После завоевания Израиля ассирийцами в 722 г. до н. э. десять северных племен были угнаны в плен, а два южных племени в 586 г. до н. э. были уведены в плен вавилонянами. После возвращения из плена южане, начавшие строить храм, стали упрекать жителей севера в том, что они происходят от смешения оставшихся в стране евреев с ассирийскими колонистами и, следовательно, не могут больше считаться истинными сынами Израиля. Самаритяне, напротив, утверждали, что только они настоящие потомки патриархов86. Они избрали своего собственного первосвященника, отвергли Иерусалимский храм и его обряды и одно Пятикнижие признавали словом божиим.
      Ненависть иудеев к самаритянам известна хотя бы из притчи Иисуса о милосердном самаритянине87. Эта ненависть и по сей день живуча, как тысячелетия назад. Сегодня община самаритян, которая сохранила в чистоте свою кровь и свою веру и которую не могли уничтожить ни иудеи, ни крестоносцы, ни арабы, насчитывает всего сто пятьдесят человек. Они живут в Наблусе, в древнем Сихеме. Их величайшее сокровище - свиток Торы. Самаритяне хранят его в своей синагоге в серебряной скинии и охотно показывают чужеземцам. Они рассказывают, что их Тора написана самим Аароном. Но некоторые ученые, видевшие свиток, относят его к XI в. н. э., хотя другие считают, что она древнее всех масоретских рукописей. Во всяком случае, так называемый "Кодекс самаританус", который даже если и был переписан на новый свиток, то с более древних рукописей аналогичного содержания, стал известен в Европе в копии довольно поздно. Вокруг "Кодекса" разгорелся спор между теологами, который в конечном итоге разрешился в пользу масоретского текста. Наши находки заставляют пересмотреть это предвзятое, прочно укоренившееся мнение. Из шести тысяч отклонений Самаритянского кодекса от канона большая часть, совсем как в наших свитках, относится к области орфографии или синтаксиса. Некоторые отклонения порождены спецификой самаритянского догмата, следовательно, их нельзя считать изначальными. Но зато Самаритянский кодекс имеет тысячу девятьсот разночтений с масорой, общих с Септуагинтой. В свете наших новых исследований это позволяет сделать вывод, что Самаритянский кодекс восходит к неискаженной домасоретской традиции, тем более что фрагменты Пятикнижия из 4-й пещеры, написанные палеоеврейским письмом, по всем решающим пунктам совпадают с Самаритянским кодексом. Все эти соображения изложены в статье, подготовленной Скеханом для "Journal of Biblical Literature".
      - Наши находки фрагментарны,- задумчиво произнес после длительной паузы патер де Во.- И столь же неполны, несмотря на неслыханное богатство найденного материала, наши познания.
      Но уже ясно, что люди Кумрана, которым эти рукописи принадлежали и которые их, очевидно, переписывали, не располагали, выражаясь нашим языком, стандартным изданием Библии. Оно фактически было создано только позднее стараниями Ямнийского синедриона и масоретов. Люди Кумрана держали себя независимо, на удивление независимо, если учесть консерватизм иудеев. Они не следовали никакой определенной рукописной традиции и были до известной степени эклектиками, которые по собственному разумению брали из имевшегося наследия только то, что казалось им правильным. При этом разные писцы нередко принимали разные решения, так как имеющиеся в нескольких экземплярах свитки одних и тех же библейских произведений отнюдь не совпадают между собой. Не можете ли вы, профессор Кросс, подтвердить и дополнить мое сообщение?
      - С удовольствием. В подтверждение скажу, что все именно так, как вы сообщили. Теперь дополнение: в общем и целом мы располагаем четырьмя изложениями священного текста. Первая редакция соответствует тому, что в качестве масоретского текста стало впоследствии еврейским стандартом. Вторая соответствует оригиналу, с которого был сделан греческий перевод,- Септуагинта. Третья, ограничивающаяся Пятикнижием, соответствует Самаритянскому кодексу и, наконец, четвертую редакцию, не совпадающую ни с одним из имеющихся известных текстов, мы встречаем в рукописях Кумрана. Я не хотел бы отнести это явление, во всяком случае целиком и полностью, за счет неизвестного оригинала. Оно, скорее, объясняется некоторой свободой, которая была дана людям Кумрана или которую они себе присвоили при обращении с текстами. Может быть, вы сумеете нам объяснить это, аббат? Ведь вы занимались обработкой литературы общины?
