич усмехнулся и сказал:
      - Ты меня, Таграй, извини. Я все забываю, что ты имеешь семь классов образования. Я и начинаю поэтому так издалека. Ведь я сам такого образования не имею. Раньше нас не баловали образованием. Примерно в твоем возрасте я больше учился волам хвосты крутить.
      - Как крутить?
      - Ну, пастухом был. А с тобой мы быстро пройдем. Вот день прибавится, посветлей будет - и за штурвал сядем.
      Таграй недоверчиво поглядывал на Андрея Андреевича и думал: "Неужели я научусь летать?"
      Они долго говорили об авиационных моторах. И Горин видел, что основу мотора Таграй знает.
      - Мотор шкуны я на "отлично" изучил, Андрей Андрей. Сам мотористов летом готовил и приучал к чистоте в работе с машиной.
      Андрей Андреевич перешел к несущим плоскостям - крыльям. В разговоре появились слова: ажурные ребра - нервюры, продольные балки - лонжероны, хвостовое оперение и так далее, и так далее.
      - Андрей Андрей, а эту книжку ты мне не дашь домой?
      - Учебник этот? Пожалуй, возьми.
      - Я скажу товарищам, что взял почитать про самолет.
      - Становись! - послышалась команда с улицы.
      Таграй подбежал к окну. Человек двадцать бойцов на лыжах становились в ряд.
      - Что такое? Куда они отправляются?
      - Лыжная вылазка сегодня. Тренировочный пробег.
      - Вот бы и мне с ними побежать!
      - Нет, Таграй. Алек - жена моя - очень просила привести тебя. Пойдем ко мне, кстати, посмотришь и моих карапузов. Ох, и орлы! - похвалился Андрей Андреевич. - Хочешь - по-чукотски, хочешь - по-русски разговаривают!
      * * *
      В квартире Горина вместо ковров лежали пушистые оленьи шкуры. Жена его играла с детьми. На полу валялось множество игрушек. Старший сын стоял около матери и, как видно, собирался затеять какую-то игру.
      - Какомэй, Таграй! - вскочила Алек. - Здравствуй! - добавила она по-русски.
      - Видишь, какое огромное семейство, - не без гордости проговорил отец.
      Он тут же схватил на руки смеющегося черноглазого сына и спросил:
      - Играете?
      - Мотор заводил, - сказала жена, глядя на мужа и сына.
      - А, мотор! Ну-ка, заведи еще, а мы посмотрим.
      Он опустил сына на пол, мать села с ним рядом, и мальчик, несколько смущенный, поглядывал на Таграя. Затем, посмотрев на отца, мальчик протянул руки к голове матери, воображая, что это диск рульмотора. Он сделал руками резкое движение, будто шнуром заводил рульмотор.
      - Че-че-че! - зачихала Алек, как "чихает" мотор при запуске.
      Мальчик немедленно взялся за нос матери. Но "мотор" остановился. Мальчик снова заводил и быстро хватался за нос матери до тех пор, пока "мотор-мамаша" не стала чечекать минуты три подряд.
      - Вот видишь, Таграй! Теперь мотор пошел, - сказал Горин.
      Таграй захохотал, а Андрей Андреевич сел на пол и попросил:
      - А ну, заведи меня!
      Польщенный похвалой, мальчик тем же способом начал "заводить" отца. Андрей Андреевич долго играл с сыном-мотористом, жена любовалась ими с нескрываемой радостью. Таграй смотрел на свою соплеменницу Алек, одетую в очень хорошее платье, веселую, красивую.
      Андрей Андреевич встал.
      - Очень хороший обычай есть у чукчей, - сказал он. - Зайдет гость - и сразу его угощают чаем. А вот она у меня забыла этот обычай.
      - Амынь какомэй! - вскрикнула Алек и, взмахнув руками, бросилась в кухню.
      - Красивая у тебя жена, Андрей Андрей. И на чукчанку не похожа.
      - Ничего подобного. Очень похожа... Ты побудь здесь, Таграй. Я сам пойду приготовлю чай. Ведь ей хочется поговорить с тобой.
      Таграй подошел к столу, на котором лежали тетради и книги.
      - Это кто так пишет? - спросил он по-чукотски вошедшую Алек.
      - Я, - ответила она, обнажив в улыбке свои белые зубы. - Учусь я, Таграй. Андрей заставил учиться. Говорит, нельзя не учиться.
      - Правильно он говорит.
      - Русский язык почти весь выучила, - и она заговорила по-русски.
