Баня сразу же завоевала большое место в нашей воспитательной работе и в жизни школьников. Школьники ожидали ее с нетерпением, как большого события, и часто спрашивали:
      - Когда будет еще баня?
      Через школьников о бане узнали далеко за пределами культбазы. Не говоря уже о том, что наша "классная дама" Панай усвоила привычку мыться, многие чукчи стали приезжать в баню.
      Около бани собирались целые очереди желающих "обливаться теплой водой". Правда, вымывшись, бронзовые чукчи напяливали меховую кухлянку прямо на влажное тело, не обтираясь и не надевая рубашки. Но брешь была пробита.
      КЛАССНЫЕ ЗАНЯТИЯ
      Однажды Таня, войдя в класс, увидела больничного сторожа Чими. Наверное, интерес к грамоте возник и у него. Чими стоял около классной доски и вслух протяжно читал написанное слово:
      - Со-па-ка.
      Все ученики сидели на своих местах и, по-видимому, писали в тетрадях ту же "со-па-ку".
      Таня остановилась в дверях, но как только Чими увидел ее, он смутился и поспешил немедленно скрыться. Однако ребята уже успели научиться у Чими неправильно писать слово "собака". Целый урок учительница вынуждена была посвятить исправлению "сопаки". Некоторые звуки, обычные для русского языка, отсутствовали в чукотском.
      Переводчик Алихан знал русский язык, но круг его представлений был такой же, как и у всех его сверстников. Поэтому Алихан очень часто, не уясняя себе мысли учительницы, говорил чепуху с видом человека, выполняющего исключительно сложное и ответственное дело.
      Два месяца труднейшей работы миновали. За это время много узнали и сами учителя. Они нащупали какие-то неведомые пути взаимопонимания. Они почувствовали себя ближе к детям. И на третий месяц, при исключительном внимании и интересе со стороны детворы, Таня уже отлично "рассыпала" чукотские слова на отдельные отрывистые и протяжные слоги. О том, что можно дробить и складывать слова, дети не подозревали. Они никогда не слышали, что речь содержит отдельные слова, слова - слоги, слоги - звуки. Но когда узнали об этом, то и русская речь стала понятней и ясней.
      Наши классные занятия ни в какой мере не напоминали занятий в обычных школах.
      Не проходило и одного дня, чтобы на наших уроках не присутствовал кто-нибудь из приезжих родителей. Они тихо сидели, старались никому не мешать, а дети с восторгом щеголяли перед ними своими маленькими знаниями. Класс представлял замечательное зрелище: стоят чистенькие столики, за ними десятка полтора остриженных и одетых в школьные блузы чукотских детишек, среди них - учительница, а на полу - в проходах, в углах - сидят в меховых одеждах отцы и матери чукчи.
      Эти взрослые люди не понимали: как это можно "рассыпать" чукотское слово? Родители наблюдали за детьми и удивлялись, что маленькие понимают что-то совсем непонятное большим охотникам, убившим на своем веку немало тюленей, песцов, моржей и белых медведей.
      Что такое? Эта белолицая девушка сказала что-то по-чукотски? Язык ее произнес "ватап"*. Ватапом питаются олени. Зачем она шутит с этим словом и "рассыпает" его? Не лучше ли поосторожней обращаться с таким словом? Без ватапа олени становятся худыми и замерзают в пургу.
      [Ватап - по-чукотски - ягель.]
      Учительница, как фокусник, быстро показывает то одну бумажку, то другую, на которых нарисованы буквы, и дети, видимо, узнают то, что показывает она.
      Вот они все разом повторяют за учительницей слово "ватап". Учительница ставит слово - буквы разрезной азбуки - на доску и "разрезывает ватап" на части. Одну часть учеников заставляет произносить, "ва", другую - "тап", потом всех вместе - целиком все слово. Такое обращение со словом "ватап" пугает чукчей. Разве это слово - тяжесть, что нужно разбивать его на части? Ведь это не морж, которого человек не может поднять целиком!