      - В самых общих чертах,- ответил Милик.- Во-первых, причиной этого явления могло быть то, что канон, т. е. точное содержание книг Ветхого завета, в то время еще не сложился окончательно. Его границы были подвижны. Доказывается это вот чем. В Кумране найдены комментарии лишь к библейским книгам, но есть и одно исключение из этого правила фрагмент из 4-й пещеры. К какой книге относился этот комментарий, мы еще не знаем88. Во всяком случае сейчас ее нельзя отнести к ветхозаветному канону. Без сомнения, она близка к книге Еноха, этому апокалипсису II в. до н. э., которая впоследствии также не вошла в канон. В то время когда здесь обитала наша секта, разгорелись бурные теологические споры о составе канона, которые разрешились только тогда, когда Ямнийский синедрион сказал последнее и решающее слово. Конечно, люди Кумрана не высказывали своего мнения в этом споре, так как считали, что живут в мире, движущемся к своей гибели, и видели свое назначение в благочестии, а не в догматике и филологии. Еще одно немаловажное обстоятельство: до сих пор мы всегда, или почти всегда, говорили о Ветхом завете, забывая о том, что община Кумрана располагала и Новым заветом. Ведь община считала себя новым союзом бога с людьми, а этот новый союз добавил,- подчеркиваю, к не установившемуся еще канону,- тексты, которые были у общины в таком же почете, что и Ветхий завет. Кто же, собственно, были люди Кумрана, во что они верили, как жили,- объяснить это - наша первоочередная задача, господа. Пора вам, патер де Во, продолжить раскопки в древних развалинах там внизу.
      - Уже готовимся, друг мой,- усмехнулся патер де Во, поглаживая свою седую бороду.
      Глава 12
      Там, где Вади-Кумран пробивается сквозь скалы перед тем как пробежать последние 1300 метров до Мертвого моря, на выступе скалы, подобно бастиону, выдвинувшемуся в прибрежную равнину, на высоте 60 метров есть место, которое бедуины называют "Хирбет-Кумран". Слово "Хирбет" означает "каменные развалины".
      Развалины эти раскинулись на полпути между морем и пещерами, которые тянутся над ними в направлении на северо-северо-запад на высоте ста пятидесяти - двухсот метров.
      В продолжение столетий или даже тысячелетии раскаленное солнце пустыни сушило эти остатки прежнего человеческого поселения, песчаные бури сглаживали его контуры, редкие, по сильные ливни вымывали камни и скатывали их в пропасть. То, что осталось, представляет собой нечто настолько бесформенное, что если бы не арабское название, иной путешественник не узнал бы в нем человеческого жилья.
      Когда Хардинг и патер де Во впервые посетили 1-ю пещеру, у них, естественно, возник вопрос, не было ли в древности поблизости какого-либо поселения или дома (возможность жизни только в пещерах они в то время исключали). Их ищущий взгляд остановился на развалинах Хирбет-Кумрана, безмолвно лежавших перед ними и даже при внимательном осмотре ничем не выдававших своего прошлого. Вернувшись в музей и институт, оба ученых независимо друг от друга тщательно просмотрели обширную литературу о Палестине в поисках сообщений о Кумране вообще и об этих развалинах, в частности.
      Вот в общих чертах результаты их поисков (о них подробно рассказывается у Бардтке).
      Иосиф Флавий знал побережье Мертвого моря, знал он, вероятно, и Кумран, еще обитаемый в его время или только что покинутый, но ничего о нем не сообщает. Плиний также бывал у Мертвого моря в составе свиты Веспасиана и скорее всего посещал и Кумран, но подробных сведений мы у него не находим. Начиная с IV в. началось паломничество в Палестину, однако вряд ли можно предположить, что оно затрагивало область Кумрана. Традиционный путь паломников вел из Иерусалима в Иерихон, а из Иерихона к предполагаемому месту крещения Иисуса. Если у паломников возникало желание увидеть Мертвое море, они, вероятно, обозревали ого с северной возвышенности у устья Иордана, так как никакие религиозные мотивы не побуждали их пересекать пустынную и скалистую местность. После первого Крестового похода в 1138 г. армия франков пересекла перевал Рас-Фешха. Этот же путь избирало большинство ученых, путешествовавших с научной целью в более позднее время, например Пококе в начале и Хассельквист в середине XVIII в. Они, очевидно, посетили и Кумран, но никаких описаний не оставили. В 1806 г. там побывал Зееце. К сожалению, он интересовался только геологией и ботаникой, и его заметки об этой местности носят односторонний характер. В 1817 г. в Кумране побывал француз граф Форбэн. Он осматривал гору Небо, искал развалины Содома и Гоморры, но увидел лишь "остатки стен, башни и нескольких колонн". Это первое в литературе описание развалин. В 1838 г. американский профессор теологии Робинсон сообщил в своем дневнике, что обнаружил в Кумране "фундаментальные стены небольшой четырехугольной башни и другие строения поменьше, о которых мы не можем сказать, насколько они древние. Мы здесь останавливались на тридцать пять минут и нашли, что жара почти невыносима". Двенадцать лет спустя француз де Сольси, посетивший развалины, совершил отважный этимологический скачок (теоретически вполне возможный) от Кумрана к Гоморре и объявил в печати, что он открыл Гоморру. Рукоплесканий он себе этим не снискал.