      - Он, оказывается, и учитель хороший? - удивился Таграй.
      После ужина был вечер самодеятельности. Играла гармошка. Красноармейцы пели, плясали, не думая о том, что они находятся среди снегов Арктики, за полтора десятка тысяч километров от своих родных нолей.
      Впрочем, пограничники вообще настолько привыкали к Северу и так успевали полюбить его, что, когда подходил срок демобилизации, многие оставались работать в различных северных хозяйственных организациях. Они как вольнонаемные работали здесь года два-три и уезжали домой. Но Север манил. И, побывав дома, многие снова возвращались.
      Красноармейский вечер закончился поздно ночью. Таграй не скоро уснул. Сколько новых впечатлений за один день! Он лежал в квартире Андрея Андреевича с открытыми глазами и прислушивался к завыванию пурги.
      Рано утром, в жесточайшую пургу, Таграй вместе с Андреем Андреевичем приехали в школу.
      Едва успел Таграй сбросить дорожную одежду, как сторожиха пошла звонить на первый урок.
      ШАМАН-ЧАЙНИК
      Однажды в хороший зимний день, освещенный холодной золотистой луной, на культбазу приехали Ульвургын и старик Тнаыргын. Оставив нарту у крыльца, они важно и не спеша вошли в мою комнату.
      Судя по внешнему виду, можно было заключить, что Ульвургын, как всегда, отлично настроен. Лицо же старика, более чем обычно сосредоточенное и задумчивое, вызывало беспокойство: не случилось ли чего?
      - Сидели, сидели у себя в ярангах и решили поехать к тебе чай пить, сказал Ульвургын.
      - Значит, не по делу, а просто в гости приехали? Очень хорошо. Раздевайтесь.
      Ульвургын молча здесь же, в комнате, снял кухлянку и понес ее в коридор.
      - И ты, Тнаыргын, раздевайся, - предложил я старику.
      На лице Тнаыргына появилась усмешка. С какой-то стариковской застенчивостью он сказал:
      - Я голый.
      - Как голый?
      - Голый. Без рубашки.
      - А-а! Рубашки нет? Ну ничего. Хочешь, Тнаыргын, я подарю тебе рубашку?
      Старик опять усмехнулся.
      - Рубашка есть, - сказал он. - Велел сшить. Только без пользы валяется она в сенках. Не ношу ее.
      - Почему же?
      - Тело чешется от нее. Без рубашки лучше. Вошь заводится в матерчатой рубашке, - смущаясь, сказал старик.
      - А как же вот Ульвургын в рубашке ходит? Ученики - тоже. Да и я ношу рубашку.
      - Коо, - уклончиво ответил он.
      - Когда была одна рубашка, - сказал Ульвургын, - и у меня чесалось тело. Завел три - перестало. Не все время ношу одну. Меняю. Стало хорошо.
      - Правильно, Ульвургын. А у тебя, Тнаыргын, стало быть, одна рубашка?
      - Да, одна. И та не нужна.
      - Ну хорошо. Не надо - так не надо. Но все же я хочу тебе подарить рубашку. Пусть она будет второй. И если тело зачешется, ты попробуй сними ее и сейчас же надень вторую.
      Старик засмеялся.
      - Запутать следы, как путает старая лиса? И вошь обманывать нехорошо!
      - Принимай подарок, Тнаыргын. Будет у тебя две рубашки, - сказал Ульвургын.
      - Или попробовать, Ульвургын, еще раз? - серьезно спросил старик.
      - Попробуй, - посоветовал он ему.
      Обрядив его в рубашку, мы присели к столу. Поговорили о зимней охоте, о школе, о том, что у чукчанки Анканаут в больнице родился сын; поговорили о новостях, которые были на побережье. Вдруг Ульвургын прервал разговор:
      - Подожди! Если гость приехал, то не сухим горлом он новости рассказывает.
      - Забыл, забыл, Ульвургын! Сейчас приготовим хороший, крепкий чай.
      Между тем я совсем не забыл. Я давно хотел продемонстрировать Ульвургыну действие электрического чайника. Показать его просто, что называется, ни с того ни с сего, мне не хотелось. Я несколько месяцев ждал удобного момента показать чайник. И теперь случай подвернулся.
      Мои друзья чукчи, любознательность которых я испытывал на каждом шагу, пусть не осудят меня. Показать чайник сразу же после приезда - это одно. И совсем другое - когда прошло уже ползимы, когда всякие новинки исчерпаны и жизнь идет своим обычным, нормальным путем.
