20

Утробно бурчавший и жалующийся на судьбу, на владельцев и на дороги «кентавр» вдруг чихнул, фыркнул и затих. Лязгнули отбитые в последние дни потроха, и машина остановилась. Навалилась тишина. Не открывая глаз, я слышал, как мрачно проворчал что-то нелицеприятное в адрес Вселенной вообще и автомобилестроения в частности Герайд. Затем щелкнула дверь, и машину качнуло, когда он выбирался наружу.

Четвертый раз за последние три часа. Даже терпеливый «кентавр» не вынес последних испытаний без последствий для себя и спотыкался при каждом удобном и неудобном случае. Но, во всяком случае, эти остановки вносили разнообразие в наше путешествие. Герайд с Ксенией болтали, на мой взгляд, слишком активно, обсуждая неведомые мне «реверсивные линии Шелота, изменившие ход Посторонних битв», и «сосуд Безгарода как средство затягивания Мостового Узла». Я так понимаю, это что-то из области альтернативной истории, которой, похоже, увлекались они оба.

Я делал вид, что сплю, развалившись на заднем сиденье.

Мы договорились о взаимном одолжении. Они предоставляют мне транспорт, за это я предоставляю им информацию о местонахождении Мертвых Врат. Обычная торговая сделка. В сделку обязательство развлекать друг друга беседами не входило.

Иногда я действительно задремывал, пристроив под голову подаренную куртку. От нее едва уловимо пахло смутно знакомыми благовониями и специями. И оттого в сон назойливо лезли южные ветры, шелест сухого, белоснежного, раскаленного песка и трепет пестрых тканей, пропитанных такими же ароматами…

Где бродил ее бывший, владелец? Тот, кто отныне обречен жить в облике кота до конца своих дней дольше, чем котам отпущено природой, но меньше, чем хотелось бы тем, кто обрек его на подобное заточение. И все эти годы он будет рядом с любимой… Они жили долго и счастливо и умерли в один день. И не понять – то ли радость это, то ли проклятие.

Хлопнула дверь. Двигатель протестующе поворочал и заработал.

– Хорошо бы нам подвернулась автозаправка, – произнес Герайд. – Например, за тем поворотом…

Шутник. Приподняв голову, я обозрел раскинувшиеся до самого горизонта поля и луга, кое-где встрепанные жидкими рощицами, которые постепенно пришли на смену лесам. В стремлении держаться на всякий случай подальше от более-менее крупных городков и оживленных дорог, утыканных маг-радарами, мы предпочли окольный путь. Так что на автозаправку рассчитывать не приходится. Разве что на очередной поселок, коими, как узелками на старой веревке, была в изобилии усеяна выбранная дорога…

– Может, повернем в это вот… Бронь-Пичево, – прочитала Ксения название на карте.

– Вряд ли в такой глуши найдется «саламандрова кровь», которую уважает «кентавр». А даже если и найдется, то вряд ли здесь в качестве оплаты примут кредитные карты банка «Магпром», – резонно заметил Герайд.

– Вряд ли у них тут проживают маги, – вмешался я неожиданно даже для себя. Наверное, слишком надоело просто валяться бессловесным грузом, и захотелось размяться. – Может, они согласятся на натуральный обмен?

Староста задумался, почесывая выпуклую плешь на макушке, украшенную аккуратно завитыми сплошь серебристыми кольцами остатков шевелюры. А вот усы под широким, слегка вздернутым носом топорщились смоляной, серебром едва тронутой, жесткой щеткой.

– Горючка-то у Грима найдется… Он в позатом годе «луну» купил. Да только на наших дорогах она, почитай, за лето развалилась, а горючего для нее запас и остался. Хоть заправку открывай, да только кто к нам сюда поедет… Но Грим у нас скряга, за так даже спичку горелую не отдаст. Три шкуры сдерет. У вас денег много?