      Какой-то старик, полный тягостных сомнений, поднимается с полу и медленно подходит к учительнице. Старик тихо что-то говорит, упоминая слово "ватап".
      - Что такое сказал старик? Переведи мне, Алихан.
      - Старик спрашивает: "Скажи, белолицая девушка, разве ватап имеет голову и хвост?"
      Таня в полнейшем недоумении. Она стоит со стариком рядом и смотрит на него растерянно. Старик озадачил учительницу и, довольный собою, ожидает, что скажет эта "белолицая".
      - Наверно, начало этого слова - голова, а конец - хвост! - поясняет Алихан.
      - Да, да, старик! - с радостью подхватывает Таня объяснение Алихана. Голова и хвост. Вот это - голова, а это - хвост, - показывает она старику на отдельные слоги слова "ватап".
      Теперь старик и вовсе ничего не понимает. А дети, ухватившись за такое сравнение, легче осваивают механику словообразования.
      - А скажи, Таня-кай, бывают такие слова, которые имеют и голову, и туловище, и хвост? - спрашивает Таграй.
      - Бывают, бывают! - весело отвечает Таня.
      - Назови одно! Интересно узнать, - говорит он.
      Таня ищет это слово, но на скорую руку никак не попадается подходящее. Наконец она останавливается на слове "А-ли-хан" и расставляет его на классной доске по слогам. Самые бойкие ученики читают, и вдруг в классе проносится:
      - Алихан! Алихан!
      Разом все оглядываются на мальчика и довольно смеются.
      - Вот оно, какое туловище!
      - Это - голова, это - туловище, это - хвост, - с холодной рассудительностью, не позволяя отклоняться в сторону смешного, говорит Таня. - Только это не настоящая голова, туловище и хвост. Это все равно что начало, середина и конец. Первый слог, второй и третий.
      Но никакое серьезное отношение учительницы не помогло. Как только урок кончился, немедленно Алихана окружили ученики. Маленький Рультынкеу ухватил его за ноги и говорит:
      - Смотрите на его "ханы". А это у него "ли"... - И, показывая пальцем на голову: - Это его "А".
      Долго потом звали Алихана "по частям".
      - Ну и дела! - сказала Таня, войдя в учительскую. - В словах разыскали какие-то хвост, голову и туловище. Наверно, в следующий раз захотят найти руки, уши и глаза. Так как-то само собой получилось.
      И Таня со смехом рассказала подробности проведенного урока.
      - Удачно! Удачно! Можно сказать - все средства хороши для достижения поставленной цели. Придется и мне воспользоваться этим методом, - сказал Володя, - а то у меня что-то не клеится со слиянием слогов.
      Так, с многочисленными, часто совершенно непредвиденными казусами, протекали классные занятия.
      К чести чукотских ребят нужно сказать, что, несмотря на все сложности обучения их грамоте на незнакомом им русском языке, малыши к концу учебного года свободно читали и списывали простые фразы.
      Уроки арифметики чукотские дети любили не менее "разговора на бумажке". Но здесь помехой являлся их обычный счет пятерками, по числу пальцев на каждой руке и ноге. Взрослые чукчи таким счетом пользуются очень хорошо в пределах тысячи. Они редко ошибаются, хотя считают довольно долго. Для большего удобства они иногда снимают обувь, и счет производится на двадцати пальцах рук и ног. Пять человек составляют сотню.
      Проезжая однажды по кочевым стойбищам, я заметил на склоне горы небольшое стадо оленей. Сидя на нарте, я легко пересчитал его. Оленей было сто двадцать восемь. Когда я спросил хозяина, владельца стада, сколько у него оленей, он не мог мне ответить.
      - Мы не считаем. Но если хоть один олень пропадет из стада, глаза мои узнают сразу.
      - А можешь ты посчитать?
      - Если тебе нужно, посчитаю. Только долго буду считать. Поезжай пока в ярангу, а потом я принесу счет.