      Более серьезным оказался его соотечественник Рей, осмотревший Кумран во время путешествия по Мертвому морю в 1858 г. Он описал спуск по Вади-Кумрану и террасе. Терраса была усеяна глиняными черепками, а остатки стен образовывали живописные руины. Неподалеку от них он заметил скопление небольших куч камней, которые принял за погребения, причем верховный шейх подтвердил его догадку. Захоронения были ориентированы не с запада на восток, а с севера на юг, поэтому они не могли быть ни арабскими, ни христианскими. Рей насчитал до восьмисот погребений, но предположил, что значительная часть кладбища погибла вследствие обвалов. По дороге к Рас-Фешхе, расположенной ниже Хирбета, он нашел в двух местах остатки стен, поднимавшихся слева от него, то есть со стороны моря.
      В 1873 г. французский археолог Клермон-Ганно исследовал одно из погребений, но не сделал никаких выводов. В 1874 г. Дрейк нашел на террасе стершуюся медную монету, вероятно еврейскую. В 1903 г. Мастерман раскопал древний водопровод, ведший к Хирбет-Кумрану, но не смог объяснить его назначения и предположил, что эта часть северо-западного побережья Мертвого моря раньше, вероятно, была заселена значительно плотнее, чем теперь. В 1911 г. француз патер Абель издал книгу о своих путешествиях к Мертвому морю и высказал гипотезу, что развалины относились к домусульманскому периоду. Наконец, Густав Дальман написал о "таинственном Хирбет-Кумране", что он уже в силу своего расположения "на высоте шестидесяти метров... представляя собой как бы полуостров, связанный с горным массивом лишь узким перешейком, исключительно подходит для крепости. По короткому перешейку, сужающемуся до двенадцати метров, можно с запада пройти на площадку длиной (с севера на юг) двести тридцать и шириной шестьдесят четыре метра, с трех сторон окруженную крутыми обрывами". Кроме осевших могил, Дальман описал развалины "четырехугольного строения, похожего на крепость, размерами 34,45 на 45,80 метра... перед которым с западной и с южной сторон были воздвигнуты два длинных сводчатых строения" и водопровод. Для сбора воды, вероятно, служил пруд к югу от крепости. Дальман отнес это поселение или крепость к римскому периоду, хотя не смог объяснить происхождения кладбища, слишком большого для маленького римского гарнизона. Настоящего археологического исследования Дальман также не провел.
      Его сообщение, опубликованное в "Палестинском ежегоднике" за 1914 г., почти не было замечено в сумятице войны и послевоенного времени. И когда значительно позже Мартин Нот высказал предположение, что Кумран и был тем "Соляным городом", который упоминается в книге Иисуса Навина 15, 62, то, хотя многое говорило в пользу такого предположения, оно так и осталось лишь привлекательной, но недоказанной гипотезой.
      Хирбет-Кумран снова погрузился в свой двухтысячелетний сон, который не могли прервать немногочисленные посетители, пока в апреле 1947 г. два мальчика-бедуина не бросили в пещеру камень, заставивший развалины заговорить.
      Первые раскопки в Хирбет-Кумране проводились с 24 ноября по 12 декабря 1951 г. Людям несведущим здесь, пожалуй, необходимо кое-что разъяснить (специалист же ничего не потеряет, если пропустит следующие три абзаца).