      Я хорошо знал, что каждое новшество, с которым приходилось чукчам знакомиться впервые, показанное в соответствующей обстановке, давало прекрасные результаты. Иногда это служило темой многих бесед. Когда-то они уже познакомились с электролампочкой и давно перестали удивляться горящим внутри железным проволочкам. Лампочка никого теперь не удивляла. Но вот электрического чайника они еще не видели и даже не знали, есть ли такой чайник.
      Когда Ульвургын сделал мне замечание по поводу "сухого горла", я вытащил чайник из чемодана.
      - Будем пить из нового чайника, - сказал я несколько торжественно.
      - Ай-ай-ай! Какой хороший дорожный чайник! - вскрикнул Ульвургын и вскочил со стула.
      Я держал чайник, закрыв рукою вилку, а Ульвургын поглаживал его и смотрелся в блестящий никель.
      - Можно пить чай и глядеть, как ты пьешь. Все равно зеркало, восторженно говорил Ульвургын.
      Даже старик Тнаыргын привстал и, заинтересовавшись, подслеповато разглядывал его.
      Когда наконец они сели на свои места, я поставил чайник на угол стола. Затем я взял кувшин с водой, в котором плавали комки нерастаявшего снега. Вода вместе со снегом забулькала и полилась в чайник. Незаметно включив шнур, я стал рассказывать гостям о новых заводах, где вырабатывают много разных вещей.
      - А почему в факторию не привозят такие чайники? - перебил Ульвургын.
      Гости очень охотно поддерживали беседу до тех пор, пока Ульвургын не вспомнил, что они до сих пор еще не попили чаю.
      - Э, ты опять забыл! - сказал он.
      - Нет, я не забыл. Вот сейчас закипит вода, и мы будем пить.
      - Не думаешь ли ты, что она закипит от наших разговоров? усмехнувшись, спросил Ульвургын.
      - Да. Пока мы поразговариваем, чайник будет готов.
      - Что-то я не вижу, чтобы ты был пьян. Разве ты забыл, что чайник не поставлен на огонь? Ведь под чайником нет примуса.
      - Примуса не нужно. Он и так закипит, без примуса.
      Старик Тнаыргын посмотрел на меня укоризненно. Казалось, что он счел неуместными мои шутки, тем более, что попить чаю хотелось.
      - У нас горло ссохнется, если мы будем ждать, когда он закипит у тебя на столе. Может быть, ты вздумал разложить вокруг него костер из твоих бумаг?
      - Да нет же, Ульвургын! Пощупай, он уже теплый стал.
      Мои гости переглянулись между собой и, наверно, подумали: не с ума ли я начинаю сходить?
      Я взял Ульвургына за руку и потянул его пальцы к чайнику. Прикоснувшись, он вдруг положил на него всю ладонь. Затем, привстав со стула, обхватил чайник обеими руками и, тараща на меня глаза, тут же опустил руки.
      - Что такое? - тихо спросил он. - Тнаыргын, пощупай сам. Верно ли, чайник горяч? Не показалось ли мне?
      - Показалось, - не поднимаясь с места, серьезно сказал старик. - Или ты был слепой и не видел, как наливалась в него вода со снегом?
      Ульвургын виновато посмотрел на старика, потом перевел взгляд на чайник и еще раз потрогал его. Чайник был определенно горячий.
      - Руку нельзя держать. Пощупай, Тнаыргын, пощупан его. Что-то я перестал быть Ульвургыном. Я совсем перестал понимать все.
      Лицо Ульвургына было растерянным, взор блуждал.
      Тнаыргын поднялся со стула, едва пощупав чайник, остановился и, согнувшись, молча разглядывал его.
      Потом повернулся к Ульвургыну и кивком головы подтвердил.
      - Правда, горячий? - спросил его Ульвургын.
      - Да, правда, - тихо ответил Тнаыргын.
      Они находились в таком состоянии, что явно хотели услышать человеческий голос.
      - Садитесь, садитесь, - сказал я им. - Скоро вода закипит, и мы будем пить чай.
      Они сели, уставив взгляды на чайник.
      Вдруг чайник запел. Старики насторожились и опять переглянулись.
      - Это электрический чайник. Как лампочка нагревается.
      Они жадно смотрели на чайник, и казалось, что не слышали моих слов.
      Из носика чайника повалил пар, затанцевала крышка, и мои гости одеревенели.
      - Какомэй! Шаман-чайник! - рассмеялся вдруг Ульвургын.
      - Видишь, я не шаман, а заставил воду закипеть без огня. Пусть ваш шаман попробует так сделать.