      В яранге мы успели попить чаю, закусить, переговорить с хозяином обо всем, а часа через два пришел наш "подсчетчик". Он назвал цифру - сто двадцать восемь. Старик крайне удивился такому множеству оленей.
      - Наверно, ты ошибся. Так много оленей никогда у нас не было.
      Старик решил проверить. Он знал каждого оленя и поэтому немедленно, не выходя из яранги, занялся подсчетом. Для этого он разулся и через три часа сообщил, что подсчет произведен правильно. Натуральный "арифмометр", состоящий из пальцев рук и ног, был для подсчета такой цифры недостаточен. Старику оленеводу потребовались для этой цели все члены семьи, состоящей из пяти человек, кроме того, он пригласил двух человек из соседней яранги.
      В школе детям приходилось считать десятками. И успевали они не хуже детей в обычной школе.
      Урока арифметики ребята ждали с огромным интересом и занимались с удовольствием.
      В начале занятий, пока учителя не изучили ребят, были большие осложнения с решением простых задач. Учителям трудно было толково и понятно объяснить условие задачи, а главное - все задачи были вымышлены, и дети считали их "лживыми".
      Услышав условие задачи, школьники непременно спрашивали:
      - Когда и где это было?
      И когда выяснялось, что этого факта в действительности не было, они говорили:
      - Эта задача, которую ты нам даешь, - лживая задача, и решать ее мы не будем.
      Они требовали, чтобы в основе задачи лежал факт, и обязательно правдоподобный.
      - Охотник Уквылькот, - читает учитель условие задачи, - в первый день убил пять тюленей. На другой день он убил еще шесть. Сколько всего за два дня убил Уквылькот тюленей?
      - Это какой Уквылькот? Яндагайский, что ли? - немедленно раздаются голоса со всех сторон.
      - Ну, хотя бы яндагайский.
      Дети начинают смеяться. Потом выясняется, что яндагайский Уквылькот очень ленивый охотник и что больше двух тюленей он никогда в жизни не убивал. И то это такие тюлени, которые сами лезли ему под ружье.
      - Как же мы будем решать такую лживую задачу?
      В первые дни совершенно невозможно было преодолеть конкретное мышление чукотских детей. Отвлеченное мышление раздражало их. Они считали учителя по меньшей мере выдумщиком, вернее - лгуном.
      Подбор правдивых задач отнимал много времени. Их надо было искать на чукотских промыслах.
      Учителя специально выезжали в чукотские стойбища, вели разговоры с охотниками и там "составляли задачи". В поисках задач учителя хорошо познакомились со всеми видами промысла, узнали многих охотников. Часто учителя составляли задачи на пушной фактории, присутствуя при торговых операциях.
      - Нет, это невозможная вещь! - с легкой досадой говорила Таня. - А дальше как? Ведь искать задачи для второго класса будет еще сложнее. Надо будет тогда включить в штат специального искателя задач!
      К концу года решено было все же пойти на обман. Условия задач начали составлять на материале дальних охотников, которых дети плохо знали. Таким образом постепенно ребята привыкли мыслить отвлеченно.
      ИЗ ДНЕВНИКА ДЕЖУРНОГО ВОСПИТАТЕЛЯ
      Записи учительницы
      "10 января 1929 года.
      Все острей и острей чувствуется незнание чукотского языка. Мы совершенно безоружны. Мой переводчик Алихан не всегда под рукой, к тому же он часто и сам не уясняет себе все то, что я хочу сказать.
      Алихан устает от постоянных переводов.
      - Скоро мой язык устанет разговаривать, - жалуется он. - Наверно, я разговариваю больше всех на земле.
      И действительно, Алихан сначала выслушивает меня, затем переводит ученикам, а после этого переводит их ответ. Видно, что ему очень надоела эта "работа", так интересовавшая его вначале. Алихан очень гордился тем, что новости, сообщенные мною, он узнавал первый. Теперь это его не интересует, и он становится неактивным переводчиком. Нагрузка для такого мальчика, как Алихан, очень велика. Но что же делать? Другого выхода у меня нет.