      Раскопки и другие археологические работы зависят не только от намерений, доброй воли и наличия времени у самих археологов, но и от многих других обстоятельств. Во-первых, необходимо разрешение административных органов государства, на территории которого ведутся работы. В данном случае это условие было выполнено, так как правительство Иордании с самого начала проявляло большой интерес ко всем вопросам, связанным с Кумраном, и понимало необходимость систематических раскопок.
      Во-вторых, нужны денежные средства, потому что археологические раскопки - это совсем не то же самое, что вспашка поля или вскапывание сада. Правда, это азбучная премудрость, но именно об азбучных истинах люди обычно не имеют представления. Для проведения археологических раскопок правительство страны, где они намечаются, приглашает специалистов, размещает, содержит и оплачивает их. Это же правительство обеспечивает необходимые инструменты и прочие технические вспомогательные средства. Оно же набирает и оплачивает рабочих для земляных работ. Значит, необходимые средства должно было предоставить небогатое правительство Иордании. А так как Хардинг уже эксплуатировал его сверх всякой меры, чтобы спасти рукописи, оно могло отпустить на раскопки лишь незначительную сумму.
      В-третьих, раскопки могут производиться лишь тогда, когда это позволяет климат страны. Климат в районе Мертвого моря один из худших и наиболее невыносимых во всем мире, и физическое напряжение, которое в равной мере падает и на рабочих-землекопов и на ученых, производящих проверку и отбор находок, там можно вынести лишь в течение нескольких недель в году.
      Если принять во внимание все эти ограничения, из которых то одно, то другое оказывалось наиболее важным, то станет понятным, почему за шесть лет - с 1951 но 1956 г.- раскопки в Кумране велись только в продолжение двухсот тридцати дней. Это мало, если думать только о том, что шесть лет насчитывают 2191 день, но достаточно, если ясно представить себе все трудности, с которыми сопряжены раскопки.
      Первая экспедиция имела в своем распоряжении лишь две с половиной недели (причем в особенно неблагоприятное время года) и всего пятнадцать рабочих, но и задание ей было дано довольно скромное, как бы подготовительного характера: раскопать главное помещение и по крайней мере с двух сторон обнажить его фундамент; вскрыть несколько погребений на кладбище и отыскать в них материал, который мог бы служить отправной точкой для датировки могил или даже дать точные сведения о тех, кто здесь похоронен.
      Но мертвые молчали. В могилах не было ни гробов, ни каких-либо предметов, какие в древности обычно клали в могилы: сосудов, оружия или украшений. Скелеты лежали на спине, головой к югу, следовательно, смотрели на север, их руки были сложены вдоль тела, или чаще скрещены на бедрах. По мнению специалистов, это были скелеты мужчин, большей частью в возрасте от тридцати до сорока лет. Но нет правил без исключений: один скелет лежал головой к северу, а другой - на боку, лицом к востоку.
      Все могилы были одного типа: прямоугольная яма глубиной от полутора до двух метров с выровненными стенками, с боковым углублением обязательно немного ниже дна ямы. Такое углубление археологи называют подбоем89. Его прикрывали широкие кирпичи (размером сорок на тридцать на десять сантиметров) или камни соответствующей величины.
      Эти находки не давали оснований для каких-либо выводов. Такими же безрезультатными оказались сначала и раскопки главного здания, каменная кладка которого относилась, по-видимому, ко времени Ирода, хотя часть ее можно было датировать более ранним, а часть - более поздним периодами. Процесс выветривания зашел здесь настолько далеко, что при первом, поверхностном обследовании нельзя было сказать ничего более точного.
      Больший интерес представляла горсть хорошо сохранившихся монет, относившихся к периоду от начала христианской эры и до первого иудейского восстания против Рима. Эта находка значительно сближала хронологически развалины с предполагаемым возрастом найденных в пещерах рукописей, хотя полного совпадения во времени еще нельзя было установить.
      Когда в полу одного из помещений главного здания наудачу стали пробивать отверстие, внезапно раздался звук, заставивший рабочих отбросить кирку. Пришлось действовать шпателем и руками, и с их помощью из-под пола извлекли (помимо песка, камней и земли) почти неповрежденный сосуд такой же формы и из той же глины, что и большие сосуды с рукописями, найденные в 1-й пещере.
      Тем самым было, казалось, доказано, что между 1-й и остальными пещерами, с одной стороны, и развалинами Хирбет-Кумрана - с другой, существует какая-то связь, правда, пока еще неясная и непонятная. Quod erat demonstrandum90, потому что именно это предполагали патер де Во и Джеральд Ланкестер Хардинг.