      И когда напряжение прошло, Ульвургын удивленно спросил:
      - Почему так получилось?
      Я стал объяснять. В столе у меня был кусок шнура. Обнажив проволочки, я рассказал, как с берега, где стоит ветродвигатель с моторами, по проводу идет тепло к чайнику. Они внимательно разглядывали шнур, чайник с двумя гвоздиками сзади и удивлялись.
      - Почему так? - разводя руками, говорил Ульвургын.
      - А ты помнишь, Ульвургын, - сказал старик, - раньше, когда у нас не было спичек, как мы добывали огонь? Вертелом. Ведь тетива вертела - она всегда становилась теплой.
      Я наблюдал, как они по-своему искали объяснения этому чуду двадцатого века. Но объяснить им хорошо я не мог: у меня для такого "ученого разговора" не хватало чукотских слов.
      Старики были так поражены и удивлены чудесным чайником, что вдруг, совсем неожиданно, собрались уезжать. Они уехали, забыв даже о чае. А может быть, с первого раза не захотели пить из таинственного чайника.
      Я послал за Таграем.
      Последнее время Таграй что-то загрустил. Он сторонился товарищеской компании и весь ушел в книги. Я объяснял это его страстным желанием возможно скорей изучить самолет, но учителя были иного мнения. Они говорили, что Таграй, кажется, увлекся Леной Журавлевой. Таграй, с которым у меня были приятельские отношения, никогда мне об этом не говорил, и я решил, что догадки учителей не имеют основания. А может быть, это новое чувство наполнило его неожиданно, вдруг, и он не решался идти со мной на откровенный разговор?
      Вскоре пришел Таграй. Он сидел у меня, очень серьезный и немного взволнованный. С необыкновенной теплотой он рассказывал о горбуне Квазимодо из "Собора Парижской богоматери". Однако, увидев на столе чайник, остановился и спросил:
      - Что это? Чайник такой?
      - Да, чайник. Электрический.
      - Электрический?
      Он вскочил со стула, подбежал к столу.
      Таграй из уроков физики знал уже о нагревательных приборах, и все же чайник его очень заинтересовал.
      - Можно вскипятить? - спросил он.
      - Таграй! Совсем недавно я хотел угостить из него Ульвургына и старика Тнаыргына. Но они так удивились, что забыли попить чаю и уехали домой.
      Таграй звонко расхохотался и спросил:
      - Ты знаешь, почему они уехали?
      - Нет, не знаю.
      - Они помчались скорей сообщить эту новость. И я думаю, что они будут пытаться устроить такой же чайник у себя в яранге.
      - Как устроить?
      - Они, конечно, его не сделают, но будут пытаться сделать.
      - Серьезно?
      - Я так думаю. Ульвургын очень любит такие вещи. Про него рассказывают: раньше он делал граммофон, не сделал только. Верно, верно! Мне так рассказывал отец.
      Предположение Таграя оправдалось. По приезде домой Ульвургын позвал колхозного моториста Айвана и сказал ему:
      - Поскорей настрой рульмотор!
      - Зачем, Ульвургын? Кругом лед, никуда не поедешь!
      - Не ехать, а чай будем пить от мотора, - сказал он и тут же сообщил людям новость.
      Новость была такая, что поверить в нее не всякий согласился. Но когда ее уж подтвердил старик Тнаыргын, в толпе раздались возгласы удивления.
      Ульвургын быстро вошел в ярангу, достал хранившуюся у него проволочку, обернул ее ситцевой тряпочкой настолько аккуратно, что создалось полное впечатление электрического провода.
      "Электромонтер" сидел на шкурах и уже крутил в руках обыкновенный закопченный чайник. Напротив сидел Тнаыргын. Он смотрел на работу Ульвургына и изредка отвечал на его вопросы. Работа была сложная. Не так-то просто забить два гвоздика в заднюю стенку чайника. Но Ульвургын справился с этой задачей. Железные подполозки к нартам потолще, чем стенки чайника, однако сколько дырочек в них приходится сверлить! Скоро два болтика от нарты прочно сидели в задней части чайника.
      - Посмотри, Тнаыргын, - так ли они торчат, как у того чайника?
      Старик посмотрел, пощупал и пришел к заключению, что работа сделана хорошо.
      Из моржовой кости Ульвургын выпилил две круглые штучки - наконечники к шнуру, просверлил в них дырочки, в которые плотно входили гвоздики чайника.