      Часто приходится прибегать к далеко не совершенным способам обращения с детьми: мимике, жестикуляции. Но что это все значит? С грустью ловишь себя на мысли: что ты за воспитатель, если не можешь провести с ребенком беседу, которая могла бы оказать на него влияние?
      Не помогают и фразы, сказанные на исковерканном чукотском языке. Нередко скажешь что-нибудь по-чукотски невпопад, и это вызывает смех детей.
      Мне понятно, почему они смеются, и я пытаюсь объяснить причину моего плохого разговора. Говорю им, что скоро я научусь "лучше разговаривать по-вашему". Все они кричат:
      - Карэм, карэм, ты не научишься, потому что ты русская, а все русские разговаривают по-нашему смешно. Потом ты женщина, а говоришь по-чукотски как мужчина. Это очень смешно.
      И, вспомнив какое-либо слово, неудачно сказанное мною, они дружно принимаются хохотать.
      Мое положение становится ненормальным: я - учительница, и вдруг становлюсь предметом насмешек со стороны своих учащихся. Правда, эти насмешки носят незлой характер. Пока приходится со всем мириться.
      Воспитательная работа при таком положении хромает, если не на обе ноги, то на одну-то во всяком случае. Замедляется и темп учебной работы. Например, чтобы показать приемы правильного письма, приходится объяснять не всему классу, а к каждому ученику подходить по очереди и по нескольку раз молча демонстрировать.
      С первого дня, как только мне пришлось столкнуться с учениками нашей необычной школы, я сразу почувствовала все трудности работы. Эта новая, незнакомая обстановка выбивает меня из колеи. В педагогическом техникуме, где я училась, все мои познания и представления о народе, среди которого приходится работать теперь, были очень невелики. Я знала, что этот народ живет на Крайнем Севере, в Арктике, занимается охотой и разъезжает на собаках. Вот и все.
      Вступая на путь новой и ответственной работы, необходимо иметь какую-то точку опоры. Эта опора заключается в знании быта, в изучении чукотского языка. Без этого работа вызывает неуверенность, сомнение.
      Хочется много работать, для того чтобы воспитывать этих новых, советских людей, будущих строителей социалистической тундры. И это желание поднимает настроение; тебя все больше и больше влечет к этим милым и приветливым "мохнатым" ребяткам".
      Записи учителя
      "15 февраля 1929 года.
      Все же нам не повезло. Очень трудно прививать культурные навыки чукотской детворе. Недошедший пароход еще более осложнил нашу работу. В самом деле, какой порядок может быть в ученической столовой, когда у нас нет даже мисок? Суп разливается в чайные чашки, а деревянные ложки почти одинакового диаметра с чашкой. Школьники оказываются на положении лисицы в гостях у журавля. Я объяснил ученикам, что у нас плохо с посудой: пароход не дошел до культбазы и купить теперь негде. После этого не успел я отлучиться на минутку в учительскую, как увидел, возвратившись, такую картину: на столе море супа; костюмы, лица - все измазано супом; кругом стружки. Ребята, вооружившись ножами, в один миг обстрогали ложки, приспособляя их к чайной чашке.
      Они со всей серьезностью на лицах заняты изготовлением подходящих ложек.
      - Теперь ложками можно доставать суп с самого дна чашки, - говорит один "деревообделочник", показывая свою изуродованную ложку.
      Некоторые по неосторожности откололи почти половину ложки - и тоже довольны. Половина ложки свободно входит в чайную чашку, и они с восторгом доедают суп.
      22 февраля 1929 года.
      Во время вечернего чая было обнаружено несколько чайных чашек, не совсем чисто вымытых. Некоторые школьники заявили свою претензию к дежурным. Эта претензия меня крайне удивила, так как грязь обычно их мало смущает. Ребята говорят об этом, видимо, для того, чтобы понравиться мне. Они уже знают, что учителя - сторонники чистоты, и поэтому стараются поддерживать ее не для себя, а для учителя. Ну, пусть хоть с этого начинают. Потом войдет в привычку.