      Следующая экспедиция, самая продолжительная из всех пяти, длилась с 9 февраля по 24 апреля 1953 г. Руководителями ее снова были Хардинг и де Во, ассистентами - аббат Милик и патер дю Бюи, профессор библейской географии в Археологической школе.
      На этот раз (так же как впоследствии в третьей и четвертой экспедициях) в распоряжении археологов находилось больше пятидесяти рабочих. Третья часть рабочих была набрана в деревне Сильван под Иерусалимом. Ее жители уже в течение ряда лет помогали патеру де Во при раскопках и приобрели большой практический опыт; остальные, да иначе и быть не могло, принадлежали к племени таамире.
      Первая неделя ушла на прокладку дороги от береговой долины к террасе Хирбет. Это давало возможность разбить лагерь для ученых и их помощников у самых развалин, а главное - доставить к месту раскопок машины: тракторы, экскаваторы, грузовики и т. д. Только при их помощи можно было быстро, с наибольшей экономией рабочей силы сбросить в соседние овраги огромное количество камней, песка и мусора, покрывших развалины за две тысячи лет.
      Небольшая группа археологов под руководством Анри де Контансона снова занялась обследованием кладбища и вскрыла восемь могил, получивших номера 12-19. Первые четыре являли уже знакомую картину, если не считать того, что скелеты в них сильно пострадали от времени. Могила 16-я преподнесла неожиданность: хотя она по размерам не отличалась от других захоронений, в ней лежали два скелета мужчин, примерно тридцатилетнего возраста, тесно прижатые один к другому. Это задало загадку, которая до сих пор не решена. После этих пробных раскопок археологи перешли к западному краю кладбища, где рядом находились три могилы, отличавшиеся от остальных тем, что они были обложены камнями. Судя по остаткам дерева и коричневатым полосам в глинистой почве, трупы лежали в гробах. Но и здесь никаких предметов не было обнаружено.
      Само собой разумеется, основные работы производились в здании, которое могло больше всего рассказать о людях, когда-то живших здесь. Во время экспедиции 1951 г. были раскопаны юго-западный и северо-восточный углы строения. Теперь достаточно было убрать мусор, заполнявший прямоугольник, который они образовывали, чтобы получить представление об общих очертаниях здания.
      Это был огромный прямоугольник, направленный с северо-запада на юго-восток. Его длинные стороны имели протяженность тридцать семь метров, а короткие - тридцать. Только юго-восточный угол, где здание, казалось, имело продолжение, оставался невыясненным.
      Таким образом, это было строение огромных размеров, слишком большое для частного дома, по крайней мере, в этой местности между пустыней и Мертвым морем.
      - Значит,- сказал однажды патер де Во,- будем копать дальше, освободим внутреннюю часть постройки и раскроем простенки, которые теперь видны лишь частично. Осторожнее, друзья мои! Ни в коем случае но сбрасывать камни и песок сразу в долину!
      - Почему, патер? Вы предполагаете, что и здесь могут быть остатки рукописей?
      - Едва ли, хотя в археологии нет ничего невозможного. Но я прошу соблюдать осторожность совсем по другим причинам. В спешке, например, нетрудно спутать обломок стены с камнем, свалившимся с утеса; выбросить вместе с галькой монету, которая могла бы стать для нас важной путеводной нитью, или какой-нибудь предмет домашней утвари, который, несмотря на мизерные размеры, сообщил бы нам о жителях этого дома больше, чем все стены, вместе взятые. Итак, осторожность! Будьте внимательны, друзья мои, и зорко следите за руками рабочих. Не все они обладают опытом раскопок и умеют замечать мелочи, которые подчас играют решающую роль. Еще и еще раз - осторожность! Такой дом строился скорее всего на века и жило в нем, вероятно, не одно поколение людей. Может быть, мы найдем здесь слои, соответствующие различным периодам постройки и обитания.
      Вскоре были освобождены все капитальные стены, а в палатке собралось большое количество мелких находок, ожидавших классификации. Теперь археологи могли передвигаться из одного помещения в другое, размышляя об их первоначальном назначении. К счастью, у археолога совсем иной глаз, чем у человека непосвященного, который заметил бы здесь лишь остатки стен высотой в несколько дюймов и почувствовал бы себя, как в лабиринте. Профессия научила археологов видеть на месте развалин нетронутые временем оштукатуренные или покрытые росписью стены и потолки комнат и залов, а над ними крыши. Они уже выяснили, что три периода строительства и обитания отложили в гравии террасы три слоя (причем первым был назван не верхний слой, открытый вначале, а самый нижний).