Мы переглянулись удрученно. Заикнулись про магическое содействие в повседневных делах. Староста посмотрел на нас с возросшим любопытством, снова поскреб макушку, маясь сомнениями, вздохнул сожалеюще:

– Право, не знаю, чем вам и помочь… Работы для магов у нас нет, пожалуй. Сами справляемся… Ну вот разве что… – Он оживился, воздел вдохновленно палец, испачканный смолой, и глаза его заблестели. – Точно! Если вы нам небольшое содействие окажете, то я, так и быть, уговорю Грима растрясти мошну. Оно и ему на пользу будет. А то заклевала его сестра… – Староста усмехнулся в усы. – А значит, дело такое. Завелась у нас вдруг ведьма. Пакостит помаленьку, то скрадет чего, то порчу наведет. А вот кто такая и откуда вдруг проснулась, никто и не может понять. Особливо достается от нее трем нашим кумушкам… Да, в общем, только им и достается. И поговаривают, что вроде одна из них ведьма и есть, только не сознается. Вот нам бы определить, кто из них ведьма, чтобы остальных утихомирить… А то скоро все волосья друг другу повыдергают, дуры несчастные. И соседям житья никакого от них нету. Вот если вы подсобите в таком деле, то в благодарность я не только горючку у Грима, но и урожай яблок у Федоры для вас испрошу, поскольку достали они всех изрядно…

Опознать ведьму? Да запросто!

– Динка! – Старостинский рык заставил вздрогнуть нас и залиться басовитым лаем собаку под окном – здоровенного курчавого пса мутной породы.

Дверь открылась, пропустив в дом крепенькую русоволосую и светлоглазую девочку лет четырнадцати, в распахнутой куртке, клетчатой мужской рубашке и джинсах. Смотрела девчонка на гостей уверенно и открыто, ничуть не смущаясь, но и без вызова, как свойственно подросткам. Кивнула вежливо и деловито обратилась к старосте:

– Савел хотел ограду до Заливной балки передвинуть. Я не разрешила. Там весной все зальет и ограду смоет. Да и трава там плохая, болотная. Еще баба Паша спрашивала, можно ли капусту в наш погреб перенести, потому что в ее повадилась лазить змеиха. Я сказала, что тебя спрошу, но места у нас там полно. А у Линки корова маститом мается, так она ее прям нам под окна привела…

Все одновременно посмотрели в окна, за которыми и впрямь уже какое-то время слышалось невнятное жалостливое бормотание и позвякивание. Возле старостиного палисадника топталась опечаленная женщина, поглаживающая по черно-белой морде круторогую, упитанную корову. Корова поводила рогами, вздыхала, скорбно глядя на хозяйку, и меланхолично пожевывала засохшие цветы, добытые в палисаднике.

– Ага, – в замешательстве сказал староста. Отмахнулся: – Погоди с делами… Динк, ты проводи… э-э… – Он крепко задумался, как именно нас обозначить, и остановился на нейтральном: – Господ магов до ведьм наших… То есть я хотел сказать, к теткам Аглае, Эвии и Раиде. Скажи, что я велел. Они поймут зачем.

Девчонка кивнула, выпросила минутку и унеслась, запахивая куртку. Через окно я видел, как она разговаривает с владелицей коровы и та отрицательно качает головой, всем своим видом демонстрируя упорство человека, решившего стоять на выбранном месте до самого конца.

– Дочка моя, – с нежностью молвил староста. – Последыщ. Умница, нахвалиться не могу. Вот, видали? – Он указал на полку, прибитую стене, где рядком стояли деревянные блюда, украшенные затейливой резьбой. – Ее работа. И из глины может. И вязать, и шить. А уж какие пироги печет – пальцы заодно отхватишь. И дом весь на ней, и хозяйство… А как скотину и зверье приблудное лечит или там, скажем, пшеницу поднимает! И ведь в охотку все делает. Старшие у меня, два оболтуса, только ее, Динку, и слушают. Да что там свои, чужие, почитай, со всей округи к ней идут то за советом, то за подсказкой… Вот подрастет, жениха ей подыщу получше из агрономов, а помру – ферму ей оставлю. Повезло мне с ней. Как жена померла, так только в Динке вся моя радость…

Умницу Динку «господа маги» и цель их паломничества к домам ведьм не заинтересовали, похоже, вовсе. Выполняя родительскую волю, она вела нас по широкой улице, но мысли ее витали далеко. Видимо, где-то возле измученной маститом коровы и ее упрямой хозяйки. Ксения осталась возле дома старосты, так что в путь отправились мы с Герайдом. Нельзя сказать, что находиться в компании друг друга нас устраивало. Но оба мы чуяли, что надо поговорить. Причем наедине.