      Рультуге-первый лукаво посмотрел на меня и, обращаясь к дежурному ученику, сказал:
      - Почему ты плохо вымыл чашку? Когда я дежурил, ты пил из чистой чашки.
      Трое дежурных приняли этот справедливый упрек молча и с недоумением. Они даже не пытались защищаться, не понимая: в чем, собственно, дело?
      По моему предложению выбираются три плохо вымытые чайные чашки и ставятся на середину стола. Они у всех на виду, и ребята ждут: что же будет с этими чашками?
      - Придется, вероятно, им самим пить из грязных чашек, - говорю я ученикам.
      Грязные чашки пододвигаются к дежурным. Молча они берут их. Дежурных смущает не грязь, а самый факт плохой работы.
      - Вымойте чашки хоть для себя, - говорю я.
      - А мы можем пить и из таких, - заявляет один из дежурных.
      - Нет уж, идите на кухню и вымойте их как следует.
      Сконфуженные дежурные берут каждый свою чашку и очень неохотно направляются в кухню.
      Ручки многих чашек откололись. Все хотят пить чай из чашки с ручкой. Кто же отбивает ручки у чашек? Я попросил виновников поднять руки. Они честно сознались.
      - А почему Тает-Хема не подняла руку? Ведь у нее тоже чашка без ручки, - сказал Рультынкеу.
      - Ручку отбила не я, - горячо возразила Тает-Хема. - Рультынкеу ударил по ручке ложкой, от этого она отвалилась. Вина не моя, хотя чашка и стояла против меня. Я только плохо караулила чашку. Надо было мне держать ее в руках.
      Ребята согласились, что она, пожалуй, в самом деле не виновата.
      28 февраля 1929 года.
      Сегодня наконец удалось установить таинственное "вредительство". Входя в школу, я заметил группу учеников, стоявших на скамейках вокруг лампы. Они с интересом рассматривали разбитое стекло лампы и вздрагивающее пламя фитиля. В широкой части стекла зияла дырочка. Увидев меня, школьники слезли со скамеек и разошлись.
      Ко мне подбежал Лятуге. Он энергично показывал на дырочку в стекле, а потом на учеников. Видно было, что он жаловался на них. Ему надоело ходить и просить новые стекла.
      Было совершенно очевидно, что школьники намеренно разбивали ламповые стекла. Все же я склонен думать, что они это делают не из шалости, - они охвачены "духом исследования". Стекло они видят впервые, а как же не узнать все свойства его!"
      * * *
      Прочитав эту запись учителя, я вызвал школьницу Тает-Хему поговорить с ней о ламповых стеклах.
      Выбор пал на нее потому, что она любила поговорить и откровенно рассказывала о всех школьных событиях.
      Бойкая девочка, с очень красивым лицом, Тает-Хема была любимицей всей культбазы. Она часто забегала в квартиры сотрудников в надежде получить конфеты или еще какие-либо подарки. Этим ее немного избаловали, но это же обстоятельство сделало ее исключительно общительной с русскими. Она держала себя свободно, без тени смущения, и часто даже шутила. Ей было лет девять, но она была самая развитая и самая большая проказница.
      Тает-Хема охотно вошла в учительскую и села на стул, с интересом ожидая вопроса. Каждый раз, когда с ней происходила беседа один на один, она была очень довольна. Тает-Хема знала, что школьники толпятся около двери и с большим нетерпением ожидают ее возвращения. Конечно, ей решать рассказать или не рассказать про разговор. Некоторое время она будет молчать, испытывая их терпение, а потом расскажет подробно, со своими добавлениями.
      Тает-Хема с самым серьезным выражением лица сидит и молчит. Она сгорает от любопытства: зачем ее позвали, какой будет разговор?
      - Ну, что же ты ничего не спрашиваешь? - говорит она наконец, не в силах совладать со своим любопытством.
      - Сейчас, сейчас, Тает-Хема! Вот напишу записку, тогда поговорим.