      Северо-западный угол строения занимала башня, остатки которой бросались в глаза еще путешественникам прошлого века. Это было огромное, массивное сооружение со стенами толщиной в полтора метра (они были укреплены во II периоде подсыпкой камней высотой в четыре метра, толщиной от полутора до трех метров). Даже сейчас от башни сохранились два этажа, хотя и сильно разрушенные. Башня имела в длину тринадцать метров, в ширину десять и делилась на три помещения. В нижнем этаже они соединялись дверьми, но ни наружной двери, ни окон в них не было. В одной из комнат были прорезаны два узких отверстия, похожих на смотровые щели, в другой возвышалось нечто среднее между столбом и колонной, вокруг которого (или которой) вилась ведшая в верхний этаж лестница, по-видимому, деревянная, так как от нее не осталось ни малейшего следа. В верхнем этаже место окон также занимали узкие щели, но дверь, вероятно, была. Она находилась в южной стене, следовательно, вела внутрь главного здания.
      Когда в 1955 г. лейпцигский профессор Бардтке посетил Кумран, в его памяти сразу всплыло старинное описание путешествия 1664 г. Правда, в нем речь шла о монастыре близ Каира, но тем не менее оно mutatis mutandis91 подходило и к этому странному поселению у Мертвого моря. "В центре монастыря,- рассказывает путешественник,- расположена четырехугольная башня с очень толстыми каменными стенами... В этой башне монахи хранят боеприпасы, продовольствие и наиболее ценные вещи и сами укрываются там, когда им грозит нападение разбойников-арабов. Тогда монахи поднимают подъемный мост и отгоняют их камнями".
      Назначение этой башни было очевидным: сторожевой пост для наблюдения за приближающимися к дому людьми, особенно врагами, и прибежище в случае необходимости. Оборонительное назначение башни явствовало и из того, что с главным зданием она была связана только наружной стеной и представляла собой обособленное строение, отделенное дворами от соседних частей комплекса.
      К востоку от башни находилось длинное помещение, в котором, судя по нескольким очагам, помещались кухня и кладовые. Из нее одна дверь вела в северо-восточную часть комплекса, а другая - на юг, в большой центральный двор. К югу от башни находился юго-западный комплекс почти квадратной формы. Каждая его сторона имела в длину около шестнадцати метров. Внутри него был небольшой двор, из которого лестница вела в верхний этаж. За двором были расположены три помещения: в одном из них (разделенном во II периоде стеной на две комнаты) сохранился четкий отпечаток пальмового ствола, который, вероятно, поддерживал потолок. Здесь двумя годами раньше под покрытым галькой полом был обнаружен кувшин, оказавшийся лучшим ориентиром, какой только можно себе пожелать.
      Юго-западный комплекс заканчивался выходившей в большой внутренний двор комнатой без окон (если только их не было в обвалившейся стене). Одна ее дверь, узкая, выходила на север (во II периоде она была замурована), а другая вела во дворик с лестницей. Это помещение шириной четыре, а длиной шестнадцать метров, т. е. площадью шестьдесят четыре квадратных метра, вполне заслуживает названия зала.
      - Удивительно,- сказал патер де Во,- и Дальман предполагал, что здесь находилась римская крепость? Быть этого не может. Но это, конечно, и не обычный дом. Скорее всего это была своего рода обитель, предназначавшаяся для множества людей, живших вместе. Вот только келий нет. Но мы, вероятно, их еще найдем. Мне кажется, что это длинное, узкое, как полотенце, помещение служило трапезной. К сожалению, доказательств этого еще нет. Но ведь мы убрали далеко не весь мусор, значит, рано отчаиваться.
      Найти доказательства, однако, было не так просто. Верхний слой (разумеется, после расчистки естественного мусора) представлял собой черную полосу - остаток пожара! Такая же черная полоса сохранилась в фундаменте между слоями II и I. Химики из лаборатории музея сразу выявили следы сгоревших пальмовых листьев и камыша. Таким образом, налицо было очевидное свидетельство того, что огонь дважды уничтожал здание.