– Там, возле Врат… – внезапно, отведя глаза и рассматривая замысловатой формы колодезный журавль, произнес Герайд. – Это ведь тебя они ждали, верно?

– Верно, – сказал я, изучая бешено вертящийся флюгер на крыше дома, мимо которого мы проходили. Холодный, сырой ветер поднялся еще утром, нагоняя тяжелые снежные тучи. Переждав его знобкие объятия, я в свою очередь спросил: – Твой отец знает, где ты?

Герайд жестко усмехнулся:

– Ты не это хотел узнать. Ты хотел узнать, не намерен ли я выдать тебя своему отцу?

– Можно поставить вопрос и так, – согласился я.

– Я подумаю, – отозвался Герайд равнодушно.

– Там, в машине, лежит гобелен. Он принадлежит Магрицу.

– Похитил папино имущество? – Герайд хмыкнул. – Да у тебя призвание…

– Издержки тяжелого детства.

Он вдруг сбавил шаг, резко развернулся и вцепился в меня недобрым взглядом:

– Что там с вами произошло, в этом подземелье?

– Да никак приступ ревности?! – восхитился я.

– К тебе? – Он презрительно скривился. Слишком презрительно, чтобы это выглядело убедительным. Да еще все испортил, сразу же требовательно осведомившись:

– Чем ты заморочил ей голову?

– Личным обаянием. Хочешь знать подробности – у нее спроси.

– Я тебя спрашиваю! Это ты вечно втягиваешь других людей в свои игры!

Я оскалился:

– Вечно? Не слишком ли сильно сказано? Мы знакомы пару дней.

– А то о тебе мало болтают, – с отвращением бросил Герайд. И даже перекривился весь.

– Польщен, – процедил я сквозь зубы, еле сдерживаясь.

Обогнавшая нас Динка остановилась и недоуменно наблюдала, как мы с Герайдом вызверились друг на друга.

– Ты переступаешь через людей, – глухо, не с ненавистью даже, а устало проговорил Герайд. – Тебе все равно, что будет с ними, когда ты закончишь свои игры. Ты знаешь, где сейчас Ромар и чем обернулись для него твои развлечения? У него отобрали стипендию Академии! Чтобы восстановить ее, он вынужден был взять отпуск на год и сейчас работает на Болотах!

– Слушай, ты… – начал было я, но понял, что возразить мне нечего. Хуже того. Мне даже возражать расхотелось. Стало сильно не по себе.

– Это ты слушай!! – Он явно чувствовал, что я заколебался, и нажал: – Мне неинтересно, что вы задумали. Меня не интересуешь ты. Но я буду защищать Ксению!

– Я молчал. Он угрюмо отвернулся:

– Ты хотел знать, не сдам ли я тебя отцу? Не сдам, будь уверен. Пока. Мне не все равно, что будет с Ксенией. Она хочет пройти через Врата. Пока ты можешь ей в этом помочь – ты представляешь ценность большую, чем мои отношения с Семьей.

– Отговори ее, если хочешь ей помочь, – глухо, через силу все же выговорил я.

Герайд отвернулся, разом ссутулившись:

– Она упрямая.

Указав поочередно на три одинаковых с виду стоящих рядком дома, занятая Динка немедленно унеслась прочь, оставив нас самостоятельно пытаться выяснить, что именно должны были понять и как обитательницы этих домов. Как ни странно, но они действительно поняли. Потратив часа три, мы вернулись к дому старосты с головами, совершенно опухшими от бесчисленных страшных историй про снятое или скисшее молоко, про порченую скотину, про ржавые гвозди в супе и ножи под кроватями, про заикание у младшего сына и косоглазие у невестки…

Три относительно еще молодые женщины, троюродные сестры, но похожие друг на друга темпераментом и повадками как близняшки, наперебой делились с нами своими несчастьями, всю вину за которые они беззастенчиво перекладывали на «эту грымзу и ведьму» Аглаю, Эвию или Раиду – в зависимости от того, с кем в данный момент мы общались. Говорили они охотно, эмоционально и в красках расписывая свои злоключения. Приводили несокрушимые доводы чужой вины и жаждали мщения.