      - Спрашивай же скорей! - нетерпеливо говорит она.
      Но я намеренно медлю.
      - Расскажи, Тает-Хема: отчего так часто бьются у нас в школе ламповые стекла?
      Тает-Хема делает лукавые глаза и смеется.
      - Наверно, "келе" делает дырочки в стеклах. Он всегда что-нибудь портит.
      На лице у нее появляется таинственное выражение. Она поднимается со стула и, погрозив мне пальцем, шепчет:
      - Подожди немножко!
      На цыпочках она подбегает к двери и смотрит в замочную скважину.
      - Здесь всегда смотрят, - говорит она и вешает на ручку двери свой носовой платок. - Еще смотрят в гвоздевую дырочку.
      Тает-Хема долго ищет ее, - с этой стороны ей не приходилось подсматривать.
      - Вот, вот она! В нее хорошо видно. Ее надо спичкой заткнуть.
      - Зачем же подсматривают, Тает-Хема? Ведь это нехорошо.
      - Нет, хорошо. Очень интересно.
      - Но ты ведь сейчас все закрыла, чтобы никто не смотрел? Значит, подсматривать нельзя, плохо?
      - Зачем им смотреть, когда я сама расскажу потом им. Смотреть надо, когда здесь никого нет наших.
      - Подсматривать и подслушивать разговоры вообще нехорошо. Так делают только плохие люди.
      Тает-Хема немного смущена и молча садится на краешек стула.
      - А дырочки в стеклах делать тоже нехорошо? - спрашивает она и, не дожидаясь ответа, говорит: - Это мальчики делают. Они плюют в ламповое стекло - и там делается дырочка. Таютэгин хорошо плюет сквозь зубы. У других так не получается, у них только трещины.
      - Конечно, нехорошо, так же как и ручки у чашек отбивать. Это все равно как если бы я подошел к байдаре и вырезал ножом дырочку в дне.
      - Нет, там нельзя. Тогда в байдару польется вода и на ней нельзя будет ездить по морю. Затонуть может.
      - Но ведь и лампа коптит, когда в стекле сделана дырочка. А кроме того, у нас скоро стекол не будет. На складе их осталось очень мало. Тогда придется жить в темноте.
      - Скоро придет большое солнце, и без лампы всю ночь будет светло, говорит она.
      - Нет, Тает-Хема, большого солнца еще долго ждать.
      - А кто делает стекла, из чего их делают?
      - Ламповые стекла делают русские рабочие.
      - О, здесь много русских! Пусть они сделают. Ребята все хотят посмотреть, как делают стекла.
      Так неожиданно выяснилась необходимость беседы со всеми учениками о ламповых стеклах, о том, как их делают, где их можно сделать и почему нельзя "устраивать" на них дырочки.
      Происшествие было исчерпано. Лятуге больше не пришлось ходить на склад за ламповыми стеклами.
      Записи учительницы
      "15 марта 1929 года.
      Почти два с половиной месяца существует наша школа. Дежурства ребята несут превосходно. Работу выполняют довольно аккуратно. Каждый старается заслужить всеобщее одобрение.
      В обязанности дежурных входит также и доставка льда с реки на кухню. Лед, нарубленный взрослыми, они с удовольствием подвозят на нарте к школе. Жаль все же, что мы лишены настоящей воды. Наша река промерзла до дна. Из льда или снега вода получается, как говорит доктор, почти дестиллированной [так].
      Сегодня произошел необыкновенный случай: ученик Таютэгин и двое его поддежурных не доставили на кухню лед. Воды не хватило. После обеда детям не пришлось пить чай, который они очень любят. Это событие вызвало большое недовольство.
      - Вы почему же не привезли лед? Может быть, вам тяжело было? спросила я дежурных.
      Все ребята засмеялись, а один из них сказал:
      - Таютэгин самый большой мальчик у нас. Он может тащить сразу двух тюленей! Лед так близко от нас находится, что и устать не успеешь.