      Прежде чем мусор разгребали лопатой, его лихорадочно перебирали руками. Непосредственно под слоем пепла II периода были обнаружены предметы, упавшие с верхнего этажа при обвале здания. Это были очень странные предметы: кирпичи, покрытые тщательно отполированным гипсом, множество загадочных обломков, по которым нельзя было определить, чем они служили когда-то. Ученые выдвигали всевозможные гипотезы. В конце концов все найденные куски завернули в холстину, ее снаружи покрыли клеем, чтобы ничего не повредить при перевозке, и отправили эти удивительные находки в Иерусалимский музей. Пусть над ними ломают себе головы реставраторы, здесь, в Кумране, достаточно других дел...
      Как ни изощрялись реставраторы, сначала у них ничего не получалось. Наконец, один кусок подошел к какому-то другому, а к этим двум - еще один. Прекрасно! Из трех маленьких кусков составился один крупный. Тут подходили друг к другу два куска, а там, смотришь, даже пять. Наконец, один уголок склеенного "нечто" совпал с изломом первого куска - и все это стало столом очень странной формы, узким, высотой всего полметра и длиной пять. А оставшиеся куски, очевидно, принадлежали аналогичному, но более короткому столу. Как к школьным партам, к столам были прикреплены скамейки. По их спинкам было видно, что они в свою очередь прикреплялись к стене.
      Низкие скамьи со спинками могли стоять в трапезной. А столы? Они были слишком узки, чтобы служить для еды. Кроме того, неужели трапезная находилась в верхнем этаже? Ведь, чтобы добраться до нее, надо было сначала пересечь большой двор к югу от башни, затем маленький внутренний двор и подняться по лестнице! Так еда остынет раньше, чем ее принесут! Или жители Кумрана ели все в сыром виде? И к чему скамейки, прикрепленные и к столам, и к стенам? Загадка за загадкой!
      После реставрации еще оставались куски гипса. Из них собрали низкую платформу, состоявшую из двух частей, в каждой из которых было чашеобразное углубление. Это показалось еще более странным, еще более загадочным.
      К счастью, археологи в Кумране не бездействовали. Они нашли три небольших сосуда, два в мусоре верхнего зала - один из бронзы имел в высоту четыре сантиметра, другой, терракотовый,- пять,- а неподалеку от них третий, тоже терракотовый, высотой пять с половиной сантиметров. Эти сосуды представляли собой точное подобие чернильниц римской эпохи, какие уже были известны по раскопкам в Египте и в Италии. В одном из них сохранились высохшие чернила. Химики установили, что это чернила органического происхождения; такими же чернилами были написаны рукописи, найденные в пещерах.
      - Значит, зал служил скрипторием! - воскликнул патер до Во.- В этом помещении переписывались рукописи, найденные нами в пещерах, причем писцы, конечно, не сидели за столами, а по восточному обычаю писали, сидя на корточках. Загадочная платформа служила либо для предписанных ритуальных омовений, либо просто для мытья рук, без которого нельзя обойтись, когда имеешь дело с чернилами и весьма ценными оригиналами!
      - Совершенно с вами согласен. Но для чего же тогда служило такое же помещение в нижнем этаже?
      Патер пожал плечами.
      - На этот вопрос пока что трудно ответить с уверенностью. При наших отрывочных знаниях нельзя объяснить назначение круглой глиняной рамы из нижнего слоя и относящегося к нему же водостока. Скорее всего здесь находилась какая-нибудь мастерская. Может быть, для подготовки кожи для рукописей!
      - Едва ли. До обработки кожа имеет очень неприятный запах, патер! Кроме того, ее надо размягчить и отбить молотком. Обе эти процедуры мешали бы той работе, которая, вероятно, выполнялась на втором этаже.
      - Non liquet92, мой дорогой. Будем радоваться тому, что нашли решение вопроса в принципе, а частности отложим на будущее или вовсе откажемся от попыток понять их. Мы вынуждены, нравится это нам или нет, довольствоваться обрывками как при расшифровке рукописей, так и при исследовании этого своеобразного дома.
      Еще не были выявлены очертания построек, замыкавших центральный двор с юга, и, как ни странно, археологи не могли отыскать мощную наружную стену, о существовании которой они догадывались. Большой интерес представлял маленький дворик с несколькими большими цистернами, в одной из которых лежал неповрежденный кувшин. На нем крупными красными буквами было выведено по-еврейски имя владельца Иоханан Младший.