И все бы ничего… Да только ни одна из тетушек не была ведьмой. А пакости они друг другу творили из природной вредности да от скуки.

Унылая корова исчезла от дома старосты, зато там скопилось человек двадцать аборигенов, которые с заметным интересом ожидали нашего возвращения. Среди разновозрастной компании особенно выделялся длинный, вислоусый и насупленный мужик, которого мы мельком видели в доме тетки Эвии и который был представлен Гримом непутевым мужем старшей сестры оной тетки.

– Ну как? – жадно спросил кто-то самый нетерпеливый.

– О да! – сказал Герайд неожиданно звучным голосом, заставившим стоявших слишком близко слегка попятиться. – Дело серьезное. Требуется особый ритуал, чтобы распознать и обезвредить злодейку.

Я приподнял бровь, заинтригованный.

– Э! – опасливо возразил другой абориген. – Может, не надо ритуал-то? Все ж тетки безвредные…

– А женщины и не пострадают, – снисходительно заверил Герайд. – Думается мне, что речь тут идет не о ведьмовстве как таковом, а о вселении злобной сущности в одну из бедных женщин. Возможно, она сама даже не подозревает о своем несчастье. Наше дело изгнать его, и тогда пострадавшая вздохнет спокойно…

И мы, важно ступая по плотному, как ковер, почтительному молчанию, прошествовали в жилище старосты. Лишь когда дверь замкнулась, Герайд пробормотал вполголоса:

– Нам ведь все равно надо заправить машину. А они хотят утихомирить этих взбалмошных дам…

В конюшне за домом старосты отыскалась задумчивая Ксения, наблюдавшая, как встрепанная Динка скребет теркой здоровенного вороного коня, который был выше девчонки раза в два, но стоял смирно и блаженно жмурил выкаченный лиловый глаз. В соседнем стойле чалая кобыла ждала своей очереди, иногда пытаясь ревниво дотянуться бархатными губами до девчонки.

– …Раньше они подругами были, – рассказывала Динка, периодически останавливаясь, чтобы смахнуть прилипшую к влажному лбу прядку. – Еще со школы, говорят, дружили. Моя мама с сестрой тети Раиды за одной партой сидела. А тетя Эвия моему отцу троюродная племянница… Сроду за ними никакого колдовства не замечали. А тут вот повелось – что ни день, так новая напасть… Жалко, если кто-то из них и впрямь ведьма.

– Ты плохо относишься к колдовству? – спросила Ксения.

Динка дернула плечом:

– Вовсе нет. Только тогда они уже не помирятся никогда.

Ксения вопросительно оглянулась на нас. Герайд изобразил чудовищную гримасу, долженствующую означать безумную усталость, а затем попросил у «любезной хозяйки» три свежих яйца, белых и желательно одинаковой формы.

«Любезная хозяйка» слегка зарделась и принесла целое лукошко одинаковых крупных и белоснежных яиц, словно выточенных из алебастра.

Примерно через час толпа возле дома старосты выросла раза в четыре, а в конце улицы показались три виновницы торжества в сопровождении родичей. Мне из окна было удобнее всего наблюдать за людьми, перешептывающимися, возбужденными, провожающими каждого посетителя дома жадными взглядами. Староста и двое его великовозрастных сыновей, которых Герайд, взявший на себя руководство процессом, попросил покинуть место таинства, а проще сказать, выйти из комнаты, держались чуть в стороне и напускали на себя загадочность.

– В этом мешке лежат три яйца, – говорил Герайд первой претендентке, вошедшей в комнату, моложавой женщине с розовыми, тугими щеками и блестящими, живыми, как у белки, глазами. Кажется, это ее звали Раида. – Все, как вы можете убедиться, белые. Но если рука ведьмы возьмет одно из них – яйцо сразу же почернеет. Рискнете попробовать?