      - Выходит, что вчерашние дежурные привозили Таютэгину воду, и он пил чай, а сегодня для них он не захотел привезти? - продолжала я.
      Таютэгин молчал, понурив голову.
      - Ну что же, придется мне сейчас привезти лед. Кто пойдет со мной?
      Изъявили согласие почти все ребята. Я отобрала троих. Не успели мы подъехать к реке, как подбежал Таютэгин и виновато сказал:
      - Пусть я буду привозить лед каждый день. Я был немножко сердит и поэтому не захотел привезти лед. Теперь я хочу. - И он с необыкновенным усердием принялся за работу.
      С большим трудом отстранили его от этой работы в последующие дни, когда дежурили другие.
      18 марта 1929 года.
      По-видимому, наш дневной рацион мало удовлетворяет детей. Правда, в меню очень много мясных блюд: из моржатины, нерпы, заячьего мяса, куропаток, уток - словом, всего того, к чему с раннего детства привык организм наших школьников. Все же дети этим не удовлетворяются. Они часто вспоминают яранги, где можно вволю поесть сырого мяса.
      Вечером Мэри в сопровождении ватаги школьников пробежала с каким-то свертком к нашей "классной даме" Панай. Войдя следом в комнату, я заметила, что Мэри засунула сверток под матрац старушки. Когда я подошла к кровати, Мэри уже сидела на ней и, смущаясь, закрывала глаза руками. Школьники тихонько посмеивались.
      Меня заинтересовало: что же это могло быть?
      Выпроводив детей, я заглянула под матрац. Там оказался кусок сырого моржового мяса, завернутый в грязную тряпку.
      "Бедные дети! - подумала я. - Этот грязный кусок они расценивают как драгоценное лакомство, которое мы не можем им дать, так как возражает врач. Выходит, я им помешала полакомиться".
      Меня больше всего удивляет Мэри. Ведь она дочь Магомета, который побывал в Европе, Америке. Должно быть, и в семье Магомета едят сырое мясо.
      В школе у нас сырого мяса есть нельзя. Об этом знают и родители. Они этого не могут понять и мясо все же привозят, давая его детям украдкой. И дети съедают его, забравшись в укромный уголок, подальше от учителя.
      Видимо, организм их настолько привык к сырому мясу, что отсутствие его сказывается даже на настроении детей.
      Не лучше ли разрешить им есть сырое мясо, но хорошо промытое, чистое?
      23 марта 1929 года.
      По непонятным мне причинам ученики сегодня попросили к столу соли. Соль принесли, и они быстро ее расхватали.
      - Еще соль есть? - спросил Рультуге-первый.
      - Есть.
      - Дай мне соль, я хочу с солью!
      Он посолил суп больше, чем нужно, и стал есть. Ел он торопливо, как будто желая поскорей отделаться, и видно было, что соленый суп ему совсем не по нутру.
      Казалось, он хотел сказать:
      "Смотрите на меня, какой я герой! Пусть кто-нибудь из вас попробует столько соли съесть!"
      По-видимому, дети подражали русским в ущерб требованиям организма. Так склонен был думать и врач.
      Вечером была сильная пурга. В школу никто не заглядывал.
      В такое время у детей всегда пониженное настроение. Они разбрелись по комнатам. Вдруг послышался сильный стук в дверь, который привлек их внимание.
      Открыли дверь. Оказалось, что это приехал Тмуге - отец троих наших школьников. Возбужденный, запыхавшийся, он вбежал в школу, не отряхнув снега. Он разыскал своих детей, быстро выхватил нож из ножен и отрезал у каждого из них по нескольку волосков. Зажав их в руке, он так же быстро направился к выходу, где столкнулся со старухой Панай. Они шепотом о чем-то переговорили, и Тмуге исчез.
      Я вышла вслед за ним на улицу. Пурга свирепствовала, и его уже не было видно. Тмуге умчался в стойбище.
      Пригласив Алихана, я направилась с ним к Панай. С обеспокоенным видом она укладывалась спать. Присев около нее, я спросила:
      - Панай, зачем приезжал Тмуге? Что-нибудь случилось?