      - Готово! - крикнул Ульвургын. - Заводи мотор, Айван!
      "Электрический" провод он перекинул через верхнюю балку, протянул ее через круглую отдушину полога в сенцы. Мотор фырчал и не заводился. Но после долгих усилий моториста он заработал.
      - Останови! - командовал Ульвургын. - Вот здесь мы прицепим мою веревочку, чтобы она крутилась. Малый ход только давай, как бы не соскочила.
      От вращения рульмотора, по расчетам Ульвургына, должен был нагреваться его самодельный шнур. И когда мотор был запущен, Ульвургын сидел у чайника и не отрываясь следил за ним. Но случилось самое невероятное. Шнур стал наматываться, и пока Айван успел остановить мотор, чайник, расплескав воду, вылетел в сенцы.
      Подъезжая к яранге Ульвургына, мы заметили около нее толпившихся людей.
      - Вон, смотри, - сказал Таграй. - Тут что-то делается.
      Мы вошли в ярангу.
      - Здравствуй, Ульвургын! Теперь я приехал в гости к тебе.
      - Здравствуй, - сказал он. - Только "сухим горлом" будешь разговаривать. Сделали такой же чайник, как у тебя, а он не годится.
      Ульвургын лежал на спине, держал в руке чайник и разглядывал его.
      - И что такое? - разочарованно спросил он. - Как будто все правильно сделал.
      Таграй лег на живот около Ульвургына, взял у него чайник и расхохотался.
      - Так и не закипел? - спросил он.
      - Нет.
      Таграй сочувственно покачал головой.
      - Электричества здесь нет, - сказал он. - Прежде чем ему вскипеть, надо выработать электричество. Я вот привез такой ветряк - в школе мы сделали, - и если его установить на мачте от вельбота, то в яранге загорится свет.
      - Где у тебя то, что ты привез?
      - На нарте лежит. Давайте мачту, и мы сейчас устроим, если хочешь, сказал Таграй.
      - Айван, принеси мачту! - крикнул Ульвургын мотористу.
      - Мачту? Она снегом завалена. Раскопать придется.
      - Раскопай.
      Целый час возился Таграй с установкой ветряка. Молодые парни старались точно выполнять его указания. Мачта с оттяжками стояла так прочно, что никакой ветер не мог бы свалить ее.
      Таграй пристроил динамомашину и выбежал на улицу. Лопасти ветряка работали хорошо.
      В яранге и около яранги было множество народа. И когда все было готово, Таграй ввинтил электролампочку и включил свет. Свет был настолько яркий, что люди, сидевшие в яранге, заморгали.
      Ульвургын закрыл глаза ладонью и, затаив дыхание, смотрел на лампочку сквозь растопыренные пальцы.
      - Вот видишь, как делается электричество? В машинке делается оно. От кино взяли машинку, - рассказывал Таграй.
      - А в машинку кто его впускает? Ветер?
      - Да, да, ветер.
      - И бензина не надо?
      - Нет, только ветер.
      - Ай, ай, ай! Сколько у нас ветру! Почему фактория не привозит такие машинки! Ведь мы сами сделали бы крылья для ветра.
      Таграй взял лампочку вместе с проводом и пошел в сени, где тоже толпились люди. Собаки, лежавшие здесь, с лаем бросились вон.
      - Какомэй, Таграй! - кричали все, удивляясь.
      Таграй снова вышел на улицу, посветил лампочкой на лопасти, - ветряк работал превосходно.
      - Таграй, неси сюда свет! - позвал его Ульвургын.
      С лампочкой в руке Таграй влез в полог.
      - Таграй, если ты сделал такой свет в моей яранге, то пусть теперь закипит чайник.
      - Ульвургын, одна собака может тащить тяжело груженную нарту? спросил Таграй.
      - Нет. А зачем тебе?
      - Это пример такой. Груженую нарту могут потянуть только собак двенадцать. На культбазе ветряк большой. Он много тянет. А этот ветрячок маленький, все равно одна собачья сила. Его силы хватает только на одну лампочку. Вот если здесь установить ветряк сил на пятьдесят собачьих, то во всех ярангах загорятся лампочки и закипят чайники. Но все равно твой чайник не закипел бы.
      И Таграй подробно начал рассказывать, почему не годится чайник Ульвургына.
      ДОБРОВОЛЕЦ КТУГЕ
      Председатель чукотского рика Кукай ходил по учреждениям культбазы. Плотный, кряжистый, лет сорока на вид, невысокого роста, с живыми, умными глазами, он внимательно присматривался ко всему.