– А что ж не попробовать, – бойко отозвалась женщина. – От моих рук еще ни одно яйцо не почернело. Вот возьму и всем покажу, что никакая я не ведьма. А ведьма Аглая, которая у меня давеча шторы на окнах так заколдовала, что они на палец короче стали. Или Эвия, которая на днях племяшке моей доброго здоровья пожелала, а на следующий день девчонка-то и затемпературила…

– Берите, – поспешно велел Герайд, протягивая ей мешок.

Женщина уверенно запустила руку, покопалась, выбирая, и вынула ладонь с аккуратно зажатым в ней яйцом. Она смотрела на свою добычу, а поскольку стояла ко мне спиной, заметить быстрое движение все равно бы не успела.

– А… – сдавленно выдохнула пораженная Раида. – Как же это? Да что же это?.. – Она ошарашено рассматривала черную, как уголь, скорлупу вынутого яйца.

– Что ж… – траурным голосом констатировал Герайд. – Вот все и открылось!

– Но я… Я же не… – Женщина растерянно положила черное яйцо на стол, отдернув руки, будто обожглась.

– Вы могли и не знать о своем даре, – пояснил Герайд и продолжил, подпустив в голос вкрадчивости: – Скажите, ведь это вы положили гвоздь в суп, что варила невестка Аглаи?

Несчастная женщина вскинулась, прижимая стиснутые кулаки к груди. Приоткрыла рот, тут же сомкнула губы, опасаясь выпустить наружу рвущиеся слова.

– Не беспокойтесь. – Герайд сочувственно взял ее за локоть. – То, что сейчас открылось, не уйдет за пределы этой комнаты. Никому не нужно знать, кто именно ведьма…

Женщина воспряла на глазах.

– При одном условии, что вы никогда впредь не станете делать ничего подобного. Боритесь со своей темной сущностью. Иначе люди снова станут задавать вопросы.

– Но как же… Может, изгнать как-нибудь?.. Я ж не одолею сама…

– Одолеете! – грозно возразил Герайд, насупив брови. – Изгнать никак нельзя, можно погубить и вас. Но средство для утихомиривания я вам дам. Как только почувствуете, что тянет совершить что-нибудь эдакое вредное, так сразу ложку и хлебните…

Притихшая Раида, сжимая в руках пузырек с настойкой успокоительного пустырника, вышла за дверь. Шум снаружи усилился. Я видел, как женщину окружают многочисленные родственники, от которых она рассеянно отмахивается, поглощенная своими размышлениями, но не уходит, пристроившись неподалеку от подруг по несчастью.

С двумя оставшимися претендентками спектакль с меняющими окраску яйцами был повторен с тем же результатом. Запас настойки пустырника из закромов хозяйственной Динки опустел. Нельзя было не отдать должное выдумке Герайда. Какое бы из яиц ни вынимали женщины, я перекрашивал его в черное, так что все они решили, что являются ведьмами, хотя и не осознавали этого раньше. И теперь наговаривать на бывших подруг не рискнут. Как и рассказывать окружающим о своей тайне. И родственники, и соседи наконец вздохнут спокойно. Ведь нас нанимали не для того, чтобы найти ведьму, а для того, чтобы вернуть тишину утомленным окружающим.

…Радость Грима, получившего обратно родственницу невредимой и присмиревшей, оказалась все-таки не так велика, чтобы выделить нам больше пары канистр «саламандровой крови». Да и то кряхтел и жался он долго, пока довольный староста громогласно не пристыдил его, ссылаясь на данное обещание.

Когда мы возвращались с канистрами к машине, вяло и из последних сил отбиваясь от бесчисленных завлекательных предложений старосты и еще пары селян, увязавшихся за нами «подсобить господам магам», то собравшиеся там люди уже разошлись. На крыльце сидела только сосредоточенная Динка, лечившая дворняге отдавленную в столпотворении лапу. Осторожно пальцами девочка оглаживала заскорузлую от грязи лапу псины, а над ее ладонями клубилось золотистое, подрагивающее марево… Оборванная, невнятная, путаная, но вполне отчетливая вязь исцеляющих чар.