      - Да, - со вздохом ответила она. - Тмуге пришел с охоты в пургу. Его чуть не оторвало вместе со льдами от берега. Он очень устал, бежал все к берегу. Напился чаю и лег спать. Ему приснился страшный сон, будто злые "келе" окружили его детей-школьников. Будто "келе" схватили детей и хотели напустить на них порчу. Тмуге быстро оделся, заложил собак и вот приехал сюда, - закончила Панай шепотом, растроганная происшедшим.
      - Панай, ведь ты сама говорила на собрании, что у нас нет злых духов. Почему же теперь ты не успокоила Тмуге?
      - Я говорила. Но, может быть, особенно коварные и успели пробраться к нам? Ведь никто не охраняет дом от злых духов! Нам надо привезти в школу старика с бубном. Пусть живет здесь и отгоняет по вечерам злых "келе", серьезным тоном сказала Панай.
      - Этого еще не хватало! - возразила я. - Нам, Панай, шаманов не нужно. И без них проживем!
      Панай легла спать, и мы с Алиханом вышли. Все же какое неудобство вести подобный разговор через ученика-переводчика! Наверно, он расскажет товарищам о нашем разговоре и еще больше их перепугает. Они болезненно относятся к слухам о коварстве и замыслах злых духов.
      Я попросила Алихана наш разговор с Панай ученикам не передавать, но, кажется, это было совершенно излишне. Теперь Алихан обязательно расскажет, да приплетет что-нибудь и свое.
      Какое беспокойство за судьбу детей! Какое суеверие! Надо же гнать собак тридцать километров в пургу, ночью, чтобы срезать с голов своих детей несколько волосков! Теперь Тмуге умчался к себе в ярангу и, вероятно, усталый, всю ночь будет шаманить, отгоняя злых духов от дорогих ему детей.
      Нет, это просто непостижимо!
      1 апреля 1929 года.
      В семь часов утра я уже не застала детей в постелях. Они успели подняться и умыться. Рассвет будит их раньше времени, точно так же как и завезенных сюда петухов. В полярную ночь петухи не знали, когда кукарекать. Теперь пришло большое солнце, и они поют в неурочное время.
      К моменту моего прихода дети преважно разместились за столом в ожидании завтрака.
      Заглянув в спальню, я увидела, что постели были убраны наспех. Подушки лежали не на месте, небрежно наброшены одеяла. В особенности плохо у девочек. Меня вообще поражает неаккуратность девочек по сравнению с мальчиками. В спальнях мальчиков всегда значительно больше порядка, чем у девочек. Во время классных занятий наблюдается то же самое.
      Мальчики ко всякому делу проявляют серьезное отношение, девочки легкомысленное и нередко шаловливое.
      Осмотрев спальни, я вернулась и предложила всем девочкам привести свои постели в обычный порядок.
      Все же мы не преодолели всех трудностей. Прошло всего два дня, как каждому школьнику выдали чистое полотенце, а оно уже напоминает портянку.
      Школьники до сих пор умываются только потому, что их заставляют. Умываются они быстро и неряшливо. По-видимому, мы рано положились на их самостоятельность и перестали назначать дежурного воспитателя во время утреннего умывания. Надо опять разъяснить им, как обращаться с полотенцем, с носовым платком, с личными вещами. Дети все еще не умеют пользоваться всем этим. Например, полотенце они вешают на спинку кровати и, когда укладываются спать, вешают на него грязные торбаза. Некоторые ухитряются засунуть торбаза на одну из полочек тумбочки, где лежит чистое белье, между тем верхнее платье, свернув в узелок, складывают на пол под кроватью.
      Когда им говоришь об этом, они только удивляются:
      - А разве на полу под кроватью грязно? Разве люди ходят под кроватью?
      Часто они не понимают, для чего все это делается. Дома они очень практичные и все ненужное и искусственное презирают. Такое отношение у них пока ко всем нашим новшествам.