Ведьм в поселке не было. Зато обнаружилась начинающая магиня.

Мы с Герайдом одновременно запнулись и переглянулись.

– Она знает? – тихо спросил Герайд.

– Вряд ли, – покачал я головой. – Смотри, линии плавают… Скорее всего, у нее случайно выходит.

– Надо ей рассказать.

Я поморщился, наблюдая, как девчонка что-то приговаривает терпеливо лежащей дворняге и собака вздергивает уши с висячими кончиками, внимательно прислушиваясь. А потом задал вопрос, который меньше всего ожидал от себя:

– Зачем ей это знать?

– То есть как это – зачем? Она же маг.

– Приглядись повнимательнее – видишь рисунок ее чар?

– Слабенький, конечно… Но она же только начинает.

– Ты знаешь, какой рисунок был у тебя во младенчестве? Эта девчонка станет посредственным магом. Но может остаться здесь, выйти замуж, нарожать детей, унаследовать папину ферму и заниматься тем, что ей, похоже, очень нравится…

Он изучающе посмотрел на меня и спросил:

– Скажи, а ты бы предпочел остаться на своей ферме… или откуда ты там?

Я пропустил подковырку мимо ушей и пожал плечами:

– У меня никогда особого выбора не было. Я рос в семье магов.

– Не увиливай. Предпочел бы?

– Нет, – сквозь зубы признал я, изгоняя из памяти ненужные эмоции ушедшего.

– Тогда почему ты хочешь отобрать у нее шанс?

– А может, это ты хочешь отобрать у нее шанс стать счастливой? – Что я несу?! Почему я спорю о том, что давно решено для меня. Только потому, что тянет возражать Герайду по любому поводу? Или… А вслух я закончил: – Год-два все равно ничего не изменят. Скорее всего, отец пошлет ее учиться в город после школы. Там ей скажут. Тогда она и решит…

Герайд покусал губы, провожая взглядом компанию, увлеченно тащившую заработанные нами канистры и, похоже, забывшую об их новых владельцах. Я невольно представил, как обвисают встопорщенные усы старосты, когда он услышит эту новость. В немагических семьях, случается, рождаются маги. И обычно это радость для всех. Но отчего-то мне кажется, что староста не обрадуется… А Динка? Что я знаю о ней, чтобы решать ее судьбу? Тем более что для меня решение данного вопроса однозначно.

Вспомнилось и лицо Ксении. «Я хочу избавиться от того, что мне действительно не нужно…»

…– Ксюш, а ты бы согласилась провести всю свою жизнь в глуши, например на ферме?

Прежде чем ответить, Ксения обернулась ко мне и одарила долгим укоризненным взглядом, который я встретил с самым безмятежным видом, и демонстративно пожал плечами. Ничьих тайн я не выдавал. Герайд случайно набрел на дилемму и теперь катает ее как котенок клубок, все больше запутываясь.

– Именно на ферме? – переспросила Ксения после паузы. – Думаешь, наше будущее так перспективно?

– Да нет. – Герайд слегка раздосадовано скривился. – Ты бы хотела никогда не узнать, что родилась магом?

– Ах вот ты о чем… – Теперь взгляд Ксении, брошенный мою сторону, был рассерженным. Кажется, она всерьез подозревала меня. Но ответила сдержанно: – Так неправильно ставить вопрос. Можно быть счастливым в глуши на ферме. А можно и не быть. И от наличия магического дара это никак не зависит.

– Ты хочешь сказать, что даже маг на ферме может быть счастлив?

– На ферме… В городе. С семьей. С любимой работой… Люди странные существа. Никогда не знаешь, чего они хотят от жизни…

Когда-то в Белых пределах…

Макс валялся на спине, заложив руки за голову и терзая зубами сухую былинку. Кончик стебелька вздрагивал метелкой, усыпанной семенами.

– …Понимаешь, – травинка шевельнулась, – я даже не знаю, как это описать. Я рядом с ней счастлив дальше некуда. Даже страшно становится.

– Отчего же страшно? – Рора краем глаза наблюдала за движением бестолковой травинки в изгибе таких знакомых губ.

– Боюсь, что она исчезнет, – сознался Макс, перекатываясь на бок и глядя на девушку расширившимися глазами. В них и впрямь встрепенулось беспокойство. – Не могу понять, что со мной. Когда она близко, мне хочется веселиться, кувыркаться, делать глупости…

– Все влюбленные такие же, – слегка принужденно пожала плечами Рора, отводя взгляд. Над головой плыли облака – пухлые, самодовольные, безразличные. По земле за ними бежали зыбкие тени.

– Наверное… – согласился задумчиво Макс.

– Кому знать, как не тебе. Ты ж у нас известный покоритель сердец во всей школе.

Макс помолчал, мимолетно поморщившись. Измятая травинка, прощально взмахнув кисточкой, улетела в кусты.

– Оказалось, что я ничего и не знаю… Ничего подобного со мной еще ни разу не было.

Он не заметил, как напряглась сидевшая рядом Рора. И спросила как можно небрежнее:

– А разве, когда мы с тобой встречались…

Макс встрепенулся, потянулся и обхватил девушку за талию:

– Pop, ну мы же совсем детьми были тогда! Ты мой самый старый и лучший друг еще со страшно подумать каких времен! – Он смеялся. – Ты самая замечательная, самая красивая…

– Конечно. – Рора улыбнулась в ответ, но в глазах ее стыл ледок. – Разве она такая же красивая, как и я?

– Да ты что, ревнуешь? – поразился Макс, уставившись на девушку во все глаза. – К другим ты не ревновала!

– Вот еще! – Рора уязвленно повела точеным плечом. – Просто не понимаю, чем она тебя так заворожила. Она же обыкновенная. Даже не особенно красивая.

– Ну ты неправа, – покачал головой Макс. – Она красивая. Она умная, она… Даже не знаю, как объяснить. Я ж говорил, что рядом с ней хочется смеяться до упаду. Рядом с ней светло и легко. Она как солнце! Я с ней как безумный. А когда она уходит, мне становится тоскливо и жутко…

– Тебе не кажется это странным? – Словно бес уселся на кончик языка Роры.

– Почему – странным?

– Ну она не такая уж красавица, а ты как привороженный носишься за ней. Будто влюбленный щенок, только что слюни не текут.

– Я счастлив, – буркнул озадаченный Макс.

– Ты знаешь, говорят, будто она ведьма.

– Что?

– Даже ее мать сошла с ума, когда узнала об этом.

– Погоди… что ты такое говоришь?

– То, что слышал.

Макс сел прямо. Лицо его, словно тенями от облаков, накрыло серым.

– Ты… ты хочешь сказать… хочешь сказать, что она заколдовала меня?

– Ну… – Рора вдруг ощутила, что перегнула палку, но сразу отступить не смогла. – Ведьмы не умеют колдовать. Но присушить могут…

Макс почернел, вскочив на ноги. Только что смешливый и беспечный, он вдруг стал темен и опасен, как пыльный смерч, несущий в сердцевине колючие разряды. Рора, растерявшись, смотрела на него снизу вверх.

– Я позвоню, – бросил Макс и, резко развернувшись, зашагал прочь.

Вечером зазвонил телефон. Звонок был не первым за день и звучал обычно, но Рора дернулась, словно ее прошило током. В переливах мелодии ей слышалось отчаяние.

– …Не понимаю, кто ему наговорил таких гадостей! – Подруга не плакала, но голос ее был ломким, неровным. – Как он мог подумать, что я… что я так с ним поступила? Как же он мог подумать…

Рора прижимала потную трубку к уху. Кончики пальцев, сжимающие скользкую пластмассу, похолодели. Теперь она уже искренне сожалела о том, что натворила, поддавшись минутной зависти.

– Ну не переживай так! – бормотала она, вслушиваясь в оцепенелую паузу на другом конце линии. – Он передумает. Или появится другой… Да что он тебе, этот Макс? Ну всем известно, что он бабник.

Только колкое потрескивание эфира.